Нас двое

— «А ты знаешь, почему я была самая счастливая? Догадайся!» — белокурая девчонка сидела на полу своей комнаты, которую она делила с братом, поджав под себя ноги, читая письмо, которое ей совсем не принадлежало, — Надо же, она ещё и загадки ему загадывает! — удивилась она, так неподдельно искренне, ведь таких страстей как у её брата Саньки ей самой ещё пару лет как не видать, но заглянуть в письмо от некой девочки Жени одним глазком ей уж очень хотелось, поэтому она продолжила читать дальше, — «Помнишь, когда мы с тобой шли по рельсам, ты мне однажды сказал, что они никогда не закончатся…»       Только девчонка хотела что-то прокомментировать, как Санькина рука резко выдернула письмо из маленьких детских ручек, которые совсем не ожидали подставы. — Вик, ты чё делаешь! Кто тебе разрешал трогать мои вещи? — серьезно пробурчал Рябинин, повышая голос на сестру, аккуратно складывая письмо на четыре части, чтобы обратно засунуть его в конверт. Это было самое первое Женькино письмо, которое он берег и хранил с особым трепетом и любовью. — А кто тебе разрешал стонать пол ночи? Ооо, Ааа, Женя, муа, муа, — девчонка картинно чмокала губами разводя руки в стороны. — Так, Вик, всё, отвали! — Сам отвали! — обиженно огрызнулась девчонка, подхватив за лапу игрушечного медведя и важно почапала куда-то в зал. Санька через пару минут спохватился, только бы мелкая матери не нажаловалась. — Вик!       Но их братско-сестринский раздрай нарушил звонок в дверь. Мать уже спорила с отцом насчёт неровно поклеенных обоев, пока Сашка натягивал спортивки и футболку, чтобы наконец-то открыть дверь, где его уже скорее всего заждался Вовка. Как это обычно в жизни бывает, дверь открыла мама, а за ней был вовсе не его друг Вовка, а участковый с жеманной ухмылкой и кожаной папочкой в руках. — Надежда Сановна, здравия желаю, решил лично вас уведомить, дело о пропаже Александра Волкова официально закрыто, — участковый начал заикаться, нервничать, видимо мужчине даже спустя много лет работы а органах было сложно говорить с родственниками на подобные деликатные темы. Пока мужик доставал какие-то бумажки из папки, на пороге квартиры уже столпились вся семья, уже догадываясь, какая роковая фраза прозвучит следующей, — Ваш брат официально признан погибшим, примите мои соболезнования.       Надежда застыла в дверях с не читаемым взглядом, бумажки каким-то образом оказались у Федора и только Вика пыталась хоть как-то вытащить их из ступора, дёргала мать за руку. — Ма-а-ам, это что значит? Дядя Алик всё-таки умер?       На этих словах уже не выдержал Санька, в груди что-то предательски защемило, он крепче прижал к себе сестру, пока мать не очнулась от ступора и не запротестовала. — Нет, нет, нет, он не умер, это какая-то ошибка! Тело не найдено, а раз тело не найдено, я вас прошу, не надо нам пихать вот эти вот бумажки, хорошо? — Ну, это процедура такая, понимаете? — участковый мялся, бубня себе что-то под нос, пока перед его лицом не хлопнула дверь, закрываясь с той стороны. — Он не умер! — крикнула вдогонку Надежда, не сколько участковому, сколько себе, будто пытаясь что-то доказать. — Мама, если дядя Алик не умер, то почему он к нам тогда больше не приходит? Он что, нас больше не любит?       В этот момент в душе у каждого из членов семьи на душе точно скребли большущие черные кошки, раздирая своими когтями всё без остатка. — Ты что, дядя Алик нас очень любит и обязательно придет! — заверяет мать семейства дочку и уводит её куда-то на кухню выпить воды, слушая всё новые и новые вопросы об Алике, на которые у неё просто нет ответов. — Может, всё-таки расскажем ей? — тихонько спрашивает Санька у отца, потому что нет никаких сил смотреть на это всё, а тем более носить в себе, но отец холодает и серьезно говорит: — Нет! Ни в коем случае, ты меня понял? Надежда умирает последней, извини за тавтологию…       Санька всё прекрасно понял, только надежд у него никаких уже не было…

