Методы притяжения

      Ёнджун — человек взрывной. С бурлящими чувствами, горящим взглядом и непереносимым упорством. С ним надо аккуратно, на грани, чтобы не спровоцировать взрыв, который уничтожит всё.       Бомгю такой же. Тоже взрывной. Они оба — минус, и в их случае не сработает математика: никакой плюс из их симбиоза не выйдет.       Почему-то никто вокруг этого не понимает, а вселенная продолжает сталкивать друг с другом, и никому нет дела до катастрофы, что угрожающе надвигается ближе.

***

      — Ёни!       Ёнджун и бровью не ведёт, продолжая писать конспекты, вчитываясь в каждое слово на пятидесятой странице книги «Воспитание пластической культуры актёра». В библиотеке тихо, даже погода за окном утихомирилась, позволяя окунуться с головой в учёбу. Ёнджун так хорошо проводит время, что отвлекать его было бы кощунством. Ужасным. Кощунством.       Именно поэтому Бомгю его отвлекает.       — Ёни, — повторяет он уже тише, критически близко наклонившись к уху.       Ёнджун дёргает плечом, задевает Бомгю и косится на чужие руки, расставленные по обе стороны от его книги. Раздражение стремительно поднимается выше, угрожая выплеснуться ядом.       — Я тебе не Ёни. — Лицо больше напоминает гримасу отвращения, и он абсолютно точно не намерен скрывать это. — Свали, мешаешь.       На самом деле, Ёнджун не такой грубый.       Вообще-то, он ни с кем так не разговаривает.       В университете все знают его как перспективного, общительного и открытого студента, который живёт танцами и спит по шесть часов в лучшем случае. Нужна помощь? Обратись к Ёнджуну. Не понимаешь тему? Обратись к Ёнджуну. Проблемы с профессорами? Обратись к Ёнджуну. Ты первокурсник и не вдупляешь что к чему?       Обратись к Ёнджуну.       Именно на этом держатся странные отношения между ними: Бомгю просто был первокурсником, нигде не ориентировался и ни в чём не разбирался, а бегать за деканом не хотел. Затем каким-то образом подружился с президентом студенческого совета, который бессовестно скинул заботы о Бомгю и его адаптации на Ёнджуна. Отказать не получилось, ведь в тот момент Бомгю выглядел таким потерянным, что сердце обливалось жалостью к этому бедному мальчику.       Бомгю? Бедный? Как же ошибался тогдашний Ёнджун, уму непостижимо просто.       С каждым диалогом напряжение росло вместе с желанием сплющить чужое надменное лицо и поколотить как следует. Вот только он — старший. Сонбэ, хён, тот, кто должен относиться с терпением и пониманием, помогать и направлять.       Его нервы не выдержали и уже в шестой день совместного времяпровождения шея Бомгю оказалась сжата в его пальцах.       Казалось бы, после такого неадекватного поступка любое уважение — которого, Ёнджун уверен, изначально и не было — должно было испариться. И от него должны были отстать.       Но нет, Бомгю только крепче вцепился и поставил себе цель доводить его до нервного срыва минимум два раза в день.       — А можно с тобой? — невинно спрашивает Бомгю и вновь склоняется ближе, задевая длинными волосами щёку.       «Отодвинься, блять», — причитает внутренний голос, а сам Ёнджун не до конца понимает, почему такая близость будто током бьёт. Бомгю ему просто не нравится, очень сильно не нравится.       Вот прям кожу вскрывает и залезает внутрь, отравляя своим существованием.       — Нет, — ровным тоном отказывает Ёнджун, отодвигаясь в сторону. Чужие руки до сих пор расставлены по бокам, Бомгю до сих пор находится слишком близко, конспекты до сих пор не дописаны.       — Ну Ёни, — жалобно ноют над ухом, — ну пожалуйста.       Ёнджун глубоко вдыхает, затем громко захлопывает книгу и кидает её в сумку, не задевая при этом запястья Бомгю. Он ему очень сильно не нравится, но намеренно вредить уже слишком.       — Садись, — говорит Ёнджун, указывая кивком головы на своё место. Бомгю удивлённо хлопает глазами, когда стул со скрипом отодвигается, а сам Ёнджун перекидывает сумку через плечо и уходит, даже не обернувшись.       Избегание проблемы — лучшее её решение, не так ли?

