клуб неудачников

      Хоть погода и явно грозилась обрушиться на Пэйлон холодным дождём, с нагромоздившихся над крышами домов туч так и не упала не единая дождевая капля. Было всё также пасмурно и сыро, в воздухе ощутимо стоял влажный запах, а прохладный ветер, теребящий ветки рыжих ясеней, только больше давал понимать, что с неба вот-вот хлынет, как из ведра.       Душа Моно металась примерно так же, как и ясеневые кроны, с которых то и дело осыпались оставшиеся листья. Сейчас он сильно сомневался в своём решении позволить однокласснику пройтись с ним до его дома. И не просто какому-то простому однокласснику, а мальчишке родом из богатой семьи – мальчишке, который привык жить в чуть ли не золотой роскоши, наслаждаться каждый день изысканной едой и спать в очень комфортабельных условиях.       Мысли мешались в кучу и давили на уставший мозг. А может Риккардо пошёл с ним отнюдь не для того, чтобы мило проводить его до дома и душевно поболтать? Вдруг он у себя в голове устроил какой-нибудь чёрный замысел? Поспорил с кем-нибудь в классе, что он якобы сможет втереться в доверие бедного новичка, притвориться его другом, чтобы создать подлую иллюзию, за которой таится гнусный обман? Вдруг, когда они подойдут к дому, Риккардо обсмеёт его, визгливо заверещит, мол, в какой нищенской халупе обитает Моно и какой он сам нищий неудачник, унизив его прямо на крыльце собственного дома?       Что вообще можно ожидать от ровесника, который так внезапно решил с ним поддержать общение и даже, судя по такому активному вниманию Риккардо в сторону Моно, затеять дружбу? У Моно никогда не было друзей – в старой школе никто не хотел с ним связываться. В основном к нему хорошо обращались для собственных корыстных и подлых целей, а потом, стоило им получить желаемое, отношение резко менялось и снова все мерзко гоготали над ним, когда Моно появлялся в их поле зрения. Это, конечно, сильно повлияло на Моно, и с тех пор он перестал кому-либо доверять, отказывал всем выполнять просьбы и всячески отнекивался, когда его просили подойти в одно затаённое место.       Чтобы зажать его в угол, поглумиться над ним и поиздеваться, как над невзрачным облупленным бродячим псом...       Моно исподтишка поглядел на шедшего рядом Риккардо, что с интересом осматривал сквер Пэйл-парка.       – Ого, надо же, тут так красиво… – завороженно промолвил Риккардо, задирая голову к ясеневым ветвям.       Голубые глаза его сияли от любопытства и очарования природой внутри города. Удивительно, но Моно в них совершенно не видел того самого замысла, который он уже успел на придумывать у себя в голове, предугадывая дальнейшие действия и их последствия. Взгляд Риккардо был абсолютно чист, прямо как у его матери, когда она нежно смотрит на Моно, или как у тёти Сюзи, когда она с искренним желанием рассказывала про всякие забавные истории произошедшие с ней в молодости. Одним словом – добрый. Мама всегда ему говорила, что глаза это зеркало души: что в водной глади отражается, то и в омуте таится.       – Ты разве никогда не бывал здесь? – тихо спросил Моно.       Риккардо как-то стыдливо отвёл взгляд.       – Никогда. Я в основном с сёстрами в свободное время по магазинам или по кафешкам мотаюсь, а так всё в интернате сижу. Дядюшка Роджер не очень любит, когда мы уходим куда-то, хотя силой не удерживает.       Моно сглотнул вязкий ком и рассеяно бросил:       – Ясно…       Ну да, а что ещё можно было ожидать? Риккардо всегда при деньгах, и естественно он будет проводить время в недешёвых заведениях, в отличие от Моно, который находил себе развлечения на всяких пустырях и в заброшенных домах. Моно чувствовал себя как-то ущербно рядом с новым приятелем, хотя тот не давал такого повода и даже нос не воротил в библиотеке при виде старой поношенной кофты Моно, как это делали другие богачи.       – Моно, – вдруг позвал его Риккардо и в неловкости поправил капюшон своей синей ветровки.       – Да? – Моно пронзительно уставился на него.       – Могу я задать тебе нескромный вопрос?       Зубы вновь защемили нежную кожу на внутренней стороне щеки – и внезапно прикусили образовавшуюся язвочку, которая возникла недавно от подобной привычки. Моно болезненно поморщился и вновь мысленно отругал себя, что пора бы отвыкать уже так делать, а то от щёк скоро и живого места не останется.       – Что за вопрос? – оклемавшись от боли, как ни в чём не бывало, спросил Моно, утешающе зализывая потревожившую ранку.       Хорошо, что на голове был сейчас пакет, и Риккардо не мог видеть его напряжённое лицо и зажмуренные глаза из-за прикусившей щеки.       – А почему ты носишь пакет на голове? – чуть помаявшись, спросил Риккардо, а потом поспешно добавил: – Не подумай, что я для насмешки спрашиваю, просто интересно – такой необычный имидж всё-таки мало у кого встретишь.       Моно томно вздохнул. Он просто спросил про пакет он просто спросил про пакет он просто спросил про пакет. Притом спросил из интереса, без злобы и осуждения – так, чтобы удовлетворить любопытную черту и получше узнать своего нового приятеля.       Риккардо ещё в библиотеке хотел спросить Моно об этом, но как-то побоялся даже задевать подобную тему. Судя по всему, пакет для Моно являлся чем-то очень личным и сокровенным – о чём рассказывать каждому первому встречному совсем не хотелось, и Риккардо это отлично понимал, ведь у самого есть много каких потаённых секретов, о которых он не осмеливался рассказывать даже собственным сёстрам.       И это не из-за страха, что они его обсмеют, нет. Тут играет роль совершенно что-то другое – что-то приевшееся под корку мозга, ласково шепчущее: “Не нужно об этом рассказывать, это чересчур личное и таинственное, это наш с тобой ценный изумруд, который ни в коем случае нельзя никому показывать, и близким людям тоже не стоит о нём знать”. Вдруг у Моно тоже сейчас шепчется тот самый внутренний голос и отговаривает отвечать на заданный Риккардо вопрос? В любом случае он не обидится, если приятель откажется поведать о своём чудном пакете, – как считал Риккардо, он имел на это полное право.       Однако Моно, помолчав пару секунд, начал негромко рассказывать:       – Это… трудно объяснить, – в попытках подобрать нужные слова он облизал пересохшие губы, – я начал носить пакет ещё с третьего класса, когда в школе начали смеяться над моей внешностью и всячески издеваться, что я живу в бедной семье и воспитываюсь матерью-одиночкой.       Риккардо в изумлении приоткрыл рот и округлил глаза.       – А что не так с твоей внешностью? На урода ты не похож даже, да и сам ты вполне обычный парень, – он неловко почесал затылок.       – Потому что у меня узкий разрез глаз, – спокойно со слабой улыбкой ответил Моно. – Все говорили, что я как смазливый кореец.       – Пф, нашли, с чего смеяться, – насмешливо фыркнул Риккардо. – Корейцы так-то многим девчонкам нравятся, тут походу у них зависть заиграла, вот и вцепились в тебя, как пираньи.       Моно тихонько усмехнулся.       – Я вот также думал, но моим бывшим одноклассникам было, видимо, совершенно без разницы, за что цепляться, – с иронией подметил он.       Риккардо сначала сочувственно качнул головной, предполагая, что для Моно вспоминать тот горький опыт из прошлого, своих злых одноклассников и их колкие слова, которые стали катализаторами для появления комплексов, было немного больно. Однако в глазах Моно даже тень обиды не промелькнула, лишь искра озорства и ехидства, означающая, что всё сказанное бывшими сверстниками ни что иное для него, как детский лепет.       – И что? Ты до сих пор стесняешься своих глаз? – осторожно спросил Риккардо.       – Не то что бы, – Моно с неким пафосом поджал губы. – Я ж не виноват, что уродился такой, тем более поменять форму глаз не в моих силах, верно ведь?       Риккардо согласно покивал головой, а потом, вдруг в беспамятстве нахмурившись, спросил вновь:       – Но тогда почему ты всё ещё носишь пакет?       