Непохожие похожести

В заточении дни тянутся медленно, почти бесконечно. Хуайсан больше не приходит, только Вэнь Цин пару раз на дню заглядывает, чтобы принести ему его незатейливые завтрак и ужин. Иногда в её взгляде можно прочесть сочувствие. Яо только предполагать и может, насколько же он сейчас жалок. — Глава Цзинь, — на удивление уважительно обращается она к нему в один из таких дней. — Сегодня я иду в город, за лекарствами... Может быть есть что-то, что я могла бы принести вам? Или же... — она опускается до сокровенного шепота, будто у здешних стен и впрямь есть уши, — быть может есть что-то, что вы хотели бы кому-нибудь передать?.. Сначала Яо хочет отказаться. Он и так уже унижен: куда же больше? Однако здравый смысл и практичность берут верх над его эмоциями. На самом деле, он и правда пленник здесь, и никто ему ничего не должен, но если ему уже предлагают помощь, каким безмозглым яйцом надо быть, чтобы отказаться эту помощь принять? До бывшего главы ордена Ланьлин Цзинь, может, и нет никому никакого дела, но Яо знает, нет, он надеется, что братские узы, связавшие его когда-то с Сичэнем, пробудят в главе ордена Гусу Лань хоть каплю сочувствия, и тот хотя бы позволит ему спокойно в мир иной отойти, оборвав это не обременённое ни смыслом, ни целью существование. Главное, найти способ выйти на связь с внешним миром, а потому... — Вы правы, госпожа целительница, — соглашается, наконец, он. — У меня и правда есть к вам просьба, если в моём положении есть смысл ещё о чём-то просить. Мне не нужно ничего никому передавать, мне и нечего передать-то, но... если вы что-то узнаете... услышите... я буду благодарен даже малейшей сплетне, которая могла бы мне рассказать о том, что сейчас происходит с Цзэу-цзюнем... Его ответ длинный и весьма пространный, но Вень Цин женщина умная и тут же вычленяет из сего спича самую суть. — Вы хотите, чтобы я нашла вам способ связаться с главой Лань? Яо кивает, сглатывая комок в горле. — Хорошо. Незаметно жизнь его становится куда сноснее, он уже не просто считает крупицы бесконечности — он отсчитывает. Он ждёт. За травами лекарь Вэнь уходит на следующий же день, перед уходом предупредив его, что возвращения её лучше ждать через неделю. Хуайсан лишь кивает на её слова, будто всё это его никоим образом не касается — весь этот вздор и бред! Завтрак на утро после ухода Вэнь приносит ему глава Не собственной персоной. Незнайка будто немного растерян. — Третий брат доволен? — спрашивает Хуайсан у своего гостя, когда рис съеден, а сам Яо сидит и цедит чай маленькими глоточками. Кажется, теперь он будет ко всему прочему ненавидеть улун... — Нет нужды для беспокойств, Сан-ди, — самым ядовитым тоном произносит Мэн. Неужели, это свойство всех представителей данной фамилии: вызывать в нем эти отвратительные в своей искренности эмоции? — В самом деле? Но сангэ не разговаривал со мной почти полмесяца! Как я могу не беспокоиться? «Легко и просто! Я вот вообще — само спокойствие!» — продолжает закипать от гнева Мэн, на самом деле понимая, что спокойствие и он так же близки, как небо и земля. — Тогда этот Мэн благодарит этого Не за беспокойство и настоятельно просит доброго господина убраться к гуевой матери, — улыбаясь, отвечает А-Яо, и ямочки на его щеках, как два бездонных омута, утягивающие на самое дно. Яо просто испытывает терпение своего мучителя. Он знает, что Незнайка играет, и он уже устал от этих игр. Кажется, он уже начинает понимать в такие минуты Сичэня, желавшего честности и искренности. Только вот узы, связывающие его с Хуайсаном совсем не те, что связали его навеки с эргэ. Если Хуань был всегда тем, кто выслушает, сумеет оправдать, наставить на путь истинный, то этот Не — личность темная и мутная. Если Чифэн-цзюнь был для него шкатулкой с секретом, то Хуайсан — это просто шкатулка с замком, но без ключа. И разгадать его возможным не представляется. — Я к тебе с открытым сердцем и чистой душой, — сетует Не. — А ты... Они в гостевых покоях, и уходить Мэну просто некуда. Яо отворачивается к стене, переполненный очередной порции горечи и почти эфемерной злости, которая тоже имеет горьковатый привкус. С ухода Вэнь