madness and betrayal.

      — Комфорт класс? — Кейдж прищуривается с упрёком и пытается сфокусироваться на всё ещё плывущей перед глазами картинке, буркнув себе под нос что-то нелестное. Морская болезнь вновь дала о себе знать, а в особенности - после его выходки. Чего ещё следовало ожидать?.. Он возмущённо взмахивает руками - одной держа билеты, а другой указывая на них, со злобными нападками предъявляя это теперь сидевшему на кресле около него наёмнику, — Серьёзно?       — Джонни, — Такахаши вымотанно оборачивается к актёру, находившемуся около окна, обращая его внимание на свою повязку, — Я не вижу. — вздыхает раздражённо и пинает подставку, задвинутую в его сиденье, от чего та распрямляется под углом, наконец одаряя самурая возможностью расслабится - он выпрямляет ноги, укладывая их на неё, и откидывается на спинку кресла. Тыкает Джонатана в бок, — А тебе стоит заткнуться и принять что дают. Дарёному коню в зубы не смотрят...       — Твои китайские мудрости меня доконают. — Карлтон закатывает глаза, отпихиваясь, хмурится и отбрасывает бумажки на выдвижную полку-столик, складывая руки на груди, — И потом, билеты куплены на мои деньги! Упорно заработанные! Кровные, между прочим... — раздражённо врезает по месту напротив себя - на что получает неодобрительный возглас и тихое шипение сидящего перед ним человека, обернувшегося и зыркнувшего почти убийственно, презрительно. С начала полёта прошло только пару часов, но уже заметно стемнело: по ощущениям, часа два, почти три; все пассажиры уже либо спали, либо не особо увлечённо смотрели какие-то фильмы, время от времени впадая в полудрёму. В долговременных перелётах есть свои плюсы. Джонатан понижает голос, виновато потупив голову, — К тому же, почему мы обязаны сидеть в самом конце? Это несправедливо! — "Всё ещё не протрезвел, что ли?": думает про себя Кенши, стараясь понять, что на уме у того и как бы его утихомирить. А Кейдж беснуется как дитя малое.       —Во-первых, не китайская. — упрекает самурай неодобрительно, сердито толкнув мужчину локтем. Они и без того еле успели: пока Карлтон нашёл билеты, сориентировался в том, где вообще находится отправная полоса, а затем и практически добежал с японцем под ручку до пункта назначения в последние минуты - время поджимало, из-за чего несчастной бортпроводнице пришлось возиться с их багажом, помогая утрамбовывать все сумки как можно быстрее, чтобы начать речь. И это всё лишь потому, что кому-то захотелось веселья... Теперь ещё и эти выкрутасы от Джонни терпеть особо не хотелось, — Во-вторых: Молли взяла билет на крайний срок. Чем ближе к вылету - тем дороже, а значит и комфорт - не худший из вариантов. Лучше скажи спасибо за то, что мы вообще сидим вместе. — продолжает, огрызаясь. А ощущение было такое, словно их весь персонал ненавидит - ещё до начала полёта Джонатан успел трижды отдавить ноги себе, Такахаши и ещё парочке девиц-официанток, подрываясь со своего места и ударяясь головой о "неудобно выпирающий", наклонённый потолок с тихим "блять!", пробираясь через ряды и узкий коридорчик к туалету. Почему же Кенши не захотел усадить его ближе к проходу? Банально не захотел, чтобы тот вновь устроил какой-нибудь скандал... Кажется, здесь и сейчас актёр был тем самым несносным привередливым ворочающимся ребёнком. О, а ещё его пришлось пристёгивать наугад - всё таки Кенши не всесильный. Особенно - когда дело касается подобных вещей. Хотя, конечно, можно было поручить это кому-то из сотрудниц, но... — Так что помалкивай и жуй что дают. — брюнет подсовывает подушку под голову, укладываясь поудобнее.       — Но... — расстроенно проговаривает Кейдж, вскоре получая теперь своей же подушкой в лицо - Такахаши затыкает его тут же уверенно. — Эй!       — Никаких "но", Кейдж. Угомонись уже,— плед на коленях актёра вдруг оказывается вздёрнут почти до самой головы, когда наёмник укрывает его: заботливо, конечно, но всё с той же лёгкой воспитательной грубостью и небрежностью - только край оттягивает, чтобы дать хоть немного обзора, на что Джонни не особо сопротивляется. "И что это с ним опять?" - всё крутится в голове наёмника.       — И с каких это пор ты вдруг стал главным? — уже с наигранной обидой в тоне произносит мужчина, высовываясь и отпихивая кусочек одеяла. — Между прочим, если кое-кто забыл, я здесь босс. И слушаться ты должен меня. Ты...       — Ты невыносим. — одними уголками губ ухмыляется якудза, покачивая головой, вскинув брови. А от прежней строгости остаётся лишь эфемерная аура: подавлять и сдерживать эмоции уже было бессмысленно. Самурай недовольно закидывает одну ногу на другую.       — Клянусь, я придушу тебя однажды... — Джонатан опускает голову, играючи, шутливо боднув Такахаши в плечо и так же умиротворённо ухмыльнувшись.       — Охотно верю, — бросает наёмник, словно подстрекая и испытывая, на что актёр вскидывает голову, снова глядя уязвлённо, надменно и укоризненно. — И жду с нетерпением.