***

      — Ты его избегаешь, — внезапно кидает Субин, пихая ему в рот кусок курицы.       Ёнджун протестующе мычит, пытаясь увернуться и вернуть концентрацию, но Субин оказывается ловчее: держит крепко за затылок и заставляет прожевать.       Он волком смотрит на довольного друга и начинает чавкать, внутренне ликуя от мигом скорчившегося лица напротив. Ему даже не требуются уточнения, чтобы понять, о ком Субин говорит: есть только один человек, которого он может намеренно игнорировать и избегать.       — Я не обязан хорошо к нему относиться, — спокойно отвечает Ёнджун, возвращаясь к видеоуроку.       Если так подумать, Бомгю ему ничего такого ужасного не сделал: вещи не портил; одежду не рвал; карандаши не воровал. Он делал и продолжает делать то, что неимоверно выводит из себя: передразнивает серьёзный тон голоса Ёнджуна; корчит лицо, пытаясь имитировать его; липнет так сильно, будто они закадычные друзья. Он не против тактильности, но близость Бомгю попросту выводит из себя.       Никакие способы не помогают утихомирить чужой пыл и заставить отстать от себя — Бомгю будто поставил себе цель свести его в могилу. Субин его, видимо, очень даже поддерживает.       — Ты даже не пробовал, — говорит Субин с ноткой грусти, подавленно ковыряя остатки курицы. — Он хороший парень.       Ёнджун вздыхает.       Очень глубоко и очень быстро теряя терпение.       — Субин, — зовёт Ёнджун обманчиво спокойно, — ты просто входишь в ту категорию людей, которые могут совладать с его энергетикой и тихонько переждать катастрофу, не несясь к ней напролом. Давным-давно стало известно, что противоположности уживаются друг с другом, потому что они разные и сглаживают острые углы, понимаешь? — Ёнджун ставит видео на паузу и обращает всё внимание на замершего Субина, затем продолжает уже тише: — Мы с ним несовместимы и это нормально. Никто не обязан хорошо ладить, никому из нас это не нужно.       — Тут ты ошибаешься, — отмирает Субин и внимательно смотрит в глаза, будто он тут психолог на приёме. — Бомгю это очень нужно.       Здрасьте приехали.       Ёнджун сейчас начнёт рвать волосы на голове и орать благим матом на весь этаж общежития.       — Ты сейчас договоришься. — Голос даже для него самого звучит достаточно угрожающе, а судя по изменившемуся выражению лица Субина, взгляд у него тоже далеко не спокойный. — Если бы он хотел быть друзьями, — прерывается Ёнджун, морщась от того, как неправдоподобно это звучит, — то не стал бы вести себя так.       — Хён, — устало зовёт Субин, понурив плечи, что на секунду заставляет его почувствовать себя виноватым, — просто попробуй, пожалуйста. Я с Бомгю знаком намного дольше, и вижу, чего он так сильно пытается добиться. У него просто по-другому не получается подступиться.       Ёнджун серьёзно начинает подозревать, что весь мир втайне настроен против него, а он, глупенький такой, продолжает брыкаться и тявкать.

***

      Слова Субина никак не выходят из головы, продолжая нагнетать и портить ему настроение на протяжении недели. Что вообще значит «не получается подступиться»? Ёнджун — обычный человек, непримечательный (насколько это вообще возможно) студент, имеет немного взрывной характер, но это ни в коем случае не повод «подступаться» к нему. Можно просто подойти и сказать: «Йоу, ты же Ёнджун? Меня Бомгю зовут, давай будем друзьями». Он не откажет в дружбе, это не в его стиле.       Но Бомгю выбрал другую тактику: царапать его руки под столом; ухмыляться на обращённый к нему взгляд; издевательски высовывать язык. Ёнджун может прямо сейчас припомнить ещё кучу ситуаций, в которых Бомгю его откровенно выводил из себя, при этом с маниакальным блеском в глазах впитывая каждую эмоцию.       Так вот оно как? Он чёртов мазохист?       Субин попросил его постараться, но не уточнял, какие тактики можно применять. Ёнджуну интересно, как начнёт вести себя Бомгю, если он немного изменит подход.       В этой игре — а это точно игра, вот стопроцентно — Ёнджун проигрывать не собирается.

