клуб неудачников

      – Итак, класс, – миссис Морган, как только звонок смолк в шумном коридоре, встала со своего учительского стола и похлопала длинной деревянной линейкой по своей морщинистой ладони, дабы прервать гулкие переговоры детей между собой, – для начала поздравляю всех вас с первым днём очередного учебного года, я рада видеть каждого в лицо после трёхмесячного отдыха.       На некоторых партах тихонько захихикали: видно, чувствовали в словах учительницы некий скрытый сарказм по поводу того, что она рада их видеть. Однако та ничего не сказала на вырвавшиеся смешки, только предупреждающе прокашлялась и продолжила речь, которая из года в год, как по написанному шаблону, повторялась и никогда не блистала внесёнными изменениями.       Как и любой серый и скучный школьный день.       – Сейчас у нас с вами по плану должен быть вводный урок, но перед этим, как вы понимаете, я должна представить вам нового ученика, – миссис Морган многозначительно повела бровью в сторону первой парты третьего ряды, устремляя проницательный взгляд на сгорбившегося Моно. – Сэлмон, я попрошу тебя сейчас встать рядом со мной, чтобы тебя увидел весь класс.       Рванный выдох тяжело упал горячим шлейфом на руки, трепыхнув край бумажного пакета, и Моно с невидимым грузом на плечах встал со своего места и подошёл к миссис Морган. Вспотевшие ладони он сложил за пазухой, а голову склонил вниз, чтобы не смотреть в несколько пар глаз, устремившихся и впившихся в него, как блестящие иглы для шитья в потрёпанную игольницу, и не увидеть в них насмешки.       – И да, будет лучше, если ты снимешь свой… головной убор. Коллектив должен знать и видеть тебя в лицо, понимаешь? – без капли осуждения произнесла миссис Морган и снова повела бровью в его сторону.       Моно не слышал отчуждения в голосе новой классной руководительницы, как это было три месяца назад в библиотеке. Вроде даже проскользнула какая-то нота гордости и удовлетворения – похоже, Моно не только хорошими результатами на экзамене получил место в школе, но и стал авторитетом для миссис Морган, преобразившись на её глазах из “дряхлого подростка” в примерного ученика. Для него это было неудивительно, ведь в прошлой в школе им гордился почти что весь учительский состав, в том числе и сам директор Диккенс.       Снимать пакет, в котором было вполне комфортно, желания не было, особенно перед новыми одноклассниками. Тем не менее Моно, чуть колеблясь, нехотя схватился за края головного убора и медленно стянул с головы. Пасмурный свет из окон неприятно ударил по глазам, отчего Моно немного поморщился, а после, привыкнув, с опаской бегло окинул взглядом весь класс, что с интересом ожидал увидеть лицо новенького за бумажной маской.       В конце кабинета висело небольшое круглое зеркальце в белой пластиковой оправе, поблёскивающее в утреннем свете, в котором Моно смог без труда разглядеть себя без пакета. Довольно миловидное лицо с хорошо выраженными скулами, карие глаза миндалевидной формы, за которые, между прочем, его и травили в старой школе, и тёмно-каштановые волосы до плеч, собранные в пышный низкий хвост замызганной резинкой, одолженной у матери.       – Прошу представить – Моно Сэлмон, – продолжила тем временем миссис Морган. – Пришёл к нам из школы Диккенса и показал самый лучший результат на экзаменах, поэтому советую брать пример некоторым личностям.       Учительница многозначительно глянула на некоторые парты, а Моно рядом с ней слегка стушевался и с поджатыми губами плавно отвёл глаза в сторону. Ну не сказать прям, что на него можно полностью равняться: ненароком он вспомнил, как несколько раз бессовестно увиливал с некоторых уроков либо из-за того, что они были скучными для Моно, либо из-за контрольных, к которым он забывал подготовиться. Никто его за это не ругал, только пальцем грозили, а так Моно спокойно выходил сухим из воды.       – Всем привет, рад знакомству, – наконец подал голос Моно и натянуто улыбнулся.       “Я как будто в банальный голливудский фильм с подростками попал”, – пронеслось у него в мыслях. Не хватает ещё для красоты наивно ляпнуть “надеюсь, мы в вами подружимся”, тогда уж точно – сцена знакомства с классом дубль два.       Класс по закону жанра начал переглядываться и шептаться друг с другом, а одна девочка спереди вдруг нагнулась к другой, что сидела рядом с её партой, и невзначай ей шепнула:       – А ничего такой, симпатичный, – на что подружка согласно закивала.       Скулы мигом зажгло от смущения. Конечно, клишировано предполагать, что ему никто никогда не говорил комплементов, кроме его матери, но это было в самом деле так. И приятно, и неожиданно, и неловко – всё в одном флаконе. От этого Моно начал кусать губы от нарастающего дискомфорта, но слава богу миссис Морган решила над ним сжалиться.       – Хорошо, можешь сесть на место, – кивнула она, после чего Моно пропыхтел от долгожданного чувства свободы и, натянув пакет обратно, прошёл к своему месту под нескончаемые шепотки и смешки класса, притихнув там до конца урока.       “По скорее бы уже свалить, а то я устал”.       Рёку невольно насупилась, когда услышала тихий комментарий от девочек перед ней, что новенький оказался симпатичным. Критично оглядев Моно с ног до головы, она ничего необычного в его внешности не нашла, если не считать узкий разрез глаз, присущий типичным азиатам, и длинные волосы, которые можно встретить не у каждого парня. Обыкновенный мальчишка, правда причуды у него какие-то крайне специфичные.       Ну да, ещё чего, будет она с него пример брать – не дождётесь. А судя по тому, как этот самый примерный ученик виновато покосился на окно, когда его похвалили, Рёку сразу почувствовала, что за ним стоят небольшие грешки и не несущие особого ущерба проступки, которые совершает почти каждый школьник.       “Ясно, очередной обалдуй”, – мысленно выдвинула она вердикт.       На парту Рёку вдруг приземлился сложенный вчетверо тетрадный лист в клетку. Под скучную речь учителя она без промедления развернула листок и увидела надпись, судя по почерку, от Рэйни:       “Так странно, что он прячет лицо под пакетом. Я думала, у него какие-то дефекты, там, шрамы или косоглазие, а оказалось он довольно-таки красивый. Интересно, почему он носит этот пакет?”.       Закатив глаза и фыркнув, Рёку выхватила из пенала ручку и ниже под надписью сестры принялась быстро строчить ответ:       “И ты туда же. Чего вы в нём красивого нашли? Обычный пацан, правда, полудурок тот ещё. Видать, закомплексовали в старой школе, вот и фигнёй занимается”.       После она сложила записку обратно и кинула к Рэйни. Спустя пару минут листок уже вернулся с новой надписью:       “Ну чего ты так категорично? Если бы он и был полудурком, то экзамены вряд ли бы сдал”.       “Да слизал, по-любому”.       “Рёку, слизать на этом экзамене невозможно, ты сама знаешь. И если даже ему как-то и удалось протащить шпоры, то для этого тоже нужна умная голова, не думаешь?”.       Рёку раздраженно вздохнула и покорно накарябала напоследок:       “Ладно, твоя взяла. Но всё равно он полудурок в пакете, в этом ты меня не переубедишь”.       Отправив записку “на родину” и краем глаза заметив, как Рэйни с усмешкой покачала головой и смяла листок в руках, Рёку попыталась вникнуть в речь миссис Морган. Та что-то рассказывала про будущие планы на этот учебный год, читала информацию про безопасность, которую уже давно весь класс зарубил себе на носу, и строго напоминала, чтобы все носили воротники и вели себя хорошо. В общем, ничего нового – у Рёку такими темпами скоро в голове появится мозоль, так тщательно мусолили одну и ту же тему из года в год. И ради этого она приходит сюда каждого первого сентября? Лучше бы поспала и поела нормально.       Внезапно из полусонного состояния, в которое успела впасть Рёку из-за нудной муторной речи миссис Морган, её вырвал прилетевший справа на парту очередной тетрадный лист. На этот раз уже от Риккардо:       “Ну что, девочки, пойдём в кафешку после этого? Или на дискотеке всё же потусим?”.       “Еще чего! На этой тухлой вечеринке мне ещё торчать не хватало. Естественно мы идём в кафе, и это не обсуждается”.       Поспешно написав ответ, Рёку уже хотела передать листок сестре, дабы она тоже написала своё мнение на этот счёт, но потом поняла, что это бессмысленно, ибо Рэйни также проголосует за кафе, поэтому кинула записку к Риккардо. Всё равно на школьной дискотеке нечего делать: она в основном проводится для младших классов, а старшие просто собираются у кого-нибудь дома. На домашние вечеринки троица тоже не ходила, так как ни с кем общих связей там не имели, да и на подобных дискотеках никогда не включали их любимые песни, оттого смысла туда соваться они не видели.       Риккардо, прочитав записку, молча кивнул. Он, конечно, ожидал от сестёр такое решение (от Рёку в частности), но спросить не считал лишним – мало ли, вдруг передумают.       Классный час прошёл благополучно. Из коридора прозвенел звонок с урока, и миссис Морган без задержек отпустила ребят со словами: “сегодня хорошенько отдохните, и завтра с новыми силами принимаемся за учёбу”. А там уже все разлетелись кто куда: одни отрываться к кому-то домой, вторые убежали к себе тосковать по ушедшим каникулам, а третьи на прогулку по Пэйлону в компании друзей.

