Семя порчи

Этот сон отличался от предыдущих, но на этот раз у нее возникло немало сомнений по поводу отсутствия всякой реальности происходящего. Уж слишком быстро билось ее сердце, уж слишком отчётливыми представали перед ее взором образы, а запах — спёртым. Она обнаружила себя в окружении пирамидальных строений, обнажённая и лежащая на прохладном гладком камне. Руки в форме треугольника сложены на животе, ноги сведены вместе. Глаза смотрели ввысь, сосредоточившись на занимающей полнеба кровавой луне, испещренной глубокими кратерами. Вершины пирамид соединялись между собой тонкой лиловой нитью, которая, мелко подрагивая, помогала образовывать такой же бледно-сиреневый шатёр. Она всмотрелась в пространство перед собой, увидев, как по стенкам так называемого шатра скользила извилистая рябь. Вода. Это была вода, а эти «стены», скорее всего, служили барьером между ней и губительной бесконечностью. И она снова не помнила своего имени. Раздался рёв горна. Глубокий, насыщенный, он прозвучал так неожиданно, что все ее внутренности поджались, будто стремились убежать куда подальше от этого нечеловеческого звучания. — Удобно? Она резко мотнула головой в сторону предполагаемого источника звука, точно вырывая себя из погибельных объятий транса. Зрачки расширились, а рот распахнулся от изумления: перед ней стоял человек, вернее, мужчина. Высокий, с бледной кожей, которая, казалось, никогда на своем веку и знать не знала солнечного света, он стоял перед ней совершенно обнаженный, не зная ни стыда, ни сомнений. Иссиня-черные волосы были блестящими и густыми, прямо как морские глубины, а глаза — бесконечно карие глаза — взирали на нее со всей серьёзностью. — Кто ты? — завороженно прошептала она, с трудом разлепив губы. В горле было сухо, как в пустыне. — Это ты приходишь ко мне во снах? — У меня много имён, — ответил мужчина, и вмиг его окружило темным облаком, закручивая в спиральном вихре. Секунда, и перед ней парил белоснежный ворон, изящно размахивая своими широкими крыльями. Зазвенели перьевые амулеты. На кончике языка застыл страх. Я — Привыкший к Пути, я — Скрывающийся под Маской, я — Правящий Победой, я — Сеятель Раздора, я — Равновысокий, я — Первое Дыхание… Но ты можешь звать меня Ка’Джи’Ве. По правую сторону от алтаря раздался оглушающий раскат молнии, и она испуганно повернула голову, узрев перед собой худого старика с густой бородой, подобно скитальцу облаченного в поношенные одежды. В руках он держал посох, на верхушке которого сидел чёрный ворон. Старик, поправив глубокий капюшон, выпрямился, и она сразу же перевела взгляд на его лицо… — Для меня они бесполезны, — проскрежетал он и твердой рукой прикоснулся к пустым глазницам. Губы его были полными, их слегка прикрывали серебристые волоски, а каждая на коже складочка и неровность, казалось, впитала в себя мудрость веков. — Они нужнее моим драгоценным, — на этих словах старик погладил по голове замершего в ожидании ворона. Сунул руку в складку одежды и достал пригоршню орехов, протягивая угощение птице. — Они стали моими глазами. Они видят все, верно? — в знак согласия ворон звонко щелкнул клювом, собрал предложенную еду, а потом, моргнув, улетел восвояси. Девушка проводила птицу долгим взглядом. — Ты… Древний? — с долей ужаса и внутреннего трепета спросила она. Не каждый день удавалось встретиться со столь фундаментальными силами мироздания. Все происходящее напоминало даже не дурной сон, а самый настоящий бред при горячке. Старик стукнул палкой, прошептал что-то себе под нос и превратился в бесформенное облако. Оно медленно приблизилось к ней, нависая и вызывая чувство опустошенности. Пока ты испытываешь страх, у нас с тобой не