По ту сторону солнца

— Вальхала? — брови невольно дергаются вверх, но глаза настойчиво вчитываются в состав пачки Ширасу, что мелкими символами режет и так «потрепанное», ночными посиделками, зрение. Приходится невольно щурить глаза и наклонять голову вперёд. Вокруг шумят кассы с назойливым и цикличным пищанием машин, трель покупательских голосов и скрежет тележек между прилавками. У стенда с морепродуктами и консервами несло прохладой и при длительном нахождении около него становилось зябко. Собственно говоря, путь по всему супермаркету пока останавливался там. — Считаешь, они могут доставить проблем? — с какой целью Эмме нужны мелкие мороженные мальки Кода не знает, но состав и срок годности изучает с особой тщательностью и придирчивостью — не дай Ками подсунут пропавшее и несвежее дерьмо. Облокотившись всем телом на магазинную тележку в которой пестрели самые разные упаковки и пакетики, Майки лениво перекатил шарик леденца во рту и вновь уставился в спину Кохэку. Они уже битый час скитаются по этому злосчастному месту, но дошли только до половины списка составленного Эммой и с грозным видом впихнутого в руки. Всё-таки, когда хочет, сестра способна внушать страх, и потому, отказываться или отнекиваться — было всё равно, что подписать смертельный договор. Идея поэксплуатировать безучастного и отмалчивавшегося Коду пришла как нечто само собой разумеющееся. Тот и не пререкался, уверил младшую Сано, что за всем проследит и последовал прямиком к назначенному месту. — В последнее время о них слишком много болтают, — пять минут у открытого холодильника в окружении рыб привели к чуть занемевшим пальцам. Морозило это исчадие ада и техники — дай бог. А холод Майки не очень то и жаловал. — мне это не очень нравится. — Ясно-понятно… — злосчастные ширасу отправились прямиком в тележку — аккурат у бортика и прямо в колонку. Собственно говоря, те немалые продукты, что уже успели быть вычеркнутыми из списка, покоились в строгом порядке и чуть ли не в дружной шеренге. Майки подобная педантичность и придирчивость заставляя крутить пальцем у виска. Теперь поход в магазин на пару с Кодой не казался чудесным решением. Как можно столько времени тратить на проверку состава и маркировки?! Благо у следующих полок его душа не без основания встрепенулась, а сердце кольнуло. Отдел сладкого и мучного заставлял глаза искрится почти детским предвкушением и восторгом. До того момента когда столь обожаемые и любимые дорояки перенесли на полку повыше. Несправедливо? Да Вероломно и гнусно? Ещё как! Но прожигать лакомый кусочек любимого угощения можно было сколько угодно. Это дело бы не исправило. Глаз дернулся в раздражении, а губы вытянулись в тугую полоску досады. Пристав на носочки и максимально натянув суставы удалось только слегка задеть краешек упаковки. Уродство, а не ситуация. Просить достать необходимое у Куроды было уже поздно — схватить дораяки самому — уже дело принципа. Дурацкого, глупого — но его. Что самое ироничное, — Майки никогда и не думал комплексовать из-за низкого, в отношении к другим парням, роста. Стесняться он в принципе не умел. А гордо вздернутый подбородок и коронный замах наготове всегда выручал. Да и кто в здравом уме станет лезть к Непобедимому Майки дразнится? Это вопрос больше риторический. Но иногда, такие вот «бытовые» проблемы заставляли молча скрипеть эмалью и про себя зубоскалить — да и того редко. Волноваться из-за всяких мелочей — не его уровень. Только вот, в момент очередного рывка, его самого накрывает чужая тень и свободно перехватывает дорояки. Майки спешно оборачивается через плечо и чуть ли не впритык сталкивается с подбородком Коды. В темных обсидианах плещется недоумение, а лицо исказилось в легком ступоре. Кохэку стоит за ним на расстоянии в жалкие сантиметры с занесённой рукой и наконец опускает глаза к нему. У Сано невольно пересыхает во рту, а сердце пропускает удар — перед ним две удивительные патоки цвета раскалённого металла, что своей колкостью пронзают насквозь. Его глаза с завидной прытью расширяются — утонуть бы во взгляде напротив. Майки смотрит и смотрит и почему-то картина перед ним кажется ему самой чарующей на свете. Пепел в зрачках отдаёт поразительной остротой, когда вкрапления живого янтаря будто капли магмы — прожигают до белёсых костей. — Ещё взять? — Кода отстраняется также неожиданно как и появляется. Поглядывает