***

— Ну нет, Маш, ну какое красное, у нас же свадьба! Платье должно быть белое, пышное, ага, — Иркин трёп, что мог длится часами капал Поле на мозги, словно назойливый протекающий кран на кухне, поэтому оставаться дома дальше было просто невозможно. Да и откладывать было уже некуда, ей кровь из носу нужно сходить к врачу, ведь помимо Иркиного трёпа её замечательный брат выносил мозг последние недели три на тему того, что нужно регулярно бывать у врача.       Полина прекрасно понимала, что Витя беспокоится и наезжает на неё не на пустом месте, но как же ей не хотелось прийти к врачу и услышать то, что выбьет у неё из-под ног и без того шаткую землю.       Поля, может, и была сильной девчонкой, но всё равно боялась. Она с содроганием вспоминала свой визит вместе с матерью, когда ей рассказали, что благополучного исхода операции будет гораздо меньше половины.       Вите об этом так и не рассказала, ограничившись темой о матери, которая в очередной раз захотела её использовать, а он что, он ей поверил, с расспросами не наседал, и так было легче. Порой она думала, что ей даже не приходится врать, всего лишь недоговаривать, для его же спокойствия.

Улыбки робко льётся яд За млечный путь Откроет тайну Закипит по венам ртуть Не даст уснуть Вторая ночь проснётся днём Тем утром, которым Мы умрём

— Малая, ну ты собралась уже? — Витя, постучав в комнату сестры, заглядывает внутрь, голову в дверной проём просовывая. Поля как раз сматывала наушники и держала в руках плеер с заготовленной кассетой. В дороге пригодится. — Собралась, — она на ноги поднимается, в коридор выходя. Обувается быстро, чтобы не нарваться на новые расспросы. В последнее время у Вити голова забита только двумя темами: её здоровье и свадьба с Ирой, и ни на одну Поле не хотелось разговаривать. — Давай я тебя отвезу, — в последний момент предлагает. Вите, по правде, даже собираться не нужно, он минут пять как из магазина вернулся.       Но Поля головой качает, ни к чему это. Если он ещё в кабинет с ней пойдёт, тогда точно обо всём прознает и хана всей её конспирации. Какая тогда свадьба вообще? Жених с постным лицом — не лучшее зрелище, а при всей своей нелюбви к Ирке Поля хотела видеть Витю счастливым. — Я сама. — Давай может всё-таки отвезу? — настаивает брат, но сестра непреклонна в своих решениях, с него пример берёт. — Вить, не надо, я же сказала, сама! Тем более, я пройтись, проветриться хочу, а в твоей махине проветриться можно разве что через панорамную крышу. — Ладно, мелкая, иди проветривайся, только чтобы до больницы дошла обязательно, поняла? Позвоню-проверю. — Забились! — она стукнула ладошкой по его кулаку, подхватила связку своих ключей и скрылась за дверью. До больницы идти было ровно семь песен и припев восьмой.       По дороге в больницу Поля слушает музыку и паралельно всё так же обдумывает свою ситуацию. Пожалуй, самобичеванием она могла бы заниматься профессионально, годы усиленных тренировок делали своё дело. Поля ловила себя на мысли, что жуть как соскучилась по тренировкам, по бассейну, но Витя строго настрого запретил ей посещать его до тех пор, пока она не принесет ему справку от врача, где черным по белому будет написано, что её жизни и здоровью ничего не угрожает.       Но если принимать расклад 20% успешной операции, то, наверное, она скорее всё-таки увидит свет в конце тоннеля, нежели эту чёртову бумажку. Конечно, можно было постараться и подкупить, но в таких делах у Поли совершенно не было ни опыта, ни представления, о какой сумме может пойти речь.       Наверное, стоило поговорить с кем-то, поделиться, найти хотя бы одно дружеское плечо, чтобы опереться, но Поля отметала варианты один за другим. Вовке жаловаться ей совсем не хотелось, он бы и понял навряд ли; с Санькой их отношения ощутимо давали трещину; а Софа пропадала с радаров.       Поля, конечно, была рада за подругу, проводившую время с загадочным Аликом-афганцем, о котором Витя тоже не должен был узнать ни слова (обещала же), но вместе с тем чувствовала, что и между ними ощутимо врезается пропасть.       Павленко боялась того момента, когда кому-то из них придется сделать выбор. Что тогда будет с их дружбой, выстоит ли она?