Казалось бы, вопрос кажется таким простым со стороны, и Моно, в принципе, знал ответ на него, но всё равно слабо осмеливался озвучивать его вслух. А вдруг Риккардо неправильно поймёт? Посчитает сумасшедшим и покрутит пальцем у виска, как это делали другие дети при виде Моно в первый учебный день в школе Найтмер? Но Моно не может просто так оставить вопрос в воздухе, и поэтому неторопливо и спокойно заговорил:       – Ты, скорее всего, меня не поймёшь, но я просто-напросто привык к пакету, – Моно опустил глаза себе под ноги. – Я с ним уже как одно целое, в нём я чувствую себя как-то увереннее, сильнее и даже круче, – из пакета сорвался короткий смешок, – я не прячу под ним свои недостатки, не вижу в этом смысла, просто мне в нём как-то комфортно, что ли.       Риккардо не перебивая выслушивал Моно, а про себя по-доброму усмехался – да, он и в самом деле в какой-то степени странный и чудаковатый, но это лишь сильнее подтапливало интерес к однокласснику. Судя по всему, Моно необычен во всех смыслах, и не только своим бумажным пакетом на голове: всё, что он говорил и делал, уже можно считать необычным и чем-то особенным, что трудно представить в голове и описать словами. Такие люди очень нравились Риккардо, ведь их встретишь отнюдь не везде и не каждый божий день.       – Ого, – Риккардо невольно засветился восхищённой улыбкой. – Не думал, что бумажный пакет из продуктового магазина можно использовать таким образом, да и ещё и не стесняться выходить с ним на улицу.       Моно беспечно пожал плечами, как бы говоря, что для него это обычное дело, и тут Риккардо неожиданно отчего-то прояснился, словно очень долго решал какую-то задачу и наконец-то пришёл к ответу.       – Слушай, Моно, а у меня идея появилась, – радостно начал Риккардо.       – Что за идея? – с интересом спросил тот.       – Ты не против, если я буду называть тебя мистер Бэг? – вдруг предложил Риккардо.       – Мистер Бэг?       Моно изумленно обернулся на приятеля. Прозвищ ему напридумывали много, и все они носили в себе исключительно оскорбительный подтекст, чтобы посмеяться лишний раз. А тут новое прозвище, к тому же вполне безобидное и веющее чем-то деловым и секретным, словно имя знаменитого детектива из какого-нибудь фильма или сериала. Это настолько согрело душу Моно, что улыбка его протянулась чуть ли не до самых ушей, и он смущённо сказал:       – Я не против. Мне даже нравится.       Вскоре мальчишки преодолели аллею, вышли на перекрёсток и двинулись по Бейкер-стрит, всё также разговаривая о разном. Риккардо довольно много рассказывал о своей семье, особенно о сёстрах, с которыми он проводит намного больше времени, чем с родителями, ибо те вечно находились на заграничных командировках. Моно знает, какого это практически всё детство провести без родителей рядом: его мама из-за двух работ едва находит свободное время, чтобы уделить внимание Моно, а сестёр или братьев у него не было.       Может, ему бы не было так скучно, будь у него братик или сестрёнка?       – Ну вот и мой дом, – произнёс Моно.       Они резко встали у крыльца чуть побитого жилища. Флаг Весёлого Роджера всё так же продолжал развеваться под пасмурным небом, смотровая вышка чернела на фоне серебристых облаков, и окна, словно квадратные глаза, смотрели на дорогу улицы и отражали в себе свет дождливого дня.       Моно немного с беспокойством взглянул на Риккардо, ожидая любую реакцию, но тот спокойно, без толики критичности, осматривал дом, прямо как аллею Пэйл-парка.       – Мило, – доброжелательно усмехнулся он и потом опустил голову ниже, отчего внезапно чертыхнулся и подбежал к забору. – Подожди, а это что, пиратский форд стоит?!       Моно удивлённо захлопал глазами.       – Ну да, а что?..       – Круто, – воскликнул Риккардо, любуясь фордом через забор. – Я с детства о таком мечтал… Прямо как на картинках.       