Гражданин B тоже может сражаться

По правде говоря, позвонить Сугаваре на ночь глядя Кагеяма решился не сразу. Он думал об этом несколько часов, но потом пришел к выводу, что это было неразумно и навязчиво. Потом решил лечь спать, но едва вытащил пижаму, как позвонил Кенма. – Кагеяма, как ты? – спросил Кенма. – Я подумал, что Сугавара-сан плохо выглядит. Следи за ним. Возможно, его помощь нам еще понадобится. Если Ойкава навещает его, это можно использовать. – Да ладно, – вздохнул Кагеяма. – Он плохо выглядит, потому что потерял любимого человека. – Ты тоже потерял, – прямолинейно заявил Кенма. – Но ты выглядишь иначе. Этот короткий разговор побудил Кагеяму все-таки позвонить Суге. Очевидно, они оба в этом нуждались – в беседе. Или в молчании. Предложение помолчать было неожиданным, но приятным, потому что разговаривать Кагеяма не любил и не умел, а молчать – пожалуйста. Они с Хинатой часто так делали – Шоё болтал, а Кагеяма молчал. Им было хорошо вдвоем. Есть пудинг из одной баночки, иногда путая ложки. Сортировать мусор вместе. Кататься на велосипеде по очереди. С Хинатой можно было все это. В самом лучшем виде. Долго ли страдал Хината, прежде чем для него все закончилось? Кагеяма читал истории несостоявшихся утопленников, смотрел видео от патологоанатомов и судебных медицинских экспертов, даже ознакомился с фигней парочки экстрасенсов, стараясь понять, что чувствует человек, который тонет. У него ни разу не возникло желания наполнить ванну и попробовать все на своей шкуре, потому что он не хотел умирать, но понимал, что в определенный момент может просто поддаться слабости и не всплыть. За свою жизнь приходилось бороться с самим собой. Утром он проснулся с приятным предвкушением – Суга-сан обещал ему домашний пудинг. Оказывается, такие маленькие радости жизни могли здорово ее окрашивать. Оказывается, это было приятно – чего-то ждать и при этом не страдать от неопределенности, а напротив, находить в ней какое-то удовольствие. Ожидания вполне оправдались – когда после обеда он закончил с занятиями, и они отправились в магазинчик у подножия, Суга вручил ему коробочку с пудингом. Они заняли тот же самый столик, что и в прошлый раз, и Кагеяма подумал, что будет смешно, если вечно дымящий сигаретой продавец скажет, что к ним со своей едой нельзя. Конечно, этого не случилось. Они беспрепятственно посидели, Суга купил мясную булочку, а Кагеяма ел пудинг. Помолчали. Очень комфортно. Пудинг был очень вкусным, не полужидким, а мягким и плотным, с кусочками сладкого сыра и манго. Суга-сан умел варить карамель, и она тоже была безумно вкусной. Кагеяма подумал, что Савамура-сан, наверное, мог есть такие пудинги каждую неделю. – Вы любите сладкое? – спросил Кагеяма, покончив со своим угощением. Суга-сан приподнял брови и озорно улыбнулся. – Нет. Я люблю супер-острый мапо-тофу, – сказал он. – Это не шутка, Кагеяма. Я люблю острое. – Ого… но сладкое вам удается на сто пятьдесят процентов. – Спасибо. А ты что любишь? – Карри со свининой и яйцом, – ответил Кагеяма, даже не задумываясь. У них с Хинатой это тоже было общим – любить что-то с рисом и яйцом. – Дайчи любил… рамен. Мы иногда ходили в лапшичную вместе, но только туда, где подавали еще и мапо-тофу. Я брал с дополнительным набором специй, но использовал оттуда только перец. – А Хината любил просто рис с яйцом. Ему нравилась простая еда, хотя мясо он тоже обожал. Впрочем, как и я. После встречи с Кенмой они оба ожили, и Кагеяма даже не пытался понять, почему. Теперь даже говорить о Хинате стало проще, а до этого у него пересыхало горло каждый раз, когда он пытался произнести его имя. – Мясо и я люблю. Его не любят только вегетарианцы, – вновь улыбаясь, сказал Суга-сан. – Некоторые вегетарианцы любят мясо, просто не едят его. Запрещают себе, – заметил Кагеяма. – Бедняги. – Ну, наверное, они получают какое-то внутреннее удовлетворение от победы над собой, – предположил Кагеяма. Суга-сан рассмеялся, но ничего не сказал. Он был грустным и задумчивым, и на его шее с левой стороны сверкал край какого-то пятнышка – точно не родимого. Кагеяма подумал, что Суга-сан многое скрывал не от природного свойства характера, а просто потому, что не мог рассказать об этом. * Ежедневные встречи с Кагеямой были приятными – теперь холодность и неразговорчивость молодого тренера не казались Суге неприятными. Он понимал, что