выйдет диалога. Голос был мягок, и это напомнило ей матерей, которые уговаривали своих детей съесть что-то полезное, но ужасно невкусное. Она крепко зажмурилась, пытаясь усмирить сердцебиение. Нет, пускай он будет кем угодно, пускай хоть самим Древним, но ему не удастся посеять в ней семя смятения. — Я… мне сложно расслабиться, когда ты постоянно меняешь свои формы. Это… это сбивает с толку. Хммм. И в какой форме тебе было бы удобней со мной общаться? — В человеческой, — быстро ответила она и, пользуясь моментом, быстро добавила: — Только накинь на себя что-нибудь. Пожалуйста. Но ты ведь хотела быть на равных. В тоне прозвучали шутливые нотки, заставляя уголки ее губ подняться. — Ты знаешь, что я не это имела в виду. Умно. Она на всякий случай закрыла глаза, не очень-то доверяя своему загадочному собеседнику. От долгого лежания в одном положении у нее начало затекать тело, она хотела пошевелить руками и ногами, но ничего не вышло — конечности словно налились свинцом. — Так лучше? — насмешливо спросил человеческий голос. Она с опаской приоткрыла левый глаз. Он снова предстал перед ней в облике мужчины, сверкая своей кривой ухмылкой, но на этот раз его нагота была прикрыта воздушным серым одеянием, придавая массивной фигуре небывалой лёгкости. Так мужчина выглядел ещё моложе. Она кивнула и тяжело сглотнула. — Можешь и на меня что-нибудь набросить? Мы же, вроде бы как, на равных, — ощутив неожиданный прилив смелости, спросила она. Вытянутое лицо тронула понимающая улыбка, он щёлкнул пальцами, и ее тело облачилось в что-то лёгкое и невесомое, как само пёрышко. — Спасибо, — сказала она. — Может… — Мм, — прозвучало задумчивое в ответ. И тогда со следующим щелчком пальцев ее руки и ноги освободились от невидимых пут; даже дышать стало легче. Но вот только она по-прежнему не могла сдвинуться с места, зато тело больше не выкручивало от боли. — К твоему сожалению, это все, что я могу сделать в данной ситуации, — заметил Древний, скользя изучающим взглядом по ее скрытой тонким материалом фигуркой. — Зачем ты меня обездвижил? — потребовала она. — Я долго ждал тебя, lyfja. Очень долго, — Древний, по всей видимости, решил проигнорировать вопрос, сделав вид, будто все происходящие было в порядке вещей. Она в защитном жесте приложила руки к груди, отчаянно желая проснуться и снова оказаться в своей небольшой, но весьма уютно обставленной комнатке, которую делила с еще двумя юными девушками. — Ох, бедная, ты наверняка думаешь, что мы во сне? — наигранно-сочувствующим голосом спросил мужчина. — Несчастная сиротка, одинокими ночами скучающая по своим родителям, кроткая пред лицом старых глупцов, тихая, чтобы никто не обратил на нее лишний раз внимание. Наивная в глазах едва созревших щенков. Но я-то знаю, какая ты на самом деле, — он приблизился к ней почти вплотную и порывисто уткнулся носом в расплетенные каштановые волосы, ниспадающие на камень. — Ты врушка, — горячее дыхание опалило ушную раковину, посылая вдоль по позвоночнику нервную дрожь, что в области копчика откликнулась настойчивым покалыванием. — О чем ты… — Рано утром ты тайком выходишь из своей норки, пробираешься в нижнюю часть крипты и молишься самым сильным Древним. Вакру Разрушителю, Гауту Ужасному, Свирдриру Свирепому, Уду Смертоносному, даже жесточайшему из всех Трекку. И, конечно же… — длинные бледные пальцы не спеша очертили линию подбородка, затем нырнули в яремную впадину, лениво вычерчивая на тонких ключицах узоры. — … мне. Она вся поджалась, сердце стучало быстро-быстро, а внизу живота что-то сладко затянуло, заставляя щеки окраситься в нежный пунцовый. Тело и разум сошлись в противоречивом сражении, и если в первом случае