Мускатный орех

      День выдаётся тяжёлый.       После испытания хочется только завалиться в кровать, закрыв все двери и зашторив окна, свить кокон из одеял и спрятаться от всего мира. Ощущается вселенская усталость и неправильно сильная подавленность. Тело бьёт мелкий озноб — как-то холодно. Вот только Дима старается держаться — не для себя — для Лины. Девушка жмётся к его боку, обнимая рукой за пояс и уложив светлую голову на грудь. От Джебисашвили исходит тоска, страх и безысходность. И эта квинтэссенция просто сумасшедшей силы — Дима не знает, как Лина вообще это терпит внутри себя. Он гладит её по плечу и старается изо всех сил передать ей немного из остатков своей энергии. Плевать, что будет с ним, Дима не может просто смотреть на то, как Лина страдает.       Она смогла перетерпеть первую, самую острую боль, и прийти на общую съёмку — Дима с Олегом долго успокаивали Лину, уговаривая прийти на финал, а потом старались не отходить от неё ни на шаг, боясь, что она в любой момент снова сорвётся. Но она справлялась — ровно до того момента, пока они не сели в машину, чтобы вернуться в отель. Лину разом будто подменили — она осунулась, словно сжалась. Природа Олега тогда явно взбунтовалась, видя довольно близкую себе омегу, тоскующую второй раз за день. Вот только он не знал, что делать — было видно, у него не находилось правильных слов. Поэтому он просто прижал тогда Лину к себе — так по-братски, крепко, — заговорил что-то своим низким голосом про то, что они скоро вернутся домой, что самое сложное позади, затравил несколько шуток. И, отдать ему должное — Джебисашвили даже улыбнулась несколько раз.       Дима видел, что Олег искренне хотел помочь. Вот только Лина сейчас была далеко-далеко в мыслях от них. И альфа — каким бы чутким он не был — никогда не сможет понять боль омеги о потерянном ребёнке. Пусть даже и не своём.       Так что Матвеев просто пошёл за Линой в её номер — она даже не стала противиться, просто практически сразу нырнула в объятия и загнанно замерла. Дима утянул их обоих на кровать и шепнул единственное: расслабься, теперь можно. И Лина в ответ всхлипнула и начала говорить-говорить-говорить. Про те чувства, что ощутила на сегодняшнем испытании, про то, как испугалась за дочь — её сводила с ума даже мысль о том, что с ней может что-то произойти, — про беспомощность и страх. Дима знал, что Лине просто надо кому-нибудь выговориться, спустить эмоции, поэтому выступил живой губкой, что впитывала каждое слово. Дима чувствовал запах стресса, то, как паникует чужая внутренняя омега — это грозило если не гормональным сбоем, то точно эмоциональным срывом. И Дима отпустил все свои барьеры, делясь с Линой всем, чем только мог.       — Как ты это выдержал? — тихо спрашивает Лина, — я такой боли ещё никогда не чувствовала…       — У меня нет детей, — спокойно отвечает Дима, — я не рожал и не растил, вот и воспринимаю эту боль спокойнее. Но как омега я могу понять твои чувства. Это ужасно — потерять ребёнка. Мне страшно даже представить такое.       И Дима ничуть не лукавит. Он знает, что когда-нибудь обязательно заведёт семью, разрешит альфе поставить себе метку, родит. И подумать, что твоё продолжение — твоё дитя — уйдёт на ту сторону мира быстрее, чем ты сам… Омега внутри Димы даже от мысли об этом начинает метаться в панике.       — Мне в какой-то момент показалось, что это я на месте этой женщины, — тревожно делится Лина, — а вместо этой девочки моя Луна. Мы всегда говорим родителям жить дальше, но… Дим, — девушка поднимает голову, в её глазах снова скапливаются алмазные слёзы, — в тот момент, буквально на секунду, мне хотелось только умереть.       Матвеев прижимает Джебисашвили ещё крепче к себе и нежно касается губами её лба.       — С твоей дочкой всё хорошо, — Дима снова укладывает голову Лины к себе на грудь и успокаивающе гладит по светлым волосам, — не зря же у неё такая крутая мама — ты её ни одной нечисти не отдашь. А интуицией она явно в тебя пойдёт, способности же уже видно, так что в сомнительные места и носа не сунет. А завтра ты уже сможешь прижать её к себе и сказать, как любишь.       Лина что-то согласно мычит, а потом утыкается носом в шею и шумно дышит. Дима слегка улыбается — его феромон сейчас действует на девушку как успокоительное. Он даже сам чувствует, как наполняется воздух запахом корицы по его желанию. Это даётся ему не совсем просто — энергозатратно, — но то, как Лина постепенно расслабляется в его руках, полностью компенсирует нарастающую собственную слабость.       Внутренняя омега чуть ли не мурчит, ощущая свою полезность. Диме хочется сейчас сплестись с Линой всеми конечностями и зарыться с ней в общее гнездо, где будет безопасно и спокойно. Но он прекрасно понимает, что это минутная слабость его животного — тело и психика готовятся к скорой течке, вот и ищут, как и с кем её провести. И не обязательно даже физически — другая омега вполне может помочь, выравнивая эмоциональный и гормональный фон одним лишь своим присутствием.       — Лин? — зовёт Дима через какое-то время, когда девушка явно начинает засыпать, — с тобой остаться на ночь?       Джебисашвили медленно садится на кровати и задумывается на несколько секунд, а потом улыбается и качает головой.       — Спасибо, но можешь идти к себе, ты мне и так уже здорово помог, — Лина протягивает руку и сжимает ладонь Димы, — не знаю, что делала бы без тебя и Олега сегодня.       — Если что, можешь приходить ночью, — серьёзно говорит Дима в ответ, сжимая тонкие пальцы в ответ, — я чутко сплю.       — Хорошо, — Лина поднимается с кровати, чтобы проводить Матвеева, а потом обнимает его около дверей, — ещё раз спасибо.       Дима улыбается, а потом сжимает хрупкую Лину с такой силой, что та ойкает и тихо смеётся, отстраняясь.       — Скорая омежья помощь, — Дима шутливо прикладывает руку к груди, а потом прощается и выходит в коридор.       Едва за ним закрывается дверь, как Матвеев ослабленно прижимается спиной к стене и прикрывает глаза. Пока он видел Лину — была мотивация держаться из последних сил. Сейчас же он ощущает, что вся энергия покинула его. День был не просто тяжёлый — сложнейший. Диму вымотала долгая дорога, потом испытание. Поддержку Лины нельзя было счесть обязанностью, но Матвеев не мог поступить иначе. Сейчас помог он, когда-нибудь помогут ему.       Дима массирует виски, пытаясь унять странное головокружение, несколько раз ловит ртом воздух, собирая себя по кирпичикам, а потом отрывается от стены. Тело ощущается словно не совсем принадлежащим ему — ноги ватные, спина ноет, а внимание рассосредоточенно. Быть человеком с экстрасенсорными способностями иногда бывает не просто — Дима знает резервы своих сил, знает, как циркулирует внутри энергия, умеет управлять этим всем, но при этом чувствует и обязательства и не может не поделиться тем, что имеет. Как сказал дядя Бен, чем больше сила, тем больше ответственность.       Матвеев заходит в лифт и невольно морщится — остаточные запахи других людей слишком сильно бьют по рецепторам. Это кажется подозрительным — такая чувствительность обычно приходит в течку, но та должна начаться только через два дня. Да и её Дима планирует купировать подавителями — некогда сейчас гнездоваться и думать о потомстве. Шоу, помощь людям, собственный проект — всего слишком много, чтобы ставить желания омеги выше своих.       Лифт спускается как-то слишком медленно, что начинает подташнивать. Дима буквально вываливается в коридор, а потом шумно вдыхает воздух. Становится чуть легче. Наверное, стоит выпить подавители уже сегодня. По рецепту это надо делать за день до течки, но Дима буквально знает, что лучше перестраховаться.       