с ленцой с высоты своего роста и молча рассматривает застывшего главу. Для Майки этот вопрос сродни электрическому току в ванной — прошибает чуть ли не до смерти. Заставляет волосы дыбом встать. Сердце вновь начинает свой ход, однако в ушах стучит как бешеное. Кохэку оглядывает от чего-то не отошедшего парня и хмыкает, пожимая плечами. — Дораяки говорю, какие будешь? За то каким издевательски-понимающим выглядит Кода, Майки хочет его придушить. Молча выхватывает вагаси в форме рыбки и указывает пальцем в нужном направлении. Уши у него предательски наливаются багрянцем вместе с щеками. Остальную часть списка они проделали в тишине. Единство, что побудило Майки начать возмущаться, так это принципиальность Кохэку оплачивать все их покупки. Как он сам это объяснял — и так слишком часто питается за их счёт. Глава Тосвы взглянул на этот аргумент как на последнюю дикость. Выбесило последующее разъяснение парня — в прошлый раз они полностью затарили его холодильник. Вот он и «оплачивает». Молча блеснул пластиковой карточкой и под недовольным взглядом Сано выбросил чек. При том что, пакетов выдалось штук шесть. — Я планирую встретится с одним человеком. Возможно его силы смогут помочь Свастонам если Вальхалла всё-таки начнёт копошиться. Вальхалла… Сражать против небесных чертог, ну, скажем, не шибко интересное занятие. Для Коды уж точно. Она помнит как вчитывалась во всю ту писанину касаемую новой опухоли на теле высокоморального японского общества и качает головой. Вторичность от вторичности в квадрате помноженная надвое. Во всяком случае, заниматься этим всерьёз ей попросту впадлу. И своих забот хватает. Но это взгляд Ямадзаки Кохэку. Собственно она и обращать внимание на подобную заурядицу не должна. Не по «статусу» как она сама утверждает и считает. Ей вообще на родовом камне приписано, что склонять голову, вглядывается в мельтешение под ступнями — не её удел. Как-то это перетекло в личное кредо, а затем стало идти бок о бок с ней по жизни. И потому, в тот момент когда Кода «обязан» был быть всеведущим оракулом и послом, что при каждом щелчке должен на блюдечке преподносить всю информацию, что от него требуют — раздражение накатывало и зудело под кожей, постепенно перерастая в лихие искры из глаз и немой рык. Но Кохэку упрямо сглатывает застрявший в горле ком, даже если по глотке скользит нечто горячее и красное, что даже на языке привкус металла появляется. Курода человек волевой и гордый до ужаса. Однако Ямадзаки даже эти границы рушит и возвышается своим высокомерием с поистине божественной долины. — Хочешь чтобы я пошёл? — Угу, — Майки утвердительно кивает всё продолжая смотреть вперёд и перекатывая пластиковую палочку между губ. Леденец давно закончился, но выбросить пластик не позволяли занятые руки. — ты может даже вспомнишь его еблет. С месяц назад когда у водохранилища тусовались. — Мм… — Понятливое мычание и невольный наклон головы стали Майки ответом. Не помнит. — Ну, он явился тогда в компании каких-то ебанатов и стал затирать про то какой он дофига полезный… — Очкарик с бритой башкой? — что-то в памяти зашевелилось подбрасывая новые подсказки превращаясь, в пока что, мутную картину. — Бинго! — Ну припоминаю, имени не скажу — один раз пересекались. — честно говоря, чудо что вообще это помнит. Нет привычки заполнять голову ненужным барахлом. — но я так понимаю ты с ним более близко успел познакомиться? Не вопрос. Утверждение. — Есть такое, — Майки тянет слова нарочито долго, будто вот-вот готов зевнуть — Кисаки Тетта. Когда Па-чина упекли он предложил свою помощь в обмен на вступление в Тосву. — Я почти согласился, — Судя по всему, что-то шибко часто он перед глазами возникает, — и ежу понятно, что принятие в Банду для него — первостепенная задача. — не кажется подозрительным? Какое-то время Майки шёл молча прокручивая возникший вопрос в голове. Не сказать, что подобные опасения не появлялись у него раньше. Такое удачное возникновение этого Кисаки немного коробило, но в конечном счёте всё можно было списать на чистой воды совпадение. — Именно поэтому я и собираюсь встретиться с ним с тобой. Потом скажешь, если увидишь что-то мутное. Мутное, да? Ну, Кохэку и не трудно. Она посмотрит на очередного гопника, что слишком много на себя берет и не увидит как ей кажется, ничего удивительного. Предстоящая встреча не вызывала ничего кроме желания зевнуть.

