Внутренний карман чемодана

Арсений уехал. Просто уехал, ничего никому не сказав. Антон чувствует себя брошенным и очень злится, наверное, от собственного бессилия. Он сам себя загнал в омут с собственными мечтами о мужчине и теперь, кажется, поймал зависимость. Арсений бросил его тут? Арсений больше не приедет? Почему он ушёл так резко? Почему он ничего не сказал Шастуну? Антон вспоминает, как грустил о том, что после завершения лагерной смены Арса он увидит вряд ли. А он уехал даже раньше. Вот шутник-то. Хочется грустно усмехнуться, но у парня нет сил даже на это. Дуться, обижаться, смущаться и даже испытывать разочарование из-за фотографии в ВК психолога было гораздо интереснее и приятнее, чем осознавать, что больше они вообще не встретятся. Теперь психолога просто нет, и Антон не может испытать ничего. Наверное, Арсений поехал отмечать годовщину к своей жене и потом уедет с ней на медовый месяц в какие-то тёплые края. Он про Антона и вспомнить не подумает. Зачем ему какой-то жалкий идиот, у которого нет ни родителей, ни дома? Антону нечего предложить Арсению. Он чувствует себя позорником и ужасно жалким. У него нет ничего, что могло бы быть нужно состоявшемуся взрослому человеку. Почему я именно такой? Почему я такой жалкий и ничего не стою на его фоне?..

***

День у Антона превращается в сплошное испытание. Он не хочет ничего: не хочет идти на зарядку, не хочет есть творожную запеканку со сгущенкой, которую до этого ждал, как чудо света, не хочет играть в волейбол со всеми ребятами. На кружок он, да, все-таки явился, но того самого заводилы теперь нет, и детям, что маленьким, что большим, как будто заставлять себя что-то сделать приходится. Его соотрядники без энтузиазма психолога становятся вялыми и играют без особого интереса.

***

Антон видит измученную Виолетту, которая выглядит настолько замотанной, что даже её яркие волосы смотрятся грустными, и начинает злиться на Арсения. То есть Попов, подменяя Сашу, позволил себе уехать? То есть как? Да с какого лешего он так много о себе думает? Никто не просил бы тебя, мать твою, подменять другого человека, если ты не способен оставаться на месте и не бросать своего товарища! Только и умеешь, что раскидываться умными фактами да детей зажимать!

***

Антон сидит в углу пятнадцати-местки чернее тучи. Даже Димка с Сережкой не трогают его, только последний перед тем, как убежать играть футбол, сочувственно хлопает его по плечу. Догадывается, наверное. Вот ужас. Он сочувствует Антону, что его «хахаль» бросил его, как принцесску в башне. Фу. Он даже Димке в этом плане завидует. Тот-то уже с пеленок, поди, знал, что ему нравятся мужики и их задницы в странных облегающих штанах. Потом нашел Серегу, такого же просветленного… И жили они долго и счасливо и сосались в кустах в… Хотя, жизнь, возможно, сильно грубее и проще, но Шасту сейчас хочется верить в свою никчемность. Попов просто мудак. Просто. Гребаный. Мудак. Ни больше, ни меньше. На более многогранный вывод у Антона не хватит сил и субординации. Он даже сочувствует его жене, если уж вместо того, чтобы по телефону обсуждать, сколько ложек детского питания она втолкнула сегодня в глотку их ляльке, он выбирает танцевать с Антоном на глазах у всех. От этой мысли Шаст чувствует некоторое удовлетворение. Выбрали меня. Меня. Не ее. Не ребенка. «Опомнись, придурок. Ты знаешь, куда и к кому он сейчас уехал. Не льсти себе.» Эта мысль отрезвляет. К большому сожалению, черепную коробку Попова так просто не открыть, не раскрыть все те секреты и недомолвки, что там хранятся. А так хотелось узнать хотя бы минимум. Хотя бы почему он его не предупредил. Почему сбежал, как крыса с корабля? (Читай: просто, как крыса, Антон негодует.) Почему оставил Виолетту? От этой мысли злость кипит в нем пуще прежнего: Виолетта сделала для него очень много, он действительно видел в ней дорогого ему человека и бережливую, ответственную девушку; никак не того, кого можно было вот так кинуть.