Он идёт по коридору и невольно замедляет шаг перед дверью, ведущей в номер Шепса. Крылья носа трепещут, улавливая едва ощутимую нотку мускатного ореха. Так пахнет Олег. Дима определённо не хочет думать, почему его прилепляет к чужой двери — но он не может противиться себе. Матвееву явно симпатизирует феромон младшего Шепса, вот только всё время Битвы Сильнейших он старается не цепляться за него — знает, опасно. Нельзя привязываться к человеку, с которым есть шанс разойтись как в море корабли. Олег нравится Диме — он этого не отрицает, но не хочет сделать опрометчивый шаг, ещё раз обжечься после Астрид будет больно. Вот только к Олегу тянет — как бы Дима не выводил раскалённым гвоздём на сердце «нельзя», всё идёт к чёрту. Они видятся с Олегом и вне съёмок, гуляют, ходят на модные показы и клубы, их можно даже назвать друзьями.       Вот только сегодня первый раз, когда у Димы не получается игнорировать сладковато-древесный запах. Ослабшая омега в груди скребётся и тянется за дверь. И Дима… а что, Дима? Он осторожно стучит в дверь. Липкий страх, что он делает что-то неправильное, холодит кожу спины. Это всё тяжёлый день. Он устал и хочет поддержки. А ещё знает, что Олег запросто может это дать. Так что соблазн непреодолимый. Вот только дверь так и не открывается, а в номере не раздаётся шагов. Тишина отрезвляет. Олега там нет.       Диме становится легче и горче одновременно. Судьба будто сама дарит ему шанс не совершать ошибки, но теперь другая мысль тревожит разум — где Олег в столь поздний час? Думать об этом не хочется. Матвеев скребёт ногтями по двери, а потом смеживает веки. Закинуться подавителями и спать. Ему должно повезти — пусть течка застанет его дома. На препаратах она, конечно, проходит не так ощутимо, но приятного всё равно мало.       Дима направляется к себе, заворачивает в коридор и невольно замирает — он видит Олега, который сидит на корточках, прижавшись спиной к стене около номера Матвеева. Дима вдыхает чуть глубже — пряный запах тут же путается в рецепторах. Омега внутри вскидывается и поскуливает. Дима на ватных ногах идёт дальше. Шепс поднимается на ноги, услышав чужие шаги, и выглядит обеспокоенным и виноватым одновременно.       — Ты чего тут? — находит в себе силы спросить Дима.       — Я хотел зайти к Лине, так и подумал, что ты у неё будешь, но… — Олег словно смущённо отводит на секунду взгляд, — от двери так фонило вашими феромонами, что я понял: буду только лишним. Она в порядке?       Матвеев искренне старается не размышлять над тем, как тактично поступил Шепс. Многим альфам бы просто сорвало голову, и они всеми силами бы старались оказаться рядом с омегами, которые находились в самой уязвимой точке. И совершенно не важно, что одна из них уже помечена.       — Спать ложится, — чуть улыбается Дима, — ей уже легче. Её омеге просто нужна была поддержка.       — Ты молодец, — хвалит Олег, и Матвеев игнорирует горячую вспышку в груди от этих слов, — ты сам как?       Дима хочет сказать: «отвратительно», — но вместо этого лишь натягивает самую правдоподобную улыбку. Не к чему Шепсу волноваться за него.       — Устал немного, — почти честно, — день выдался тяжёлым.       Олег согласно угукает, но не отступает и не на шаг, когда Дима подходит открыть дверь. Мелкие волоски на затылке встают дыбом от близкого нахождения альфы. Мускатный орех кружит голову, окутывая своей теплотой. Хочется уткнуться носом в запаховую железу на чужой шее и надышаться на пару жизней вперёд. Олег такой открытый, явно переживающий. Ему можно доверять чисто подсознательно.       Дима замирает уже в дверях и оборачивается:       — Зайдёшь?       Он не должен это спрашивать — нужно было пожелать доброй ночи и закончить этот длинный день. Вот только строптивая омега внутри не согласна с этим.       — Если ты не против, — осторожно говорит Олег, и Дима невольно улыбается, зачем-то хватает Шепса за руку и утягивает в свой номер.       Он не учитывает, что в помещении невероятно тесно. Олег буквально дышит ему в макушку и руки до сих пор не отпускает. Включать свет кажется не нужным — Дима не знает, почему, — так что просто идёт дальше, а потом замирает около кровати, разворачиваясь лицом к Шепсу. Приходится немного запрокинуть голову, чтобы встретиться взглядом с тёмными в полумраке глазами. Воздуха разом становится мало, и Дима несколько испуганно ахает и прижимает ладонь к груди. Мускатный орех кружит голову, а внутренняя омега прижимает уши и виляет хвостом, ощущая перед собой пусть и абсолютно спокойного, но альфу.       — Что такое? — спрашивает Олег и делает шаг ближе, — Дима?       А Матвеев понимает, что попал. Видимо, его ослабленный за последние месяцы организм на фоне острого стресса и резко потерянной энергии даёт осечку — ноги подгибаются от внутренней дрожи. Не зря он беспокоился, что течка придёт раньше. На секунду становится страшно — он, невероятно уязвимый сейчас, наедине с более сильным соперником.       Дима мотает головой и вырывает руку, делая поспешный шаг назад. Укол паники дезориентирует. Вот только он переоценивает свои силы, так что чуть не заваливается на окно, но его вовремя ловит Олег. Он крепко обхватывает тонкие запястья, но на себя не тянет — сохраняет такую нужную сейчас дистанцию.       — Дима, посмотри на меня, — просит уверенно Олег, и не подчиниться тут невозможно, — что случилось?       Матвеев не может ответить. Он раскрывает рот, но тут же его захлопывает. Сказать, что организм решает дать сбой и запускает течку прямо сейчас — стыдно. Тем более, что он взрослый омега, далёкий от пубертата, когда такое случалось если не каждый раз, то довольно часто. Сейчас же у него стабильный цикл, и первый день течки давно уже не выбивается из расчётов.       — Дима, — пробует Олег ещё раз и склоняется чуть ближе, он вдыхает для новой фразы, а потом в его глазах появляется осознание.       Матвеев подсознательно чувствует, что Шепс не сделает ему ничего плохого, но всё равно по инерции готовится защищаться. Он сжимается, напрягается всем телом и отводит лицо подальше. Вот только Олег осторожно отпускает его запястья, а потом поднимает руки открытыми ладонями вперёд.       — Тише, всё хорошо, — он отступает, а Дима, вдохнув обострившимся в раз обонянием чужой феромон, едва ли не скулит, — лучше сядь.       Матвеев решает послушаться, так что делает шаг к кровати и едва ли не падает на неё, ощущая, как подгибаются ноги. Первые сутки обычно не такие уж и тяжёлые — организм просто перестраивается на работу «нон-стоп» — вот только течка есть течка, тем более, если омега ощущает рядом альфу, который нравится.       — Мне уйти? — с каким-то затаённым страхом спрашивает Олег, но Дима тут же распахивает глаза от осознания, что может остаться один, и мотает головой, — тогда как тебе помочь?       И никакого пошлого подтекста — лишь забота в голосе.       — Подавители в сумке, боковой карман, — отвечает Дима.       Шепс тут же находит взглядом сумку и идёт к ней. Возвращается уже с блистером и бутылочкой воды.       — Спасибо, — Дима забирает необходимые сейчас таблетки и закидывается сразу двумя.       До передозировки ещё далеко, но и одной ему сейчас не хватит — течка уже вступает в силу.       Олег садится перед ним на корточки и заглядывает в глаза. Он медленно тянет руку вперёд, отслеживая реакцию Димы, а, когда не видит протеста, берёт его ладони в свои и сжимает пальцы. Тепло расходится по телу от места касания кожи к коже.       — Прости, я… не ждал её так скоро, — Дима чувствует желание оправдаться, — истратился сегодня сильно, вот меня и…       — Тише, — прерывает Олег и чуть улыбается, успокаивающе кружа большим пальцем по тыльной стороне ладони, — не то чтобы я хочу осудить тебя, но ты слишком много энергии отдал Лине. Нельзя так забивать на себя.       