Искра в темноте. Дьявольское наследие

Елена резко очнулась, чувствуя, как ее держат и прижимают к чему-то жесткому. Она инстинктивно стала извивать и биться в хватке неприятелей, но, когда руки перехватили запястья, и ее вдруг притянули к твердой груди, Елена замерла. — …дыши, любовь моя, — ворвался в ее уши голос, и пару раз моргнув, Елена подняла глаза. И тут же увидела, буквально в паре сантиметров от себя, лицо Клауса, который поразительно обеспокоенно смотрел на нее своим зелено-голубыми глазами, которые она еще пару минут назад уже видела, но испуганные, полные боли и страха. Вдруг из ее рта вырвалось рыдание, и она, неожиданно подняла руки, обняла его за шею. Елена даже не знала почему. Хотела утешить того юношу, которого видела и которым Клаус был тысячу лет назад? Показать ему ту поддержку, которую ему не дал Майкл или даже Элайджа, замерший за плечом отца и не перечивший ему, лишь стоявший и смотревший, как его брат в муках и непонимании, что с ним, корчился на лесной подстилке? Может все из этого. В этот момент, она даже не помнила, что он был тем, кто убил ее, принес в жертву, или что-то еще. Ей просто хотелось его обнять и все. А вот Клаус замер. Он был полон облегчения, когда сердце двойника вновь забилось, и хотя сначала был испуг, ведь она задыхалась и билась, как дикая кошка, но потом девушка затихла и… вдруг сама обняла его. Вот уж чего давно с ним никто не делал, так это добровольно не обнимал. Без злого умысла, без желания всадит нож в спину, и еще чего-то подобного. А уж объятия от Петровой… Даже краткое касание к Татие было трудно получить без усилий, комплиментов или даров. А от этой Петровой и того, после того, что между ними произошло, было получить подобный жест было поразительно… …но приятно. Девушка пахла шоколадом с нотками апельсина, молоком и кровью. Сочетание кому-то может и могло бы показаться странным, но ему понравилось. Его волку, что сейчас урчал в глубине его души и подавно. Медленно Клаус поднял руки и обнял ее в ответ, одной рукой обхватив спину, а другой зарылся пальцами в уже начавшие темнеть волосы. — Ну, что ты, милая? — игриво прошептал он ей на ухо. — Неужели мой отец и впрямь столь страшен, что ты ищешь защиты у такого монстра, как я? Это было чисто защитный механизм. Попытка пошутить, чтобы сгладить чувство неловкости, которые его не часто посещало, и теперь жутко смущало. — Мне жаль, — тихо сказала Елена ему в шею, и гибрид недоуменно поднял брови. — За что же, любовь моя? — удивленно спросил Клаус, и немного отодвинувшись, заглянул в глубокие карие глаза, которые были полны печали и боли. Он нахмурился и серьезно спросил: — Что мой отец сделал с тобой? Елена, чувствуя, как к ней возвращается самоконтроль, а вместе с ним и смущение, что она кинулась на шею к гибриду, тоже отодвинулась, но полностью руки не убрала с его шею, а положила их на лацканы его пиджака. — Ничего настолько плохого, что можно было бы даже сравнить с тем, что он сделал с тобой, — тихо сказала Елена, и только тут вдруг поняла, что запястье одной из ее рук что-то обтягивает, хотя она определенно не носила браслетов в этот день. Она на миг отвела взгляд от лица Клауса, и опустив глаза, увидела, что из-под рукава ее кофты еле заметно выглядывал какой-то кожаный шнурок, и как вспышка в ее голове пронеслось то ли воспоминание, то ли видение. Или даже скорее тихий шепот. Отдай его Нико. Елена моргнула, понимая, что голос был молод и был тем же самым, что окликнул Майкла в последний момент. Голос, судя по всему, того самого брата, с которого все началось. Хенрика Майклсона. — Это, кажется, тебе, Нико, — с едва заметной улыбкой произнесла она, развязывая шнурок, на котором оказался небольшой деревянный круглый медальон, где было вырезано, и весьма детально, раскидистое дерево, вероятно, дуб, и протянула его Клаусу. Тот застыл еще в тот момент, когда Елена назвала его этим прозвищем, а увидев простое на вид украшение, он и вовсе изменился в лице. — Откуда?.. — хрипло выдохнул Клаус, и девушка могла поклясться, что на миг, его рука, когда он потянулся к медальону, дрогнула. Елена не видела, но в этот время, Элайджа, стоящий неподалеку, так же изумленно сделал небольшой шаг назад. — От Хенрика, очевидно, — тихо сказала девушка и свесила ноги со стола. — Он спас меня. Отвлек Майкла, когда тот пытался выжить из меня жизнь. И попросил передать это тебе. Клаус на миг прикрыл глаза, и сомкнув пальцы вокруг кулона, бережно прижал его к себе. Елена с удивлением заметила, что на его ресницах блеснули слезы, но не стала об этом упоминать.

