По ту сторону солнца

Стоило говорить, что возникшее разногласие между главой и его замом, распространиться по рядам молодых янки аки синева в организме, долго воздерживающегося от спиртного, человека. В какие-то моменты, начинало казаться, что рядовые участники Тосвы — хуже школьных сплетниц. Все подробности последних дней, были досконально изучены моментально. И как было предсказано — группировка разделилась на две равные части (и причём, на удивление равномерно, перевеса в одну или другую сторону не произошло). С командирами все не так однозначно. Улыбашка и Муче поддержали решение Майки — откупить Пачина. Баджи в открытую заявлял о предрасположенности к поступку Дракена — принять выбор Па и позволить тому понести наказание. Судя по статье что ему предъявляют и его несовершеннолетний возраст — дадут год или два, не больше. Такаши, пусть и не говорил этого на каждом шагу, но молча соглашался с командиром первого отряда. Как уже было сказано, меня мало колышела данная ситуация, но что естественно, показать в открытую свою незаинтересованность — непонятно и странно. Благо, в нашем мире существовало такое прекрасное выражение как «нейтралитет». В подобной ситуации, это старинное место служило мягкой и удобной подушкой безопасности. Хотя возможно, свою роль здесь сыграла специализация и направленность отряда — «ноль». Подобное прикрытие позволяло не участвовать в такого рода путаницах. Весьма удобно, надо сказать. Волновал ли меня возможный распад «Свастонов» как группировки? Тоже нет. Когда вся их ценность иссякнет, а именно окончательно перестанет приносить мне какую-либо пользу, то и лишнее нахождение в группе бешеных подростков, не потребуется. Но это потом. Пока у меня ещё есть внушительный список дел и планов. И честно, я до конца была уверена, что вся эта «междоусобица» обойдёт меня стороной. Пораскинь мозгами я заблаговременно — не пришлось бы сейчас смиренно ждать опаздывающую Эмму. Некоторым временем ранее, она до дрожи в голосе просила о встрече и в промежутках бормотала о ссоре брата и Рюгуджи. Ясно как день, что её это напрямую заденет. Недоглядела. Моя оплошность. Видимо я переоценила свои возможности и теперь так глупо подставилась. Проживать, можно сказать, несколько жизней за раз — трудоемко. Начинает надоедать, в один момент ты добродушная школьница, болтающая о новой марке духов, член объединения байкеров -любителей-малолеток, наемный работник на побегушках, владелец ночного клуба и новый продавец на рынке запрещённых препаратов… И многое другое. Шкаф давно провален самыми различными атрибутами. Жалуюсь ли я? Бред. Если подобное и будет трудно для обычного человека — плевать. Тогда стану необычным, хотя на формулировку насрать. Пусть называется как хочет. Не важно какими способами, но я обязана все контролировать и держать в узде. Понадобиться — из шпор не вылезу. При этом, неотъемлема минимальная норма сна и отдыха. Пустить все под откос из-за никчемного недосыпания или голода — исключительно. Довольно иронично требовать от человека не только сверхмерной продуктивности, но ещё и наличие полностью работающего организма на любых уровнях. Без преувеличения и прикрас. Здесь нет никакой романтизации вложенных сил и времени. Я просто сделаю это. Есть такое слово — надо. Ни больше, ни меньше. За такими мыслями я просидела на скамье цветущего парка. Погода сегодня радовала теплотой солнца и спокойными дуновениями ветра. Эти два параметра располагали своей гармоничностью. Одним из пунктов сегодняшнего везения, стала малолюдность. Но вполне возможно, что этому послужил понедельник. Ладони спокойно соприкасались с шершавой поверхностью дерева. Плечи расслабленно прямые, а голова закинута назад — создавалось впечатление, что так можно будет ещё больше подставиться под струи мягкого ветра. Благодаря последнему, тень от листвы, колыхающимся покрывалом заслоняла меня от лучей ультрафиолета. Меланхолию созерцания красотами Токийской флоры нарушила медленно бредущая вдалеке фигура. Понурая голова опущена, волосы растрепанны, видимо привычной укладкой