Цин едва три стражи прошло, а он уже так легко теряет свой контроль. Снова. Это просто никуда не годится! — Такой уж я человек, верно, Сан-ди? — замечает он, мыслями снова возвращаясь к сцене в храме Гуаньинь. — Босяк, без роду и племени: не чета тебе — молодому господину, признанному главе клана, не так ли? Кажется, он нашёл-таки больное место этого Незнайки. Лицо Хуайсана сначала бледнеет, потом краснеет, потом приобретает слегка лиловый оттенок (как похож на старшего брата он в этот миг). — Да разве я этого просил, Ляньфан-цзюнь. Вы, господин Цзинь, в самом деле считаете, что я хотел становиться главой? Я никогда не желал этой должности, и наличие старшего брата было самым лучшим для меня раскладом дел! Дыхание Хуайсана тяжёлое, прерывистое, в эти минуты он искренен, как никогда раньше. — Я всегда интересовался иным. Разве можно сравнивать изысканность росписи вееров, утончённость каллиграфии с грубостью сабли и скукой ведения дел ордена? Я просто хотел жить той жизнью, которая мне была по нраву! И я бы жил ей и дальше, и брат был бы жив! А ты! Ты просто уничтожил его! В клочья разорвал его душу, оставив на меня целый орден!.. Яо замер, как громом поражённый. Эта исповедь... её говорил будто не взрослый мужчина, а маленький обиженный ребёнок. Как он мог упрекать его в чём-то... подобном? — Ты... Сан-ди, ты обвиняешь меня в смерти старшего брата сейчас или же в том, что ты не смог делать, что хочешь?.. Я... — А-Яо немного задыхался от всей бури эмоций, завладевшей всем его существом. — Я бы понял твою скорбь, скорбь это правильное чувство, когда теряешь близкого человека... Однако разве будет скорбящий человек выражать свои чувства подобным образом? Ты обвиняешь меня в том, что я оставил на тебя целый орден, упоминая про смерть дагэ лишь мимоходом, но Сан-ди... вспомни, кто первый спешил к тебе на помощь по малейшей твоей просьбе! Не у третьего ли ты брата вечно просил поддержки, если что-то шло не так? И после этого всего именно в этом ты решил меня упрекнуть?.. Хуайсан... не понимает причин такой реакции с его стороны. Это похоже на сломанный механизм, в котором одна деталь встала не на своё место и все разрушилось. Всё выглядит так, будто Не и предполагать не мог таких метаморфоз в сознании этого Мэна. Но цзао гао, он уже бессчетное количество дней сидит в этом заточении, не имея возможности даже на улицу выйти! Чудом можно считать даже один тот факт, что он все ещё с ума не сошёл, поэтому... — Ты говоришь о скорби, когда ты убил его? — тихо спрашивает его Хуайсан. — Если ты знал с самого начала, то твои игры в таком случае были ещё более абсурдными и несуразными, — замечает с холодом Гуанъяо. — Равнодушное присутствие — это то, что невольно делает соучастником преступления... Ему не даёт договорить изящная рука Незнайки, аккуратно накрывающая его губы. Взгляд Не горит странным пламенем, и эта эмоция такая яркая, что сжигает не только Хуайсана, ее испытывающего, но и Яо, просто находящегося рядом. От такого взгляда хочется бежать далеко и безвозвратно... Однако движения этого Мэна весьма ограничены. — И правда, соучастником, — этим странным голосом соглашается Незнайка. Уголки его губ слегка подрагивают, готовые растянутся в улыбке хитрого лиса, он весь готов уже к чему-то. И в тот момент, когда Мэн этого ожидает меньше всего, рука освобождает на краткий миг лепестки его уст из своего тесного плена и на смену ей приходят тонкие губы, целомудренно дотрагивающиеся до его собственных губ. Хуайсан целует его, отдавая ему, вероятно, свой первый поцелуй и нисколько о том не заботясь. Гуанъяо совершенно не успевает даже ситуацию анализировать в столь... необычном положении. Поцелуй оканчивается столь же стремительно и неожиданно, как начался. — Буду ждать тебя через две стражи в обеденном зале, Яо-мэй, — вновь изменившимся тоном произносит Хуайсан, выглядящий так, будто ничего и не случилось. — Постарайся не опаздывать. И уходит, унося на подносе пустую чашку для риса и пиалу, в которой больше нет чая. Долгие мгновения Яо продолжает сидеть на постели, невольно лаская кончиками пальцев все ещё горящие и немного опухшие губы. Ну и что это было?