она, затаив дыхание, приветствовала столь неожиданное, но чертовски приятное внимание мужчины, то во втором — рациональная доля ее сознания исходила лютой ненавистью, явно недовольная столь невозмутимой демонстрацией превосходства. — Я не стану оправдываться перед тобой! — воскликнула она, яростно мотнув головой, чтобы не видеть этих отчего-то голодных мужских глаз. Кто дал ему право прикасаться к ней? От вновь накатившего волнения она напрочь позабыла об освобождённых руках и ногах. — Я и не прошу этого, — хмыкнул Древний и цокнул языком, когда девушка оголила зубы, яростно шипя в ответ. — Необузданная. Я знал, что ты идеально подходишь на уготовленную тебе роль, — встретившись с ее непонимающим взглядом, мужчина продолжил. — Я слежу за тобой очень давно, lyfja. Как жаль, что нам не всегда удавалось поболтать по душам. Эта Мимира вечно строила из себя невесть что, — фыркнул Древний. — Если ты так хорошо меня знаешь, тогда точно должен быть осведомлён о том, что я не терплю чужих прикосновений! — огрызнулась она. — Все такая же языкатая, — с долей нежности сказал он. — Знаешь, это тело заставляет испытывать такие противоречивые ощущения. Отчего-то мне кажется, что ты имеешь к этому непосредственное отношение, — в карих глазах заиграло лукавство, и она, не совсем понимая, о чем шла речь, вскинула брови. — Что ты имеешь в виду? — Ну, знаешь, вы, люди… Порой у вас возникает определённая реакция, если поблизости находится противоположный пол, — увидев, как расширились мшистые глаза, а обычно смуглая кожа приняла розоватый оттенок, Древний заливисто рассмеялся, демонстрируя неровные зубы. Хоть какой-то изъян. Она то открывала, то закрывала рот, не зная, как реагировать на столь по-человечески озвученную шутку. — Как оказалось, даже моих сил оказалось недостаточно, чтобы хоть как-то повлиять на это дело. — Вижу, ты достаточно долго жил среди людей и неплохо разбираешься в подобных вещах, Ка’Джи’Ве — отрезала она, беспокойно заерзав на твёрдой каменной поверхности. — И вообще. Я отказываюсь разговаривать с тобой до тех пор, пока ты не освободишь меня. Я тебе не рабыня! — Я и не нуждаюсь в рабынях, lyfja, — спокойно ответил мужчина. — И прошу, зови меня Кайло. Это мое человеческое имя. — Думаю, будет справедливо, если ты назовёшь мне заодно и мое имя. В такие моменты я никак не могу его вспомнить, — раздосадовано добавила девушка. — Столько требований мне даже не предъявляли самые отчаянные смельчаки, — Древний отпрянул от нее, сделав шаг назад. Он сложил руки за спину и окинул ее долгим взглядом. А после, тяжело вздохнув, издал поверженный стон. — Ладно. Пойдём по порядку. Сейчас я уберу видимость этого камня, но по сути ты останешься обездвиженной, поскольку я никак не могу повлиять на внутреннюю силу Храма. Миг, и она уже находилась в вертикальном положении, поверхность под ней действительно исчезла, создавая видимость свободы. С шипением принявшись тереть запястья, девушка кинула быстрый взгляд на замершего в сторонке «Кайло». — Давно бы так, — буркнула она. Древний блекло улыбнулся и повернулся лицом к пирамидам. — Отвечая на твой следующий вопрос: нет, я не могу назвать твое имя. Из личных интересов, естественно. — Каких таких личных интересов? — возмущённо спросила она. Волосы закрыли глаза, лишая способности нормально видеть. Но даже из-под густой копны ей было видно его напряжённую спину, ссутуленные плечи и понуренную голову. — Если я назову тебя по имени, — твоему настоящему имени, имени, привязанному к этому телу, — Кайло неопределённо махнул в ее сторону рукой и, увидев, как та безуспешно пыталась сдуть с лица прядки, подошел ближе. На удивление тёплая рука коснулась ее щеки и