Холодная несмерть

      Эспен так и продолжал бы с горечью смотреть на небо, если бы к нему не подошла Марте. Она приобняла Онда и успокаивающе запела. Мысли охотника путались, но на его душе появилось какое-то спокойствие, некое умиротворение. Он сказал: — Как ты вообще проводила эти годы, что мы с тобой не виделись? — Большую часть времени я находилась в трансе, бродила по Муспельхейму. Иногда ко мне заходили другие адепты, иногда забредали путешественники или прочие проходимцы. Быть настоятельницей Сурткаппеля почётное звание, но не столь интересное. — Кстати, а в часовне всё будет в порядке в твоё отсутствие? — Не беспокойся, я скрыла её печатями. Никто, кроме адептов Сурта, не сможет увидеть её и зайти. А для адептов я оставила послание. Они поймут. — Как скажешь… — Думаю нам пора возвращаться, все уже собрались за столом. — подметила Марте, заметив через приоткрытую дверь толпу у их стола. — Да…пора… — с тяжестью на сердце сказал Эспен. Вернувшись за стол, Эспен заказал ещё одну кружку пива.       Отхлебнув, он отодвинул её и продолжил рассказ: — Итак… Один — главный бог, владыка Асгарда, подчинитель Иггдрасиля. Именно он взял и сбросил меня в Бездну, так как я оказался для них лишь временным инструментом. В тот самый момент, в момент падения, я перестал поклоняться богам. Нормальный человек во время падения бы читал молитвы, но мне некому было молиться, ибо все, кого я мог бы попросить о помощи, сейчас смотрели на меня с вершины Асгарда и смеялись. А я тем временем проваливался всё ниже и ниже. Вокруг меня была кромешная тьма, иногда вдалеке я видел кору гигантского дерева и листья размером с материки. Я видел Девять миров, как они тешились на ветвях Иггдрасиля, словно плоды. Пролетая мимо Мидгарда я попал в переплетение ветвей, но нет, я не остановился, не схватился за кору. Я с огромной силой бился об твёрдую как камень древесину, в тишине, прерываемой лишь шумом листьев, я отчётливо услышал хруст собственных костей. Торчащие сломанные сучки рвали на мне одежду и раздирали кожу. Я не знаю сколько я так страдал, время вообще не поддаётся счёту в этом пространстве. Но когда я добрался до чистого от ветвей и ровного ствола Мирового древа, я был невероятно благодарен всему и вся. Моё дальнейшее падение произошло в полубреду, вызванном невероятной болью, так что многое из того, что я расскажу, могло мне вполне привидеться. Я помотал головой в разные стороны. Вдали, за пределами Иггдрасиля я увидел невероятных размеров пустоши. Я не видел там признаков жизни, лишь не поддающиеся измерению пустые пространства. Через некоторое время, когда облака уже не так перекрывали мне обзор, я стал отчётливее видеть окружающий меня мир. Возможно мне показалось, но далеко, на условном «горизонте», я заметил ещё много исполинских деревьев. С другой стороны я видел гигантские горы с острыми изрубленными вершинами. Я не знаю сколько я падал, но большую часть времени ничего не менялось, весь мир словно застыл. В какой-то момент мне даже показалось, что так и есть, мне в голову даже пришла мысль, что я застыл в воздухе и на самом деле не падаю. Но все мои раздумья нарушил звук коготков, быстро перебирающихся по коре Мирового древа. Я с трудом повернул голову к дереву и увидел невероятных размеров белку. В её шерсти запутались сучки и сухие листья Иггдрасиля, глаза светились ярким зелёно-голубым свечением. Белка явно спешила куда-то вниз, я еле различал её писк, но она явно повторяла одни и те же фразы. Спустя некоторое время я увидел её вновь, но в этот раз она бежала вверх. Тогда-то я и понял, что это был Рататоск — белка, что бегает по Иггдрасилю и является связующим звеном между бранящимися драконом Нидхёггом и орлом Хрёсвельгом. И вот, я стал наблюдать за снующей туда сюда белкой, ведь это было единственное движение в округе. Казалось, что я провёл в состоянии падения целую вечность, но в один день или ночь, не знаю. Не суть. В один день я завидел корни Иггдрасиля вблизи. Я понял, что скоро земля и я скорее всего разобьюсь насмерть, а потому из последних сил я пытался приблизиться к стволу Мирового древа и ухватиться за него. Но я не успел… и вскоре произошла моя встреча с холодной землёй… — Как же ты выжил? — спросил Гримсвер.       