***

      Ситуация, где можно пустить в ход первую тактику, случается подозрительно скоро.       Они сидят в кафешке возле университета, с чистой совестью хорошо проводя время: окошко между парами позволяет. Тэхён и Кай внимательно слушают монолог Субина про сурикат, — какого чёрта тема завернула туда? — пока Ёнджун и Бомгю пьют кофе. Американо и клубничный капучино с карамелью на кокосовом молоке.       Не нужно уточнять, кто какой пьёт, не так ли?       Затем Бомгю бессовестно — или бесстрашно — выхватывает его американо и прикладывается губами к трубочке, из-под ресниц с хитринкой во взгляде наблюдая за реакцией. Он ожидает взрыва, да?       Не в этот раз.       Ёнджун с каким-то непонятным наслаждением путается пальцами в чужих волосах, несильно, но ощутимо сжимая у корней. Бомгю замирает с широко распахнутыми глазами и, кажется, даже дышит теперь гораздо реже. Они оба не двигаются: Ёнджун продолжает держаться за тёмные пряди, а Бомгю так и сидит, не решаясь шевельнуться.       Оказывается, это даже приятно.       В смысле, ставить кого-то настолько раздражающего на место. Вот это приятно.       Ёнджун с внутренним ликованием забирает свой кофе из ослабевшей хватки и касается губами трубочки, сёрбая напиток. Касается прямо там, где секундами ранее были чужие губы. Эта мысль вызывает мурашки по коже, но вроде не мерзко. Волнительно.       А Бомгю затихает.       Вторая возможность тоже не заставляет ждать. Большой дубовый стол в актовом зале тянется с одного конца помещения на другой, занимая большую часть пространства. Студенты снуют туда-сюда и громко переговариваются, толкаясь локтями.       Бомгю плюхается рядом неожиданно, и сразу же жмётся бедром к нему — намеренно или нет, не совсем важно. Ёнджун едва сдерживает скрежет зубов и поджимает губы в одну полоску, максимально непринуждённо делая вид, что никого рядом нет. Он никогда людей намеренно не игнорировал, но с Бомгю будто по-другому не прокатит (с ним вообще никак не катит).       Бомгю находится чрезмерно близко, но с разговорами не лезет: видимо, прошлый опыт немного остудил мозги и вернул в строй. Их колени соприкасаются под столом, и это ощущается странно — сидеть вот так слишком рядом. Другого более подходящего слова Ёнджун найти не может, хотя в словах довольно неплох. Президент студенческого совета начинает свою речь, его голос раздаётся громко и достигает почти каждого. Почти, потому что Бомгю что-то шепчет какому-то парню с юридического, а Ёнджун, который вынужденно сидит почти впритык, страдает от отвлекающих факторов.       Если так подумать, ему это совещание не сдалось, он тут только потому, что Чан попросил присутствовать, хотя Ёнджун даже не является членом совета. «Я не хочу, чтобы кто-то был в неведении», — сказал тогда Чан, но Ёнджуну чисто объективно знать не надо, какие мероприятия и ивенты планируются в этом году. Участвовать-то он не намерен.       Шальная мысль по-тихому улизнуть очень настойчиво прокрадывается в голову, а взгляд как магнит прилипает к двери, ведущей на свободу…       — Ёни, — шепчут у уха, вынуждая испуганно вздрогнуть, — расслабься немного. У тебя лицо такое, будто из-под носа девушку в клубе увели.       Ещё немного, и он закипит. Прямо в этом тупом актовом зале с этим тупым человеком в своей любимой, а не тупой рубашке. Только она спасает убогое положение.       Ёнджун уже открывает рот, чтобы выдать нечто ещё более язвительное и почти обидное, но в последний момент передумывает. Время для иного метода, да?       Бомгю немигающим взглядом смотрит на него в ожидании реакции, и он чувствует неожиданное волнение от мысли о том, что собирается сделать. Ладонь опускается на чужое бедро, до сих пор прижатое к собственному, и сильно сжимает — даже вены слегка вздуваются.       Ёнджун наблюдает за его реакцией и внутренне ликует: Бомгю давится воздухом и делает попытку свести ноги вместе, но в итоге получается так, что рука Ёнджуна оказывается ещё ближе.       Бомгю вновь замолкает. А ещё у него пылают уши, но Ёнджуну важнее то, что он замолчал.