***

      — Так ты знаешь?.. — выдыхает, опуская голову Джонатан, медленно убирая руки, словно пытаясь отстраниться, стушеваться. Прячет в карманы, отворачиваясь, зарываясь в куртку поглубже. Ветер усиливается.       — Ты точно сумасшедший, Кейдж... — усмехается Такахаши, вновь запрокидывая голову к потолку здания. Такси должно было подъехать с минуты на минуту.       — Почему ты спросил о ключах? — голос подрагивает недоверчиво. Он сломлен, разбит, в очередной раз убегая, запрятав поглубже свои тревоги: боится и подумать. А Кенши пожимает плечами - скрывает, навсегда запрятав истину.

Правда всегда оказывается горькой. Болезненной.

      Так они и стоят молча, в тишине раздумывая о разном. Таком же разном, как они сами. Как их прошлое: беспросветное и неласковое. Ненавидят, обжигаются снова и снова. Но сходятся всё же в одном - никогда не договаривают. Не хотят. Боятся. Боятся правды. Боятся самих себя. Боятся того, кем стали. Боятся показаться слабыми: остаться ни с чем. Когда нашли друг друга. И не хотят терять. Боятся разрушить хрупкую грань, по которой ходят - а лёд предательски трещит, проламываясь прямо под ногами.       — Моя мать была отвратительным человеком...

И если всё давно сломалось, почему ты не можешь довериться?

Однажды всё изменится.