***

c'est la vie — weathers Кисаки идёт по шумным улицам города и шаг его прочен и размашист. Он идёт минуя шумные толпы и мельтешащих людей когда настроение у него просто чудесное. Настолько сильно прекрасно он себя ощущает, что тех сошек за спиной и не замечает вовсе. Их он скорее держит как личных зверушек на привязи — сам кулаками махать ведь не любитель. Зачем сдирать костяшки ежели мозги на месте и голова варит, хех, дай бог каждому? Тетта достаточно «смышлёный» не просто для школы или учителей, он Чертов гений для всего этого мира. Для недалёких сверстников, примитивных верзил и скалящихся, аки голодные шакалы, ублюдков. И планка его настроя каждый раз возносится до небес, ведь кто бы что не говорил, а чувство власти и контроля пленяют и сносят крышу получше всякой ереси, по типу добродетели и бескорыстия. Но сейчас Кисаки слишком погружён в свои личные амбиции и планы, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Да, именно, что мелочи, ведь сейчас они совсем не чета тому как складно срастается его план. Выверенный до мелочей, что никого изъяна не найдёшь, да и произойти не должно. И Кисаки ведь вправду думал, что никакое стечение обстоятельств, никакое происшествие не сотрясет весь плацдарм его идей и стремлений. Ведь они рассчитаны чуть ли не поминутно, а главное сделаны лично им — пожалуй это основополагающее условие успеха. Успеха, что обязательно настигнет его как плата, за все его старания и проделанные усилия, — будто манна небесная. Пусть первый план и не увенчался успехом — досадно, что избавится от Рюгуджи Кена не получилось. Что потом случилось с Киёмасой он не знал, да и не было до того дела. Глупо надеяться, что всё пройдёт гладко с первой попытки, даже у него. Однако треск дерева и вонзившиеся в ладони щепки — это не то чего желал Кисаки. Казалось, что в момент своего первого провала он и вовсе перестал ощущать всякую связь с реальностью. Слетевшие учебники и тетради со стола тому подтверждение. Кисаки Тетта — это гений, а это значит, что все его планы должны работать слаженно и ладно. Без сучка и задоринки. Как надежные, сука, Швейцарские часы. Последнее он мысленно, буквально выплевывал. Кому? — непонятно. Но он и не собирался отчаиваться. Уж точно не в самом начале пути складывать руки. Про это напоминает, нежная и трогающая душу, улыбка, что смотрит на него с фотографии и будто лаская. Верно. Так и надо. Так и должно быть. Просто стоит продолжать делать всё как следует и тёплый взгляд пряных глаз, что посещает его во снах — станет явью. Ещё более сладостной, чем он запомнил. Ведь принцессы достаются героям только в глупых сказках. А значит стоит стать самым настоящим злодеем. И он им точно станет. Сейчас Кисаки смотрит на человека перед собой и с усилием не скалится. По звериному так, с нездоровым блеском через стёкла очков. Как скалится он внутри себя. Размашисто и сильно. Сано Манджиро. Если и существует в Японии «первый» гопник — то это будет Непобедимый Майки. По другому и быть не может. Идеальный вариант для его бушующего господства и владычества. Подходящий медиум. Кисаки смотрит на него и в очередной раз удостоверивается в собственной правоте и дальновидности. Глава и основатель «Свастоно» — Сано Манджиро. Основа и плацдарм его гениального плана. То благодаря чему всё и начнётся. — Рад, что ты решил прислушаться ко мне, — вынудить Майки обратится к нему, Кисаки, было не трудно. В идеале, у главы босудзоку и выбора-то особо не было. Кисаки его и не предоставлял. Подкупить пару-тройку ублюдков, обговорить время и место — остальное дело за малым. Скорее как цепная реакция. Осаная сыграл свою роль разменной монеты, в лице главного антагониста. Всё должно было заканчиваться на нем. Майки с минуты палит на него две чёрные бездны, наклоняет голову к стоявшему поодаль парню и кивком указывает на Кисаки. Тот непробиваемый вид, что он так старательно выстраивал с камня на камень, был готов треснуть и перекрошится в мелкую крошку. Тетта