***

      — Бомгю тебя избегает, — говорит Субин, когда он выходит из душа с убийственным желанием проспать минимум десять часов.       Ёнджун, честно сказать, совершенно не хочет углубляться в эту тему и разбираться, что творится в мыслях и действиях Бомгю. Его голова гудит, трещит, рвётся на части, поэтому он справедливо плюёт на всё, что не касается танцев и сна.       Субину, видимо, невтерпёж поговорить, раз его пальцы аккуратно цепляют ткань футболки, когда Ёнджун пытается шустро пройти мимо и спрятаться в своём мягком одеяле. Одно упоминание имени Бомгю является катализатором — контроль теряется и рассыпается к чертям. Вот когда он сам страдал от чужих выходок, никто его не жалел и не устраивал серьёзных разговоров с нескончаемыми нравоучениями. Значит так, да, Чхве Субин? Сразу видно фаворитов.       О том, что Субин первым из всех прилетит к нему с другого конца света, если Ёнджун позвонит, он подумает потом.       — Ты просил попробовать, — говорит Ёнджун со вздохом, опускаясь рядом на ковёр. — Я старался. Ты слышал, чтобы я психовал?       — Нет, — отвечает Субин задумчиво, прокручивая кольцо на среднем пальце. — Странно это всё. Никак не пойму, что творится между вами.       — Ты и не должен. Мать что ли, чтобы всё контролировать?       Ёнджун щурится, а когда Субин не меняется в лице и продолжает очевидно накручивать себя, с кряхтением встаёт с пола и семенит к своей сумке, оставленной утром на кровати. Он роется там долгие несколько секунд, затем возвращается к Субину и протягивает ему банановое молоко.       — Мне?       — Нет, передай соседу нашему, — преувеличенно серьёзно отвечает Ёнджун, но через мгновение смягчается: — Тебе, конечно. Прекрати так сильно переживать и отдохни. Это всё равно не то, на что ты можешь повлиять.       Вообще-то, очень даже то, просто Ёнджун не хочет, чтобы Субин морочил себе голову тем, что его напрямую даже не касается. Аукнется же когда-нибудь, пусть лучше о себе думает. Тот разговор с Субином открыл для него новую дверь с новыми возможностями и, скорее всего, ещё один диалог с ним сделает то же самое, просто Ёнджун этого не желает.       Внутри треплется желание, нет, потребность разобраться в Бомгю самому.