она и не думала заниматься, шаг неторопливый — еле плетущийся. При дальнейшем приближении станет заметно — тело пробирает легкая дрожь, оно напряжённое, сжавшееся и сгорбленное, видно с какой силой девичьи кисти сдавливают тонкую ручку сумки. Ощущение легкости и непринуждённости начинают неприятно трескаться. Вскакиваю чисто машинально, бездумно. Идти навстречу решаюсь спустя пару секунд. Девушка шмыгает носом и наконец поднимает голову. Сердце неприятно екает. Глаза у той красные-красные, опухшие везде где только можно. Ресницы слипшиеся, яркие. Становится ясно — плакала она долго и беспрерывно. Брови хмурятся в неясности и какой-то печали. Глаза щурятся в потуге выцепить новую деталь. У девушки во взгляде молочная пелена из грусти и вновь подступивших слез. Она их тут же смахивает, смотрит вперёд, но меня словно и не видит. Пальцы неприятно покалывает, суставы напрягаются до придела будто вот-вот порвутся — я первый раз вижу её такой подавленной. Не чета тем слезинкам-бусинам, что появляются от просмотра драматичного фильма. Это другое. И от этого когтями на душе скребут. Наконец мутная пелена проясняется и на меня привычно смотрят две меловые патоки. Такие тёплые и сладкие — словно карамель на губах. Эмма глядит недолго, моргает часто-часто, руки бессильно спускаются по бокам, а тело перестаёт сковывать тугая судорога. А я и готова приветливо усмехнуться, вот только не успеваю. Она стремительно срывается мне навстречу. Даже среагировать не могу, а меня обвивают металлическими тисками. Чужая голова резко прильнула к груди, а руки стискивают на спине ткань кофты. Глаза от удивления распахиваются, смотрят на то место где с секунду назад стояла Сано. Тело совсем не двигается, кажется все внутри замерзает. В ушах начинает стучать сердце словно после трёх чашек кофе. Отчего так стучит? В мыслях на удавлениях полный покой. Первые слова говорят о том что вот каково это — когда тебя обнимают. Приятно. Затем холодом прошибает потрясение. Глаза дико сверлят блондинистую макушку. Да утягивающие бинты пусть и скрывали от лишних взглядов отринут женского тела, но не избавлял от него окончательно. Прикоснись так — вплотную и все станет на свои места. Последовал напряжённый глоток. В горле резко пересохло. Осознание, отчего тело совсем не реагирует на такой тесный контакт, не проскакиваете. Но четко понимаю — будь это кто-то другой, простым шоком и непониманием я не отделалась. Начинает говорить Эмма: — Кода, — имя срывается глухо и еле слышно, но отчего-то в дрожь начинает бросать — что мне делать? — Майки и слышать о Доракене не хочет, не то что говорить. Тут же сердиться начинает, я его таким злым давно не видела. — прерывать не решаюсь, понимаю, что её необходимо высказаться — А звоню Дракену — отмалчивается и настроение сразу портится. — Я не хочу чтобы они ссорились. Майки без Кена никуда… — плечи снова начинают дрожать — И мне тоже… Звучит приглушённый шёпот куда-то в одежду. Кофта вновь начинает намокать и я наконец решаюсь прижать девушку в ответ. Неумело и с содроганием опускаю одну руку той на макушку — еле притрагиваясь, хоть нас и разделяют перчатки, другой сжимаю плечо — то мерно успокаивается. Так странно. Я никогда никого не утешала. Волнительно. Я смотрю на этот хрупкий силуэт и чувствую трепет. Мягкий и тёплый. Он обволакивает тебя с ног до головы будто сладостная нега. Непередаваемые ощущения. И что странно, с каждым разом он поглощает тебя все больше и больше, что и отпускать не хочется. — Эмма. Зову непривычно нежно для себя, мягко и ласково. Девушка поднимает вновь намокшие глаза, что ещё ярче сияют в лучах солнца. Медленно протягиваю руки к заплаканным щекам и бережно, насколько это вообще возможно, смахиваю лишнюю влагу с лица. Слова срываются с губ быстрее, чем я о них думаю: — Не плачь — мне невыносимо видеть её слёзы — будто тебя ножом режут. В мёде глаз отображается улыбка. Сама не знала что могу так тепло улыбаться, да и не вспомню когда такое вообще случалось. — Они обязательно помирятся. — голос звучит уверенно и спокойно — Я обещаю.