***

      Решение заработать немного денег было принято «братством крыши» в срочном порядке. Каждому из ребят есть куда и на кого их тратить, поэтому предложение Вовкиного бати разгрузить фуру арбузов на овощной базе кажется плевой затеей. Они втроем справятся если не за час, так за два. — Сань, а тебе Женька вообще пишет? Чё она там, возвращаться не думает? — вопрос от Вовки прилетел из ниоткуда, будто под дых кто прописал. — Не знаю я, что она думает, — попытался ответить сконфуженный Рябинин как можно более серьезней. В его жизни уже давным давно появилась Лиля, но заменить Женьку она так и не смогла. — Не пишет? — удивлённо спросил товарищ, подползая под шлагбаумом овощебазы, пока охранник где-то прохлаждался. — Нет. — Да ладно, не кипишуй, приедет, я те зуб даю. Вот посмотришь, у них ещё с Лильком заруба будет! Может тогда-то и станешь настоящим мужиком. — Да ну тебя, тоже мне, мужик. Можно подумать, Павленко тебя таким сделала! — парни шли до нужной им рамки, где их уже ждала фура, а разговор их казался таким забавным, что больше было похоже на ребячество, чем на что-то серьезное. — Полька у меня кремень, да с ней в принципе нужно быть аккуратнее, с её то братом, но есть же ещё гимнасточкиии, — мечтательно протянул парень, за что тут же получил затрещину от друга. Каким бы шалопаем не был Вовка и кто бы не был её братом, Саньке было неприятно говорить о Полине в таком ключе. — Э, ты чё! — возмутился друг, потирая ушибленный затылок, — Ты смотри, даже у Илюши нашего телка есть! — Не тёлка, а эльфийская принцесса, — будто из ниоткуда появился Илья, шагнув на них прямо из нужной рамки, где им предстояло разгрузить пятитонник арбузов. — Тьфу ты ёпта, Илюх, напугал! — О, молодёжь, приветствую! Ну чё, поработаем? — Вовки батя вышел из соседней рамки, пожимая парням руки в знак приветствия, а потом принялся расшнуровывать тент фуры.       Ребята были только за, чем скорее приступят к работе, тем быстрее и деньги заработают.       Санька хотел себе купить новые наушники, старые едва доживали свой век, перемотанные скотчем, стыдно на людях с такими показываться. Да и, может, если что-то останется, Вику порадовать, которая в последние недели часто плачет по ночам из-за родительских склок. В конце-концов, он ведь старший брат, должен заботиться о младшей сестрёнке.       Вовка рассчитывал пустить деньги в оборот отношений, девчонок, может, покадрить, или к Польке подкатить с презентом, да и дома в холодильнике запасы пополнить не мешало бы.       Илюша тоже наверняка строил планы на деньги, которые они хотели заработать, вот только не говорил парням ни о чем толковом, да и те не особо лезли с расспросами.       У всех была своя цель, но в данный момент они добивались её общим трудом. Вовка принимал из рук отца арбузы, перебрасывал Саньке, тот — Илье, а он уже опускал их на пол, складывая в кучу. Фуру стоило разгрузить до обеда, солнце было почти в зените, и им оставалось не так много, когда Илюша завозился с арбузами и, поправляя их, пропустил Санькину подачу. Арбуз громко шмякнулся на землю, расколовшись, и небольшими кусками распался по сторонам.       Все, как по команде, тотчас посмотрели на него. — Илюх, ну ты чё, ворон там считаешь?! — Простите, я случайно. — Ладно, — Санька махнул рукой, сбавляя Вовкин пыл, который от усталости уже начинал взрываться, — Давайте дальше, закончим и пойдём к дядьке тому.       