In The Morning

На следующее утро Гермиона была удивлена, когда увидела Малфоя в Большом зале, который грыз свой тост и пил чай в отдалении от всех слизеринцев, очевидно, не обращая внимания на все уничтожающие взгляды, которые он получал от всех остальных. Она сидела рядом с Джинни, позволяя рыжеволосой болтать о следующей большой игре, которую она собиралась сыграть против Хаффлпаффцев, в то время как она лениво кивала и поддакивала время от времени, чтобы внести свой вклад в разговор, который на самом деле ее не волновал. Вместо этого она продолжала думать о Малфое. Он выглядел надменным и невозмутимым, как будто ничего не случилось и как будто в данный момент он не получал сотни убийственных взглядов, направленных на него. Она не знала, что и думать о его присутствии. Ее мысли вернулись к прошлой ночи, когда она нашла его окровавленным и в синяках, а потом заботилась о нем. Последовал их странный и фаталистический разговор. То, как его пальцы обхватили ее запястье, и разряд электричества и магии, который поднялся от этого прикосновения. И глубокие ртутные глаза, которые пристально смотрели в ее глаза. Когда она сказала ему, что встретится с ним утром, Гермиона подумала, что сказала это просто из вежливости. И она решила, что он просто из вежливости кивнул и ответил. Но на самом деле это были не они, не так ли? Они не были друзьями и ничем не обязаны друг другу. Не было никакой необходимости быть вежливым или говорить что-то только ради прощания. Это могло означать только то, что они имели в виду то, что сказали. О Мерлин! Ее глаза метнулись вверх, встретившись с его взглядом, и она чуть не поперхнулась чаем, когда увидела безошибочную ухмылку, играющую на его губах и, черт возьми, теперь она смотрела на его губы и вспоминала, как сильно хотела ощутить их прикосновение прошлой ночью. И теперь его ухмылка стала шире, потому что он, конечно же, читал ее мысли. Глупый Малфой со своей глупой легилименцией. — Фу, а почему он вообще здесь? — Джинни привлекла ее внимание, сморщив нос от отвращения и насмешливо глядя на стол Слизерина. — Прости? — Гермиона откашлялась, глядя на свой стол и стараясь не обращать внимания на навязчивые мысли. — Малфой, — прорычала она, и у Гермионы перехватило дыхание от того, как агрессивно прозвучал голос ее подруги, — он никогда не появляется за завтраком. Но вот он здесь задрав высоко голову, как будто кто-то здесь воспринимал его всерьез. Я даже не знаю, почему его не посадили в тюрьму. Гермиона поджала губы и уставилась на остальную часть своего факультетского стола, находя такие же хмурые и хмурые взгляды, направленные на белокурого волшебника. Невозможно не задаться вопросом, какие студенты были ответственны за состояние, в котором Малфой был найден прошлой ночью и какие студенты все еще будут преследовать его, ища бессмысленный акт мести. Она надеялась, что Джинни и ее соседки не были частью списка подозреваемых, но нельзя было отрицать, что гриффиндорцы были слишком вспыльчивы и воинственны для их же блага. — Вы же знаете, что он был оправдан? — голос Гермионы был почти шепотом, но она не заикалась. Очевидно, кто-то должен был напомнить им о некоторых фактах. — Не лучше ли нам просто забыть обо всем и двигаться дальше? — Ты же не серьезно, — усмехнулась Джинни, и даже некоторые другие соседи прекратили свою болтовню, чтобы остановиться и послушать, что она скажет, — это Малфой! Он ужасный человек! Ты забыла, что он сделал? — Ты магглорожденная, ты знала? Он ненавидит тебя! Он ненавидит твою кровь! — У него Темная Метка! Как можно защищать такого человека? — Его родители в Азкабане. Он тоже должен был пойти! — Он был на темной стороне войны! — И война окончена! Свет уже победил, и все темные маги были судимы и осуждены соответственно, — огрызнулась она на них с криком. Но другие студенты (некоторые из них были даже с других факультетов) теперь толпились вокруг нее, поднимаясь со своих стульев и вызывая шум и требуя, чтобы кто-то что-то сделал с Малфоем. Неудивительно, что человека, о котором шла речь, больше нигде не было видно в Большом зале, вероятно, он быстро сбежал после того, как ситуация между факультетами начала обостряться. Она молилась, чтобы он ушел куда-нибудь в безопасное место, подальше от обиженных студентов. Черт побери! Она поджала губы, осознав это. Она действительно заботилась о Малфое. — Может быть, пришло время признать, что большинство из вас не заботится о справедливости, — Гермиона прищурилась, глядя на разъяренную толпу. Расправив плечи и подняв подбородок, чтобы казаться выше, чем она была на самом деле. — Вы просто хотите, чтобы кто-то был во всем виноват. Убийство его