Пиратский форд… Риккардо так хотел его приобрести в детстве, когда начитался всяких пиратских книжек и историй про моряков, путешествующих по просторам океана. В них были разнообразные картинки пиратских кораблей, сундуков с сокровищами, островов, где эти самые сокровища запрятаны, и, самое главное, пиратский форд – маленькое пристанище, куда на время заселялись мореплаватели для длительных поисков сокровищ или отдыха от морских путешествий.       А теперь его мечта стоит прямо перед ним. Пусть форд и слегка развален, стар, местами побит временем и криво заколочен досками, дабы хлипкая постройка прочно держалась, но он всё равно был прекрасен. Особенно чёрный флаг на его крыше с изображением черепа и перекрещенных двух костей. Риккардо хотел зайти туда, осмотреть изнутри и поглядеть в маленькие оконца, хотя бы на секунду ощутив себя ребёнком, которому папа всё-таки построил так долго упрашиваемый маленький форд. Но не нашёл смелости попросить об этом Моно – может, как-нибудь в другой раз, когда они получше узнают друг друга, а пока стоит по придержаться от настолько манящего желания.       Ещё пару минут Риккардо рассматривал передний двор, стреляя взглядом по крыльцу, окнам с белыми занавесками и смотровой вышке. После он отлепился от забора, взглянув на часы, находившиеся на его руке, и немного расстроенно сказал:       – Ну, мне, наверное, пора идти. Как раз к обеду успею, – Риккардо чуть подкинул портфель у себя на плечах. – И ещё математику зубрить… Ладно, мистер Бэг, спасибо, что разрешил пройтись с тобой до твоего дома, увидимся завтра.       Только Риккардо развернулся, чтобы пойти обратной дорогой (благо, что он легко запомнил маршрут, и потому не переживал, что умудрится заплутать), как его остановил Моно.       – А ты что-то в математике не понимаешь? – заинтересовано спросил он.       Моно сам не знал, зачем спросил, но почему-то в глубине души захотел помочь своему новому другу. Тем более тот с такой досадой упомянул этот предмет, что тут только самый глупый не сможет догадаться – Риккардо математику плохо тянет.       Риккардо остановился на пол шаге и взглянул на одноклассника.       – Да там эта тема с дробями, никак понять не могу. Зачёт по ней провалил, сколько бы на дополнительные занятия не ходил, – выплюнул он и нахмурился.       Что и требовалось доказать.       – А может ты ко мне зайдёшь? Я тебе всё объясню, – неожиданно для себя и для Риккардо предложил Моно.       На минуту возникла пауза, и Риккардо сомнительно посмотрел на дорогу Бейкер-стрит. Его чёрные густые волосы чуть трепыхались на ветру, чёлка невольно вздымалась кверху, открывая вид на пару задумчивых глаз.       – Ты, конечно, можешь попытаться, – заговорил Риккардо, – но не думаю, что в мою тугую голову что-то сможешь вдолбить. Миссис Морган не раз уже пыталась объяснить, поэтому вряд ли у тебя получится вразумить меня.       – Не думаю, что это создаст трудностей, – пожал плечами Моно. – Просто надо по-другому объяснить, тогда всё понятно станет.       Почему-то изначальные сомнения, которые невольно закрались в голову, когда Риккардо увязался за ним, быстро улетучились. Моно даже стало как-то стыдно, что он посмел заподозрить такого светлого и доброго одноклассника в каких-то грязных делах в то время, когда тот так искренне стремился с ним поладить и подружиться.       Может пора уже сделать шаг на встречу, а не выстраивать вокруг себя колючий антисоциальный барьер подобно озлобленному ежу, заострившему свои иголки?       – Ну раз тебе не жалко потратить своё личное время на меня, то я не против, – беспечно с улыбкой ответил Риккардо. – Надеюсь, твоя мама не будет злиться, что ты незваных гостей привёл?       – Мама сегодня на работе и придёт поздно, – пояснил Моно и с теплотой добавил: – Да и если бы она была дома, то искренне порадовалась бы за меня, что я нашёл себе приятелей.       – Ну раз так, – усмехнулся Риккардо и как будто засветился, – тогда веди меня в свои хоромы.       