заправила волосы за ухо. — Если назову… то она снова ускользнет от меня, и кто знает, когда я снова найду ее. Я не могу так рисковать. — О ком идет речь? Он звучал как самый настоящий человек со своими горечами, печалями, сожалениями и страхами, а не как старше самих небес Древний. — Об Адж’Рий’и. О той, кто превратила мое существование в жизнь. Она и была самой жизнью. Я звал ее lyfja, это непереводимое слово, но близкое к тому, что вы, люди, назвали бы живительной пульсацией. Неужели Древние так же умели испытывать чувства? Привязываться, и, может, даже любить. — Она… умерла? — осторожно спросила она, наблюдая за потемневшим лицом Древнего. — Не уверен, что это можно назвать смертью, она скорее перемещается по бесконечному кругу перерождений, однако не проявляет себя ни в одном смертном теле или форме. — И ты думаешь, что я, вернее, она, сейчас находится… во мне? — лоб девушки нахмурился, пытаясь постигнуть логику происходящего. — Не совсем. Она скорее слилась с тобой. Вы стали единым целым. Между вами лежит очень тонкая грань, порой даже мне тяжело различить кто есть кто, — Кайло посмотрел ей прямо в глаза, выглядя предельно уязвимым и совсем не «по-древнему». — Но иногда все же бывают такие моменты, когда одна из вас начинает доминировать, проявлять себя активнее, и тогда… — невесело хмыкнул Древний, — …тогда случается всякое. Вот только боль в этом теле, — указал он рукой на свою грудь, — никогда не угасает. Потому что Адж’Рий’А совсем меня не помнит, и наши нечастые встречи лишь пугают ее. Сиреневый свет шатра отбрасывал на его и так бедную кожу болезненные блики, делая его похожим на мертвеца. Настоящая мумия, не иначе. — Что ты намереваешься сделать со мной? — прямо спросила девушка. — Это моя судьба — вечно скитаться в одиночестве. У тебя, как и у меня, нет особого выбора. Это Закон, мировой порядок — все всегда должно пребывать в вечном движении, не останавливаясь ни на миг. Застой означает верную смерть. Внутренне она понимала, что на некоторые вопросы Древний просто не мог ответить, хотя бы потому, что подобно ей подчинялся Абсолюту. — Это каким-то образом связано с Сосудом, верно? Кайло устало вздохнул и потер рукой лоб. Так по-людски. — Ты должна стать сосудом для нее. Я должен был найти тебя и войти с тобой в контакт. Твоя природная пытливость и настойчивость лишь помогли мне в этом, — Древний дрожащей рукой коснулся ее груди, прямо над сердцем, с трепетом поглаживая тёплую кожу сквозь лёгкую ткань. — У тебя есть то, что однажды принадлежало мне. Я вручил ей это как знак моей вечной признательности. И благосклонности. Она чувствовала на себе теплое прикосновение, чувствовала, как сердце пустилось в бешеный пляс, грозясь вырваться наружу. Кровь забурлила в ушах: тук-тук, тук-тук. Что-то в ее душе кричало, царапалось о грудную клетку, молило выпустить на волю. Девушка сцепила зубы, чтобы ненароком не завыть от щемящей боли. — Теперь ты хочешь забрать его? Свое сердце, — дрожащим голосом спросила она. — Нет, вовсе нет, это, к сожалению, никак не решит проблему, — быстро заверил ее Кайло. — По правде говоря, — замялся он, — я надеялся, что это ты найдёшь выход. — Я? — от удивления у нее едва не вырвался смешок. — И чем я могу тебе помочь? Древний — Кайло — как-то хитро посмотрел на нее, а после перевел взгляд на храмовое изображение, на котором был запечатлён момент жертвоприношения девы тому самому восьмипалому чудищу. — Надеюсь, ты хорошо подумала над моим предложением. И прежде чем она смогла вымолвить хоть слово, Древний возвёл руки к центральной точке Храма и, став черно-белым вихрем, растворился в пространстве. На его место пришла кромешная тьма. И вода. Она закричала.