сейчас ничего не изменит. Он не вернет ни одного мертвого и не сотрет никакого урона войны. — Значит, люди не должны сталкиваться с последствиями своих поступков? — прошипела Джинни, вставая и глядя на маглорожденного. — Они должны. Особенно люди, которые ходят и избивают беззащитных студентов до синяков. Несколько наиболее вокальных студентов резко замолчали, побледнев и почти испугавшись. Хотя Гермиону не сделали Старостой, когда она вернулась в Хогвартс, все они знали, что Макгонагалл высоко ценила ее слова и советы. И да. Они должны бояться. Она внимательно оглядела их, пытаясь понять, не выглядит ли кто-нибудь из них более гулким, чем остальные, но все они казались встревоженными и настороженными ее подозрениями. Даже Джинни теперь была тихой и кроткой, что было особенно тревожным зрелищем. Она знала, что рыжеволосая не любит Малфоя, но никогда бы не подумала, что может быть частью группы нападавших. — Я думаю, мы все должны просто пойти на занятия, — предложила настоящая Староста девочек, высокая и светловолосая Гриффиндорка, имя которой Гермиона так и не удосужилась узнать, с дрожащей улыбкой, изо всех сил стараясь контролировать толпу теперь, когда шатенка угрожала им всем. Гермиона быстро обернулась, хватая свои книги и перья, оставляя других учеников позади. Она подумала о Малфое и пожалела, что не знает, куда он убежал, но подумала, что он не оценит ее присутствия, какими бы благородными ни были ее намерения.

***

Прошло несколько дней с того последнего ужасного утра, и Гермиона выработала что-то вроде нового распорядка в отношении Малфоя. Понятно, что он никогда не будет присутствовать за едой. После инцидента за завтраком Гермиона была даже рада, что Малфой не из тех, кто откровенно издевается над животными. Вместо этого ей удавалось время от времени таскать ему еду, когда она появлялась в Большом зале на пиршествах. Всякий раз, когда она делила с ним уроки, она была рядом с ним, делила парту, несмотря на взгляды и насмешки, которые все (включая самого Малфоя) бросали на нее. И днем она будет оставаться рядом, когда только сможет, зная, что, как метко выразился волшебник, никто не посмеет тронуть и волоска с ее головы, так как она была героиней войны. И никто не будет настолько глуп, чтобы идти за Малфоем, когда она будет внимательно следить за ним. И он, казалось, был в порядке, когда она нависала над ним в течение дня, по большей части. Поначалу он громко протестовал против ее суетливости и «ложного чувства героини». Но, в конце концов, он прекратил свое постоянное нытье после того, как понял, что это только подстегнуло ее из чистого упрямства. Хотя он все еще мог быть чересчур неуловимым. Прячась в старых нишах и пустых классах всякий раз, когда ему хотелось сбежать и отдохнуть от пламенной Гриффиндорки, не то чтобы это мешало ей долго искать его, так как через несколько минут она всегда находила его с помощью простого заклинания «укажи мне». Однако по ночам он исчезал, исчезал внезапно и без единого слова. И никакие чары или поиски никогда не приводили к тому, что она находила его, хотя днем это казалось так легко. Гермиона даже раздумывала, не попросить ли у Гарри карту Мародера, но решила, что не стоит объяснять, зачем ей вообще понадобилась карта (она полагала, что Джинни уже рассказала мальчикам о ее новой «связи» с Малфоем). Кроме того, она не чувствовала себя вправе шпионить за его личной жизнью, даже если она была уверена, что он вышел из своего ожидания, чтобы ввязаться в кровавые кулачные бои. Независимо от того, куда он убегал ночью, он всегда появлялся на следующее утро со свежими синяками и порезами и чаще всего на лице и боках, но время от времени и на кулаках. А если она спросит, он не скажет ей правды, как и не скажет, кто это сделал. Это бесконечно расстраивало ее, и она могла ругать его часами, если у нее хватало на это сил, но в конце концов она залечивала порезы своими отработанными чарами и игнорировала магию, которая колебалась между ними, а затем они продолжали свою ежедневную болтовню, как будто ничего не произошло. Трудно было определить их отношения. Они часто ругались, спорили и вцеплялись друг другу в глотки всякий раз, когда обсуждали даже самые незначительные вещи, но все же было несколько минут уютного молчания и дружеского подшучивания. По правде говоря, Малфой действительно был слишком очарователен, чтобы его игнорировать. Он изменился со времен войны, несмотря на то, во что верило остальное волшебное общество, и она знала, что мальчик из ее прошлого совершенно по-другому отреагировал бы на все происходящее сейчас, и она не могла не гордиться тем, как далеко Малфой продвинулся с тех пор.