Идти, однако, никуда не пришлось. Минут через пять мнимый начальник ребят и истинный Вовкиного отца появился перед ними. Надо сказать, картина, представшая перед его глазами, отнюдь не вызывала радости. К тому моменту разбитых арбузов было уже двое. — Это что такое?! — Простите, мы случайно. — Случайно?! Весь этот товар на продажу идёт, мне, по твоему, как эти ошмётки покупателю втюхивать? Ты знаешь, сколько один арбуз стоит? Пятёрик! — если исходить из подсчётов, пятёрик полагался каждому из ребят, — Считайте, что вы свою зарплату сами разбили. Червонец за побитое, и ещё пятёрик моральный ущерб. Свободны! — Э, чё за кидалово! — Вовка уж терпеть не стал, первым высказался, — Слышь, жирдяй, мы тут на тебя батрачим, а ты нас обуть, как лохов, решил? Плати бабки, или мы тебе сейчас тут все арбузы твои нахрен раскурочим! — Тогда твой батя будет пахать бесплатно, пока не расплатиться, усёк? — начальник тоже оказался не лыком шит, на место быстро поставил. Вовка затих, отец положил руку ему на плечо, мол, не стоит, сынок, проблем наживать, — А ты этих криворуких чтоб больше сюда на километр не подпускал, ещё раз приведёшь — сам вылетишь, — последние слова уже были непосредственно Вовкиному отцу, который понуро опустил голову.       Мда, не так они себе всё представляли. — Да бляха! Мудак конченный… — Ладно, Вов, не расстраивайся. Парни, и вы тоже, — видно было, что даже отцу такой порядок не по нраву, но, разве мог он что-то сделать? Пойти против начальника и работу потерять окончательно, разве что. Парни понимали, что он тут не причём, но на душе всё равно было паршиво и гадко.       Санька мысленно попрощался с новенькими наушниками, которые несколько дней назад выцепил на витрине киоска около дома. Видимо, придется им подождать его ещё. — Дядь Миш, а можно арбуз взять? — он кивнул на гору, которую им всё-таки удалось разгрузить.       Если уж себе он отказывает, то хоть сестру побалует. Их там такое количество, что вряд ли тот мужик заметит. — Бери, Сань, — дядь Миша кивнул, — Извините, что так. — Да это всё Илюха, криворукий! — Вовк, хорош!

***

      За своими не радужными мыслями Поля и не заметила, как оказалась в больнице. Кассеты как раз хватило на дорогу, ещё и повезло, что плёнку даже ни разу не зажевало. Снимая наушники, девчонка прошла внутрь, оказавшись в просторном холле. Запах медикаментов и люди в белых халатах сразу заполонили собой всё пространство.       Поля ненавидит больницы, но сегодня, видимо, ей никуда от этого не деться. Если Витя действительно узнает, что она прогуляла приём к врачу, то в следующий раз сестре не откупиться от брата никакими клятвами и убеждениями.       Кабинет нужного врача находился на втором этаже. Поля поднялась по лестнице, завернула налево. Коридор был почти пустым, если не считать нескольких бабушек, сидящих на скамейке в очереди к хирургу, и одной девчонки — видимо, её страдалицы по несчастью, которая ожидала своей очереди к тому же врачу.       Секунды мучительно перетекали в минуты, а те растворялись в ожидании, пока Поля сидела, закинув ногу на ногу и теребила наушники. Успокоиться нужно было, заставить себя не нервничать, но, как можно вообще это сделать, если сейчас всё висит на коротком волоске?       Наконец, когда предыдущая пациентка покидает помещение со следами слёз на глазах, Поля с места подводится и у самой двери останавливается, положив пальцы на холодный метал ручки. Сейчас всё окончательно решится.       «Давай же. Главное не реви при всех, со стороны это выглядит жалко».       На этот раз врачом оказывается женщина. По возрасту она Поле в мать годится, но вот судя по опыту в профессии фору многим даст. Витя рассказывал, что к ней на приём даже из Москвы приезжали, Поле в это сначала верилось с трудом, обычно ведь все пытаются из таких городов, как Тула, в столицу выбраться, а эта женщина осознанно выбрала совсем другое.       