Эспен замолчал, пытаясь обдумать логичный ответ, но в итоге лишь выдал: — Я не знаю. Я помню момент удара, помню, что мне было очень больно, но потом я просто открыл глаза и обнаружил себя, лежащим на земле. Вокруг были извилистые корни Мирового древа и ни одной живой души. Лишь холодное дерево. Я кое-как встал и пытался куда-то идти, у меня не было цели, не было понятия как вообще вернуться обратно, но я шёл. Просто бесцельно шатался от корня к корню. Пока передо мной не появился он… Из-под сплетения корней выполз гигантский, чёрный как ночь, дракон, его иссохшие изорванные крылья не могли позволить ему летать, а на ободранных когтях и зубах запеклась кровь, глаза были пусты, в них не виделось жизни и какого-то разума. Когда он полностью выбрался из зарослей, я ужаснулся, пусть это и был дракон, но из-за длинного гибкого тела он больше стал похож на змея. Задние лапы практически атрофировались. Он настолько долго паразитировал на Иггдрасиле, что сам не заметил, как Иггдрасиль стал паразитировать на нём. Отовсюду у дракона торчали побеги дерева, а его рога, когда-то состоявшие из кости, теперь были лишь спутанными заострёнными ветвями. Это был Нидхёгг — дракон, что пожирает корни Иггдрасиля с самого момента его создания. И за все эти тысячелетия, а то и больше, в драконе не осталось ни капли разума, лишь бесконечный голод и неконтролируемая ярость. Я видел это в его пустых белых глазах, он смотрел на меня с такой злобой, которая неведома ни одному живому существу. Недолго думая Нидхёгг бросился на меня, обнажив свою огромную, полную изломанных и стёршихся зубов, пасть. Я уворачивался, изредка нанося удары мечом, выживая лишь на инстинкте самосохранения. Нашу битву нельзя было назвать эпической или достойной песен, она скорее походила на бой умирающих. Дракон пусть двигался и яростно, но всё же недостаточно быстро и тактично. А я из последних сил старался выжить. В один момент я добрался до сплетения корней и постарался укрыться в нём. Пока я с трудом пробирался через тернии, я слышал за своей спиной рычание Нидхёгга и как он жадно сжирает все те места, через которые я только что проходил. В одном месте я запнулся и застрял, пока я пытался выбраться дракон меня настиг. Я думал, что всё, мне настал конец, но в эту же секунду выбрался. Правда он всё же успел перекусить мне руку. Выбравшись на другую сторону я постарался спрятаться, но это и не понадобилось, ведь Нидхёгг застрял в корнях. Я слышал его истошный вопль, который наверное было слышно на все окрестные долины. Особо острые отростки впивались прямо в твёрдую шкуру дракона, словно удерживая его. Он брыкался и рвал на себе чешую, но это не помогло ему и дерево утащило его в глубины тернистого лабиринта. Буквально на последнем издыхании, я постарался дойти до Иггдрасиля, надеясь, что хоть там будет что-нибудь или кто-нибудь, что поможет мне выбраться отсюда. Мне казалось, что само дерево спасло меня, а значит мне нельзя просто так умирать. Но я не прошёл и десяти метров как свалился из сил. Я не знаю сколько я так лежал, но через какое-то время ко мне подошли три женщины. Одна — старушка в балахоне с капюшоном, вторая — женщина средних лет в домашнем платье, а третья — юная девушка в нарядном праздничном платьице. Это были норны — волшебницы, предсказательницы, которые живут у источника Урд и поливают корни Иггдрасиля священной водой из него. Сначала заговорила средняя, её звали Верданди: «Как в этих землях оказался смертный? Сестра Урд, что ты видишь в его прошлом?» Она говорила спокойно, даже с какой-то строгостью в голосе. Старушка Урд ответила ей своим дряхлым, кашляющим голосом: «Это Онд, защитник Мидгарда, они борются в мире смертных со всякой нечистью из Гиннунгагапа. А этот, Эспен Монстрйегер, послушник форта Ворона. Сам Один попросил его помочь ему, а потом предал, сбросив с вершины Асгарда. Должно быть долго он сюда падал. Да ещё и видно поцапался с Нидхёггом.» Верданди присела и осмотрела всё, что осталось от моей руки, она огляделась вокруг и сказала: «Древо сохранило ему жизнь, отправив Нидхёгга в очередные скитания по лабиринту. Но что нам с ним делать? Сестра Скульд, видишь ли ты его будущее?» Юная дева смущённо и неуверенно заговорила: «Да…вижу…ему предстоит большая роль в надвигающихся на Мидгард событиях. Он очень важен для места под названием Сканда, и ему нужно как можно скорее туда вернуться. Но имеем ли мы право…» Её прервала средняя сестра: «Не имеем, и никогда не имели. Но если от него зависит судьба Мидгарда, а вместе с ним и источника Урд, то мы должны сделать хоть что-то. Предлагаю отнести его во дворец Хель, ибо он больше мёртв, чем жив. Богиня решит, что с ним делать.» Я не помню дальнейших событий, ибо моё сознание уже было не в состоянии воспринимать что-либо, а тело не могло совершать никаких действий. — Что же с тобой произошло? — с интересом спросил Свейн.       