***

Гермиона разочарованно вздохнула, перевернув еще одну страницу книги, не в состоянии понять ни слова из того, что заставляла себя читать. Еще одна беспокойная ночь привела ее обратно в пустую библиотеку (на этот раз она добралась до места назначения, так как на этот раз не наткнулась ни на какие тела, лежащие на полу), пытаясь отвлечься от ярких снов, которые она продолжала видеть. Кроме этого… Что ж, ее сны изменились. Довольно резко, на самом деле. Чаще всего у нее все еще были видения войны, битвы и диких заклинаний, летящих налево и направо, с оглушительными криками, воплями, а также криками, дезориентирующими ее. Но тогда, независимо от того, где она будет на предполагаемом поле боя, образы всегда будут возвращаться в знакомые коридоры Хогвартса. И Малфой всегда будет рядом, ждать ее. С дерзкой ухмылкой, длинными ногами и серебристыми глазами, уставившимися на нее. Иногда он был весь в крови и ранах, и она ухаживала за ним, как делала это в прошлом. Но иногда он казался совершенно здоровым, высоким, сильным и почти неземным. Они разговаривали, ссорились и просто сидели рядом, только для того, чтобы оказаться невероятно близко. Когда они, наконец, соприкоснутся (и в конце концов, ее мечты всегда приводили ее к этому), ее кожа заискрится энергией и необузданной магией, неизвестной ей. А потом она просыпалась, запыхавшаяся и растерянная, отчаянно озираясь вокруг, только чтобы понять, что это был всего лишь сон. Очень яркий, очень убедительный сон, но все равно нереальный. Она просто хотела, чтобы ее разум перестал думать о Малфое. Особенно учитывая, что некоторые из вещей, о которых она думала, были… Определенно то, о чем она не должна думать с кем-то вроде него. И она определенно должна перестать задаваться вопросом, будут ли его губы такими мягкими, как она себе представляла. В глубине библиотеки послышался отдаленный звук, и ее сознание вернулось к реальности, когда она огляделась, затаив дыхание и прищурив глаза. Свет свечи, которую она зажгла раньше, теперь уменьшался, окруженный расплавленным воском, показывая ей, что прошло несколько часов с тех пор, как она впервые пришла сюда. — Ты сказал, что я очарована тобой, — наконец выдохнула она, глядя на пустой угол библиотеки. Но в промежутке между книжными полками отчетливо мерцали чары невидимости, и она уже знала достаточно, чтобы доверять собственным инстинктам, — но я никогда не преследовала тебя, Малфой. - Вполне справедливо, — он отбросил амулет взмахом волшебной палочки, неторопливо подошел к ней и уселся за ее стол, — мне было любопытно посмотреть, куда ты всегда ходишь среди ночи. Я вообразил, что это библиотека, но, конечно, есть и более интересные вещи, чем чтение. На его кулаках и рубашке снова была кровь (хотя на этот раз лицо, к счастью, не пострадало). И хотя это ее разочаровало, она не могла сказать, что была удивлена. — Конечно, я буду читать в библиотеке, а что еще мне здесь делать? — Я могу придумать пару вещей, которые мы можем сделать прямо сейчас, которые не связаны с книгами, — он бросил на нее хитрую ухмылку, и она изо всех сил старалась не думать слишком сильно о его словах и о том, что он имел в виду. Вместо этого она задалась вопросом, есть ли какие-нибудь книги по окклюменции и сколько ей нужно изучить это искусство, прежде чем все ее секреты будут открыты для него. — Что ты предлагаешь? Драку на кулаках? Он скорчил гримасу, и рука взлетела к его бокам там, где Гермиона предположила, что он, должно быть, был в синяках, — Боюсь, на сегодня я уже получил свою долю, — его рука опустилась рядом с ее рукой на столе, его пальцы почти коснулись ее, когда его голова наклонилась вперед. — Осторожно, — прошипела она, пригибая голову и поднося книги поближе. — Ты испачкаешь книги. — Это было бы неприемлемо, — поддразнил он, все еще медленно приближаясь к ней, — может быть, тебе стоит исцелить меня до того, как случится трагедия. — Да, — отрезала она, откидываясь назад, чтобы держаться от него подальше. Мерлин знал, что произойдет, если она прикоснется к нему в реальной жизни. Она не знала, хочет ли она получить опыт, подобный ее мечтам, или нет, — или, может быть, тебе вообще следует перестать попадать в неприятности. Твой костный мозг, должно быть, уже работает сверхурочно со всей кровью, которую ты потерял за эти несколько месяцев. — У всех есть нездоровые механизмы совладания. Твое — лишение сна и продвинутый курс заклинаний. — Твоя, и половины наших сверстников это, видимо, ненужное кровопролитие, — она