Моно молча кивнул и открыл калитку, гостеприимно впуская вперёд себя одноклассника. После они зашли в прихожую, сняли верхнюю одежду и пошли в небольшую комнатушку Моно – всё по обыденности, единственное, Моно приходит сегодня домой не один. Комната встретила их пустотой, на стенах висели разнообразные плакаты с рок-звёздами, в угла стоял рабочий стол со старинным компьютером, и царил маленький беспорядок. Кровать находилась в не заправленном состоянии, шкаф был открыт на распашку и на полу валялись некоторые вещи – видно, хозяин сегодня умудрился проснуться позднее обычного и в попытках не опоздать собирался впопыхах, силясь найти свои вещи, которые в не нужный момент словно всегда испаряются из шкафа.       – Ты прости за беспорядок, я просто не думал, что сегодня приглашу кого-то в гости, – заметно смутился Моно.       – Да всё в порядке, у меня в комнате и похуже бывает, – заверил его Риккардо, с интересом рассматривая изображения металлистов и рокеров на плакатах.       – Пока располагайся, а я чай заварю, – сказал Моно, кинув портфель рядом с кроватью, и удалился из комнаты, оставляя приятеля временно наедине.       Пока что Риккардо чувствовал себя не в своей тарелке. Сначала он хотел возразить, что не стоит тратить на него запасы чая, но хозяина и след простыл – тем более на кухне уже зашипел чайник на плите и застучали кружки, что означало только одно: отказы не принимаются. Риккардо устало вздохнул, утомлённый сегодняшним днём, и покорно уселся за рабочий стол, поставив портфель рядом с собой. Он продолжал осматривать комнату нового одноклассника, удивляясь, насколько тут всё просто и уютно.       Риккардо действительно привык жить в так называемой роскоши, где всегда комфортно, есть те, кто смогут убрать беспорядок за тобой, и где вкусно изысканно готовят. В воспоминаниях до сих пор остался тот большой особняк с красивым яблоневым садом, в котором он с сёстрами жил примерно до семилетия под опекой родителей. У них были прислуги, полно нянек и куча игрушек, в которые можно было играть днями напролёт – всё, что нужно для беззаботной жизни, где невозможно в чём-то нуждаться.       Но Риккардо не сильно этим избаловался и не являлся испорченным ребёнком, как те самые богатые персоны в их школе, которых он также на дух не переносил. Может, дом Моно и не был каким-нибудь роскошным особняком на берегу моря, но от него так веяло незнакомым для Риккардо уютом и необычным комфортом, особенно от этого сгустившегося сумрака из зашторенного окна, шипения вскипающей воды в чайнике из кухни и отдалённого запаха мятных леденцов, что стоял в этой комнате.       С каждой минутой, проведённой здесь, Риккардо постепенно переставал чувствовать себя скованно и немного расслабился. А вскоре вернулся уже и сам Моно с двумя кружками чая, от которых веяло запахом лимона, и тарелочкой, полной сахарных кренделей. Он приблизился к столу и осторожно поставил угощения перед компьютером.       – Возможно, для тебя это выглядит очень скромно и дёшево, но это всё, что я смог найти вкусного, – вновь робко сказал Моно.       “Хорошо, что тётя Сюзи купила пакет кренделей, а то пришлось бы гостя пустым чаем поить”.       – Моно, – вдруг серьёзно буркнул Риккардо, отчего Моно стушевался и явно приготовился выслушивать замечания насчёт такого скудного угощения, – не воспринимай меня, как избалованного болвана, пожалуйста.       Моно стыдливо опустил глаза, а Риккардо со вздохом пояснил:       – Я хоть и из богатой семьи, но не настолько расфуфыренный павлин, чтобы от тебя требовать чуть ли не королевский обед, – на паузе Риккардо выхватил из тарелочки крендель и с аппетитным хрустом откусил лакомый кусочек. – А крендельки, кстати, очень вкусные.       – Прости, – глухо пролепетал Моно, садясь рядом с одноклассником на ещё один стул.       – Да ладно, я всё понимаю, не извиняйся, – ответил Риккардо, с видным удовольствием доедая крендель и утирая крупинки сахара с губ. – Давай начинать лучше.       Они достали всё необходимое: тетради, ручки, учебник – и разложили на столе. Чувствуя на данный момент полное превосходство, Моно устроился по удобнее и принялся объяснять с малого – с того, что даже младшие классы поймут, если доходчиво и правильно донести:       – Ну вот смотри: допустим возьмём дробь две пятых, – Моно накарябал ручкой в тетради нужное число, – число два числитель, а пять – знаменатель, понимаешь?       – Ну, – Риккардо помаялся, – вроде да… я как-то не особо запоминаю.       – Ну хорошо, давай по другому пути пойдём, – тут Моно рядом с дробью нарисовал маленький кружок, а на нём чуть кривоватого человечка. – Смотри: это – человек, а это – наша Земля, по которой этот человечек ходит. То есть человек это числитель, потому что он сверху, а Земля – знаменатель, потому что находится снизу, и отделяет нас, – ручка быстро чиркнула между поверхностью так называемой Земли и ногами человечка, оставляя ровную линию, – дробная черта, которая отвечает за деление.       Риккардо всё очень внимательно слушал, наблюдая за всеми движениями Моно, а про себя задумчиво бормотал:       – Человек – числитель, потому что сверху; Земля – знаменатель, потому что снизу… – тут его глаза от изумления и осознания округлились до чайных блюдец. – Ого, это, оказывается, так просто!..       – Не спеши радоваться, это ещё только начало, – усмехнулся Моно.       Весь последующий час Моно объяснял чуть ли не каждую мелочь в математической теме, а Риккардо лишь с удивлённо раскрытым ртом улавливал всё это, записывал в свою тетрадь и легко переваривал полученную информацию. Потихоньку они пили горячий чай с лимоном, активно поедали сладкие крендели и во всю углублялись в практически для всех ненавистную науку, полную цифр, формул и уравнений.       Риккардо, слушая Моно, невольно думал: “Это сколько же нужно иметь терпения, чтобы объяснить это мне?!”. И серьёзно, едва Моно расскажет какой-нибудь подвох в вычислении дробей и заметит ничего непонимающий взгляд, тупо уставившийся на него, как начнёт пояснять всё сначала, но более досконально и доступным языком, приводя примеры на очевидных вещах. У Моно ещё с начальной школы было такое нестандартное мышление: он может понять тему, но совершенно по-своему, а ни как объясняют учителя. В то время, как ровесники пытаются зазубрить всякие теоремы и правила в учебнике, Моно находил для себя наиболее подходящий способ, чтобы было легко всё запомнить и понять. И это очень помогало учиться на хорошие оценки.       Время пролетело незаметно – чай был выпит, крендели съедены до последней крошки и с темой, наконец-то, было покончено. Пустые кружки и тарелочка остались на столе со следами угощений, пока Моно провожал своего гостя, ожидая, когда тот оденется в прихожей.       – Ну, мистер Бэг, вы просто голова, – восхищённо произнёс Риккардо, закидывая себе портфель на плечи. – Прям сын Мега-мозга.       – Льстишь, – робел Моно с застенчивой улыбкой.       – Теперь я знаю, к кому обращаться, если снова математика будет мне палки в колёса вставлять, – хорохорился Риккардо и тут неожиданно спросил. – Слушай, а если не секрет, ты что из сладостей любишь?       – Из сладостей? – Моно задумчиво закусил губу. – Ну… я мятные леденцы люблю и ванильные пончики. А тебе зачем?       – Да так, интересно просто стало, – загадочно ухмыльнулся Риккардо, посмотрев на наручные часы. – Ух ты, вот это я засиделся!.. Ладно, дружище, спасибо, что чаем напоил. Увидимся завтра, мистер Бэг.       – Угу, до завтра, Рикки, – кивнул Моно.       Они пожали друг другу руки, и Риккардо быстро вылетел из дома, со всех ног убегая в сторону школы Найтмер. А Моно, тем временем, принялся за уборку в своей комнате – и пока он мыл кружки и тарелочку на кухне, счастливая улыбка сияла на его лице. Похоже, он не ошибся, посчитав Риккардо самым добрым и светлым мальчиком, какого он только мог встретить, и, самое главное, хорошим другом.       И в этом он убедится завтра, когда зайдёт в класс утром и увидит на своей парте полиэтиленовый мешочек, полный мятных леденцов, бумажный пакетик с двумя ванильными пончиками и маленькую записку из тетрадного листа в клетку рядом с лакомствами:

“Благодарю вас, уважаемый мистер Бэг, что просветили меня в математике и направили на путь истинный”.