***

      Ситуация, в которой Ёнджун лишается любых преимуществ, которых смог обрести ранее, случается спонтанно и нежданно. Он теряется, когда люди, чьи образы уже выстроены в голове, ведут себя противоположно этим представлениям, показывая совершенно иную сторону себя. Это как всю жизнь думать, что фамилия матери пишется через «и», но оказывается, что никакого «и» там нет и не было. Ничего не взорвалось, не рухнуло, однако всё равно требуется вечность, чтобы пересилить себя и писать «е». Другой пример: читать какую-то несправедливо малоизвестную новеллу и влюбиться в персонажей, а потом проклинать автора за неподходящий сюжетный поворот, безвозвратно изменивший характеры героев. Одним словом — катастрофа.       Именно такая катастрофа происходит, когда Ёнджун находит Бомгю на заднем дворе университета, сидящего на лестнице в одной тонкой водолазке. Он один, что очень сильно выбивается из картины мира под названием «Чхве-придурок-Бомгю». Его плечи подрагивают то ли от холода, то ли от чего похуже, но Ёнджун старается не преувеличивать. Сердце странно сжимается при виде столь одинокого Бомгю — прямо как в их первую встречу, когда он ещё не знал, с каким дьяволом имеет дело.       Что сейчас делать? Подколоть? Силком завести внутрь? Развернуться и уйти?       Ёнджун, опять же, человек не грубый, и равнодушным его назвать тоже нельзя. С Бомгю с самого начала не заладилось, но это ведь не значит, что его нужно остерегаться как серийного убийцу. Так?       Так.       Поэтому Ёнджун снимает с себя ветровку и накидывает на чужие плечи, не забыв накрыть голову капюшоном.       И уходит прочь. Почему? Они не друзья, не приятели, не кто либо ещё, чтобы проявлять заботу. Сам Ёнджун терпеть не может, когда его слабости застают, а они с Бомгю оба минус — значит схожести есть. Молчаливый знак «всё будет в порядке» лучшее, что Ёнджун может предложить. Если Бомгю такое не нужно…       Что ж, планета до сих пор вращается.       — Хён!       Стирайте к чертям всё, что он выдал до этого. Особенно момент с тем, что планета ещё вращается. Нет, бес всё попутал — планета не вращается после такого. Ёнджун замирает, затем медленно — читать как: опасливо — оборачивается, встречаясь взглядом с чужим влажным. Бомгю смотрит на него в упор, ни капли не стыдясь застывших слёз, и Ёнджун против воли признаёт это смелым. Вот только в ушах продолжает звенеть «хён», сказанное дрогнувшим голосом.       — Хён, — повторяет Бомгю, словно прекрасно понимая, какой эффект это теперь возымело, — спасибо.       Нокаут. Просто нокаут, выносите его вперёд ногами. Что вообще творится сегодня?       Ёнджуна хватает только на слабый кивок, после чего он разворачивается, собираясь сбегать. Можно быть с собой честным: побег — единственный выход. По крайней мере, сейчас.       Ёнджун не вписывает сегодняшнюю ситуацию в воображаемый список «методы отдаления», атмосфера немного не та.       А ещё почему-то кажется, что ни черта это не отдаление.