нахмурила брови, когда он просто рассмеялся. — На днях это была очень милая речь, Грейнджер. Но совершенно неэффективная… — Ну, кто-то же должен быть голосом разума! — За что? Ты только подставляешь мишень под удар, пытаясь защитить меня. Вот оно. Эта ползучая головная боль, которая неизменно появлялась в середине их разговоров. Если бы только он не был так чертовски упрям все это время, возможно, Гермионе было бы легче смириться с тем, как сильно слизеринец вырос над ней. Гермиона с явным отвращением покачала головой, глядя на его окровавленные кулаки и одновременно отодвигая книги как можно дальше. Она выпрямилась, вынужденная встать со стула, чтобы как следует осмотреть все его раны, ну и чем, черт возьми, семьи волшебников вообще кормят своих детей? Похоже, все они были на добрую голову выше всех магловских мужчин, которых она когда-либо встречала. Она осторожно прикоснулась к его костяшкам, залечивая сломанные кости там, где нашла их, и вытирая кровь. Она почувствовала, как между ними снова вспыхнула магия, точно так же, как это было в прошлом. Точно так же, как в ее снах. Но кроме того, что он задерживал дыхание и постоянно осознавал, что их магическое ядро взаимодействует друг с другом, ничего грандиозного не происходило, как она всегда верила. Это было разочаровывающе, но в то же время и очень успокаивающе. Поработав над его ранами, она начала тихим шепотом: — Ты человек, Драко. Ты не боксерская груша для разочарованных людей, которым действительно нужно обратиться за профессиональной помощью, чтобы справиться со всеми травмами, через которые мы все прошли. Она подняла глаза, зажав нижнюю губу между зубами. Его глаза были темнее обычного, зрачки расширены из-за окружавшей их темноты. Она вдруг осознала, насколько они были близки, когда поняла, что слышит его напряженное дыхание. — И сколько раз я должен повторять тебе, что мне на них наплевать? Если они хотят напасть на меня, пусть. Это вряд ли будет иметь значение после того, как я выйду из Хогвартса. — Как ты можешь так думать? — она усмехнулась. Какой смешной человек! Чего он надеялся достичь? — Мученичество тебе не идет. — Ты невозможна, — прошипел он, и Гермиона удивленно ахнула, почувствовав его, теперь уже исцеленные руки на своей талии, — ты всегда будешь превращать любой наш разговор в спор, ведьма? — Я сделаю это, если ты и дальше будешь вести себя как идиот! — она обхватила его за плечи собственными руками, решительно отказываясь чувствовать себя такой же уязвимой, как тогда, когда они впервые встретились несколько недель назад, — если бы я не знала тебя лучше, Малфой, я бы сказала, что ты ищешь неприятностей только потому, что знаешь, что позже я тебя вылечу. — Тогда ублажай меня, — проворчал он, теперь его губы были всего в нескольких дюймах от ее. Ее разум прокручивал в голове всевозможные сценарии, и она была уверена, что если бы он применил к ней легилименцию, то оказался бы таким же дезориентированным, как и она. Чувствуя, как магия кружится под ее пальцами, Гермиона дерзким движением рванулась вперед, ее руки взлетели к его волосам, а сердце ускорилось от ощущения его рук, сжимающих ее талию. У нее даже не было времени подумать о том, что, возможно, Малфой не заинтересуется ею. Губы Малфоя уже двигались против ее губ, с голодным рычанием и хриплыми вздохами, покусывая ее нижнюю губу, с ее собственным языком, скользящим по его нижней губе, чтобы получить доступ, углубляя поцелуй, пробуя его на вкус. Поцелуи с ним так сильно отличались от ее снов. В ее снах он часто целовал ее грубо и страстно, кусал губы, исследовал языком ее рот, впивался в него зубами. Она всегда воображала, что он будет требовательным и безразличным к ее собственным желаниям. Он ни в коем случае не был робким, его собственные руки двигались, чтобы обхватить ее подбородок и изменить угол наклона ее головы, чтобы ее губы лучше подходили к его. Но в нем была некоторая неуверенность, которая казалась ему нехарактерной, скорее ожидание, что она возьмет на себя инициативу, он мог позволить ей некоторое время доминировать, и в целом ожидал того, что она собирается делать дальше. Она лениво размышляла, когда в последний раз кто-то прикасался к Малфою без намерения причинить ему вред. Когда им стало не хватать воздуха они отпрянули друг от друга задыхаясь и совсем не удовлетворенные. Было слишком темно, чтобы что-то разглядеть, но она почти разглядела его распухшие губы и взъерошенные волосы. Прищурившись, она почти могла представить, что его кожа покраснела. Она