В какой-то момент у Поли даже появилась надежда, что не всё так плохо. Может, сейчас ей скажут, что она накрутила себя, и никаких ухудшений нет? Пропишут успокоительное, мысленно окрестят параноиком, но ведь это лучше, чем… — Девонька, не хочу тебе врать, — от сурового взгляда, в котором мгновение спустя всё смягчается, Поле хочется сбежать, — Приступы в последнее время как часто? — Через день-два, — Поля плечами пожимает. Учёт она не вела, но про такое и забыть нельзя. Слишком уж болезненные ощущения становились, и с каждым разом она была всё слабее и слабее. — Последний когда был? — Сегодня ночью, — у Поли перед глазами встаёт картина, как она едва не задохнулась от очередного кошмара и подскочила на кровати, осматривая комнату.       Потом ещё с полчаса ворочалась, уснуть не могла. — Как быстро удаётся устранить приступ? — По-разному. — Самый длительный срок сколько примерно? — Минуты три, может, чуть меньше.       Врач больше вопросов не задаёт, что-то в карту записывает молча. Поле не по себе от размеров разрастающейся на листе поэмы. Ей, что, уже и завещание пишут?       Полине было, откровенно говоря, совсем не по себе. Она сидела на стуле напротив, внимательно всматриваясь в нечитабельный почерк да ещё и вверх ногами. Глаза бегали по размашистым непонятным буквам, которые отчаянно не хотели складываться в слова. Доктор начал говорить внезапно, от чего Павленко даже растерялась, в груди будто что-то ухнуло вниз, в пятки. — Состояние твоё ухудшается, думаю, ты и сама это чувствуешь. — Да.       Она долго показывала ей все результаты исследований, анализов, которые девчонка сдавала зимой, в московской больнице, и те, которые сдавала относительно недавно, но Поля в этом вообще мало что понимала, если понимала вообще. — Полина, я бы тебе никогда не хотела этого говорить, но ты должна знать, — женщина замялась, лишь на долю секунды отвела взгляд вниз, но этого было достаточно. Павленко ведь не дура, она и так всё поняла. — Не тяните, пожалуйста, я уже ничего не боюсь. — Началась такая стадия, когда… — женщина умолкла, пытаясь подобрать правильные слова, ведь, такие вещи она обычно говорила родителям или хотя бы родственникам, опекунам, но никак не детям. — Когда, что? — Когда тебе в любой момент может не помочь ингалятор, — она говорила это таким тоном, как будто винила себя.       Дети не должны слышать такие жестокие слова, даже если этих самых детей загнала в угол болезнь. — Ясно.       К горлу подступило что-то непонятное, кроме этого сухого «ясно» Поля сказать так ничего и не смогла. — Поль, нужно лечь в больницу. — И что? Я там всю жизнь буду? — возмутилась она. — Извини, но в твоём случае это необходимо. Лечение может занять месяц, год, а может и пять лет, но тебе будет лучше.       От таких сроков голова кружилась. Поля несколько секунд молчала, раздумывая над словами врача. Представляла, как отреагирует Витя, Софа, ребята… Хотя, по большому счёту, не в их реакции было дело.       Поля сама прекрасно осознавала, что не хочет провести остаток своих дней в больнице. И если уж у неё нет шансов на то, чтобы стать здоровой, то нечего и пичкать себя всем этим. Может, стоит прожить столько, сколько отведено, стараясь просто быть счастливой? — А если я не лягу в больницу? — спрашивает, чтобы наверняка знать, что и к чему приведёт. С ней ведь не шутят. — Я не берусь гарантировать, но скажу так: с лечением в больнице у тебя гораздо больше шансов дожить до… осени, — слетает всё-таки с языка. — Понятно, — Поля кивает, — А дальше что? — голос, начинающий дрожать, скрыть пытается.       Что, дальше, чем осень, ей не суждено? — Это если без хирургического вмешательства и под наблюдением врачей. А если нет — любой приступ может спровоцировать ухудшение. — Вы говорите о том, что так я умру быстрее, да? — звучит как-то надтреснуто.       «Хорошо, Вить, что ты не пошел со мной» проносится в голове, пока врач отвечает: — Прости, но я не могла это скрывать. Не имела права. Ты должна понимать всю степень серьёзности. В любой момент от нехватки кислорода в лёгких в работе головного мозга могут начаться сбои, которые распространяться по всему организму. И, как результат, остановка сердца. — Лучше не знаю сколько, но жить нормально, — она встала из-за стола, сама не веря тому, что сказала.       