Эспен сделал пару глотков и указал на свою руку: — Как видишь моя рука на месте. Я проснулся в большой комнате, на мягкой кровати, весь перевязанный и помытый. Я чувствовал себя на удивление отдохнувшим, хотя казалось бы недавно весь переломался и из последних сил дрался с драконом. Я приподнялся и осмотрелся, обстановка вокруг напоминала королевские покои, но всё было каким-то монотонным и даже слегка мрачным. Полы и потолки были сделаны из какого-то бело-зелёного мрамора, а стены были обклеены полотнами белых и серых оттенков с рунными узорами на них. Камин у стены напротив кровати горел зелёным пламенем. Больше каких-то особенных деталей я выделить не могу, ибо в остальном комната была довольно пустой и обычной. Несколько кушеток, стол со стулом, шкафы и тумбочки, ничего сверхординарного. Я попытался встать, но вдруг с балкона, вход на который находился рядом с кроватью, послышался женский голос: «Не вставай, тебе нельзя напрягаться.» Я повернул голову и увидел в арке высокую и стройную девушку, у неё была очень бледная, практически белая кожа, длинные чёрные прямые волосы, само лицо было утончённым и элегантным, глаза были разного цвета, один был обычным и изумрудным блеском отражался на свету, а другой был полностью чёрным, словно залит чернилами. Странным зеленоватым светом отливала та половина где был чёрный глаз, словно рядом с её лицом находилось ещё одно, даже не лицо, а скорее череп. Призрачное свечение протягивалось со всей этой стороны от головы до пят, и то пропадало, то показывалось вновь. Она была одета в длинное зелёно-чёрное платье с открытыми плечами и длинными рукавами, с украшениями из металла цвета кости, а на голове была высокая остроконечная корона из того же светлого металла. Девушка зашла в комнату и села на край кровати, рядом со мной. Она говорила тихо и спокойно, слегка сиплым голосом: «Эспен Монстрйегер, Онд, родом со Сканды. Верно?» Я молча кивнул. Она продолжила: «Норны рассказали мне о твоём прошлом, настоящем и будущем. Но даже после их слов, я хочу услышать твою версию. Как ты попал под корни Иггдрасиля?» Я рассказал её всю историю, как я рассказываю её вам. Когда я закончил, лицо девушки исказила печаль и жалость, она уставилась на меня и сказала: «Неужто боги настолько поддались соблазнам? Неужто скверна Гиннунгагапа достала их? Или мой отец наговорил чего Одину, а тот уже разнёс среди других богов? Сейчас уже неважно, ты здесь и ты в порядке.» Пока она сделала паузу я осмелился спросить: «А кто вы? И где я нахожусь? Почему я вообще ещё жив?» Она встала с кровати и поклонилась, отвечая на мой вопрос: «Я Хель, богиня смерти, повелительница Хельхейма в котором ты сейчас и пребываешь. Ты ни жив, и ни мёртв, ты балансируешь на грани. Норны принесли ко мне, Скульд рассказала мне, что тебя ждёт великое будущее и твоё участие в скорых событиях повлияет на всех нас. Потому я приняла решение и возродила тебя, теперь мы с тобой единственные гости этого места, а не его жители.» Девушка меланхолично усмехнулась. Сказать, что я был в ужасе это как ничего не сказать. Да, я мог представить, что когда-нибудь повидаю Асгард, да и падение с Иггдрасиля всегда казалось мне детской страшилкой, а потому я не видел в этом ничего серьёзного. Но оказаться посреди Хельхейма во дворце самой богини смерти, я об этом не задумывался даже в своих самых жутких кошмарах. Я сначала было подумал, что такой ритуал проходят все умершие, что-то типа пира в Вальгалле, но только в Хельхейме. Но Хель уверяла меня в обратном. В итоге я какое-то время пробыл в мире смерти, восстанавливаясь как физически, так и духовно. Позже я помог отбить атаку порождений Гиннунгагапа, которые были останками той сущности Хаоса, которую я одолел в Асгарде. Я сражался рядом с Дикой охотой и сдружился с их главарём — Гвинедом ан МакАнфандделлом. Я впринципе стал чувствовать себя в Хельхейме как дома, во многом этому конечно способствовала Хель, с которой у меня сложились… — Эспен кашлянул. — Кхм, особые отношения.       