могла только представить себе то состояние, в котором находилась сама. Наверное, она была такой же растрепанный, как и он. Гермиона чувствовала… что что-то коснулось ее бедра, и она поперхнулась, чувствуя, как в голове все путается. Ничуть не смутившись, Драко снова наклонился, но на этот раз его губы целовали ее шею, зубы царапали кожу, просто боясь причинить боль. Гермиона задыхалась и извивалась в его объятиях, ее бедра внезапно выгнулись на встречу его выпуклости, заставляя его зашипеть от желания и схватить ее за волосы, чтобы вернуть ее губы к своим. Ее магия теперь шипела под кожей, дикая, электризующая и достаточно мощная, чтобы сбить с ног любого, кто осмелится пересечь ИХ путь. Смешиваясь и переплетаясь с собственным телом Малфоя, как они делали прямо сейчас. Одна рука расстегнула пуговицы на ее рубашке, другая последовала за ней вдоль изгиба ее поясницы, и внезапно Гермиона остановилась, ее глаза расширились от страха, когда она использовала свои руки, чтобы снова разделить их и сохранить дистанцию. — Извини, — Драко сразу же остановился, убирая руку с ее мантии, как будто обжегся. Ее кожа почти сразу ощутила отсутствие его прикосновения, и она издала тихий стон. — Нет! Мы можем это сделать. Все в порядке, — она старалась говорить ободряюще, но ее голос дрожал, и она слегка дрожала. Она снова попыталась подойти к нему, но он, нахмурив брови, покачал головой и удержал ее на месте. — Ты мне ничего не должна, Гермиона, — мягко сказал он. Мерлин, ее имя звучало так сладко в его устах. Если бы только он сказал это не для того, чтобы отвергнуть ее. Его серые глаза встретились с ее глазами, как бы успокаивая, что она может спокойно уйти, и они могут продолжать игнорировать сексуальное напряжение, которое всегда присутствует между ними. — Я знаю. Я хочу, — она прикусила нижнюю губу, глубоко вдыхая. — Просто… я никогда раньше этого не делала. — Никогда? — он поперхнулся от удивления. — Я думал, вы с Уизли… Она застенчиво застонала, сильно покраснев при мысли о том, что когда-нибудь сделает что-то подобное со своим другом детства. В этом было что-то изначально странное, — никогда, — настаивала она, — какое-то время мы пытались встречаться, но это ни к чему не привело. И после этого я больше ни с кем не пыталась встречаться. Его лицо ничего не выражало, и он продолжал молчать. Гермиона изо всех сил старалась не дрожать, думая про себя, что глупо думать, что они захотят одного и того же. Он, вероятно, не хотел дурачиться с девушкой, у которой нет никакого опыта в сексе. Она вспомнила их прошлые годы в Хогвартсе, то, как Панси Паркинсон ходила за ним по пятам, как потерявшийся щенок, и сестры Гринграсс часто видели, как он сбивался с толку. Даже гриффиндорские девчонки время от времени шептались о нем. — У меня тоже нет такого опыта, — возразил он с раздражением, отрывая ее от этой мысли, — я делал это несколько раз, но я совсем не похож на парня-шлюху, каким меня представляли люди. — Я никогда не говорила, что ты… — Я не возражаю, если ты девственница, — продолжал он, не заботясь о том, что она должна была сказать, — я просто… Ты уверена, что хочешь сделать это со мной? Недостойным Пожирателем Смерти? — Ты не такой уж и недостойный, Драко, — нахмурилась она. Даже когда они собирались заняться сексом, он оставался упрямым придурком, — а Пожирателю Смерти вряд ли придет в голову целоваться с грязнокровкой, как ты думаешь? — Не называй себя так, — прошипел он. — Тогда и ты не унижайся! Теперь между ними установилось удушливое молчание, которое Гермиона глубоко ненавидела. Она пожалела, что колебалась раньше. Она предпочла бы, чтобы его губы и руки снова исследовали ее, чем этот неловкий взгляд вниз, в котором они оба были заперты. В воздухе что-то изменилось, когда он подошел ближе, чтобы чувственно поцеловать ее, вдавливая язык в ее рот, словно проверяя, насколько она готова продолжать их маленький танец. Магия в ее венах подтолкнула ее вперед, заставляя схватиться за его светлые волосы и стонать ему прямо в губы. — И ты хочешь сделать это здесь? — настороженно спросил он, когда они снова прервались, — ну, знаешь… Твоя священная библиотека в Хогвартсе? — Да, — рассмеялась она, скорее от нервов, чем от чего-либо еще, — ты сам сказал, что есть более интересные вещи, которыми я могла бы заняться помимо чтения. Он использовал свою палочку, чтобы снова осветить библиотеку большим количеством свечей, позволяя Гермионе ясно видеть его, а именно его растрепанные волосы, мятую рубашку и то