В любую секунду, в любую, понимаете, ингалятор может не помочь. Это фиаско. — Спасибо за честность, до свидания! — Полина! — врач крикнула, вставая с места, в попытке её догнать, но девчонка уже прикрыла дверь. На глазах слёзы, весь мир затихает. — Девушка, туда можно? — спросила её какая-то женщина, держащая за руку ребёнка лет семи с кислородной маской на лице. — Да, — вздыхая, пытаясь подавить всхлип, ответила она. — У тебя тоже астма, да? — спросил Полю маленький мальчик, снимая маску с лица. Заулыбался, солнечный такой, в веснушках. Но Поля так ничего и не ответила, не смогла, просто рванула по коридору вперёд, двигаясь к выходу.       Уйти, ей нужно срочно уйти, иначе она себя разбитую на кусочки просто не соберёт. — Мама, почему она плачет, мам?!       Павленко вышла на улицу судорожно вздыхая, по телу прошлась дрожь. Ей даже не холодно, несмотря на пронизывающий ещё прохладный ветер, это просто истерика, смешавшаяся с отчаянием.       Она шла, сжимая в руках свой предательский ингалятор. Сука, как так то! Ей же всего шестнадцать…       Ноги сами веди её дворами к знакомому дому, туда, где ей сейчас больше всего хотелось бы оказаться. Это была не их с братом квартира, нет, это была её крыша.       На крыше Поля не знала, сколько времени сидела. Моменты в голове перебирала, варианты найти пыталась, но без толку. Нет их. Просто нет их у неё в наличии и всё. Ей шестнадцать, и до своего семнадцатого дня рождения она не доживёт. Тут до осени дотянуть будет проблематично, без больницы-то, что уж рассчитывать на целый год жизни!       Жизнь… она ведь ни черта не успела ещё. Даже школу закончить не смогла. Поля представила своих одноклассников, которые через год будут получать аттестаты, поступать в универ, или ещё куда, уедут к чертям из города, а её так никто и не вспомнит. И останется Полькин аттестат пылится где-то нереализованный. А она ведь столько сил тратила на учебу, веря, что сможет вырваться и почувствовать, как это — жить.

Сатурна кольца приручат Весёлый страх, Украсть, проспать За руку радуги вдвоём Тем утром, которым Мы умрём

      Поля почувствовала, что это значит, когда у неё появился Витя, но… Как ему сказать об этом? Он же сразу её в больницу запихнёт, в эти палаты, деньги будет тратить на её лечение недешёвое, а потом ещё и хоронить её. Нет, Вите нельзя говорить, у него свадьба на носу, а там, глядишь, семью свою создаст, даже пускай с этой Иркой — раз уж так любит её, детей, может, заведут.       На мысли о том, что, может, в честь неё назовут дочку, Полю прорвало одновременно от слёз и от смеха. Истерика накрывала медленно, но верно, а дальше — ступор. Перед глазами возник момент её такого недавнего дня рождения, которое хотелось вернуть. — Народ, ну, чё в дверях толпимся, а? Проходите, проходите давайте! Санчо, — Витя пожимает пацану руку, про себя отмечая крепкую хватку и стальной взгляд, где-то вдалеке, на подкорке холодеет, — Вован, Илюха, прекрасная леди, проходите. — Вить, стой, подожди, а сфоткай нас? Ребят, там плёнка есть? — спохватилась девчонка, растирая сырость от переизбытка чувств и эмоций по лицу. — Да, мы плёнку вставили и одна ещё в запасе, в коробке. — В проходе, чтоль? Давайте хоть к столу пройдём, там вас и запечатлю. — Не, Вить, сейчас, давай, — Поля пихнула брату фотоаппарат, сама же покрепче прижала к себе букет, Галю и Вовку, Санька с Илюхой нависли над ними, приобнимая и широко улыбаясь. — Так, а чё тут жмать-то? — Павленко народно скорчил дурную рожицу, покрутив перед собой фотоаппарат. — Вить! — Ладно, сеструх, не ссы. Улыбочку! — все дружно улыбнулись, послышался щелчок затвора и тихие шаги. — С днём рождения, мелкая, — сзади стояла Софа. — Поль? — чья-то рука коснулась плеча и Павленко дёрнулась. Перед ней стояла, чуть наклонившись, Галя, и в глазах её было беспокойство.       