Кагеяма, скорее всего, был таким и до смерти Хинаты Шоё, но утрата усилила его природную скрытность, и теперь он пугал детей своим мрачным видом. Хотя в целом детки уже начали привыкать к нему – поняли, что Кагеяма никогда не ругал их зря, да и вообще вел себя справедливо. Он не выделял любимчиков, чем часто грешили другие учителя, он не позволял ребятам жульничать, был одинаково строгим со всеми. Единственное что казалось недостатком – отсутствие чувства юмора. Полное. Суга, который в прежние времена любил поржать и пошутить, теперь тоже стал более сдержанным, но иногда он все же не отказывал себе в удовольствии как-нибудь побеситься с детьми. Он не тешил себя мыслью, что научился их понимать – детей было слишком много, они были очень разными, у каждого имелась своя семья с грузом традиций, нездоровых привычек и странностей. Но с ними было интересно, они тянулись к нему и отвечали полной взаимностью на его искренние чувства. С Кагеямой действовали другие порядки. Кагеяме многое прощалось из-за его красоты. Возможно, Кагеяма не знал этого о себе, но дети считали его очень красивым, и потому мальчики старались подражать ему, а девочки прибегали просто посмотреть. Это было частью взросления – и подражания, и детская влюбленность. Девочки упражнялись в кокетстве и наслаждались самым чистым волнением от одного вида понравившегося человека, тем более такого большого. Мальчики искали модель, на которую хотели бы равняться. Суга наблюдал за ними и улыбался, стараясь вспомнить себя в этом возрасте. Было интересно и мило. Иногда они с Кагеямой уходили в магазинчик и перекусывали. Они никогда не обсуждали свою утрату и общались преимущественно на посторонние темы. Чаще всего они вообще не разговаривали. Время двигалось вперед, наступил декабрь. Суга не удивлялся звонкам Ойкавы, его визитам, его переходам от объятий к насмешкам. Он как будто заставил себя свыкнуться с тем, что ему доставили насильника, которого заказывал кто-то другой. Кому-то определенно нравятся такие отношения, когда один прессует, а второй страдает. Не по-настоящему – понарошку. Люди изображают агрессора и жертву, и каждый наслаждается своей ролью. Одному нравится чувствовать себя сильным. Второму нравится быть желанным настолько, что ради обладания им партнер готов пойти даже на принуждение. Или просто нравится пожестче. Сугаваре пожестче никогда не нравилось. Он уже спокойнее вспоминал свою жизнь с Дайчи – тихие вечера вдвоем, долгий и нежный секс, разговоры о личном. Суга любил кусаться, в шутку колотить Дайчи, отчитывать его за мелкие провинности. У них, если подумать, тоже были отношения надуманного агрессора и жертвы, только агрессивничал Суга. Он мог притворно злиться за раскиданные носки, шлепать Дайчи по заднице за немытые руки, встречать его с работы с деланно недовольным лицом, а потом звонко смеяться. Хорошая была жизнь. В постели ничего такого у них не было даже в порядке эксперимента. Интересно, вспоминает ли Кагеяма такие подробности жизни с Хинатой Шоё? Думает ли о нем так же часто, как Суга о Дайчи? Было интересно, но не настолько, чтобы задать прямой вопрос. Зато Кагеяме было интересно другое, да настолько, что он даже решил спросить об этом. Видимо, долго раздумывал и пытался придумать вопрос потактичнее, а потом сдался и залепил в лоб: – Суга-сан, вы спите с Ойкавой? Он вас заставляет? Они прощались после перекуса в магазинчике, становилось холодно и темно, и Суга подумал, что Кагеяма выбрал удачный момент – на пустой дороге, проходившей через поля, и при свете заходящего солнца можно было поговорить, не боясь лишних ушей и собственных краснеющих щек. В лучах заката все они были одинаково красными. – Откуда ты знаешь? – вкладывая в свои слова ответ на вопрос Кагеямы, спросил Суга. – Я просто предположил. Кенма спросил, достает ли он вас, и вы сказали, что да. А еще иногда у вас бывают трещины на губах и засосы на шее. Дети, наверное, не видят, потому что при них вы застегиваетесь на все пуговицы, но в магазине иногда бывает заметно. Там вы расслабляете воротник. – Ого, вот это дедукция, – засмеялся Суга, совсем не желая обидеть Кагеяму. – Ты все верно предположил. Спасибо, что не решил, будто я делаю это добровольно. Если ты готов выслушать, я могу рассказать тебе даже то, о чем ты не спрашивал. – Поедем ко мне домой, Суга-сан, – положив руку на ремень своей