Волга и Енисей

Мама примостилась на краю скрипучего дивана и горько рыдает, то и дело подтирая платочком бегущую тушь. — Стёпа… МГИМО же сам закончил, — выдавливает из себя сквозь слезы. — Петр на работу звал! В Пекин! А теперь… Она обводит рукой двенадцать метров коммуналки и снова прикладывает платок. — Да ладно тебе, Нин, — отец трет хмурую складку между бровей. — Живой же. С голоду не умирает. На улице не ночует. Енисей понуро сидит на подоконнике с сигаретой, потому что единственная табуретка занята старшим Бесстужевым. Металлические ножки скрипят под внушительным весом, от чего он явно чувствует себя неловко. Сын и так нищеброд, еще и за сломанную табуретку платить заставят. Поди ползарплаты. — Ну что ты за сухарь, — стонет мама. — У тебя тут ребенок страдает, а ты «с голоду не умирает». Давай вот еще порадуемся, что руки-ноги на месте! Степан виновато пожимает плечами. Енисей всё разглядывает его с тоскливой завистью. В Бесстужеве метр восемьдесят восемь роста, размах плеч на половину комнаты и лицо как с военных фотокарточек. Мечта дамы, короче. Маманя наверное последние лет двести жаловалась, что он ещё при Петре I ни одной юбки не пропускал, но после громогласного «НИ-И-И-НААА, А ЦАРСКОЕ СЕЛО ТЫ ПО-О-ОМНИШЬ?» резко умолкала. Енисей при семейных разборках всегда старался свалить из дома подальше, чтобы ненароком не узнать ни про Царское Село, ни про Франческо. Тяжело, когда родителям по триста с лишним лет. Енисею с генетикой не повезло. Долговязый, тощий, сколько бы не жрал. Смазливый ещё, никакой отцовской брутальной красоты. Ну вот не могли нормального пацана украсть? — Сын, — Степан с готовностью прочищает горло. — Нам с мамой, конечно, очень жаль, что ты долбоёб. — Стёпа! — Что Стёпа? Ну что Стёпа? — мгновенно вспыхивает он. — Сама разбаловала свою корзинку, а теперь «Стёпа, Стёпа»! Кто вот его так охотиться учил? — Па, да эти пидоры сами на нас… Енисей затыкается под огненным взглядом. История «как я укусил сына замминистра здравоохранения» папаню никогда особо не интересовала, в отличие от судьбы клана. — Я к тому, — размеренно продолжает Бесстужев, — что нам очень жаль, что тебе приходится терпеть такие скотские условия, но мы ничем помочь не можем. Помнишь, что с Чеховыми случилось? Да вся Москва помнит. Наехали на какую-то гниду из Совета и получили передозировку витамина D. Летальную. Все разом. В новостях вроде писали, что дом во время семейного праздника сгорел. От елочной гирлянды. В марте. — Не нужна мне помощь, — отмахивается Енисей, крутя в руках так и не зажженную сигарету. — Можете только кое-что у Совета спросить? По телефону не мог сказать. Отец заинтересованно приподнимает бровь. Енисей вытаскивает из кармана смартфон и открывает галерею. Первая фотка — доска почета их «Строим-Построим». Ну, кусочек. Самый важный. — А-а-а, — тянет Бесстужев, пытаясь пальцами увеличить изображение. Китайское чудо техники, купленное у цыган, на такие фокусы не реагирует. — Как зовут? — Катя. Екатерина, в смысле. — Нашёл? Предначертанную? — мама от волнения прикрывает ладонью рот и в один прыжок оказывается за спиной мужа. — Так быстро? — А фиг знает, — пожимает плечами Енисей. — Просто внутри всё такое… прыгает, что ли. — Мы тоже друг друга рано нашли, — умиляется она, потрепав Степана по макушке. — Как увидела — у меня бабочки в животе взорвались! — Всё думал, неужели моя, — горячо кивает папа. — Никак поверить не мог. Две недели пил. Он ойкает, получив внезапный подзатыльник. — От счастья пил, Нина! Честное слово! — Наташу попрошу, — вздыхает мама. От слез на её лице — ни следа, один горящий энтузиазм. — Надо будет алтарь помыть, а то эта сука везде пятна найдёт. — Сын, одна просьба, — Бесстужев с кряхтением поднимается с табуретки. — Свадьба — не здесь. — Угу, — рассеянно кивает Енисей. — Мы это… не торопимся. Мама вновь вытирает глаза платочком, на сей раз от радости. Отец ободряюще хлопает по плечу, забыв все тревоги насчет табуретки. Ну да. Выяснят, значит. Теперь дело за малым — к Кате подкатить. Как нибудь. Осталось восемь лет и сто семьдесят шесть дней. В сущности, можно успеть.