***

Ее стопы горели. Когда она все же доковыляла до своей комнаты, и прямо в дверях стянула туфли, то увидела, что вся подошв внутри была выпачкана во вполне себе реальной крови, а на ногах были царапины и волдыри, которые прямо на глазах затягивались. В этот раз, Елену это уже не так сильно пугало, хотя вид своей плоти, стягивающейся и заживающей за секунды, был все еще несколько жутковатым. С шеей, она полагала, была так же история, но зеркало девушка искать не стала. Ей больше хотелось увидеть своих девочек. Казалось, что она пробыла на Той стороне целую вечность, а не несколько часов, а то и меньше, и успела безумно соскучится по Розе и Соле. Но у них уже была компания. Между кроваток стояла Хейли, кутаясь в свою кофту, и одной рукой покачивала колыбель, что была слева и где спала Сола. Она что-то задумчиво бормотала себе под нос, и на носочках подойдя ближе, Елена услышала, что та говорила: — …надеюсь, моя дочка будет такая же милая, как ты, Соли, и что вы не будете, как ваш отец со своими братьями и сестрой, вгрызаться друг другу в глотки, и будете всегда друг за друга горой. Одной быть плохо, а сиротой очень одиноко. Я вот всегда мечтала иметь сестру… Ее голос был печален и задумчив, а сердце Елены, которое так же желало, чтобы ее девочки и девочка Хейли, не были такими сломанными и разбитыми, как их Клаус со своей семьей, сжалось. Она тоже не хотела, чтоб они дрались, и ждали, кто из них первым воткнет кинжал друг другу в грудь. — И не будут, — уверенно сказала Елена, и подошла ближе, встав по ту сторону кроватки спящей Розы. — Хотя бы потому, что у них будем мы, а не чокнутая Эстер, как матери. Хейли вздрогнула, не услышав, как Елена подошла и подняла взгляд. — Ты проснулась, — облегченно выдохнула девушка, и едва заметно улыбнулась. — Я рада этому. И была совершенно искренняя. За это время, она много успела обдумать, и взвесить. В какой-то момент, Хейли поняла, что ее иррациональная обида, что не ее ребенок был чудо-первенцем «великого и ужасного» Клауса, была глупа, как и то, что она зря отмахнулась от первоначальных попыток Елены подружится. Ведь, по сути, они в одной лодке. У них обеих будет по ребенку от гибрида, которые всегда будут в опасности, и что их детям лучше быть друзьями, чем врагами, ибо еще одной вражды, в лице младшего поколения Майклсонов, мир может не пережить. К тому же, она сама была всю жизнь одинока, и многое бы отдала за семью. За сестру, на которую могла бы положится. Но ей с этим не свезло, а вот у ее дочери есть на это шанс. Даже два, ведь была еще юная Роза, что была на попечение Елены Гилберт. Девушки, что была на год ее моложе, но уже столь хорошо справлялась на поприще материнства, причем сразу двух девочек, когда как она сама была в ужасе оттого, что у нее будет одна девочка, полностью зависящая от нее. Но у нее была стая. А у Елены Гилберт… …никого. И теперь, спустя время, Хейли поняла наконец, почему та, в ночь Жатвы, говорила, что не может сломаться, и не могла не восхититься ее силой духа. — Прости, — выпалила вдруг она. — За то, что я так холодно к тебе относилась и нос вертела… И вообще вела себя по-свински. Даже не попыталась приложить усилий, чтобы поближе тебя узнать, и… Но Елена лишь отмахнулась. — Не пори чушь, — спокойно сказала она. — У тебя гормоны, стая, и прочее… Тут не до дружбы с другой дурочкой, кто чуть раньше тебя умудрилась залететь от самого могущественного существа в мире. Хейли издала смешок. — Другой дурочкой? — весело спросила она, и выразительно подняла бровь. Елена тоже подняла бровь и фыркнула. — А что мы умные что ли? — дразняще спросила девушка, и переглянувшись, девушки засмеялись. Атмосфера между ними окончательно потеряла свою напряженность, и стала даже теплой и легкой. Они еще немного посмеялись, и поговорили на отвлеченные темы. И именно такими их застал Клаус. Увидев всех дорогих ему женщин в одной комнате, смеющихся и непринужденных, хотя еще полчаса назад они были при смерти, он поднял бровь. — Вижу вы подружились? — подняв бровь, спросил он, и вошел в комнату. Мимоходом гибрид заглянул на более юных обитателей комнаты, которые спокойно дремали, устав от плача и истерики, он вернул свое внимания к женщинам. — Да, — одновременно сказали они, а Хейли, усмехнувшись, добавила: — Мы — девочки должны держаться вместе. И посмотрела на Елену, которая согласно кивнула. — Ну я рад, — с усмешкой сказал Клаус, и издав смешок, с фальшивым испугом в голосе, добавил: — И в ужасе. Зная способность женщин к разрушению, я даже боюсь представить, что будет со старым-добрым Новым Орлеаном, если вы вдруг решить разобрать его по кирпичику, особенно теперь, когда вы, очевидно, вознамерились объединиться. Девушки фыркнули. — Королева драмы, — вновь одновременно сказали они друг другу так, будто его не было в комнате, и закатили глаза. После чего, все взрослые обитатели детской ненадолго замолчали, и просто наслаждались мгновением мира. — Что вам сказал мой отец? — вдруг спросил Клаус, который застыл между двумя кроватками, у их изголовья. Он несколько неуверенно посмотрел на Хейли и Елену, будто на самом деле не хотел знать ответа на этот вопрос, но тем не менее озвучив его, с нетерпением и страхом ждал ответа, зная, что он будет не в его пользу. — Почему ты его так называешь? — первой спросила Елена, хмуро посмотрев на гибрида. — Он ведь не твой отец. По взгляду Хейли было ясно, что она тоже хотела знать, почему он все еще считает Майкла отцом. От любопытных взглядов двух женщина, Клаус стиснул челюсти, его взгляд потемнел, а потом он хрипло и жестко сказал: — Такую рану мог нанести только отец. Он на миг замолчал, отведя взгляд. — Ну так что он сказал? — тихо, но настойчиво повторил Клаус. Незаметно для него, две девушки поразительно понимающе переглянулись, и твердо, в один голос, сказали: — Только ложь. После чего, робко улыбнулись гибриду, который в этот момент выглядел непривычно, для обеих из них, уязвлено, и получили такую же едва заметную, но искреннюю улыбку в ответ.