***

Наступает обед. Весь лагерь как будто стал менее живым после отъезда Попова. Да даже «приятного аппетита» каждый из столиков желал всему лагерю по его инициативе, он всегда начинал эту негласную традицию, оказываясь за одним столом с другими вожатыми и администрацией. Антон сидит, уткнувшись носом в свою тарелку и не поднимая глаз. Димка с Сережкой, видимо, перенимают это настроение, и тоже молчат. – Пацаны, а куда Дашка с Дианой делись? С утра их не вижу.., – вдруг неожиданно говорит Поз, прищуриваясь и осматривая столовую через свои толстенные стекла очков. – Пересели что ли куда-то… – Да сто процентов опять где-то вдвоем развлекаются.., – сконфуженно доносится от Никиты. Лидер был явно не в восторге от напоминания об этой парочке: Шаст видел, как тому было стыдно и больно, когда Диана грубовато отшила его, не дав Даше и слова сказать, когда тот попытался пригласить девушку на танец. Он мог бы осудить Диану, если бы не знал Дашкиного характера: она всегда стремилась к тому, чтобы не обижать резкими фразами и грубым тоном что товарищей, что друзей, что незнакомых людей, а Никита мог воспринять это как зеленый свет. Тем более, девочки сами разберутся. А действительно, куда они подевались? Будь оно неладно, Шастун опять заходит в это проклятое ВКонтакте. Девчонки вели свой закрытый паблик, куда добавили его спустя неделю тесного общения, чему Шаст был очень удивлен. Антон мысленно бьет себя по лбу, видя перечеркнутый значок уведомлений. В паблике набралось около пятидесяти непрочитанных сообщений за эти десять дней. Как людям только не лень оформлять посты, писать даты, подгонять гребаные эмодзи под цветовую гамму фотографии… Ну и пиздец. Антон быстро пролистывает посты, надеясь найти хоть один, опубликованный сегодня. Ничего, кроме «Сегодня будет много любви, подарков и веселья у моих любимых девочек» с идиотским подмигивающим смайликом от пользователя «Арсений Попов» он не находит. А, так у тебя дочери два года исполнилось, ну все понятно. Мог бы из уважения к Антону не писать это не всеобщее обозрение! Антон, надеясь показать весь спектр своей пассивной агрессии, ставит самый милый лайк этому посту и выключает телефон.

***

После ужина вожатая сгоняет всех на «внеплановую», как она объясняет, свечку. Только вот ни Саши, ни Арсения, ни Дианы со Стичем, ни Даши нет. Становится напряженно, когда Виолетта действительно зажигает свечу и ставит ее перед собой. – Что ж, ребятки.., – видно, как Виолетте тяжело даются слова. – Я должна буду вам сейчас рассказать очень трагичную новость про человека, который за это время стал нам всем близок и дорог.., – у Антона в горле встает ком. Все обиды на психолога испаряются со скоростью света, как только в голове мелькает мысль, что с ним могло произойти что-то плохое. А если на мотоцикле куда-то врезался? А если машина сбила? А если он за руль пьяным сел? А если вообще больше не вернется? Все дети сидят тише воды, ожидая слов Виолетты. В конце концов, девушка выдает: – Мой напарник, Саша, в лагерь больше не вернется. У него вчера умерла бабушка, ребята. Она была последним родственником, который остался у Саши после автокатастрофы в младшей школе. Цените своих родных, маленькие.., – у Виолетты, итак уставшей по самое «не могу», на глаза наворачиваются слезы. Все парни сидят тихо, опустив взгляды на собственные руки. Антон старается держаться как может, чтобы не вспоминать тот ужасный день. – И еще кое-что… Я бы хотела, чтобы нашим новым вожатым стал Арсений Сергеевич, раз к нему все попривыкли за этот недолгий срок. Хоть мы сейчас и не в полном составе, – Виола отнимает глаза от свечи и поворачивается ко всем сидящим, – Пожалуйста, народ, я одна не справляюсь. Тишина служит согласием и удобным моментом для того, чтобы задуматься над своим поведением. Никита первый встает со своего места и обнимает Виолу. Она выглядит сейчас очень маленькой, беззащитной и уязвимой девушкой, на которую свалилось слишком многое. – Пока Арсений Сергеевич не приедет, тебе буду помогать я, – с несвойственной для него твердостью в голосе, говорит капитан, обнимая девушку за плечи. – Нашу лагерную маму не бросаем. Правда, белые чайки? Все, хоть и грустно, но улыбаясь, поднимаются и идут к ним обниматься. Антон смаргивает слезы с глаз, утыкаясь в плечо Виолы, и впервые за весь день чувствует, что не один. Что един с отрядом. С Никитой, Вадимом, Русиком, да даже с Выграновским – этот с виду непробиваемый святоша сейчас стоит вместе со всеми в одной обнимательной кучке и помалкивает. – Лишь бы Арсений приехал поскорее, я не вывожу.., – последнее, что успевает расслышать Антон из диалога Виолы с Никитой, прежде чем покидает общую комнату.

***

Так. Пусть Арсений и мудак-мудаком, что так поступил с Антоном, но ведь Мальвинка-то ни в чем не виновата. Она тащит весь отряд на себе, на планерки ходит ежедневно, хотя должна была меняться с Сашей через день, еще находит в себе силы улыбаться и жизни радоваться… Надо возвращать Арсения. Живо. Пусть сейчас же садится на свой байк и пулей в лагерь. Помощник хренов.