***

Знаешь, милая, есть такие места, места этакой «изначальности», которые способны вернуть тебя ко всякому источнику и помочь увидеть то самое перводейство, которое и закрутило определенную цепочку событий. Но чтобы достичь этого места, нужно прийти в состояние согласия с той, кто заставил Древнего возжелать тебя. И не сомневайся, что он желает именно тебя, ведь иначе просто нашёл бы другой выход. Поверь, таким, как он, все равно на чувства и эмоции человеческие. Ты что-то в нем пробудила, этому нет сомнений. И не смей сомневаться в себе, у тебя все выйдет. Главное — не позволяй ему снова ступить на путь разрушения, это может повергнуть мир в дисбаланс. Равновесие — это то главное, чего должен достичь ваш союз.

***

Сначала небо было голубым, невинным, чистым. Старинный город по-прежнему спал, однако на извилистые улочки уже выходили первые торговцы, стремясь занять лучшие места. Высоко летали птицы, рассекая крыльями воздух. Покрытые золотом купола ослепляли. Ничто не предвещало беды. Никто не был в силах предвидеть грядущую погибель. Атмосферу покоя в мгновение ока разрушили истошные детские крики, за которым последовали до смерти напуганные голоса взрослых, сливаясь воедино в какофонию ужаса. С высоты птичьего полёта было видно, как громадная чёрная тень нависла над городом, стремясь поглотить его всего, завладеть им, подчинить его. Адж’Рий’А подняла голову, способная только бессильно наблюдать за гигантской волной, что с каждой секундой наступала все ближе и ближе. Адж’Рий’А, охваченная великим страхом, едва успела среагировать и, раскинув по обе стороны руки, создала лиловый барьер, который блокировал мощный поток воды. Опоздай она хотя бы на секунду, им бы всем пришел конец. Женщина вся дрожала, со лба стекал пот, разум превратился в сосредоточение бесконечного жужжания, а мысли стали разжиженной массой, отказываясь давать хоть какое-то разумное объяснение происходящему. Неужели… неужели ей все-таки удалось призвать Трекка, жесточайшего из всех Древних? Она открыла очи, даже не осознавая, как в момент выброса энергии закрыла их, дабы в случае неудачи не видеть кончину собственного народа. Замерев от страха, на нее взирали дети, женщины и мужчины, которые выбежали из своих домов, не зная, куда еще деваться от неминуемой смерти. Все они смотрели на нее своими большими, преданными глазами с благоговением и истерическим трепетом, будто на последнюю надежду, единственное спасение. Старшие мёртвой хваткой вцепились в младших, по щекам текли дорожки слез. Старики принялись яростно молиться. На данный момент Адж’Рий’А была уверена лишь в нескольких вещах. Во-первых, если простоит так хотя бы десять минут, то точно лишится сил, и тогда энергетический щит рухнет, а это приведёт к гибели целого народа. Во-вторых, рядом с ней отчётливо слышался отклик чего-то влажного и настойчивого, что было несколько странно, ведь крики напуганных людей перекрывали даже стук собственного сердца. Она, нахмурив от усердия брови, тяжело сглотнула и перевела взгляд наземь, откуда доносился предполагаемый источник шума. И верно. В паре шагов от нее лежала одинокая рыбина, беспокойно ударяя хвостом по каменной кладке. Уродливая и беспомощная, она смотрела на Адж’Рий’ю своим единственным красным оком, невольно приковывая к себе внимание. Женщина сощурилась, нехотя замечая в алом глазу собственное изнеможенное отражение. Рыба на последнем издыхании будто в насмешку открывала свой искривленный рот. Адж’Рий’е было больно. Что-то не так. Что-то определенно не так. Не держи. Отпусти. Это… неужели это шептал ее собственный голос? Отпусти. Хватит