madness and betrayal.

      Кейдж недовольно стоит у зеркала ванны, с тихим шипением прикладывая великодушно принесённый Кенши, по воле самого актёра, лёд к разбитому носу, оглядывая теперь разукрашенное синяками и порезами лицо. "Семь раз отмерь, один раз отрежь" — крутится как на повторе в голове Джонатана, страдальчески вздыхающего в ответ на своё отражение, а затем: "Сначала думай — потом делай". И не то чтобы раны были смертельными или причиняли невыносимую, адскую боль, но одни и те же мысли всё не давали ему покоя: "Почему вдруг он сразу не решился без раздумий отказать Такахаши, а не устраивать этот спектакль?" и тут же "Зачем вообще пошёл на это, заведомо зная, что может отхватить?", и самая истеричная, излюбленная — "Как мне теперь подписывать контракты и сниматься в фильмах?". Актёр вздыхает и закатывает глаза в ответ на саднящую боль в переносице и висках, когда, наконец, отворачивается от зеркала, в попытке укрыться от навязчивых вопросов, безостановочно гудящих у него в голове. Или это был просто удар Кенши? Он ухмыляется своим мыслям, замечая, как из-за угла вновь появляется знакомая фигура. Кейдж заводит руку назад, упираясь о тумбочку и придерживая себя таким образом, вскоре откладывая уже подтаявший пакетик со льдом куда-то в сторону, принимая из рук наёмника новый, ещё более холодный.       — Я же говорил, что не стоит так трепать вас... — Такахаши облокачивается спиной на косяк дверного проёма, ведущего в главный зал, опуская голову и в недовольном жесте складывая руки на груди. — Мне жаль что так вышло, Мистер Кейдж.       — О-о, да ладно тебе! — как-то отрешённо провозглашает мужчина, вновь прикладывая к израненному лицу уже обновлённый пакетик, проводя им вдоль лба. — Не стоит строить из себя пафосного придурка, что своим молчанием создаёт атмосферу сострадания! Это всё такая ску-ука, — тянет он, поведя глазами, словно пытаясь тем самым выразить масштаб произошедшего, тут же осознавая свои действия и прыснув. — Прости, совсем забыл... — уже не так напыщенно продолжает Джонни, тут же вздыхая, но всё с той же долей глупой манеры харизматичного героя, стараясь вживиться в роль. — Представь, что я всем своим видом выразил мировой кризис, тотальную дискриминацию, войны, голод, нищету и умирающих в тающих арктических лесах бедных полярных мишек, а затем помножил это на сто девятнадцать раз. Примерно это сопоставимо с твоим жалостливым милосердием... — Кенши невольно фыркает, на что Джонатан продолжает, уже спокойнее, — И потом, я сам попросил тебя об этом. Ты ни в чём не виноват. Мне не нужно было... — "делать поспешных выводов"... и целовать тебя. Он оборачивается, снова разглядывая разукрашенное лицо сквозь отражающую поверхность. Кровь актёр давно стёр, но неприятный привкус и запах во рту, перешедший из носа, всё так же напоминали о недавней битве и полученной травме. — В конце концов, магия грима девальвирована! На сцене буду как новенький... — будто утешая самого себя, бубнит последние слова Кейдж, вдруг делая шаг вперёд навстречу наёмнику.       — Ух ты, — почти ненаигранно удивляется брюнет, даже приподняв голову и вскинув брови, — Какие ещё умные слова знаешь? Ведь это... — прохладный предмет оказывается у виска японца, на что тот даже первоначально отдёргивается в недоверии, но вскоре смиряется, принимая столь внезапное "поощрение" со стороны актёра. — Оу...       — Тебе, смотрю, тоже нехило досталось, — он продолжает медленно прикладывать к повреждённым местам лёд, осторожно, почти невесомо и заворожённо касаясь щёк, а затем и рук наёмника, не желая вновь навредить или спугнуть того резкими, хаотичными действиями. Теперь движения, не похожие на удары, ощущались совершенно по-другому: мягкие и лёгкие, они казались ненастоящими, почти искуственными, словно делал это совершенно иной человек. Былая гордость Кейджа на мгновение будто отступает на второй план, освещая и проливая свет теперь на совершенно новую его часть, казалось, "чёрствой" души: сейчас его поведение походило лишь больше на нежную материнскую заботу, отдалённо напоминающую о теплоте дома... — Небось синяки останутся, да? — хмыкает Джонатан, старясь натянуть невозмутимое выражение лица, а внутри беснует множество эмоций: опустошённый, он старается улыбнуться.— "Добился сам - добей товарища", значит. — горько усмехнувшись, одними лишь губами почти шепчет актёр, всё же отрываясь от занятия и сосредоточенно рассматривая лицо Кенши. Теперь его слова вновь приобретают обыкновенные нотки уверенности и задиристую интонацию, явно стараясь не выдавать собственное беспокойство и разочарование. Ничтожно, слабо... После этого Кейдж колеблется ещё некоторое время, приводя душевное состояние в покой и равновесие — он просто стоит, раздумывая некоторое время, долго-долго, раз за разом исследуя усталым взглядом черты лица мужчины напротив. Залом меж сведённых в беспокойстве, на пару с мнительным подозрением и отчуждённостью бровей — лёгкая складка. Кажется, словно Такахаши, несмотря на предыдущие события, казался удивлённым лишь сейчас. Но брюнет медленно успокивается, выслушивая слова Джонатана, совершенно меняясь в лице, когда вскоре Кейдж почти застенчиво замолкает, нелепо играя в односторонние гляделки в тишине. Оба издают нелепый смешок, когда всё же и второй пакетик со льдом оказывается отброшен за ненадобностью.       — Ты же в курсе, что "девальвация" - означает снижение курса валюты? — почти не меняя позы всё же первым начинает японец, едва заметно поднимая голову, как бы насмехаясь. Он скалится, теперь не сдерживая улыбки, точно уловив на себе немое возмущение актёра, гневно открывающего и прикрывающего рот, издавая негромкое возгласы возмущения и вздохи, сокращая расстояние между ними.       — Да ты! Да я... Я знаю! Да вся моя чёртова карьера, жизнь связана с деньгами, — с театральным возражением мужчина укладывает ладонь на собственную грудь, будто подкрепляя свои слова правдой и честью, но явно получая удовольствие от этой глупой перепалки, чем выдаёт себя лёгкой усмешкой. — Ладно, ладно! Раз тебе это так важно - приуменьшена, недооценена! Душнила хуев! Ты...       — Кейдж... — уже строже продолжает наёмник, качая головой, но стараясь как можно мягче отвечать на наигранные притензии, явно не желая продолжать сценку, устроенную актёром, — Успокойся. Считай до десяти...       — Считая до десяти, можно не только успокоиться, но и успеть набить морду. — колко отрезает Карлтон, повторяя позу собеседника - он так же важно складывает руки на груди. Его лицо озаряет мягкая улыбка. Похоже, кому-то бывает под силу утихомирить взбалмошного, вспыльчивого Кейджа. Или всё же?..       — Будь проще, и все увидят, что проще некуда...       — "Где права сила - там бессильно право." — расстояние между ними сокращается до ничтожных сантиметров, и Джонатан наблюдает за тем, как брови наёмника ползут вверх, когда тот удивлённо вздыхает. Руки актёра внезапно оказываются на груди Такахаши, упираясь в неё, прижимаясь почти вплотную. Он едва касается мочки уха брюнета, когда одна из ладоней Кейджа вдруг ползёт вверх, вдоль плеча японца, — Так значит, смог найти путь на кухню... С меня по стаканчику виски, отказа не принимаю.       — Не перестаёшь удивлять, Кейдж. — когда отрывается мужчина, шепчет Кенши, вскоре оборачиваясь в сторону Джонатана, уже успевшего сбежать из комнаты. — Определённо не сулит ничего хорошего...