Целостный

Взмах клинка рассекает воздух и противника — и капли крови мешаются с брызгами гидро-копья. Резкий разворот — Тарталья юркий, он легко уворачивается от тяжелого взмаха топора, уже готового опуститься сверху на голову. Водное копье снова разделяется на два клинка, и следующий удар крест-накрест особенно жесток и яростен. Даже нет нужды накладывать метку, он лишает жизни с одного взмаха. У Тартальи горят глаза. Мало. Этого мало. Вскинутая вверх голова — и все еще никакого звездного неба, только мрачные своды и поблескивающие далеким обещанием смолянистые арки. Черное наливается алым — то ли мир вокруг меняется, то ли он сам. Нельзя вглядываться слишком долго. Нельзя забывать о цели, иначе едкие пальцы Бездны проникнут в разум, лишат и памяти, и понимания себя. Получится ли вернуться? А кто знает. Осязаемая концентрация безумия выглядит именно так. Тарталья держится благодаря упорству и ярости. Ему бросили вызов? Итог потому может быть лишь один. Перевести дыхание, утереть пот с подбородка — и кровь тоже — и рвануть вперед, тут некогда и негде отдыхать, упустил момент — и больше не выберешься. Противники везде — слева, справа, сверху, снизу, в каждом зале и в самих стенах, и сам себе — тоже противник. Предсмертные крики сразу нескольких хиличурлов, их занесенные для удара дубинки, растворяющиеся в воздухе. Заклинание шаманчурла, оборванное на полуслове. Огромный деревянный щит очередного врага, свободно выдержавший четыре попадания стрел, но выбитый из рук ударом самого лука. «Тот, кто собрался покорить мир, сумеет добраться до Архонта сам. Кем ты меня считаешь? Теперь нет места, где ты смог бы от меня спрятаться, я тебе это докажу». Тарталья смеется, когда в зале остается лишь он один. Под ногами хлюпает от крови, восторг и ярость смешаны в единое чувство. Покорить Бездну можно лишь слившись с ней воедино, став таким же монстром, как и те, которые остались позади, растерзанные умелыми руками воина. «Ты все еще считаешь меня слабым? Достойным только стать жертвой для тебя? А они что? Они наблюдают или ты тоже жадный, как и я?» Небо… никогда и нигде оно не было таким прекрасным. Звезды сияют щедрой россыпью, если вглядеться, легко рассмотреть самые крупные. Тарталья сам приносит им жертву — уже принес, вон там, позади, до сих пор оставался кровавый след. Бурые капли присохли к лицу, стянули кожу, церемониальный наряд насквозь промок и липнет к коже, холодя разгоряченное тело. После фиолетовых молний и пламени, после обилия надоедливого алого разнообразие красок вверху кажется на диво спокойным. Пастельные оттенки розового и бежевого, сиреневые разводы и немного голубого — все сдобрено крупными и мелкими каменьями звезд — мириады их, не сосчитать и за бессмертную жизнь. По ним, кажется, читают судьбу? По этим звездам? Тарталья снова смеется. Протяни руку — и можно смять их, скомкать полотно, коверкая чужой замысел. Они виновны сами. Они выпустили монстра, посчитав его слишком слабым. Сами вложили в его руки грозное оружие. Их он разорвет в клочья, потом, когда выберется. Звучал ли под этими звездами когда-либо такой искренний, такой живой смех, как сейчас? — Ты видишь это, Моракс? Ты наблюдаешь за мной? Тебе нравится? *** На рынке сегодня людно. От разнообразия ароматов и ярких красок голова кругом. Тарталье все интересно, да и хочется купить что-нибудь из угощений — идеально для посылки домой, родным понравится, а Тевкр любит сладкое. — Ха-ха, сяньшэн, посмотри, а что это? — Тарталья останавливается у небольшой лавки, где торгуют красивыми яркими изделиями. Розовое, нежно-желтое, белое с салатовым… дети рядом с удовольствием уплетают то, что купили им родители, облизывают перепачканные сладкой крошкой пальцы. — Рисовые пирожные с начинкой из красной фасоли. А вон там — черепаховое желе. Нет, Чайлд, для твоей цели они не подойдут, нужно что-то, хранящееся несколько недель, — поясняет Чжун Ли. — Да, да, я знаю. То, что он называет черепаховым желе, привлекает внимание. Черное, блестящее, по форме — как аккуратно нарезанные дольки мармелада, но непривычного цвета. — Хочешь попробовать сам? — уточняет Чжун Ли. Тарталья уже оплачивает покупку. В Ли Юэ ему интересно не только из-за необычного спутника. Природное любопытство дает о себе знать, он много гуляет, пробует новые блюда, покупает подарки для домашних и иногда для тех, кто работает в новообразованном штабе Фатуи. Только изредка смотрит свысока, вспоминая, что именно эти люди осудили его на верную погибель за то, что рискнул сунуться к их Архонту. Впрочем, судей нет в живых уже давно. Потому что обыграл их всех, Архонта в том числе. Впрочем, Моракс, то есть, Чжун Ли, так не считает. Но он вообще жутко упрямый. Что-то общее у них все же имелось — обоим нужен был лишь лучший спутник, достойный, сильный, способный понять. Воин, не знающий жалости, следующий собственным принципам. Проиграй Тарталья, его ждала бы смерть. Потребуй Моракс от него преданности и отказ от Царицы — все уже завершилось бы. Вероятно, плохо. Не возникни взаимного интереса — удовольствие от победы срезало бы вдвое. Брошенный вызов был не только принят, но и отбит с достойными азартом и насмешкой. Стрелка часов завершила ход, Тарталья своими руками сломал ее, направив вспять и время, и законы, и планы обоих. Моракс сделал шаг вперед, выходя из круга, протянул руку. Так много граней, способных неосторожным движением столкнуть с лезвия ножа. Но вот они, все еще вместе. И жить интересно, особенно таким, как они оба.