сопротивляться. — Нет! — яростно выкрикнула Адж’Рий’А, сверкнув изумрудными глазами. Она сцепила зубы, ощущая, как в каждой клеточке тела стал стремительно нарастать гнев. И ненависть. — Я королева! А это — моя империя, я ее сотворила! Твое правление окончено. Самозванка. Адж’Рий’А натянулась струной, глаза распахнулись широко-широко. Вот он миг, когда рухнет ее наследие, когда погибнет и она сама. И все напрасно. За спиной раздался треск, и она испуганно оглянулась через плечо, наблюдая, как лиловый барьер, словно дутое стекло, начал стремительно давать трещины. Женщина распахнула рот и истошно завизжала. Ее поглотила вода. Наступила тьма. Но тьма не стала концом. Она плыла в неизвестном направлении, ведомая течением; вода была прозрачной, кристально-чистой. И ни следа крови. Адж’Рий’А медленно распахнула глаза и увидела у самой поверхности проблески ясного солнца, а вокруг него… вокруг него в спиральном танце крутились мёртвые тела тех, кто некогда звались ее народом. Она беспомощно потянулась за ними рукой, чтобы в последний раз прикоснуться к последней частичке своей прошлой жизни. Если это смерть, тогда почему ее тело такое уставшее? Адж’Рий’А закрыла потяжелевшие веки. Темнота, спасительная темнота. И снова она ошибалась. Ты предала нас. Ты уничтожила нас. Обманула. Спаси нас, королева! Голоса… голоса… они повсюду. Шёпотом окружил ее со всех сторон, замыкая в узкое кольцо, лишая возможности сбежать. Она с трудом открыла глаза, с содроганием узрев перед собой скелеты давно уже разложившихся мужчин, женщин и детей. Их пустые глазницы были полны нескрываемого упрека, боли и даже ненависти. Не такого конца хотела себе Адж’Рий’А. Это твоя вина! — Моя вина? Твоявинатыубиланасобманщицатвоявина! Шёпот сводил с ума, а мертвецы все приближались, будто стремились загнать в угол. И тогда ей стало по-настоящему страшно. Кто же знал, что гнев покойников опаснее самой смерти. — Нет! — закричала Адж’Рий’А, но они ее не слушали. Худые руки тянулись к ней, цеплялась за одежды, ноги, руки, лицо, волосы… Королева без короны. Адж’Рий’А всхлипнула, с болью в груди провожая взглядом падающую в пучину диадему, которую венчал ромбовидный фиолетовый камень. Ее сокровище, ее гордость. — НЕТ! — взревела она. — У нас же был уговор! Ты нарушил сделку! После этих слов шёпот прекратился, мертвецы исчезли, не оставив после себя ни следа. Будто бы их и не было. Будто это все было дурным сном, бредом. Хмммм. Адж’Рий’А замерла, обратившись в слух. Этот голос отличался от прошлых. Он был глубоким, сильным, уверенным и с долей коварства. И это пугало. Еще никто не вел себя с ней так, будто это она была никем, песчинкой, грязью под ногами. Сделка? И хотя голос звучал заинтересованно, в нем все равно присутствовала какая-то насмешка. Обожаю это дело. — Кто ты? — резко сказала Адж’Рий’А. — Сейчас же покажись! Рядом с ухом что-то проплыло, и она, сглотнув ставший в горле ком, краем глаза уловила рыбий плавник. Хмммм. Позволь-ка подумать. Глубоко под водой, куда не проникает солнечный свет, где нет ничего живого, я притаился, наблюдал за тобой на протяжении сотни лет. И вот наконец этот миг настал, королева-самозванка. Адж’Рий’А напряглась, заставив себя позабыть о страхе и унесенных жизнях собственного народа. Когда дело касалось Древних, ничто не могло стать у нее на пути. Даже смерть. Она не зря провела почти всю свою сознательную жизнь в ожидании этого судьбоносного момента. И вот наконец он настал. Всякая вещь требовала соответствующей платы, и если цена власти заключалась в кровавой жертве, то так тому и быть. Воды вокруг нее были тёмными, беспросветными и холодными. И вдруг прямо