давно намотал на ус, что среди молодых янки вести себя ещё надо уметь — дашь слабину и тебе сразу вцепляться в глотку. Но то, что Непобедимый всегда был себе на уме — не просто домыслы. — Я про него говорил, — а Майки небольшой перемены в атмосфере над площадью и не уловили, может нагло проигнорировал. — теперь-то вспомнил? А Кисаки наконец переводит взгляд на незваного гостя, про которого ранее не слуху не духу. Тот стоит хлипкой тростиночкой, облокачиваясь на ржавый турник и даже в их сторону не глядит, хотя за плотной челкой под горшок, Кисаки удивился если бы тот вообще что-то бы различал. В ушах у того ярко сверкают самые разные цацки, а от мочки до губы идёт тонкая металлическая цепочка, что на ветру изредка колыхается. И это гопник? Пожалуй первое, что возникает в голове. Затем хочется в скепсисе вздернуть бровь и презрительно хмыкнуть. Как-то слишком слащаво и вычурно. А тот поправляет спутавшуюся от ветра челку и Тетта замечает, что кисти обтянуты чёрными перчатками. Теперь безымянный вклинивает серые патоки прямиком в Кисаки, будто стрелы из лука выпускает — врезается остро и колко, но при этом скользят они лениво и медленно — совсем не напрягаясь. Так же быстро к нему теряют интерес и вновь возвращаются к Майки. — Не очень, И это короткое предложение срабатывает сродни плевку под ноги, да так, что Кисаки будь у него возможность поиграл бы жилками. Майки никак на это не отвечает. Чуть тянет уголки губ и снова переводит взгляд на Кисаки, но теперь уже с неким намеком и побуждением. — Кисаки Тетта, будем знакомы. — голос у него звучит ровно, с легкой прохладой и скрежетом. От «официальности» данного цирка руки в карманах чуть дёргаются, а пальцы невольно сводит судорога. — Курода Кохэку, — чуть погодя он прокашливается и становится прямо напротив — зови Кодой. Шестеренки в голове крутятся с отвратительным скрежетом. По вискам стреляет воспоминание, а затем и осознание всей ситуации. Если конкретнее, то личины нового знакомого. Ну конечно, было бы странно если бы подобная встреча прошла без него. Ятагарасу принято находится на плече своего хозяина. — Всё это конечно прекрасно, но ты ведь не за новыми знакомствами пришёл. — Майки смотрит подстать ворону у плеча — колко и пронзительно, так, будто на тебя уставилась сама бездна. — Что ты можешь предложить Тосве? — В прошлый раз я предлагал решить твою «проблему» — и это не были пустые слова. — Кисаки отвечает твердостью и жесткость во взгляде. — Но сейчас дело касается не только отдельных членов банды. Ты ведь сам понимаешь, что Вальхала теперь не просто перспектива — она быстро разрастается, да и кишит она теми ещё выблядками. Многие из них уже успели присесть. — Гладко стелишь, но это мы и без тебя знаем, — голос у Куроды по прежнему скупой на эмоции и даже сонливый. — или ты кроме как языком чесать нихера не можешь? Последнее сочится ядом — липким и горьким, так что на языке оседает и горло вяжет. — Ближе к делу. — Майки всё сказанное принимает, но останавливать не торопится. Наблюдает. Кисаки мрачно проводит внезапно ожививщегося Куроду взглядом и щёлкает кончиком языка — было лучше когда тот и вовсе рта не раскрывал. Чувствовать на себе взгляд снисходительный и вместе с этим ехидный — отвратно. — Сделай меня главой третьего отряда, — он причмокивает иссохшими губами и плавно закидывает голову, попутно расправляя плечи, — за мной люди, взгляни правде в глаза — большого количества вам за раз не собрать, а Вальхала это все бывшие Мёбиусы, многие Свастоны перешли туда после инцидента 3 августа, да и сидевших немало. Кисаки разводит руками в стороны будто стараясь убедить Майки в собственной правоте, хотя знает — этого не надо. Всё выше перечисленное он и правда понимает — но сейчас главное привести самые грамотные и ловкие доводы. — Нынешняя Тосва не справится. — вывод сам собой напрашивающийся и нагло озвученный им, Кисаки. Сейчас сама группировка не вмещает всего величия и силы её лидера. Она слишком