Сасси

Саймон толкает тележку вверх и вниз по проходам супермаркета, а почти трехлетний Тео подпрыгивает на сиденье, сидя лицом к нему. — Где мама, — лепечет Тео, — Мам, мам, мам, — у него хорошие языковые навыки, что Саймон приписывает скорее тебе, чем себе, поскольку ты постоянно рассказываешь обо всем, что делаешь, и указываешь на названия даже самых обыденных предметов. — Она дома, Жучок, — Тео, как и его отец, одержим тобой. Как только они выходят из дома без тебя, он безостановочно задает вопросы о том, где ты, идешь ли ты с ними, что ты делаешь, пока Саймон не найдет, чем его отвлечь. Сегодня это что-нибудь красочное в продуктовом магазине. — Это просто этап, — сказала ты Саймону, пока Тео цеплялся за тебя несколько часов назад, руками и ногами обхватывая твои коленные чашечки, как осьминог, — Они делают это. Они хотят маму, потом папу, а потом, кто знает. Может, дядя Джонни снова станет его любимчиком, — Тео оживился при имени Джонни, уставившись между вами двумя своим херувимским личиком, каштановые светлые кудри обрамляют его голову, словно нимб. — Дядя Джонни здесь? — Нет, малыш. Прости, — ты приподнимаешь бровь и жестом указываешь вниз на карапуза. — Ладно, большой парень, — говорит он, подхватывая Тео на руки, — Что скажешь, если мы выполним мамины поручения, а потом пойдем в парк? — Да! — визжит Тео, и Саймон не может удержаться от смеха. Ты кладешь нежную руку на спину Тео и встаешь на цыпочки, чтобы попытаться поцеловать их обоих. — Будь хорошим для папы, хорошо? Помоги ему со списком продуктов, — ты чмокнула Тео в щеку, заставив его хихикнуть, а затем обернулась к Саймону, который наклонился, чтобы ты могла прижаться губами к его. — Люблю тебя, — ласково сжимаешь ты его бицепс. — Люблю тебя, — эхом повторяет он. — Домооой, — Тео медленно произносит это слово, маленькая рука тянется к чему-то на полке, что привлекло его внимание. Посыпки. Саймон сдерживает стон, — Торт? — спрашивает он, с волнением поднимая звук на «то», — Торт? Торт для мамы? — А как насчет цветов для мамы? — он поворачивает тележку к передней части, где цветы стоят ярусами в холодной секции. Тео с энтузиазмом кивает, пиная ногами и шевелясь всем телом. — Желтыеее! — кричит он, когда видит гигантские букеты подсолнухов, указывая на них требовательным пальцем, когда они останавливаются перед ассортиментом, — Желтый-цветок, — Саймон проверяет сообщение от тебя на своем телефоне, сравнивает твой длинный список со своим мысленным чек-листом, проверяя, не забыл ли он чего-нибудь. Картофель, слойки, бананы, персики, брокколи, миндальное молоко, чириос… Стекло разбивается. Тео вскрикивает. Саймон напрягается, битва бурлит в его крови, мышцы напрягаются, тело электризуется и готовится, пока он выравнивает дыхание. Проходит секунда, не больше. Он оборачивается. На земле рядом с тележкой валяется разбитая ваза с подсолнухами, над которой распростерта рука Тео, из его глаз текут слезы, а из легких вырывается громкий плач. — Эй, эй. Ты в порядке, — он тут же оттаскивает Тео от сиденья, коротко осматривает его на предмет травм, а затем притягивает к своей груди, — Все в порядке, — он укачивает несчастного мальчика, пока люди проходят мимо и сочувственно улыбаются ему, — Просто испугался, да? — Саймон поглаживает его по спине, когда Тео вжимается лицом в шею отца, его нижняя губа дрожит, а пальцы крепко вцепились в его толстовку. — Цветы сломались, — он всхлипывает. — Мы купим для нее новые, да? — Тео кивает утвердительно, лицо все еще зарыто в него, — Вот, выбирай, — он слегка отодвигает тележку с дороги, так что они вдвоем стоят перед витриной, — Какие из них для мамы? — Тео приподнимается, поворачиваясь, чтобы рассмотреть все разные цветы, и нахмуривает брови, пока не показывает на очередной пучок подсолнухов, — Хороший выбор, парень, — он сдвигается, чтобы усадить Тео обратно на сиденье после того, как достал их с полки, но тот упирается, крепко держась за шею. — Не опускай, — Саймон вздыхает. Он знает, что если бы ты была здесь, ты бы сказала Тео, что он должен сидеть на месте, что его нельзя везде таскать с собой. Но тебя здесь нет. И Саймон не особенно возражает против того, чтобы держать сына на руках при каждом удобном случае. Поэтому он толкает тележку к кассе одной рукой, а другой придерживает Тео, который лежит у него на груди, маленькие пальчики играют со шнурками его толстовки, слезы забыты после объятий отца.