в нескольких сантиметрах от ее носа возник красный глаз, а затем и тело. — Ты, — с ухмылкой сказала Адж’Рий’А, словно ничуть не удивилась, увидев перед собой ту самую уродливую рыбину. Все складывается намного интереснее, чем я предполагал изначально. Слушай внимательно, королева-самозванка. Слушай и запоминай. Она сощурилась, всматриваясь в мерцание тёмных чешуек. Древние славились своим пристрастием заключать с людьми своеобразные сделки, и будучи по своей природе порочными, они отыскали для развлечения столь же порочных существ. Здесь важно было не попасться на удочку красивых речей, при помощи которых Древние обращали всякую ситуацию в свою пользу. В прочем, для чего еще могли быть пригодны люди? Близится твоя смерть. И только я могу уберечь тебя от нее. — Что ты хочешь взамен? — потребовала Адж’Рий’А. В разум закрались сомнения. Что-то ей подсказывало, что этот Древний не был Трекком. Тот не стал бы играть с ней в прятки, не стал бы вытягивать поочерёдно когти, забавляясь подобно кошке с мышкой, наблюдая и изучая ее реакцию. Проверяя на прочность. И порочность. Этот Древний являлся кем-то абсолютно отличным, и он, кажется, испытывал неподдельный интерес к ее персоне, что не могло играть на руку. Служи мне. — Тебе? — изящные брови насмешливо изогнулись, губы тронул кривой оскал. — Ты не назвал свое имя, следовательно, ты — ничто. Ничто? И отчего голос звучал так довольно, словно он уже выиграл битву? Я КА’ДЖИ’ВЕ! Рыбий глаз моргнул, и на его место пришла сотня таких же. Алых, жестоких, смотрящих саму душу. Воды загорелись цветом огня, и тут она увидела. Город, такой же древний, как и замершее над ним восьмипалое чудище. Оно раскинуло свои громадные щупальца над пирамидальными строениями, которых изо всех сторон окутывало сиреневое свечение. Адж’Рий’А с трепетом смотрела на некогда великую цивилизацию, что одним своим присутствием излучала монументальность и силу. Мощь воплоти. Прежде чем ты пришла на МОИ земли и самопровозгласила себя королевой, Я здесь правил! Меня боялись и меня уважали. Меня любили и ненавидели. Всякий смертный хотел моего покровительства. А ты заявляешь, что я ничто? — Это… это… великолепно, — завороженно прошептала Адж’Рий’А. Она, ошеломленная увиденным, не обращала внимание на тираду разгневанного Древнего. Это то, к чему она стремилась всю свою жизнь. Всего в нескольких десятков метров от нее находились ответы на все вопросы. Все тайны вселенной. Вся мудрость веков. И, что немаловажно, власть. Адж’Рий’А расправила плечи, уголки губ опустились в капризной манере. Она хотела всего этого, но чтобы получить желаемое, чтобы стать большим, чем она есть на самом деле, ей, по всей видимости, придется стать рабыней. Нет. Этого никак нельзя допустить. Нужно найти другой путь. Служи мне, и мы восстановим мою Империю вместе. Покорись мне, и ты останешься жить. — Нет, — твёрдо произнесла она. Нет? Ты смеешь перечить мне, Древнему? Вода пошла рябью, на миг былой страх вновь дал о себе знать, но она быстро придушила его. Здесь не было места сомнению, слишком многое было положено на чашу весов. — Нет, — уверенно повторила Адж’Рий’А. Я убью тебя! Сломаю твою нежную шейку пополам, а потом против твоей воли превращу в безвольного мертвеца, какими стали эти жалкие людишки, называвшие тебя «королевой». К ней стремительно ринулись все восемь щупалец, намереваясь исполнить задуманное. Она застыла, губы растянулись в надменной улыбке. У нее было достаточно воли и сил, чтобы противостоять незнающему отказов Древнему. Адж’Рий’А знала, чего хотела, теперь настал ее черёд предъявить свои требования. Ведь Ка’Джи’Ве не зря славился