мала для Майки, и пока это не дошло до него самого — Кисаки самолично предоставит ему перспективу многократно превышающую нынешнюю. Майки станет его личным королем на шахматной доске, а Вальхалла создана для его правления. Идеальная сцена для главной марионетки Кисаки Тетта. — Не тебе тявкать о том, что Тосва может или не может. — Майки это говорит с отстранённым пониманием чужой правоты. И сейчас продолжает ломать голову — стоит ли «подобное» одолжение места Па-чина. Сама Тосва или же один из её основателей. Ответ приходит сразу же. И несмотря на ноющее чувство под рёбрами, оно кажется самым правильным и верным. Именно. Манджиро Сано до сих пор тоскует по другу. Однако Непобедимый Майки обязан думать прежде всего о бушующем процветании его группировки. На его плечах лежит ответственность за всех тех кто носит на своих спинах золотую эмблему. По-другому не будет. Вместе с тем как Майки принимает решение и уже готов дать своё добро, как ожидавшего ответа Кисаки сносит на добрые пару метров так, что на земле остаются глубокие полосы, а в воздухе клубится пыль и грязь. Кода стартует быстро, но так, что Тетта успевает заметить. Замахивается ногой и ему прилетает аккурат в наскоро поставленный блок. С большим усилием он остаётся шатко стоять на ногах, но корпус продолжает заметно дрожать. На предплечье зияет здоровенный ушиб — кожа под рукавом успела напухнуть и вздуться. Шевелить он ей пока не спешил. Злобно уставился на напавшего парня, что до сих пор стоял с занесённой ногой. — О, недурно! — Кохэку пакостно тянет губы в ухмылке и глазами украдкой поблескивает. — Я бил не в полную силу, но ты гляди! Даже на ногах стоишь! Он чуть оборачивается к Майки, что вопрошающе смотрит ему в спину и заправляет нависшие пряди назад. Звонко цокает языком и подмигивает правым глазом. На пускающего взглядом стрелы Кисаки он не обращает никакого внимания, будто уже и забыл про оного. — Плохо если среди командиров будет задохлик, что только и может, что командовать да поручения раздавать. — И откуда такая уверенность, что я бы успел заблокировать? — наивный тик скрыть не получилось — да и больше не надо было, злость была вполне оправданна. Однако лезть с кулаками в отместку он не собирался — слишком шаткое положение. — Её не было. — Кохэку больше не скалиться, глазами не глумится — Мне было бы плевать. — Чего?! — Ну-ну, хватит тебе, — Майки смотрит на Коду с немым вопросом — Что нам делать, если ты отправишь в нокаут нового командира? Что-то не видно очереди из желающих. — Но он такой серьезный, — Кохэку беззаботно ведёт линией плеч, складывая руки в карманы — скучно не будет? — Хах?! И ты мне говоришь о скуке? Мистер занудная задница? — Именно. — Да тебя никогда не вытянешь никуда! Вечно занят и чуть что посылаешь своих шестерок! — Но ты ведь тоже можешь так делать. Тебе зачем своя банда? Возмущённый ропот и восклицание Майки рушатся о бетонную непосредственность Коды. На каждый новый выпад отвечают до того ладно и спокойно, что у Майки перед глазами Тригерит — но Кен-чика хотя бы вывести на эмоции можно, не такой уж тот и непробиваемый, каким хочет казаться. Кохэку казалось, что всё происходящее параллельно. От возникшего сумбура отвлек кашель Кисаки, что словно напоминал о своём присутствии. — Приходи на собрание через неделю, — Майки заканчивает беседу четко припечатанным предложением и уже через спину кидает: — Там тебя и представим. Сам ступает к успевшему отдалится Куроде, что на прощание на Кисаки даже не взглянул. А Кисаки и не возражает. Вопрос времени сколько ещё придётся терпеть этого шута, но пока ясно одно — они точно не сойдутся во взглядах. Последнее что видит Кисаки перед уходом — полы чёрной фирменной куртки с зияющими на ней позолоченными иероглифами и вычурном символе Свастики на спине. Тетта смотрит на это и сам того не замечая скалится — живо, искренне. Внутри предвкушающе покалывает от предстоящего триумфа, что лихо отражается во взгляде под массивной оправой.