очевидное напряжение в его штанах, на которое она изо всех сил старалась не смотреть слишком прямо. Почувствовав его нерешительность, она собрала всю свою гриффиндорскую храбрость, чтобы начать расстегивать свою собственную форму и позволила юбке упасть к ее ногам, стоя теперь только в одних трусиках. Малфой проглотил комок в горле, протягивая руки, чтобы осторожно погладить нижнюю часть ее груди, посылая дрожь вниз по ее спине. Он осторожно потянулся за ее спину, чтобы полностью снять лифчик и поиграть с ее сосками. Его глаза были прикованы к ее обнаженной фигуре, и она пожалела, что он вообще осветил комнату, беспокоясь, что он будет разочарован всеми шрамами и отметинами, которые испортили ее кожу. — Ты прекрасна, — заверил он ее тихим шепотом, наклонившись, чтобы поцеловать в губы, гораздо более целомудренно, чем в те разы, что они разделили несколько мгновений назад, — черт возьми, ты еще красивее, чем я представлял. Она захныкала и застонала от его слов. Она хотела сказать ему, как он красив, и действительно, этот человек вырос довольно прилично. Но ее разум был слишком сосредоточен на том, как его руки обжигали ее кожу, чтобы сформировать надлежащий ответ. Он поднял ее на руки, заставив ее ахнуть от удивления, когда он плюхнул ее на деревянный стол-который был неожиданно мягким (вероятно, из-за амортизирующего заклинания, которое она даже не заметила, как Малфой использовал). Книги, которые она раньше пыталась защитить от его крови, теперь были разбросаны по полу, и она с ужасом поняла, что ей все равно. — Скажи мне, если это слишком много, ладно? — его руки теперь лежали на ее бедрах, мягко раздвигая их. — Драко, — всхлипнула она, чувствуя, как он отодвигает ее трусики в сторону, дразня ее вход пальцами. Она чувствовала, какие они мозолистые и грубые, вероятно, из-за всех драк и штопки, которые ей приходилось делать в течение многих месяцев. Но это только усиливало ощущение, — черт. Это очень приятно… — Ты уже такая влажная для меня, — его губы скривились в ухмылке. Он выглядел так, словно хотел поглотить ее, и внезапная мысль о том, что его рот окажется там, заставила ее внутренние мышцы затрепетать от такой перспективы. Малфой наклонился, сначала поцеловав ее в ложбинку, облизывая и покусывая соски, пока они полностью не покрылись мурашками. Только тогда он медленно спустился к ее пупку, нежно целуя ее, пока, наконец, не добрался до желанного и полностью не сорвал трусики. Он начал целовать внутреннюю сторону ее бедер, дразня кожу, заставляя ее полностью потерять рассудок, когда она закрыла глаза от этого ощущения. Он ввел в нее один палец, слегка двигая им и проверяя, сколько она может выдержать, только чтобы затем добавить второй палец, чтобы растянуть ее еще больше. Она ахнула от удивления, когда Малфой уткнулся лицом между ее ног и снова открыла глаза, чтобы встретиться с его маленькими глазами, которые тоже смотрели на нее. — Ты такая сладкая на вкус, — пробормотал он, обводя языком ее бутон. Ее бедра непроизвольно дернулись, и она раздвинула ноги шире. Это было так приятно. Она надеялась, что Малфой никогда не остановится. Между посасыванием и щелканьем его языка по ее складкам, Гермиона почувствовала напряжение в глубине своего ядра, ее тело становилось все горячее, зная, что она была очень близка к своему первому настоящему оргазму. Наконец, ее бедра задрожали, когда он прижал их своими большими руками. Она проревела его имя от удовольствия, а ее спина выгибалась, когда она кончала. Гермиона снова опустилась на стол, пытаясь вспомнить, как дышать. Ощущение бескостности, сытости и невыносимой пустоты одновременно. Малфой сделал шаг назад, выглядя полностью довольным ее реакцией, хотя и не таким запыхавшимся, как она. Его глаза потемнели от желания и похоти, что, вероятно, отражало ее собственный взгляд. Его эрекция напряглась под брюками, и она облизнула губы, вспоминая все сплетни, которые девушки в ее комнате в общежитии рассказывали о своей сексуальной жизни, не то чтобы Гермиона раньше обращала внимание на подобные разговоры, но они определенно усиливали ее… любопытство. — Я хочу большего, — выдохнула она, поднимаясь из-за стола, — я хочу чувствовать тебя внутри себя, — и прежде чем он успел сказать что-то еще, она наклонилась вперед, чтобы крепко поцеловать его, пробуя себя на вкус. — Такая ненасытная, — мрачно усмехнулся он между неистовыми поцелуями, в то время как Гермиона зарычала ему в рот, срывая руками рубашку и натягивая брюки. Затем ее руки надавили на затвердевшую