***

             На удивление самого Кенши, молчание продолжается дольше, чем он сам того ожидал: Кейдж только возится, предположительно, со своими принадлежностями - крутится и мается: то к самураю наклоняется, то плед пальцами теребит, разворачивая часть на ногах и расстилая, иногда рассматривает и что-то на экранчике листает, когда через время сие действо всё же прекращается и Джонатан замирает, а в воздухе повисает неловкость. Касается плеча японца как-то осторожно, на что тот придвигается насколько возможно, а через секунду в ушах красуется наушник: актёр неуверенно вставляет один, поделившись с Такахаши, будто в качестве извинений.       — Что ты делаешь? — но Карлтон ничего не произносит, лишь нажимая на картинку на экране опять, снимая с паузы. — Если это какой-то дурацкий фильм с тобой в главной роли...       Кенши изумлённо раскрывает рот, желая что-то сказать, дополнить и возразить, но тут же замолкает, не издавая ни звука и покорно смыкает губы, ругнувшись. Ладонь мужчины оказывается в ладони Джонни: он робко дотрагивается до неё, подлезая пальцами под подлокотником, и, перевернув запястье кверху, нетвёрдо берёт наёмника за руку, сплетая пальцы и как-то пристыженно вздыхает. В очередной раз брюнет утверждается: от этого идиота можно ожидать чего угодно. Кроме сопливой мелодрамы с вкраплениями скверного юмора и тупых подкатов... Так они сидят первые пятнадцать минут фильма. И что за низкобюджетное кино?       — В который раз убеждаюсь что "Сумерки" полное дерьмо. — снова ворчит Джонатан, переводя взгляд на Кенши. Вымученно тихо взрыкивает лишь спустя время, жалуясь. Раздражительно. Что-то тут не так. — Неудобно... Я не могу так. Тут вообще кормят?       — Блять, Кейдж, — выпутывается из цепкой хватки актёра и пытается привстать - избежать очередной конфронтации, желая скрыться где-нибудь хотя бы на пару минут, чтобы проверить, убедиться в кое чём, на что Карлтон вдруг, опомнившись, хватает того за предплечье, удерживая, усаживая обратно. "Пытается обратить внимание, значит" - вдруг что-то щёлкает в голове.       — Ну прости, прости, ладно. Останься, а?— извиняется актёр, — Просто это... Ай! — а Такахаши отвешивает оплеуху - слегка ударяет по затылку Джонни, тут же встрёпывая его мягкие волосы и легко прижимая к себе, потянув за них. Теперь единственное, что их отделяет, это пара сантиметров: перегородка между кресел. Кейдж взмаливается жалобно, вынужденно наклоняясь под сильной рукой, — Да что на тебя нашло?       — А на тебя? — хрипло рокочет почти у самого уха, утробно урча, ласково поглаживая по голове и нежно, едва заметно, влажно целует Карлтона в висок, неохотно отпуская "мученника" и убирая левую ладонь тому на колено. Кейдж вздрагивает, но виду не подаёт: сидит, насупившись смущённо и растерянно отводит глаза, пытаясь скинуть тяжёлую руку, едва ли не краснея. А Кенши лишь раззадоривается, мучает - нашёл слабое место, сумев заткнуть и обезоружить. Осознаёт наконец, отчего неугомонный Кейдж так распалился, досаждая, — На что это похоже? — проскальзывает под плед за мгновенье: проводит медленно по внутренней части бедра - дразнит, измывается, заточая в свой капкан; и проходится по паху, поджимая пальцы и потирая вновь нарастающее возбуждение. "Ты с ума сошёл?" — одними губами отчётливо и довольно громко, чтобы услышать, шепчет Джонатан, сводя уже мелко трясущиеся ноги и заходится в сдавленном дребезжащем стоне, крепко смыкая зубы. Просовывает собственную руку под одеяло и перехватывая настойчиво ласкающую в том же месте, что и до этого - за основание запястья, когда останавливал. — Успокойся. Дыши. — а самурай вопреки словам изводит: перехватывает чужую ладонь, утягивая и заставляя Карлтона коснуться себя самостоятельно. А актёр шумно сглатывает, без усердий позволяя вертеть собой, управлять, контролировать, подчинять.       — Стой... — подрагивает и почти захлёбывается воздухом, сводя негнущиеся в коленках ноги покрепче, в попытке воспрепятствовать, когда сильные пальцы ведут его ладонью, задевая полувставший орган через жёсткую ткань джинс, сжимая и нетерпеливо проходясь вдоль снова и снова, — Прекрати, блять. Если нас заметят...       — Если будешь так много болтать, то может быть, — наёмник снова дотрагивается самостоятельно, перенимая инициативу, пусть Джонни и не серьёзно возражал до этого, позволяя играть своим телом и руками. Ну точно провоцирует... — А если будешь послушным мальчиком - может я и помогу тебе. — актёр несдержанно скулит, от чего Кенши преубавляет пыл, слегка послабляя, разжимая татуированные пальцы и незаинтересованно хмыкает. — В конце, разве не этого ты хотел? — Кейдж скованно хватается руками за бёдра и смыкает губы так сильно, что всё тело прошибает, толкается навстречу касаниям торопливо, не желая упустить ни момента столь желанной ласки. Наконец размыкает ноги: такой провакационно открытый и горячий. — Никакой выдержки... — Такахаши всё так же близко: мурчит у самого уха так сладостно, опускается к полыхающим щекам, слизывая испарину и улавливая тихие, жаркие вздохи ртом, когда поворачивает за подбородок к себе правой свободной рукой и целует ненасытно и грубо, — Умница, вот так. — нахально толкается языком в рот. Проходится вдоль зубов, прикусывает губу, оттягивает. Так опасно, но так хорошо... — Попроси хорошенько, Джонни. Ты ведь не хочешь разочаровывать меня, да? — член изнывает без прикосновений. Кейдж безудержно стонет, когда наёмник отстраняется ненадолго и внезапно ощущает чужие пальцы, до этого удерживающие его лицо, во рту. Захлёбывается, хныча что-то и сползая по креслу - ощущает как болезненно по стволу проходится ладонь, а затем как избавляются от ненужных вещей. Японец практически срывает с него брюки, как может оголяя пах и касается уже напрямую, поглаживая потвердевший орган, задевая уздечку, безжалостно насухую проходясь по члену несколько раз. Актёр вдруг пытается вырваться - ёрзает и брыкается, лишь бессознательно толкаясь навстречу, беспомощно впивается ногтями в свои бёдра и прикусывает пальцы самурая. — Тише... — Такахаши вытаскивает пальцы и меняет руки: теперь смоченными в слюне пальцами проводит по всей длине, а другой укладывает голову мужчины на своё плечо, наконец, давая ему отдышаться, трепетно подрагивая и постанывая в ответ на размашистые движения на члене. Целует в макушку, ускоряясь. Через перегородку неудобно нагинается, стараясь дать большего: быть рядом, чувственно проговаривая комплименты одними губами и мягко касаясь ими виска. — Ну же, детка, расслабься. Мы ведь только начали, — в голосе слышится лёгкая усмешка. Кейдж всхлипывает, облизывая пересохшие, нуждающиеся в поцелуях губы и льнёт к подставленной шее: опаляя тонкую кожу слегка касается губами - сил совсем не остаётся, а положение и вовсе не позволяет им быть ещё ближе... Уже сам тянется, обнимая и укладывая ладонь на щёку наёмника - почти глупо, сентиментально, жмётся доверчиво, стараясь сократить расстояние, цепляясь за каждую возможность почувствовать себя нужным, необходимым, любимым. Лишь для них обоих. Быть лишь друг для друга - упиваясь похотью и мимолётными ощущениями открытости, где они - целый мир и чистое электричество. — Потерпи ещё немного...       — Кенши, Кенши, Кенши, — зовёт по имени почти упоительно, забвенно взывая к спасению. Поджимает ноги от крышесносных ощущений. Лестный трепепт и еле слышные, хриплые стоны, — Прошу... — мысли о разрядке становятся невыносимыми - Кейдж скулит, пытаясь унять себя очередным поцелуем: не может сопротивляться. Плед практически спадает. Лихорадочно хватается за широкие плечи наёмника, выпалив отчаянное и избитое "блять...", изливаясь на пальцы Такахаши, содрогаясь в долгожданном, желанном оргазме, покрепче уткнувшись в шею носом. Пара капель попадает на плед. Ужасный стыд и омерзительная до жути грязь...       — Хороший мальчик... — словно коллапс. Самурай оставляет лёгкий поцелуй над ухом мужчины - жалеет, шепча утешительные слова. Любовно гладит по выпирающим косточкам, пересчитая позвонки пальцами... Наконец убирает руку - широким мазком от запястья до самых пальцев проводя языком, слизывая семя.       — Что ты... — Кейдж не успевает возразить, тут же жмурясь и обвивая обеими руками за шею, не желая даже видеть то, что вытворяет брюнет, но не брезгует - лишь смущается.       — Отлично постарался... — нахально усмехается напоследок, зарываясь в затылок актёра пальцами. — Горжусь тобой.       — Ты когда-нибудь убьёшь меня... — всё же отрывается изнурённо Джонатан и отбрасывает запачканное покрывало, вставая со своего места и быстро пробираясь к туалету - хочется поскорее отмыться и избавиться от жгучего чувства позора. Ведь Кейдж и в самом деле сам напросился...       И Карлтон возвращается только через минут десять, когда наёмник, удовлетворённо сопя, уже, как казалось, спал, довольно улыбаясь и время от времени всхрапывая негромко. Падает на своё сиденье, всё ещё стеснительно отводя глаза: казалось, словно Такахаши прожигает в нём дыру даже сквозь повязку - Джонатан даже усомняется в прежних словах наёмника, старается забить голову чем-то отстранённым, но проваливается с треском - наклоняется для поцелуя и зависает в паре сантиметрах от лица, словно собираясь с силами.       — Так и будешь стоять в ступоре? — сонно тычется губами в скулу актёра и аккуратно подталкивает к себе, потянув за воротник. — Тебе тоже спасибо...

Теперь не боится вести себя по-детски глупо.

И никогда не станет бояться...

С тобой - нет.

"Как жаль, что ты не сможешь остаться со мной так раз и навсегда..."