как самый азартный Древний, ведь верно? — Стой! — выкрикнула она. — Что, если я дам тебе то, чего у тебя никогда не было и нет? Отростки вмиг остановились, замерев на расстоянии вытянутой руки. Кончики стали заинтересованно подрагивать, и Адж’Рий’А приняла это за добрый знак. Да что ты можешь предложить мне, человек? У меня есть вечность, бессмертие, могущество — все! А у тебя лишь жалкая жизнь, которой вы, смертные, так дорожите. Говори, не заставляй меня ждать! — Я буду твоей королевой, но не рабыней, — сказала она, ощущая исходящее от Древнего сомнение. Похоже, ей все же удалось его удивить. — Ты сам сказал, что наблюдал за мной, поэтому обязан знать, чего я желаю. Я помогу тебе восстановить Империю, повергнуть врагов, вместе мы достигнем небывалых высот. Или… Из широченного зёва Древнего вырвался низкий рык, отростки задрожали, будто говорили: «Не смей дразнить меня». — …или я умру здесь, и ты навсегда останешься в своей многовековой клетке, царстве мертвецов. Я — твой единственный шанс на спасение, Ка’Джи’Ве. Теперь настал твой черёд выбирать, — сказала она. Древний молчал, лишь низкий рокот нарушал затянувшуюся тишину. У таких, как он, слишком много гордости, и она прекрасно знала об этом. Они не любят ни проигрывать, ни уходить с пустыми руками, а в его случае — щупальцами. Адж’Рий’А рискнула надавить на чувство собственного достоинства, так сказать, обнажить последний козырь. — Что скажешь, готов ли ты стать повелителем пустоты, отсутствующего Ничто? На ее лице расцвела победная улыбка, когда Древний взревел, сотрясая своими конечностями, и все вокруг снова погрузилось во тьму. Перед ее взором пролетели образы тысячи планет, — больших и маленьких, далёких и близких — миллионы вспышек, что озаряли целые галактики. И спирали, множество спиралей, по которым двигалось бесконечное множество циклов, повторяя себя вновь и вновь, запуская вечный двигатель, что звался Абсолютом. Где-то посредине виднелось пучкоообразное сосредоточение света — это было именно то место, в котором сходились все дороги, в котором происходило совпадение противоположностей, где обретался баланс и устранялась всякая конфликтность. Именно здесь она и увидела его. Это так странно. Впервые за невесть сколько времени встретиться с тем, кто даровал ей безусловную заботу, поддержку и любовь. А еще тысячу древних царств, которыми они правили сообща, наслаждаясь взаимным биением их сердец. Он сдержал свое слово, отыскал ее и помог устранить внутренний конфликт. Теперь она стала целостной, гармоничной, впитав в себя еще одну мощную сущность, которая заняла то пустующее место в ее душе. Юная и прозорливая девушка Рей’и — ее идеальная частичка. Сердце пропустило удар-второй, она заморгала, растерянно оглянулась. Позади нее летело два ворона — белый и чёрный. Каждый из них нес с собой в клюве по ветке увядшего дерева. Пролетев над ее головой, они приземлились на плечи высокого мужчины. Он протянул ей руку. Она улыбнулась и приняла ее, сомкнув вокруг крупной ладони пальцы. Полные губы запечатлели на тонкой руке поцелуй. — Я рад, что ты сделала верный выбор, lyfja. Она с долей лукавства посмотрела на мужчину, наблюдая за лунными бликами на тёмных волосах. Белый ворон каркнул, удерживая в лапах связку перьевых амулетов. — Ты же знаешь, по-другому быть и не могло, милый. Он кивнул и приложил ладонь к своей груди. — Знаю.

***

И даже когда падут миры, когда погаснут звезды и небо больше не увидит солнца, я буду рядом. И мы создадим новый мир, новые звезды и солнце, а когда придёт час расставания, я сделаю все, чтобы найти тебя. Мой идеальный сосуд. Моя королева. Моя любовь.