***

Спонтанное желание помочь младшей Сано, почти ослепило меня. Слова связывались сами и обещание о решении всей её проблемы слетело просто и складно. Отголоском улетучились спокойные дни и убежденность неучастия в этой санта барбаре. Тот человек, что сказал, что женские слёзы способны побудить тебя на все возможные и невозможные поступки — чертовски прав. Успокоившись и проведя какое-то время вместе доказало: либо Эмма в разгаре истерики и полного духовного упадка не заметила моего «изъяна», либо поняла и решила не озвучивать увиденного. Во всяком случае, её отношение ко мне ни капли не изменилось, даже обращение, как к мужчине, осталось. Не сказала бы, что главным табу для меня служила собственная гендерная принадлежность. Нет. Это скорее вопрос излишней, чрезмерной осмотрительности. Причина более доверительная. Те люди которым я верю и те кто верны мне — все знают. В сторону с девушкой, не хотелось вешать и назначать конкретные ярлыки. Собственно, я даже стараюсь не рассуждать на тему наших с ней отношений. Мне не понятна ни их природа, ни то что они пробуждают во мне. Примером тому будет моё обещание о помощи. Глупо? — Да. Но передумать и свернуть назад — не вариант. Абсолютно нет. Во всяком случае, сейчас меня встречали рукописные деревянные ворота с потрепанной временем табличкой «Додзё Сано». Здесь я была не то чтобы часто, но не в первые. Примерное положение комнат знала. Для начала нужно было прощупать самую трудную и капризную почву. В помощь куплена внушительная упаковка тайяки. — Добрый день Сано-сан, Простите за неожиданный визит. — слова сопровождались учтивым поклоном. — И тебе привет Кохэку-кун. — меня одарили приветственной улыбкой. Стоящий передо мной мужчина преклонного возраста, добро прищурил глаза и скрестил руки за спиной — Всегда приятно увидеть такого воспитанного молодого человека. Эмма сейчас не дома, ушла полчаса назад. — О, я знаю, но спасибо за предупреждение. — за все время нашего знакомства я для себя открыла одну удивительную черту главы семьи Сано. Тот обладал небывалой рассудительностью и спокойствием характера. Общался размеренно и никогда не изменял себе. Может это из-за уже немолодого возраста, но во всяком случае, те родственники с которыми я знакома лично, отличались не в меру вспыльчивым и переменчивым характером. — Я к Майки. Тот обвёл понятливым взглядом пакет с печеньем и кивнул в сторону гаража (насколько я знаю, бывшей мастерской Шиничиро): — Он в своей комнате. Уже несколько дней от туда не выходит. — мужчина отправился в сторону главного дома. — Благодарю. — от наступившего пекла оттягиваю в сторону широкий ворот футболки. Отмечаю про себя, что правильно выбрала одежды. Терпеть не могу такую ядреную жару. В пару шагов преодолеваю расстояние до места обитания Майки, и останавливаюсь напротив плотной двери. Судя по первоначальной задумке этой постройки, здесь не предусматривалось наличие малейшего окна. — Майки, это Кода! — приходиться чуть повысить голос. Стук в дверь сопровождался ее последующим открытием. У меня нет времени ждать когда он соблаговолит подойти. — Ты чего тут забыл? — хоть и была уже середина дня, но парень звучал сонно и периодически зевал. От гнетущего пекла его спасали два работающих вентилятора. Волосы лезли во все стороны, что невольно пришла ассоциация с париком клоуна. — А мне уже нельзя прийти к собственному командиру? — торчащие пряди пшеничного света начинали коробить — Или ты чём-то непотребным занима… Закончить колкость не дала летящая подушка, что была успешно перехвачена. Показное ребячество, непринуждённостью в общении — так и не сказать, что у этого парня одного друга упекли за решётку, а со вторым и вовсе рассорился. — Правда глаза колет? — ехидство можно ведрами черпать. — До-остал! — причудливое растягивание гласных и нахмуренная в раздражении бровь. — Так-так…— начинаю отмерять помещение быстрыми шагами, где-то останавливаясь и показано всматриваюсь в поиске надуманной порнушки — Вот сейчас и узнаём, какие похабные секреты есть у нашего Непобедимого Майки! — Да чего ты, уёба, пристал… — тот совершенно не был доволен спонтанному пробуждению и шнырянием по собственной комнате — Вали к Эмме! Потешаясь над раздражением в мимике Манджиро, я кинула в него припасенный пакет с выпечкой. Тот успешно его словил и смолк, но продолжал недовольно щуриться. — Так то, я пришёл не за твоей порнушкой, — разговаривать с ним о интенданте ареста не было смысла. — думал ты захочешь навестить Такемучи, но видимо ошибся… Показано разворачиваюсь спиной к взлохмаченному главе. До ушей доносился задорный треск печенья. — Куда намылился? — в пол оборота наблюдаю за спокойным лицом подростка — Думаешь ворвался ко мне в комнату, разбудил, пошароебился везде и теперь спокойно съебёшь? Несмотря на широкий спектр обвинений, ни в лице ни в голосе настоящей обиды не проскользнуло. — Подождёшь, не обломишься. — Слушаюсь и повинуюсь. — руки