Антон Шастун, 22:47

арсений сергеевич, вы когда назад вернетесь?

виолетта без вас не спраляется

Ответа нет минуту, две, три. Антон начинает беситься.

Антон Шастун, 22:53

если вы щас не ответите,

я позвоню и испорчу вам и вашей жене

др дочери

Ответа опять нет. Психолог на него уведомления отключил чтоли?

Антон Шастун, 23:58

ну я звоню

Антон без особого энтузизма нажимает на трубку и подносит к уху телефон, параллельно выходя на улицу из пятнадцати-местки. Заходит за самый объемный куст и закуривает, придерживая телефон между плечом и ухом. Он чуть ли не роняет сигарету, когда после седьмого-восьмого гудка в трубке звучит голос Арсения. – Привет, Тош, что такое? Я только уснуть смог. Антон сразу понимает: он пьян. Сильно. Антона этот факт злит еще сильнее. Ах, уснуть он только смог! Бедный-несчастный пьяный папаша двухлетки! Стараясь не показывать своей злости, Антон цедит: – Виола сказала, Саша не вернется в лагерь, ей нужна Ваша помощь, возвращайтесь быстрее, – Антон понимает, что это ничего не даст, но все равно спрашивает. – Почему вы не ответили, я же Вам писал. – Ой… Да, писал, Тош… Извини пожалуйста, сейчас прочту. И Арсений замолкает, не сбрасывая звонок. Видимо, мигающая трубка в углу экрана телефона его совершенно не смущает. Знаете, когда нажрешься сильно, мало что смущает в принципе. На фоне слышен женский смех и музыка. Антон даже завидует. Арсений Попов, 0:07 Завьра вернусь, Тош С утреца Я чейчас не в состоянии Из динамика слышно, как Арсений смеется, начинает напевать «С утреца сосни хуйца», и слышны брызги. Кажется, он в бассейне. – Чего бля-ять.., – доносится из динамика, – Какая нахуй жена, у него что, шарики за ролики… Хотя у него шастики за ролики.., – Арсений опять ржет, но вот Антон напрягается выходит из диалога, чтобы у себя на телефоне выключить микрофон: не дай бог еще издаст какой-то звук и психолог поймет, что его так вот нечаянно решили подслушать. Арсений Попов, 0:09 Тош, какая жена? Я не женат, и детей у меня нет и не было никогда :0 – А какого хуя ты тогда, блять, с женой и с ребенком на фотках в ВК? Поехал на медовый месяц блять.., – произносит Антон и тут же замирает. Микрофон-то не выключен. Не выключен. Антон, как олень в свете фар, просто замирает с телефоном в руке, даже забыв про сигарету, которая тлеет у него между средним и указательным пальцами. После небольшой возни из динамика доносится: – Тош, ты чего там напридумывал? Тишина. – Антон, – на этот раз серьезнее. – Что. Ты. Себе. Напридумывал? – видимо, Арсений забил на то, что его всё это время прослушивали по звонку. Приходится отвечать. Антон рассказывает про фото годовой давности, которое увидел у матери Арса на странице, про «праздник для любимых девочек», про «добро пожаловать в нашу семью» и много-много догадок, которые были в его голове. Выслушав эту тираду, Арсений, по звуку, отхлебнул чего-то крепкого и, шмыгнув носом, сказал: – Тош… Праздник был для Даши с Дианой. У них сегодня год отношений, вся семья в курсе и очень рада за них. А ребенок… Это дочь знакомых нашей семьи, Сонька. Прицепилась ко мне в тот день так, что за уши не оттащить было, – Попов смеется. – Стало понятнее, милый? – Арсений делает еще глоток. Антон выпал. Выпал. «Милый?..». Его так не называли как будто уже… Никогда. Он судорожно вдыхает, пытаясь унять сердце и что-то щекочущееся в груди. – Д-да, спасибо, Арсений Сергеевич. – Убери это отчество, милый… Или тебе нравится звать меня на «Вы»? – в голосе Арсения отлично читается эротический подтекст, а сигарета из рук Антона выпадает, сразу затухая из-за росы. – Х-хорошо, уберу.., – единственное, что может выдавить из себя Антон. И произносит, как будто на пробу: – Арсений. – Умница, Тош. И не «вы-кай» мне больше, хорошо? – Хорошо… Когда вы приедете? – Антон старается максимально не показывать, насколько смущен. – А что-о? Уже скуча-аешь? – Антон представляет, как на том конце провода Арс делает бровки «домиком», говоря это. – Завтра, мой ангел. Ложись спать, мне тоже нужно. Чмоки-чмоки, люблю! – отключается. Антон произносит в ночную тишину: ¬– И я… Тебя… Арсений.