***

      Ёнджун узнаёт, что Бомгю нет в университете совершенно случайно, когда начинает замечать отсутствие приевшейся тёмной макушки. Около недели они вообще не пересекаются, и неожиданное чувство, которое он ни за что не назовёт своим именем, по малому поглощает его. Собственная ветровка так и осталась у Бомгю, а просить её обратно как-то глупо: сам же отдал.       Ёнджун взглядом выискивает его в толпе студентов, и совершенно иррационально расстраивается, когда не находит. Хочется дать себе пощёчину, пойти побиться головой о стену, вытрясти из себя всю дурь, но вместо этого Ёнджун кушает, танцует и спит. По шесть часов в лучшем случае. Всё как обычно.       Для полной картины не хватает раздражающего Чхве-не-хочу-говорить-его-имя-даже-в-голове-Бомгю.       Ёнджун серьёзно пойдёт и побьётся головой о стену, это уже слишком.       О том, что Бомгю укатил с семьёй на отдых он узнал от того же Субина, — вопросы, касаемые его осведомлённости, уже даже не возникают — когда они вместе ужинали поздней ночью после завершения совместного проекта. Ёнджун тогда старательно делал вид, что ему вот вообще всё равно и он очень рад за Бомгю, что-то в стиле: «О, звучит супер, пусть отдохнёт».       Субин тогда молча уставился на него, затем бесшумно забрал его телефон и вбил ник Бомгю в поисковике инстаграма.       Ёнджун почти возмущённо засопел. Почти.       Аккаунт Бомгю очень полезный: можно следить за его действиями и вовремя предотвращать различные катастрофы, пока они не снесут всё на своём пути. Фотографии тоже неплохие. Субин же фотографировал, поэтому ракурс подходящий, и свет хорошо падает, и выражение лица у Бомгю цепляющее, да и красивый он немного.       Как же раздражает.       Голову посещают мысли о побеге из страны, ещё надо бы найти какого-то безумного гения, который изобретает машину стирания памяти. Полезная ведь штука. Конечно, звучит чересчур клишировано, Ёнджун ведь не главный герой какого-то сериала, который снимается в одной единственной локации: двухэтажный коттедж с тюрьмой в подвале. И нет, он не смотрел такие сериалы взахлёб, такого не было.       Если возвращаться к Бомгю…       А можно не надо?       Так вот, возвращаясь к Бомгю — присутствует ужасно катастрофическое чувство, в народе оно называется «бедный, он так скучает по своему ненаглядному».       На самом деле, всё гораздо проще, просто Ёнджун, наверное, немного преувеличивает. Бомгю доставал его с самого начала, мелькал перед глазами каждый день, взаимодействовал с ним, касался, смотрел, вглядывался. Поэтому теперь, когда всё это резко и без объяснений исчезло, Ёнджуну не по себе. Сложно отвыкнуть от того, к чему долго привыкал, правильно? Правильно, так что переживать не о чем.       Потом Бомгю постит в инстаграме, и мозг со вздохом говорит: «Было из-за чего переживать».       Отберите у него телефон, ради всего святого. Пусть не выкладывает подобные вещи в интернет, это же уже слишком. Бомгю, слышишь? Прекрати.       Какой нормальный человек выкладывает кошмарно красивые фотографии с идеально-комфортным фоном, отдающим атмосферой полной безопасности, и таким прямым взглядом в камеру, словно смотреть надо не в объектив, а в душу кому-то. Ёнджуну, например.       Чхве Бомгю абсолютно точно не нормальный.       А ещё на нём его — Ёнджуна — ветровка, и это делает всё хуже.       В описании слащавая фраза: «Please make all the people I love and those who love me happy».       Ёнджуну в голову приходит ужасная идея.       Он несколько секунд тупо пялится в экран телефона, затем начинает от нервов жевать нижнюю губу, но в итоге таки решается на свою задумку.       Ёнджун пишет в комментариях «I’m already happy» и выключает телефон. Мозги выключились давно.

***

      Когда Бомгю возвращается, ничего сверхъестественного не происходит. Конечно, если не считать ставших ещё более долгими взгляды, задерживающиеся на собственных губах и руках; иногда проскакивающих в диалогах «хён»; чужую голову на его плече, и…       Нет, стоп.       Ещё раз, для особенно одарённых, почему он позволяет всему этому происходить?       Бомгю продолжает царапать его руки под столом, но теперь вместо криков и побоев, Ёнджун хватает его ладонь и сжимает в своей — это совершенно не нежный жест, так как от прилагаемой силы пальцы краснеют у обоих. Бомгю продолжает имитировать его серьёзный голос во время важных мероприятий, а рука Ёнджуна поразительно естественно смыкается на чужой шее: предупреждающе и грозно.       По крайней мере, он надеется, что грозно, даже если лицо Бомгю в такие моменты выглядит так, будто это единственное, что ему нужно от жизни. Так он реально мазохист?       Ёнджун уже успевает забыть ту странную ситуацию, но она вновь мелькает в воспоминаниях, когда Бомгю приходит в универ в его ветровке. Кажется, тот прекрасно понимает, что Ёнджун вещь обратно не попросит — не в его это стиле — и свободно таскается с ней везде. Если так подумать, ладно, пусть носит, но что делать с пристальными взглядами их друзей, которые знают, кому изначально одежда принадлежит?       Субин выглядит донельзя радостным, а Ёнджун всерьёз начинает задумываться о побеге из страны.       — Ёни, — зовёт Бомгю, наклоняясь ближе к нему. Он уже даже не отскакивает в такие моменты, — можно твой чизкейк?       Ого, Чхве Бомгю умеет просить?       Ёнджун подозрительно щурится, внимательно сканирует чужое лицо и запинается, когда ему отвечают тем же. Они сидят как два придурка, просто пялясь друг другу в глаза, и планета даже вращается чуть медленнее, как в тех сопливо-романтических мелодрамах. Во что превращается его жизнь…       — Бери.       Бомгю улыбается чересчур довольно, будто ему не чизкейк дали поесть, а машину его любимой марки подарили. Ёнджун никому не сознается, что на секунду засмотрелся.       В итоге Бомгю съедает весь чизкейк, псевдовиновато смотрит на него, кажется, ожидая чего-то, но Ёнджун лишь вздыхает и качает головой. Хватит на сегодня странных происшествий, его воображаемый список методов отдаления пополняется странными пунктами, которые нормальному человеку не покажутся именно «отдалением».