длину сквозь слои одежды, и Малфой громко выругался и взбрыкнул бедрами. Она никогда не чувствовала себя такой сильной. — Ты слишком одет, — попыталась она поддразнить его, но это прозвучало скорее как дрожащий шепот. — Мы не можем допустить этого сейчас, не так ли? — он поддразнил ее в ответ, снимая свою одежду, чтобы бросить ее рядом с ней. Ее зрачки расширились от желания увидев его обнаженную грудь, она была широкая и покрытая шрамами, которые были освещены светом свечей, и это только успокаивало ее. Она никогда не осознавала, насколько мускулистым он был под своей одеждой, но, с другой стороны, он провел месяцы, сражаясь на кулаках с Мерлин знает, сколькими людьми, и она думала, что он обязательно наберет некоторую массу со всеми этими упражнениями. Затем ее глаза опустились еще ниже, проследив за линией его пресса до пупка, и затаив дыхание, когда он остался только в боксерах, они мало что могли скрыть, особенно факт того насколько он был возбужден. И, о Мерлин, она снова почувствовала, что промокает насквозь. Она протянула руку, чтобы сжать его длину, освобождая ее от нижнего белья и нервничая из-за его размера, неужели они такие большие? Она воздержалась от вопроса, чувствуя, что это заденет и без того огромное самолюбие Малфоя. Гермиона экспериментально обхватила его рукой и начала рукой исследовать бархатистую кожу его длинного члена, наблюдая, как он шипел и дергался под ее прикосновением. Почувствовав себя смелее при виде того, как он извивается под ее прикосновениями, она облизнула губы и начала наклоняться вперед, но ее остановила твердая рука на плечах. — Не сегодня, — он не дал ей опуститься на колени, и она, честно говоря, почувствовала себя немного оскорбленной тем, как быстро он отверг ее попытку принести ему удовольствие. Вместо этого он усмехнулся ее нетерпению, — сегодняшний вечер посвящен тебе. Если ты все еще будешь со мной после всего этого, тогда мы можем попробовать разные вещи. Возьми его. На самом деле это звучало довольно мило. — Ну, тогда чего же ты ждешь? — поддразнила она, усаживаясь обратно за стол и раздвигая ноги. — Такая властная, — рассмеялся он, снова устраиваясь между ее ног, — знаешь, мне всегда это в тебе нравилось. — Сомневаюсь, — промурлыкала она с хриплым смехом, — если бы это было так, ты бы меня послушался. — Я просто люблю тебя раздражать, — пробормотал он, наклонившись, чтобы снова завладеть ее губами, его руки дразнили ее грудь. Словно в какой-то запоздалой мысли, он взял в руку палочку и наложил ей на живот противозачаточное, которому она так и не научилась. Наконец, он поместил свой член у ее входа, покрывая кончик ее собственными соками, заставляя ее сердцевину гореть в предвкушении. — Просто… — она вдруг прочистила горло, заставив его остановиться, прежде чем он успел сделать что-то еще, — не торопись. — Конечно, — пробормотал он, ободряюще кивнув, — я могу остановиться, если ты когда-нибудь почувствуешь себя неловко, — он медленно, понемногу входил в нее, растягивая ее так, как она никогда не думала, что это возможно. Но затем последовала острая боль, которая заставила ее задохнуться и поморщиться от боли, напомнив ей, что на самом деле она никогда не делала этого раньше. — Дыши, любимая, — прошептал он ей после того, как полностью вошел в нее, и она внезапно издала вздох, который даже не осознавала, что сдерживала. Ощущение того, что он полностью внутри нее, не причиняло ей такой боли, как заставляли верить страшные истории. Но это все равно было неприятным вторжением, которое жгло и болело, и заставляло пару слез наполнять ее глаза. — Тебе больно? — спросил он с напряжением в голосе. — Н-нет, — солгала она, но Малфой не поверил, то ли из-за его легилименции, то ли просто потому, что он знал, что она гримасничает, она не была уверена, — я чувствую себя… странно. Просто дай мне минуту, чтобы привыкнуть. — Бери столько времени, сколько тебе нужно, — он поцеловал ее в губы, чтобы успокоить, вытер слезы и обнял за талию, чтобы она не шевелилась. Она кивнула в ответ, одной рукой сжимая его руки, а другой-волосы. Мерлин, у нее никогда не было ничего длиннее пальцев. И уж точно никогда раньше она не чувствовала себя такой заполненой. Через секунду-другую она слегка пошевелила бедрами, устраиваясь поудобнее, когда боль перешла из острой в тупую. Но с изменением угла, член Малфоя дернулся внутри нее, посылая восхитительный толчок внутри нее, который заставил ее задохнуться от удовольствия, — Ах! Теперь ты можешь двигаться… Он был таким