***

      Моно не спеша продвигался через сквер Пэйл-парка и попутно с этим достал из кармана пальто полиэтиленовый мешочек с мизерной горсточкой мятных леденцов – всё же решил прикупить себе небольшое лакомство на парочку центов, завалявшихся в пыльных глубинах поношенного портфеля. Сегодня он это заслужил, может себе позволить. Конечно, хотелось бы ещё прихватить один пончик для полной радости, однако тот оказался дорогим, поэтому пришлось довольствоваться конфетами, которых хватит дай бог на пару дней.       Облизывая губы в предвкушении, Моно достал из мешочка блестящий в холодных лучах утреннего солнца светло-бирюзовый леденец и сразу же закинул себе в рот. Сладкая свежая мята приятно закусала язык, и Моно в блаженстве прикрыл глаза – как он давно не ел этих чудных конфет, аж успел соскучиться по неповторимому вкусу, от которого в горле и во рту всегда оставался некий медовый осадок мороза.       Моно умеренно пошагал дальше, рассасывая конфету за щекой и наблюдая, как в переплётах ветвей рыжих ясеней мелькают, словно звёзды, небольшие яркие проблески от солнечного света, и листва отливала бликами, как чистое полированное золото за стеклом на стенде музея. Как же повезло, что Пэйл-парк являлся самой кротчайшей дорогой от дома до школы – здесь всегда сказочно красиво в любое время года. Теперь каждое утро будет начинаться с небольшой прогулки по расписному скверу Пейл-парка, чему Моно был несказанно рад: утром и после уроков проходить через парк, любуясь его красотами, а на переменах тихонько сидеть в молчаливой школьной библиотеке, богатой разнообразием книг.       Что ж, предстоящие учебные дни не кажутся больше серыми и унылыми, как ощущалось на первый взгляд.       Вскоре парк был пересечён, и Моно приблизился к ещё одному шумному перекрёстку, к которому прилегали две улицы и сам Пэйл-парк. Выйдя из сквера через чёрную арку забора, Моно невзначай заметил, как к крайнему дому подтягивались подростки, что шумно разговаривали и хохотали по пути, а из самого дома доносились басы какой-то попсовой музыки.       Моно презренно поморщился. Нетрудно было догадаться, что это старшие школьники собираются на чью-то домашнюю дискотеку, пока родители уехали до утра куда-то по делам. В основном на такие дискотеки приглашались буквально все, даже совершенно незнакомые личности, ради того, чтобы хорошенько отжечь ночью в огромной компании сверстников и до тошноты напиться пунша. Моно на подобные дискотеки никогда не приходил, потому что мало там кого знал, тем более для него это всё равно, что зайти в клетку с тиграми – обсмеют по самое не хочу, да и ещё он будет не дай бог там играть роль местного клоуна.       “Всё равно там никогда не играет Rammstein”, – грустно подумал Моно, слыша лишь поп-музыку, которую он на дух не переносил.       Моно не стал дожидаться, когда начнёт болеть голова от ненавистного трека, и поспешил перейти пешеходный переход и ретироваться на свою улицу. Выдох облегчения протяжно сорвался с губ, стоило отойти приличное расстояние от эпицентра шумного веселья. Улочка, в которой проживал Моно со своей мамой, славилась как самая тихая, маленькая и довольно бедненькая улица во всём городе. Лишь здесь находились одни частные дома, редко проезжали машины, отчего пыльная каменистая дорога, не проложенная асфальтом, часто пустовала, и в основном здесь проживали одинокие люди, не переносящие городскую суету и большое скопление людей.       Бейкер-стрит. Или по-другому местные её называли Нижняя улица, поскольку она находилась на самой окраине города и немного походила чем-то на маленький посёлок.       