сумки, перекинутый через плечо, сказал Кагеяма. – Если будет поздно, я потом вас провожу. А если захотите, останетесь на ночь. – Поедем, – согласился Суга. – Дома говорить будет удобнее. Кагеяма жил в деловом районе, потому что ходил в университет, и оттуда было ближе и удобнее добираться. В его маленькой двухкомнатной квартире царил порядок, не было совсем ничего лишнего. Было как будто даже пусто. Наверное, он был посмелее и просто убрал все вещи Хинаты. Суга до сих пор собирал кусочки прошлой жизни по квартире и складывал их в коробки. Ему вполне могло хватить решимости сделать все за один раз, но он тянул эту боль намеренно, словно продолжая себя наказывать. – Ойкава вынудил вас сделать что-то плохое? Кенма уже давно это предположил. Любой шантаж можно обернуть против источника, – усевшись на пол рядом с низким столиком, сказал Кагеяма. И Суга все ему рассказал. Он хотел, чтобы Кагеяма осудил его за трусость, за неправильное решение, за… за все. Просто за все то же, за что он сам грыз себя уже не первый месяц. Кагеяма выслушал его, не перебивая и сохраняя невозмутимое выражение лица. Он, казалось, ничему не удивился, словно только этого и ждал – что Суга признается в постыдных подробностях своего пребывания в плену. – И он продолжает навещать вас, пользуясь своей безнаказанностью? Зачем он это делает? Суга кивнул: – Делает, потому что может. Я, если честно, тоже могу хотя бы попытаться пойти в полицию и сказать там, что меня похитил Ойкава, который намеренно показал мне лицо, а потом еще пришел домой и вдогонку назвал свое имя, которое я сам найти не смог. Но Ойкава, я уверен, хорошо почистил следы. Может быть, следов никогда и не было. А совпадения вроде его сделки с банком, открытия жилого комплекса и продажи квартир – это не доказательства, а просто домыслы. Так что это не шантаж даже, а просто что-то вроде патовой ситуации Я не могу никуда сдвинуться, а он не хочет. – А что будет дальше? – спросил Кагеяма. – Ничего. Когда-то ему надоест, – ответил Суга. – Хмм… Кагеяма ничего не сказал, но по его виду было ясно, что он сомневался. Суга и сам сомневался, но теперь он с нараставшим ежедневно любопытством ожидал появления Козуме. Он не надеялся, что Козуме решит убить Ойкаву, хотя это решило бы все проблемы, но ему было очень интересно, чем все обернется. Возможно то, к чему они придут вместе с Козуме, поставит точку и в вопросе с постоянными визитами Ойкавы. – Я спросил вас о личном, вы мне ответили. Может, вы сами хотите что-то узнать? Прямота Кагеямы завораживала. Суга пожевал губу, а потом решился. – Пожалуйста, если знаешь, поделись тем, что Хината должен был рассказать на суде. Взгляд Кагеямы застыл всего на секунду, и за это мгновение Суга успел несколько раз пожалеть о своей просьбе. Она была связана с Хинатой. Какой же он осел! Как можно так бесстыдно давить на больное? – Я… я не думал, что вам это будет интересно, – сказал Кагеяма, опуская взгляд. – Но могу сказать, если вам это по-настоящему важно. А если вы просто из любопытства спрашиваете, то говорить не буду. – Мне это важно. Дайчи за это жизнь отдал. Я хочу, чтобы эти слова, которые заткнули и утопили вместе с Хинатой и Дайчи… хочу, чтобы они прозвучали. Пусть даже только между нами. Кагеяма закрыл глаза и кивнул. Когда он вновь открыл их и посмотрел на Сугу, стало ясно, что он очень хотел рассказать то, что знал. * Издеваться над Сугой никогда не входило в планы Ойкавы. Он не хотел никого похищать, но похитил. Он завязал ему глаза просто по необходимости. Он принудил его к сексу, потому что ему нужна была защита от лишних показаний – Ойкава прекрасно понимал, что вложил в Сугу чувство соучастия и вины, с которым было очень тяжело бороться. А еще хотелось отомстить Савамуре даже на том свете. Он возвращался к Суге, потому что просто не мог его не видеть и не слышать – находиться далеко было мучительно. По каким-то причинам. В этих причинах Ойкава не разбирался и даже не делал попыток навести порядок. И уж тем более он не хотел говорить ему разные гадости, когда оказывался рядом. Суга сам вынуждал его делать это – своим безразличием, своей холодностью, через которую иногда прорезались ножи презрения. Ойкава приходил с миром, но, сталкиваясь с немым сопротивлением и явным отторжением, зверел и начинал язвить – напоминать Суге разные подробности их летних ночей, насмехаться над его