Нет, нет, нет, ну зачем они пришли? Что они здесь делают?       Позади стоял не менее озадаченный Илюша в брезентовом плаще, как для рыбалки, или это был дождевик? — Привет, — только и смогла выдавить из себя девчонка, шмыгая носом. — Ты чего, плачешь? Случилось что-то? — обеспокоенная девушка села рядом, приобнимая её за плечи, пытаясь успокоить, поддержать, вот только как тут успокоиться-то?       Илья сел рядом по другую сторону, это значило только одно, они теперь точно не уйдут, а ей не убежать, да она бы и не пыталась, разве что… разве что с разбегу, прямо с крыши. — Всё случилось уже давно. — Что? — Я умираю, — на выдохе бормочет Павленко и как-то разом успокаивается, не хнычет, не шмыгает, только слёзы текут по щекам, оставляя следы мокрых, солёных дорожек. — Мы все сейчас умираем, — невозмутимо заявил Илюша глядя куда-то вдаль, на город. Теперь «братство крыши» больше походило на сборище суицидников. — Только вот у вас есть шансы дожить до Нового года, а у меня их нет, — выплёвывает. И сжимается от осознания, насколько же это горько, — Даже до осени с натяжкой дотяну сказали… — Значит, ты была у врача? — Гале не по себе тоже становится от услышанного. Не верится. В детстве кажется, что умирают только старики, а тут, девчонка совсем сидит перед ней, сверстница и подруга, которая так обо всём этом рассказывает.       Жутко становится. — Была, — Поля слёзы утирает тыльной стороной ладони, всматриваясь в мокрые пальцы, — Толку-то… — А брат твой знает? — Нет. — Поль… — Галь, я не собираюсь ему рассказывать! — голос повышает. Натянутые нервы до предела демонстрирует, которые уже лопаются, — Я не хочу сдохнуть в больничной палате, понимаешь? Не хочу, чтобы он отвалил кучу бабла за то, что ему потом скажут «мы сделали всё, что могли, крепитесь, примите наши соболезнования!»       Может, не стоило так резко-то, Галя же ничего не сделала ей, но Поля сорвалась. Не выдержала больше. Впрочем, едва ли на неё обижаются, обнимая. Так, что ей ещё больше слёзы начинают глаза прожигать. — Иди сюда, — говорит как не странно Илюша, обнимая её за плечи. Они обнимают Полю с двух сторон, потому что говорить хоть что-то кажется так бессмысленно. — Ребят, я прошу вас, не говорите никому, ладно? Я пожить хочу, столько сколько мне осталось. — Поль… — Ни Вовке с Санькой, ни Софе с Витей. Никому! Поклянитесь мне! — Клянусь, — хором ответили ребята.       Поля вздохнула, понемногу успокаиваясь. Дыхание выровнялось, хоть её местами всё ещё колотила дрожь. Она не знала, сколько они так сидели, может, пять минут, может, десять, но в конце-концов поднялась на ноги, заставляя Галю с Ильёй выпустить её из объятий.       Поправив лямку сумки на плече, произнесла, стараясь изо всех сил, чтобы голос не был слишком надтреснутым: — Я домой. — Может, тебя проводить? — спросила Галя. Илья кивнул в знак поддержки, но Поля покачала головой. Она и так у них уже отобрала время, а третий на свидании двоих всегда лишний. И сегодня лишней была Павленко. — Не надо. Я сама справлюсь. — Я тебе вечером позвоню, — против этого возражать уже было бессмысленно, и Поля просто кивнула в ответ, а затем, махнув рукой ребятам, направилась к выходу из крыши.       Илья с Галей стояли молча, провожая её глазами. — Как думаешь, — подала голос девчонка, когда дверь, ведущая в их «укромное место» закрылась за подругой, — Мы правильно сделали, что согласились молчать? — Не знаю, — Илья пожал плечами, — Когда-то ей дядя руку сломал, а потом Витя сломал ему нос. Надеюсь, с нами этого не случится.       Галя бросила взгляд на Илью. Да, порой он бывает слишком открытым, но даже в этой открытости была своя странность. — Пойдём? — Пойдём.