Сюда они с мамой поселились ещё тогда, когда Моно был совсем младенцем. Дом им продали за довольно небольшую цену, выгодную для матери, ибо у той были колоссальные проблемы с финансами, и с тех пор они живут здесь. Худо-бедно, естественно, но не настолько критично, чтобы жевать одни чёрствые корки хлеба.       Зато здесь всегда тихо и спокойно. Правда, бывают всякие помехи в виде внезапного отключения воды или электричества, но жители как-то смирились с этим и просто запасались восковыми свечами, а вода пропадала всего на несколько минут, от того для местных это не являлось уж большой проблемой.       “Просто нас водой снабжает водонапорная башня, но она уже настолько старая, что просто в какой-то момент перестаёт работать. Благо там проживает пожилой охранник – он-то и следит за всем порядком в башне”, – рассказывала как-то тётя Сюзи, когда мама Моно без конца ворчала, стоило крану в раковине вновь закряхтеть от отсутствия воды.       Флаг Весёлого Роджера приветливо покачивался на слабом ветру над пиратским фордом, и полуразваленная вышка для наблюдения на крыше дома, чёрт знает зачем построенная, высилась над Моно тёмным кривым строением на фоне голубизны расцветающего неба и медовых лучей солнца. Вздохнув и тем самым выпустив изо рта еле заметное облачко пара, Моно быстрым шагом зашёл через открытые ворота к себе во двор, а затем залетел в полутёмную прихожую – успел заметно озябнуть в одном пальтишке, пока возвращался из школы.       На кухне тем временем шумела вода из крана и дребезжали тарелки. Зайдя туда, Моно, как и ожидалось, увидел свою няню, что, видимо, только принялась за мытьё посуды и не услышала, как хлопнула входная дверь.       – Я дома! – подал тот голос, снимая пакет с головы и бросая портфель на стоящий у входа на кухню стул.       – Ой, Моно, ты уже вернулся, – вздрогнула тётя Сюзи и через плечо глянула на пришедшего. – Прости, я не услышала, как ты зашёл.       – Да всё в порядке, – отмахнулся Моно, и только после заметил, что на столе находился аппетитный торт из пломбира, богато заправленный взбитыми сливками – его любимый. – Это ты торт купила?       – Да, я, – сказала няня, не отвлекаясь от посуды. – Надо же как-то отметить твой первый день в новой школе.       Моно в ответ лишь молча улыбнулся и подошёл к раковине, прихватив кухонное полотенце с ручки верхнего шкафчика, чтобы помочь тёте Сюзи управиться с посудой.       – Ну как всё прошло? Рассказывай давай, – подытожила няня, отдавая Моно вымытую тарелку.       – Нормально, – пожал он плечами. – Могло быть и хуже.       – Никто не обижал?       – Да нет, все только посмеялись да пальцем у виска покрутили, больше ничего, – произнёс Моно, активно обтирая тарелку полотенцем и поставив её в верхний ящик.       – Ну это хорошо, что всё обошлось, – задумчиво покивала няня и покосилась на оставленный на столе бумажный пакет из продуктового магазина, на автомате скребя пенистой губкой очередную тарелку. – А ты всё в пакете щеголяешь, я так понимаю, да?       – Угу, – буркнул Моно, что в ожидании крутил полотенце у себя в руках.       – И не надоело тебе косые взгляды терпеть? – усмехнулась Сюзи.       Всё это она спрашивала без отчуждения и без цели потом строго потребовать, чтобы Моно перестал заниматься такой ерундой и для общего блага вообще выбросил этот пакет в мусорное ведро. Тётя Сюзи словно понимала его, только иногда посмеивалась и временами подшучивала, но никогда не осуждала Моно в его выборе носить бумажный пакет: уж она-то знала, что стало инициатором такого необычного решения скрывать своё лицо ото всех.       – Да мне как-то по боку уже, – насупился Моно и взял из рук Сюзи мокрую и тёплую от горячей воды тарелку. – В пакете ходить прикольно, представляю себя инкогнито – никто меня не знает, не видит моего лица, как всякие неизвестные личности из фильмов. Это странно, конечно, звучит, но на чужое мнение мне как-то плевать.       Няня по-доброму рассмеялась:       – Фантазёр ты у нас, Моно, – Сюзи со вздохом провела тыльной стороной влажной ладони по лбу. – Я давно заметила, что ты уже больно не заботишься о том, как ты выглядишь со стороны. Конечно, неряхой назвать тебя невозможно, но твои предпочтения в одежде весьма… Специфичные, что ли.       – Это плохо? – вопросительно повёл бровью Моно, с характерным скрипом царапая полотенцем стеклянный стакан       – Нет-нет, в этом я не вижу ничего плохого, – поспешно спохватилась няня и вцепилась в фарфоровое блюдечко в раковине. – Это замечательно, что ты принимаешь себя в любом виде, ведь мама не может тебе покупать одежду там от Гуччи или Шанель. Так что всё нормально, малыш, не морочь себе голову этим.       После этого между ними возникла небольшая пауза, прерывающаяся журчанием воды в раковине и скрипом губки и полотенца об посуду. За это время Моно ненароком погрузился в раздумья, томно наблюдая за танцующей золотой листвой, опадающей с клёна, и ярким солнцем в окне, просачивающееся через белые кружева занавесок и оставляющее на квадратных островках света теневые узоры. Он действительно с возрастом стал замечать у себя такую черту, когда ему совершенно всё равно, что думают о нём окружающие. Раньше, ещё в младших классах, Моно сильно стеснялся своего лица, понабрал комплексов из-за миндалевидных глаз и чувствовал себя скованно в дешёвых обносках, смотря, как сверстники ходили в модных одежонках и хвастались дорогими вещами.       Однако потом в период переходного возраста случился какой-то эмоционально-душевный переворот, всколыхнувший осознание, и после которого все комплексы как рукой сняло. Некое равнодушие начало охватывать Моно, когда мимо проходили ровесники в новомодных шмотках, он больше не видел в своей форме глаз какого-то уродства, а на высказывания, что он, видите ли, смазливый кореец, спокойно отвечал что-то по типу: “Обычно корейцами девчонки восхищаются, а на вас даже ободранная кошка со свалки не посмотрит”.       Пакет, до этого играющий роль маски от “уродства”, теперь являлся загадочной изюминкой – спасибо бывшим одноклассникам, которые подстегнули вообще его осмелиться надеть. Поношенная блеклая и в некоторых местах дырявая одежда, ношенная десятками раз прошлым владельцем, не вызывала дотоле отвращения, а напротив привлекала; и в ней, как считал Моно, он выглядел также стильно, как и те подростки, одевающиеся в дорогих торговых центрах.       А то, что Моно немного робел в новой школе, больше сыграло нервозность на почве волнения от новой среды. Так-то его больно не колыхало, что о нём думает новый класс: хоть чудом-юдом пакетоголовым, хоть полудурком в пакете – плевать, главное, чтобы его не пинали и публично не глумились, как над гороховым шутом.       Вскоре посуда кончилась, и тётя Сюзи, кинув губку на край раковины рядом с бутылкой моющего средства, взглянула на наручные часы, которые лежали рядом на столешнице на время, пока их хозяйка занималась посудой.       – Скоро твоя мама с ночной смены придёт, – радостно приговорила она. – Поможешь мне на стол накрыть? Или ты после школы устал?       – Конечно, помогу, – с улыбкой кивнул Моно. – От одного урока я вряд ли могу вымотаться.       – Ох, чудно! – воскликнула Сюзи, после чего они вдвоём принялись готовить чай и раскладывать тарелки для торта к приходу матери Моно.