теплым. Гермионе казалось, что она может растаять рядом с ним. Их магические ядра горели в унисон, теперь полностью переплетенные и запутанные таким образом, что она не могла сказать, где заканчивалась ее магия и начиналась его. Это было почти так же ошеломляюще, как ощущение присутствия Малфоя так глубоко внутри нее. — Черт, — с болезненным шипением повиновался он. Медленно, почти мягкими толчками входя и также медленно выходя из нее. Гермиона потерялась от ощущения его напряженных мышц, двигающихся по гладкой коже, — Так туго… Мерлин. — О… Драко, — воскликнула она, используя бедра, чтобы встретить его толчки, когда он начал ускоряться. Звук их тел, шлепающих друг о друга, был просто греховным по сравнению с эхом пустой библиотеки. — Потрогай себя для меня, — потребовал он, используя одну из своих рук, чтобы направить ее вниз, туда, где они встретились, и Гермиона, не теряя времени, нашла свой клитор и потерла круги, чтобы усилить свое удовольствие. Гермионе это нравилось. Ей нравилось, как он целовал ее, как крепко прижимал к себе, как выкрикивал ее имя, словно молитву. Ей нравилось, как мягко выглядели его серебристые глаза, когда он погружался глубоко в нее, так же, как ей нравилось, как он использовал свои мышцы, чтобы двигать ее точно так, как он хотел, но никогда не злоупотреблял силой, чтобы сделать что-то, от чего ей было бы неудобно. Может быть, теперь она поняла, почему Лаванда и девочки так суетятся из-за своих парней. — Ты так хорошо берешь мой член, — ее разум вернулся к реальности, когда Малфой поднял одну из ее ног, чтобы достичь более глубокого угла, заставляя ее видеть звезды. Его толчки были приурочены к ее собственным вращающимся бедрам, — Так хорошо для меня… — Не останавливайся, — умоляла Гермиона между стонами. — Я собираюсь… — Я долго не протяну, — предупредил он между толчками, и она поняла, что тоже близка, когда ее мышцы снова сжались вокруг его члена. Его движения стали беспорядочными и отрывистыми, пока он, наконец, не излился в нее, когда она последовала за ним через край. Малфой споткнулся о стол, неуклюже пытаясь не рухнуть на нее, и со вздохом выскользнул из нее. Они оба были потными, запыхавшимися и совершенно измотанными. Гермиона никогда не думала, что белокурый волшебник может выглядеть таким помятым и восхитительным. Он определенно выглядел лучше, чем в те разы, когда она находила его в крови. Может быть, теперь она наконец нашла способ уберечь его от неприятностей. Внезапно он расхохотался, и она смущенно посмотрела на него. Он посмотрел на нее с самой ослепительной улыбкой и на этот раз настоящей улыбкой, а не обычными ухмылками и насмешками, с которыми он привык ассоциироваться. Это заставило ее желудок перевернуться от чувства, которое она даже не могла описать, но затем она поджала губы, чтобы спросить, над чем, черт возьми, он смеется. — Мерлин, женщина, — начал он, прежде чем она успела сказать что-нибудь еще, — у меня только что был лучший секс в моей жизни, а ты занята тем, что думаешь о моей безопасности. — Перестань читать мои мысли! — Она шлепнула его по твердой груди, но он даже не вздрогнул, а наоборот продолжал смеяться, и она не могла не посмеяться над ситуацией. Она только что потеряла девственность с Драко Малфоем в библиотеке Хогвартса посреди ночи, и все, о чем она беспокоится — это глупый мерзавец, ввязывающийся в драки. Даже узнать, что магия существует, когда ей было одиннадцать, было не так странно, как все то что происходит сейчас, в этот самый момент. — Ты в порядке? — тихо спрашивает он ее, когда их смех затихает. Он провел пальцем вниз по ее талии, обнимая сильной рукой. — Да, — удовлетворенно промурлыкала она. Между ее ног поселилась боль, осуждающая то, что они только что сделали, и она подозревала, что утром это, вероятно, ухудшится, но она определенно чувствовала, что все это стоит того. — Знаешь, нам, наверное, пора возвращаться по комнатам, — он застонал после нескольких минут уютного молчания. Драко поднялся, поставил книги обратно на ближайшие полки и стал собрать их разбросанную одежду, чтобы они могли одеться сами. — Я знаю, — она поджала губы, оглядывая беспорядок, который они оставили. Она собрала все силы, чтобы наложить как можно больше очищающих чар вокруг комнаты, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы скрыть все улики, — увидимся утром? Он одарил ее одной из своих обычных ухмылок, хотя она все еще выглядела мальчишеской и беззаботной, но все же совершенно очаровательной. — Конечно. Я буду ждать.