***

— Слушай, ну этот вариант мне нравится, — Ира взяла журнал, переворачивая страницы и раскрыла на цифре восемь. Белоснежное платье манило с глянцевого журнала, вызывая желание увидеть свадебное чудо воочию.       «Увидеть и умереть от красоты» — проносилось в голове. — Неплохо, — подруга Ирки, Маша, наведавшаяся сегодня в гости, должна была быть свидетельницей на свадьбе, и вот, уже около часа они сидели, выбирая наряд, — Но я бы взяла это… — страницы снова зашуршали в поиске необходимого варианта.       Звук смешался с трелью телефона и Ира нехотя поднялась, покидая кухню. Аппарат связи в этой квартире находился в коридоре и, к сожалению, до кухни провод никак не дотягивал. — Алло, — взяв трубку, Ира могла разве что гадать, кто будет на том конце провода и по какому вопросу, но мучиться в неведении долго ей не пришлось. — Здравствуйте, это квартира Павленко? — раздался в ответ чей-то незнакомый, женский голос. — Да. Вы кому звоните? — Мне нужен Виктор, он дома?       А вот это уже заявочка. Ира несколько секунд стояла, прикидывая, почему им домой звонит какая-то женщина и требует к телефону Витю, ревность всколыхнулась внутри. — Он занят. К свадьбе готовится, — рубит, — Кстати, я его невеста. Ему что-то передать? — Вы знаете Полину Павленко? — Знаю, — едва не вырвалось следом «К сожалению», но ведь нельзя забывать, что Ира разговаривает абсолютно с чужим человеком, нужно какое-то приличие соблюдать, — А она что-то натворила? Вы со школы? — Нет, я из клиники. Меня зовут Меркулова Вера Борисовна, — в голове имя отозвалось знакомым. Неужели это та самая врачиха, про которую Витя в последнее время упоминал? Ира не то, чтобы интересовалась, но знала, что жених её нашел для младшей сестрицы классного врача в их городе, к которой, если верить слухам, даже из Москвы приезжали, — Полина сегодня приходила ко мне на осмотр. Я хотела бы поговорить с вами насчёт его результатов. — А что с результатами? — Понимаете, дело в том, что ситуация значительно ухудшилась. У неё наблюдается формирование так называемого «привыкания» к ингалятору, вдобавок ухудшение протекания астмы, и всё это вкупе провоцирует вероятность, что купировать следующий приступ будет, скорее всего, невозможно.       Ира мало понимала в медицинской терминологии, общую чуть улавливала, но всё же решила переспросить: — Она, выходит… задохнётся? — К сожалению, не исключен вариант летального исхода. Полине рекомендован стационар, наблюдение врачей и, возможно, ей могли бы сделать операцию — правда, там много подводных камней. Она ещё несовершеннолетняя, я ей рассказала в общих чертах, что и к чему, но мне кажется, девочка не до конца понимает ответственность, да и подписывать какие-либо бумаги, согласие ещё не может. Скажите, вы не могли бы передать её брату, что ему нужно приехать к нам? Я так понимаю, у него все документы на опеку, и в конечном итоге именно он должен решить, будет ли операция, но счёт идёт уже на дни, в любой момент ингалятор может не помочь девочке…       Ира посмотрела на Машу, которая жестами подзывала её к себе с кухни и отмахнулась. Не до тебя сейчас, подруга.       Вникать в слова врача было страшновато и как-то нелепо, но Ира продолжала стоять у телефона, глупо кивать и слушать. Как сказать об этом Вите, она не имела ни малейшего понятия.

Тем утром, которым Мы умрём…