Посмотри, я с тобой

      Здесь фоном может идти Bruno Mars — Talking to the moon

             Ты вваливаешься в квартиру неаккуратно, шумно, сшибая входной дверью железный совок, прислонённый к стенке. Тебя трясёт от негодования и обиды, ты хочешь бросить всё или бросить что-нибудь в других. Ты старательно удерживаешь спокойное лицо всю дорогу домой, чтобы не распугать людей вокруг, но здесь, за крепкой дверью, в своём убежище, ты наконец можешь дать волю эмоциям. Яростно скидываешь обувь, безжалостно отпинывая её в дальний угол, и на заплетающихся ногах залетаешь в комнату, следуя за уже привычным, успокаивающим хвойным запахом одеколона.       Он поднимает на тебя глаза из-под экрана ноутбука и тут же переводит быстрый взгляд на часы — ты сегодня позже обычного, но не так, чтобы начать волноваться. Глубоко вдыхаешь, сдерживая истерику, и просто валишься лицом в диван, зарываясь носом в такую же пропахшую хвоей подушку. Олег и сам весь такой: надёжный монолит, вековое древо, великая мудрая ель, та самая пресловутая каменная стена, за которой можно спрятаться и знать, что тебя не оставят в одиночку разбираться со всем, что ты самостоятельно никогда не потянешь. Он закрывает крышку ноута (дурачок, ну ты ведь работаешь, ну я ведь подожду, ну чего ты такой..), подходит к тебе и плавно проводит ладонью по волосам.       — Я тебя слушаю, — уже в один этот бархатный голос можно завернуться и спать, как хомячок в ватном гнезде, но так напряжение не скинуть, поэтому ты поднимаешь голову и со всем накопившемся за день негодованием жалуешься:       — Олеж.. они все там уроды и придурки, я их всех ненавижу, и я больше не могу находиться в этом ядовитом коллективе! Вешают на меня всех собак! Почему именно мне надо делать всё, пока остальные занимаются чёрт знает чем?!       Он тихо усмехается и присаживается рядом.       — Ну что сказать.. В следующий раз можешь привести какую-нибудь собаку домой, и мы сделаем её менее ядовитой, — в глубоких голубых глазах танцуют смешинки, и ты несильно, но ощутимо пихаешь его в плечо.       — Олег, ну я ведь серьёзно! Я больше не могу это терпеть, когда-нибудь я не выдержу и задушу там всех!       Волков абсолютно серьёзно кивает и со знанием дела выдаёт:       — Могу показать куда нажимать надо, чтобы твоя жертва пикнуть не успела. На даче вроде лопата была, так что с уликами тоже проблем не должно быть.       Ты со стоном валишься опять лицом в подушку, и чувствуешь как распрямляется диван, когда Олег поднимается на ноги.       — Если в нашей кухне много-много плакать, скоро в нашей кухне будут жабы квакать.. — начинает он зачитывать старый детский стишок из забытого прошлого, — Вставай-ка, будем сейчас тебя лечить.       — Не надо меня лечить, доктор, это уже не лечится, — недовольно бурчишь ты, но покорно подаёшься тёплым крепким рукам и поднимаешься в более приемлемое положение.       Олег в это время быстро что-то натыкал в телефоне и отложил его на подоконник, из динамиков полилась ненавязчиво музыка и ты скептично хмыкаешь. У всех парочек есть какая-то особенная песня, та самая которую обычно с придыханием называют «наша» и которую после расставания удаляют со всех плейлистов. Но сейчас, стоя в знакомых тёплых объятиях, потираясь щекой о чёрную ткань водолазки, покачиваясь в каком-то подобии школьного медляка, ты не думаешь ни о каких горьких «потом». Он другой, и с ним всё будет совершенно не так, как со всеми — просто потому что другие не Олег. Ты тихонечко мурлычешь под нос мотив песни, а он ласково потирается колючей от щетины щекой об твой висок и шепчет:       — Не волнуйся, всё будет хорошо, мы с тобой всё решим. Уйдёшь оттуда, в конце концов, если совсем хреново, нечего себя насиловать. Ты и лучше место найдёшь, там, где тебя будут ценить и любить.       Ты поднимаешь голову и улыбаешься, глядя ему в глаза.       — Не найду.. потому что ценят и любят меня здесь.