Детективное агентство "Анна и её духи" - 2. История четвёртая. Особняк с секретом.

Мадам Вивиан Бессет в этом году исполнилось семьдесят девять лет. Несмотря на года женщина была бодра и живо интересовалась политикой и новостями со всего света. Она не запускала себя, одевалась хорошо и со вкусом и обожала своих русских соседей, переехавших в особняк напротив три года назад. Узнав, что мадам Штольман — врач, пожилая дама первой с улицы посетила её клинику и с изумлением обнаружила огромную очередь из клиентов, которые не пожелали менять доктора и стали ездить на новый адрес только для того, чтобы быть принятыми Анной. Аня, столкнувшись со снобистским, пренебрежительным, а иногда и откровенно грубым отношением со стороны некоторых весьма состоятельных посетителей, давно отказалась от идеи принимать всех бесплатно. Теперь два дня в неделю она взимала плату за приём, а на третий день абсолютно бескорыстно помогала тем, кто действительно не мог заплатить. Её врачебная совесть была спокойна, да и финансовые вливания в семью были не лишними: оплата обучения, содержание дома, наём пересонала, всё это требовало средств. К тому же они со Штольманом завели для Алекса и Сонечки персональные счета, куда каждый месяц отчисляли определенную сумму. Таким образом, к возрасту совершеннолетия их дети будут обеспечены отличным стартовым капиталом. Гастон наотрез отказался от каких-либо платежей в его отношении. Более того, он выдвинул требование, что он будет оплачивать половину счетов за дом и обучение Марты. Яков пытался с ним спорить, но тут воля юноши одержала верх. Гастон никогда не забывал, благодаря кому он имеет то, что имеет. Не забыл он и об истории обретения им наследства: не будь Штольмана с Анной рядом, лежать ему в какой-нибудь канаве с перерезанным горлом, и дело с концом. Мадам Бессет быстро стала постоянной пациенткой Ани: она страдала от ревматизма и артрита. Доктор Штольман с удовольствием слушала рассказы пожилой дамы о её придворном прошлом, а сама женщина радовалась улучшению своего самочувствия — Анна чутко следила за всеми новыми веяниями в медицинской науке и подбирала оптимальный вариант лечения. С Яковом их соседка любила спорить о политике России на мировой арене, доводя иногда его до белого каления. Виду он, конечно, не подавал — женщина, всё-таки, да ещё в возрасте, но кулаком по столу треснуть ему иногда хотелось. Словом, когда Анна и Штольман постучали в двери особняка напротив и попросили Элспет, горничную, доложить о их визите, спустя пару минут хозяйка дома пригласила их в гостиную, усадила на диван, заказала чай и пирожные и приготовилась внимательно слушать, зачем же они пришли. — Господин Штольман, надеюсь вы не пришли убеждать меня в правильности вашей земельной реформы. Это же ужас что такое, скажу я вам! — обмахиваясь веером, начала женщина. Яков, еще не до конца догоревший с предыдущего раза, внутренне вспыхнул, но внешне лишь улыбнулся. Аня рядом незаметно хихикнула — наблюдать за их словесными баталиями было невероятно увлекательно. Кажется, её муж даже полковнику Варфоломееву так горячо ничего не доказывал, как он пытался убедить эту сухонькую пожилую даму в правильности действий Сергея Юльевича Витте. Пока это было безрезультатно, но надежды Яков не терял. — Мадам Бессет, расскажите нам, пожалуйста, немного про бывшего владельца нашего дома. Если возможно, то всё, что сможете вспомнить. Женщина внимательно посмотрела на своих посетителей. Они ей нравились. Гармоничная пара несмотря на разницу в летах, общее дело, прекрасные дети. Вивиан догадывалась, что спрашивают они не из праздного любопытства, но о причинах решила пока не спрашивать. — Ну что же, я расскажу вам эту печальную историю! — грустно улыбнувшись, сказала женщина. Улицу Мишеля Саля стали застраивать в 1854 году, когда барон Оссман решил, что Париж следует перекроить целиком и полностью, расширив старые улицы, снеся дома и выстроив новые районы. Особняки около Булонского леса образовали широкий проспект, засаженный деревьями. Муж мадам Бессет купил их дом к рождению второго ребенка, потому как старый был уже мал. Напротив них поселилась семья Бланшар. Старший сын, Карантен, подрос и женился на очень красивой и благородной барышне Арлетт. Спустя некоторое время родители его умерли, и они с женой стали единственными обитателями особняка. Брак их был счастливым, они оба были творческими людьми. Она прекрасно пела и музицировала, а он занимался архитектурой. Бланшары давали званые вечера, устраивали салоны, много вкладывали в благотворительность. Единственное, что омрачало их существование — у них не было детей. Почти двадцать лет они посещали лучших врачей, ездили на воды, даже прибегали к гадалкам и ворожеям, но толку не было никакого. Отчаявшись, Карантен и Арлетт ударились в религию. Удивительно, но спустя два года у них появилась долгожданная, выстраданная и любимая дочь Амандин. Родители в ней души не чаяли, благодаря Бога за чудесный дар свыше. Девочку холили, лелеяли, нанимали лучших учителей. Как оказалось, Амандин была тонкой эфемерной натурой и с пяти лет писала стихи. И не просто стихи, а произведения, отмеченные мэтрами французской литературы. Издались два сборника, а девочке не было и семи лет. — Погодите! — вдруг сел ровнее Штольман. — Амандин Бланшар? Та самая Амандин Бланшар? Мадам Бессет кивнула. — Но ведь она… — Яков не закончил. История была действительно грустной. В семь лет гениальная поэтесса заболела тифом и сгорела за несколько дней. Мать её не перенесла горя и ушла сразу же вслед за дочерью. А отец прожил ещё пару месяцев, после чего сердечный приступ окончил его страдания. Никого из семьи не осталось, поэтому особняк перешел государству, и продавали его через агентство. Да, вот так история. Дом Штольманов оказался с очень насыщенным прошлым!