***

      Глубокой ночью раздаётся стук в дверь, и это звучит довольно зловеще, если прислушаться к свистящему ветру за окном. Субин безмятежно спит, плотно укутавшись в одеяло, но Ёнджун бодрствует, страдая над презентацией. В такое время никто не должен беспокоить друг друга, в голове проносится приятная мысль просто проигнорировать незваного гостя. Вот только стук становится всё громче с каждой секундой, и желание Ёнджуна взять в руки нож тоже растёт.       Он с ворчанием поднимается, подходит к двери и поджимает губы, в мыслях уже прокручивая, какими проклятиями осыплет. Ручка двери поддаётся его напору, однако все заготовленные слова вмиг испаряются.       Перед ним стоит Бомгю.       Ёнджун поднимает брови, напрягается ещё больше, но ругаться не собирается. Вокруг слишком темно, чтобы лучше рассмотреть чужое лицо, однако что-то ему подсказывает, что состояние Бомгю далёко от хорошего. Он молчит, смотря в пол, а сердце из-за такой картины неприятно сжимается. Кажется, Ёнджун начинает понимать, что имел в виду Субин во время того разговора. Бомгю действительно отличается от других людей, и у него свои способы получить то, что он хочет, даже если иногда (всегда) это работает не в его сторону. Ёнджун до сих пор не уверен, что заложено в поведении Бомгю по отношению к нему, но в голове безостановочно крутится «подступиться» и, наверное, всё дело в этом.       Бомгю испытывает к нему нечто не поддающееся нормальному объяснению, поэтому он делает ненормальные вещи. По-хорошему, стоит прекратить думать о себе в моменте, когда другому человеку нужна помощь. Ёнджун ещё успеет во всём разобраться.       — Ты к Субину? Мне его разбудить?       Бомгю медленно поднимает взгляд, смотрит на него влажными глазами и поджатыми губами, отчего сердце на секунду сжимается. Между ними висит молчание, Ёнджун судорожно перебирает варианты, но стабильно оказывается в тупике. Он вообще понятия не имеет, что случилось, как случилось, где и почему, поэтому в голову ничего дельного не приходит. Как можно помочь? Субин бы справился лучше, они с Бомгю всё же гораздо дольше знакомы. Чужое тотальное молчание делает всё сложнее, Ёнджун чувствует себя так, будто должен вслух перечислять все варианты и цепко следить за реакцией, чтобы остановиться на нужном. Хорошо, он это сделает.       — Хочешь чай?       Бомгю молчит.       — Позвонить Тэхёну?       Бомгю молчит.       — Тебе холодно?       Бомгю молчит.       — Мне тебя обнять?       Бомгю судорожно вздыхает, и Ёнджун замечает, как дёргаются его пальцы, словно он резко очнулся, вышел из оцепенения. Бомгю по-прежнему стоит на месте, еле заметно покачиваясь, и смотрит в глаза, ожидая чего-то. Ёнджун неловко ведёт плечами, даже не думая, в какую непонятную сторону движется его жизнь — сейчас волнует лишь Бомгю, поэтому он неловко раскрывает руки, отвечая на чужой прямой взгляд.       Бомгю шагает ближе — гораздо смелее, чем Ёнджун смог бы, и одним движением оказывается в его личном пространстве, забирая себе весь воздух.       Это ощущается странно — быть ещё ближе.       