Дима хмыкает и стыдливо опускает взгляд. Он знает, что поступил опрометчиво, но просто не мог иначе. Омежья солидарность? Может быть.       — Тебе принести ещё одеяло и подушек? — спрашивает Олег, намекая на процесс гнездования, — воды? Мою… одежду?       Внутреннее животное согласно на всё из предложенного, ощущая заботу от альфы. Особенно на последнее — Олег буквально предлагает пережить течку в своём запахе. И Дима даже не совсем трезвым мозгом понимает, что это что-то да значит. Не будет альфа просто так предлагать свою одежду. И надежда на взаимную симпатию разгорается в Диме свежим пламенем. Может быть… попробовать?       — Не нужно, — качает головой Матвеев и видит, что Олега явно расстраивает такой ответ, — можешь просто… переночевать со мной?       Глаза Шепса едва ли не вспыхивают, но он умело справляется с собой.       — Обещаю не приставать, — шутливо говорит он, но они оба понимают, что серьёзности в этих словах больше, чем кажется.       Это успокаивает. Для альфы находиться с течным омегой очень непросто, даже если тот на подавителях.       — Надеюсь, — хмыкает Дима, — потому что я за себя не ручаюсь.       — Ничего, взрослые мальчики, справимся, — уверенно заявляет Олег, а потом поднимается на ноги, — тогда ложимся спать.       Матвеев согласно кивает, но не двигается с места. Лишь наблюдает, как Шепс скидывает обувь и верхнюю кофту, оставаясь в футболке. Он не раздевается дальше и ложится на кровать, приглашающе приподнимая руку. Дима задерживает на секунду дыхание, а потом поднимается на ноги — он раздевается до трусов и футболки. Знает, что ночью ему будет жарко, но хоть какую-то преграду перед телом не может не оставить. Он ныряет под бок к Олегу, осторожно устраивается на его груди, неловко обнимая рукой за торс.       — Да не бойся, — фыркает Олег и притягивает к себе ближе, прижимая ладонью за плечо.       Дима утыкается носом в чужую шею так, как и хотел. Мускатный орех, кажется, теперь повсюду. Невольно выделяется слюна и прорезаются небольшие клыки. Дима глубоко дышит, стараясь успокоить омегу внутри себя. Сейчас тот самый момент, когда он мог бы податься инстинктам, не пить блокаторы и просто дать себя повязать. Вот только не хочется так — по-животному. Но течка помогает выпустить свои истинные желания: Диме нравится с Олегом. И в эту самую секунду он перестаёт себе врать — он хочет попробовать с Шепсом. Матвеев жмётся ещё ближе, хотя уже и некуда, наглеет и закидывает ногу на парня. Олег неуверенно устраивает ладонь на его голом бедре, и это касание обжигает. Но Дима игнорирует зов сущности и лишь сжимает в пальцах ткань чужой футболки.       — Ты мне нравишься, — резко, но честно говорит Олег.       Дима слышит, как колотится под рёбрами сердце Шепса. Собственное же, кажется, вовсе замирает.       — Ты мне тоже, — тихо отвечает Дима.       — Сейчас, конечно, не лучший момент, и я хотел пригласить тебя на свидание буквально на днях, но раз уж так получается, — Олег шумно вздыхает, — будешь моим парнем?       И его тело каменеет в ожидании. А Диме даже немного смешно. Он буквально допускает альфу до себя в течку, а тот боится отказа.       — Конечно, буду, — Матвеев не удерживается и оставляет поцелуй прямо на запаховой железе Олега, и тот вздрагивает.       На губах остаётся сладкий привкус феромона. От интимности момента хочется заскулить. Омега с Димой согласна, вот только она уже начинает засыпать под действием убойной дозы блокаторов.       — Я обещал не приставать, — точно сам себе напоминает Шепс, — спать, Дим. Я никуда не денусь.       — Обещаешь? — зачем-то спрашивает Матвеев, а потом зевает.       — Обещаю, — Олег целует его в макушку и обнимает так крепко, что сомнений просто не остаётся.