Эспен решил укрыть подробности своей личной жизни от окружающих, но я, рассказчик, просто обязан описать их. Ведь вы, те, кто будет читать эту сагу, не сможете понять всей сути отношений Эспена и Хель только с его слов. Многие боги никогда не чувствуют негативных эмоций, они живут где-то на небесах и им не знакомы мирские проблемы. Боги в основной своей массе высокомерны, для них серьёзные человеческие проблемы лишь временная неприятность. Но Хель была другой… Когда ты тысячелетиями наблюдаешь за мертвецами, легко впасть в уныние. Хель видела множество смертей, убийства на почве зависти и злобы, случайные убийства, смерти от старости, от болезни. Она была вынуждена испытывать на себе влияние эмоций, которые посещали людей и их окружение в момент смерти. Спустя тысячелетия этого эмоционального шторма Хель впала в глубочайшее уныние, которое ничего не могло скрасить. Появление Эспена оживило её, ведь наконец она могла поболтать не с фаталистом Гвинедом, не со своим псом Гармом, а с живым смертным. Ещё пока Эспен отлёживался в кровати, богиня часто посещала его и они мирно болтали. Онд рассказывал ей о событиях, которые происходили во внешнем мире, о своей жизни и работе. Общение с Эспеном шло богине на пользу и она вышла из состояния апатии и печали. Ещё спустя какое-то время отношения Хель и Эспена перешли на новый уровень. Они провели в покоях Хель много бессонных ночей. Это были взаимные чувства и каждый был доволен в этих отношениях. Хель с упоением слушала рассказы Эспена, а Онд в свою очередь был рад, что в его жизни появился заботливый и понимающий человек. Несмотря на абсурдность, но холодные руки богини смерти «согревали» Эспена во время его пребывания в Хельхейме. Он узнал многое о богине смерти. Она научилась многим людским ремёслам за эти годы, что она наблюдала за мертвецами. Не обошло её и искусство, Хель пыталась рисовать и писать, но ничего не доставляло ей такого удовольствия как пение. Часто Эспен и Хель могли просто сидеть в саду или в покоях и не говорить. По комнате раздавалось лишь мирное и размеренное пение Хель. Самой любимой её песней была «Дивный Новый Мир» — баллада, которую во многих землях Анриев и Соммов запрещают, ибо в ней рассказывается как прекрасен будет мир после Рагнарёка. Как оттает Вечная зима и как в Сканде больше не будет ни королей, ни ярлов. Как вечно довольное общество будет жить в мире абсолютного довольства. Почему-то Хель эта песня давала надежду. Конечно многое в этой песне ей казалось смешным и невозможным, но она из раза в раз напевала её. Эспену песня пусть и показалась глуповатой, но всё же понравилась и заставила задуматься, тем более, что прекрасный голос Хель он мог слушать часами. Но да вернёмся к рассказу Эспена.       Онд немного смутился, когда упомянул о своих отношениях с Хель, но быстро выкрутился, продолжив историю: — Когда я полностью восстановился и разобрался со всеми делами в Хельхейме, настало время мне возвращаться. Но как бы ни хотела Хель, она не имела права просто отправить меня обратно в Мидгард. Чтобы всё было справедливо, она поставила мне довольно сложную задачу. Когда я уже стоял на выходе из дворца она сказала мне: «Тебе надо будет посетить все оставшиеся миры, прежде чем вернуться в Мидгард. Видения несут мне тревожные вести из Свартальфхейма, Нифльхейма, Ётунхейма, Ванахейма, Муспельхейма и Альвхейма. Ты отправишься в каждый из этих миров, сразишься с угрозой и вынесешь для себя какой-то важный урок. Представь, что это как паломничество. Я посылаю тебя не за героической смертью и не за исследованием, я хочу, чтобы ты лучше узнал себя в жизни скитальца. Твоё понимание мира должно измениться, после этого путешествия. И не смей возвращаться в Мидгард раньше времени! А иначе, как бы мне этого не хотелось, но я закрою тебе путь и в Хельхейм и в Вальгаллу и после смерти ты попадёшь в самые ужасные глубины Гиннунгагапа… И я буду всю оставшуюся вечность корить себя за содеянное…» Я был растроган этой речью, а потому согласился на это испытание. Да и выбора-то мне никто особо не давал. Хель открыла мне портал. Перед тем как ступить в него, я попрощался с богиней смерти и вслед она сказала мне: «Прошу тебя, Эспен, пройди это и все последующие испытания, что тебе предстоят. Проживи счастливую и долгую жизнь. Не умирай раньше времени, не спеши на встречу со мной. Я никуда не денусь и буду ждать тебя, даже если придётся ждать целую вечность…» Лицо Эспена поникло, а на глазах выступили слёзы. Наступила тишина, которую никто не смел прерывать.