Бомгю утыкается ему в шею, сжимает пальцами ткань футболки на спине и водит носом по коже. Ёнджун не знает, делает он это специально или нет, однако мурашки в любом случае табуном бегут по всему телу. Рука застывает в воздухе на несколько секунд, затем Ёнджун аккуратно касается волос Бомгю, мягко растрёпывая. Дверь до сих пор открыта, они стоят на пороге, кто угодно может прямо сейчас появиться и увидеть их вот таких: потерянных, но уже не одиноких. В таких объятиях сердца словно рвутся друг к другу, но это уже, наверное, воображение самого Ёнджуна.       — Мне холодно и я хочу чай. Тэхёну звонить не надо, — хрипло говорит Бомгю, не отрываясь от его шеи.       Ёнджун хмыкает: совсем не так насмешливо, как делал раньше.       — Пошли.       Общая кухня общежития на первом этаже тёмная, холодная и пустая, что играет им на руку — не придётся ждать. Ёнджун кипятит воду, затем начинает рыться в холодильнике. Видимо, мозг после потрясения забыл, что ничего там быть не может: люди не настолько щедрые. Бомгю сидит за его спиной, но даже так Ёнджун чувствует пристальный взгляд на себе, который начинает свой путь с волос, затем спускается на плечи, и останавливается где-то на запястьях. Поразительный уровень восприятия, а может, Ёнджун просто надумывает.       Только чувства ведь нельзя надумать?       Слышится скрип отодвигаемого стула, за этим следует звук тихих шагов. Разумом Ёнджун уже понимает, что будет дальше, однако всё равно вздрагивает, когда чужие руки обвивают его туловище, а нос утыкается в волосы на затылке.       Они оба замирают.       «Что ты творишь?», — судорожно тараторит подсознание, но губы не двигаются, язык немеет, слова забываются. Ёнджун проигрывает в этой битве. Кажется, делает это даже не впервые.       — Ты придурок, — приглушённо говорит Бомгю, вжимаясь крепче.       — Ты не охуел?       — Ты такой придурок, — продолжает он, усиливая хватку.       — Это говорит человек, не умеющий выражать свою симпатию, — дрогнувшим голосом шепчет Ёнджун, замерев в ожидании худшего.       Бомгю замирает тоже — это страшно.       — Так ты знал?       Нокаут. Чёртов нокаут. Откройте окно — он выпрыгнет.       — Не знал, лишь предположил.       Бомгю молчит, и Ёнджун уже жалеет, что вообще сказал нечто подобное, но затем его разворачивают на месте, крепко вцепляются пальцами в ворот футболки, горящим взглядом смотрят в глаза, делают шаг ближе — куда ближе? — и…       Целуют.       Отпускают ворот и путаются в волосах, тянут на себя, зацеловывают кожу и задыхаются, заставляя задыхаться и его тоже. Чхве Бомгю — сумасшедший кретин.       Может быть, поэтому Ёнджун хватает его за талию и вжимает в себя, раздвигает языком губы и проникает в рот, ловя судорожный вздох. Бомгю клонит в сторону из-за потери равновесия, но Ёнджун успевает словить его, сильнее прижав к себе.       Он никогда не был настолько близко к кому-то.       — Если ты не станешь моим парнем, я нахуй порву твою любимую рубашку, — с придыханием говорит Бомгю, дёргая его за волосы.       С кем Ёнджун собирается связывать свою жизнь?       — Я подумаю.       Бомгю предупреждающе сжимает ткань футболки, а Ёнджун хихикает ему куда-то в висок, почему-то чувствуя себя счастливым.       Ёнджун — человек взрывной. С бурлящими чувствами, горящим взглядом и непереносимым упорством. С ним надо аккуратно, на грани, чтобы не спровоцировать взрыв, который уничтожит всё. Бомгю с ним ни черта не аккуратен, но ему даже нравится.       Их симбиоз может дать плюс, и всё равно, что это не математика.