подняты вверх обозначая о капитуляции. Дальнейшие передвижения Майки по гаражу сопровождались аккомпанементом из моего взгляда. Делать особо было нечего, телефон не привлекал, и глаза сами зацепились за единственно двигающуюся фигуру. Последнего, мое созерцание казалось и не волновало. Тот спокойно рылся в недрах шкафа в поиске мало мальски годно шмотья. Лицо расслабленное, без единого намёка на недосып — видно, что парень никогда не отказывал себе в удовольствии поспать. От этого резко стрельнула зависть, но так же быстро и ушла. Пожалуй, если опустить некоторые домашние детали, то Сано выглядел как обычно. Все движения неторопливые с некой ленцой, но в тоже время без намёка на растерянность или после сонный тремор. Единственным существенным отличием служили глаза. Не то чтобы в них всегда удавалось все разобрать, но с последнего раза когда они попадали под прямой контакт, те стали мутнее. Обычно пасмурная синева, сейчас застилалась густой и непроглядной пеленой. Словно смотришь как над океаном собирается бушующий ураган, готовый вот-вот сорвётся атмосферным вихрем. Ощущение не менее пугающее, но заинтриговано интригующее. Майки уже успел переодеться и теперь выжидающе поглядывал на меня. Не знаю с какой целью он это делал, но не почувствовать как тебя пожирают такими глазами — немыслимо. — Оо~ — звучит протяжно и излишне певуче. Пальцы нарочито медленно огибают поверхность шеи будто и не касаясь. Горло откидываю назад выпячивая вены и жилки — нарочно, показано. Кисть замирает на уровне трахеи. Голова перекатывается чуть в сторону, тем самым позволяя смотреть исподлобья, так выразительно с интимной пеленой и загадкой. — Нравлюсь? Пожалуй, такое поведение и выбило бы кого другого из калии, примеров достаточно. Но вот я смотрю так мгновение, другое, а изменения в парне как не бывало. Ни единого намёка на смущение или неприятие. Лишь в глазах сверкнуло, что-то темное, глубокое. — Бесишь. — в лицо полетел пустой комок целлофана. У меня дежавю. Хоть и сказано это было обыденно и вполне в его духе, но та необычная переменная, мелькнувшая в синеве, заинтриговала. Сродни тому чувству, как если бы остался наедине с диким животным. Первородная и рокочущая тревога, закравшаяся под кожу в самое нутро. Это заставляло передернуть плечами и рассыпать накатившие мурашки. — Я и раньше знал, что бесподобен… — словно истинный павлин расправивший свои перья красуясь, я неторопливо приблизилась к нему. Что странно, Манджиро пусть и смотрел абстрактно — словно на всё сразу, но казалось, что единственные движения в помещении отслеживал с особым вниманием. — Но и не думал, что парням приглянусь. — скользкая интонация, такая плавная, мелодичная. Голос звучал глухо, с придыханием и паузами. Что конкретно меня побудило устраивать эту клоунаду? Сама не пойму. Может давнее желание вывести этого мальчишку, прикидывающегося каменным изваянием, на что-то настоящее и не поддельное. Редко, в его мимики могли проскакивать и злость, и раздражение, но вот смущения или красноты — никогда. Оставалось надавить на самую больную точку всех подростков его возраста — половое созревание. И впрямь удар ниже пояса. Приблизившись чуть ли не впритык к стоящему скульптур юноше, я чуть склоняюсь и нагло заглядываю тому в лицо. Мои брови расслаблены, а губы кривятся в самой возможной очаровательной ухмылке, глаза чуть прищурены, смотрят внимательно прямо в глаза напротив. Даже с разницей в росте, удаётся принять нужное положение склонившись в спине, но голову держать прямо, к верху, так что он становился выше. Тяну лицо чуть вверх, навстречу чужому останавливаясь непозволительно близко. Это так странно. Вот так врываться в личное пространство совершенно постороннего человека. Слышать и даже чувствовать дыхание, тепло чужого тела, но при этом как электрического тока остерегаться прямых касаний. Иронично. Устоявшуюся атмосферу рушит добродушная улыбка. Она расцветает ярко и красочно — удивляя своей красотой и харизмой. Глаза чуть прикрыты — смотрят тепло, покровительственно. Как в замедленной съёмке, наблюдая как заносится правая рука. В ту же секунду спешно уворачиваюсь от проскочившего по скуле ветерка. Увернулась вовремя. — Ой-ой, нельзя же быть таким жестоким, ка-пи-тан! — успеваю встать в прежнее положение и распрямляю плечи — могу и обидеться. Детское причитание прерываться когда Майки, излишне резко разворачивается спиной и идёт к выходу из гаража. Удручено поднимаю бровь и спешу следом ровняясь с парнем. Тот упорно смотрит чуть в сторону. Голову не сильно опускает, но так чтобы волосы падали на лицо (что получается не очень, при наличии хвоста). — Отстань. Звучит спокойно, но на конце голос еле слышно подрагивал. Оставалось удивляться ещё больше. Сильнее выступаю вперёд на один шаг и стараюсь разглядеть лицо говорившего. То, что я успела заметить, вызывало приятное чувство победы и ликования. На щеках Майки проглядывался еле уловимый румянец.