беспомощностью. Удивляться было особо нечему, потому что рассчитывать на какие-то человеческие отношения уже не приходилось. Ойкава уже понял, что Суга был очень устойчивым и решительным, что он не менял свою позицию в отношении Савамуры даже сейчас, когда все заходило в дерьмовый тупик. С такой силищей Суга мог бы простить и понять секс по принуждению, если бы только захотел. Но он не хотел, потому что секс был ничем по сравнению с убийством Савамуры Дайчи. Эта смерть стояла между ними непреодолимой преградой, и Ойкава ненавидел себя за это. Впрочем, ненависть не отменяла того факта, что ему нравилось получать деньги, которые уже начали поступать. Жилой комплекс все еще не был введен в эксплуатацию, его презентация была назначена на апрель, но покупатели уже начали переводить первые деньги, и это было очень хорошо. Ойкава не думал, что поступил неправильно, убив Савамуру и Хинату. Он не осуждал себя, но ненавидел. Такое тоже случается. Иногда он затыкал Суге рот своими губами – это были приятные минуты, которые он проводил, позволяя себе забыться. Суга не отталкивал его, и пока они были соединены – неважно, губами или чем-то еще – все ощущалось прекрасно. Потом, как только они разъединялись, появлялась холодность. Суга, казалось, не отталкивал его, потому что знал, что после таких поцелуев Ойкава чувствовал себя ничтожеством. Даже тот факт, что Суга подчинялся, оставлял какой-то кислый привкус. Ойкава понимал, что Суга его терпел. Ничего приятного в этом не было. Это была какая-то форма мазохизма или просто наркотическая зависимость – Ойкава мог думать только о близости, потом добивался ее и тонул в блаженстве, а следом ему становилось так отвратительно, что он был готов сжевать собственные мозги, только бы вытравить это чувство. Он уходил, клянясь себе, что больше не вернется, но потом цикл повторялся – его накрывала тоска, и он думал только о том, как прекрасно было бы потрогать Сугу, ощутить вкус его губ, сжать его талию в ладонях. Это желание постепенно крепло, вытесняя здравые мысли, и под вечер Ойкава мчался к квартире простого учителя, где по новой запускал механизм отвращения к самому себе и миру в целом. Но вот настал вечер, когда Суги не оказалось дома. Ойкава не хотел следить за ним постоянно, скорее просто проверял, где Суга проводил время. По правде говоря, у него не было желания портить картину еще больше, но он все-таки надеялся, что Суга будет хотя бы какое-то время в пределах досягаемости. Может быть, он ошибался. – Где ты сейчас? – дозвонившись до Суги, сразу же спросил он. – Не дома, – ответил Суга. – Сегодня развлекай себя сам. – Ты вместе с Кагеямой Тобио? Суга просто отключился. Это было ответом – не нужно было напрягать мозг, чтобы понять, что он проводил вечер в компании Кагеямы Тобио. Ойкава пытался представить этих двоих вместе, и подумал, что сейчас эти два вдовца вряд ли могли закрутить бурный роман, поскольку слишком тосковали по своим ушедшим возлюбленным. Думая о них постоянно, Ойкава приходил к выводу, что они не представляли для него опасности ни с какой из сторон – они не могли выкопать его грехи из могил, не могли сбежать вдвоем куда-то или сделать что-нибудь еще серьезное. Все, что им оставалось – просто общаться. Возможно, так и было. Он уговорил себя расслабиться. Ему не хотелось вредить Суге еще сильнее. Того, что было уже сделано, могло хватить на две или три жизни вперед. Ойкава использовал грязные трюки, когда поднимался в бизнесе, иногда он шел по головам, но все это не входило в личные рамки. Ломать судьбы ему было в новинку, и он не собирался к этому привыкать. Это не было запоздалым благородством – Ойкава просто вел себя так, как ему было комфортнее. Сейчас он не видел причин переламывать себя. Сейчас он хотел быть обычным и был именно таким. На следующий день он пришел к Суге, и тот был дома. Открыл дверь, впустил в квартиру и вернулся за стол в гостиной, чтобы разбирать листки с тестовыми заданиями, которые принес домой. Ойкава прошел следом, устроился напротив. – А чем вы занимаетесь с Кагеямой? – спросил он через некоторое время. Суга поправил очки и вздохнул. – Зачем тебе это? – Обсуждаете свою несчастную жизнь? Нет, это неправильно – глумиться над чувствами людей, которых ты сам же лишил родных. Впрочем, Ойкава и здесь не собирался притворяться хорошим парнем, особенно после всего, что произошло. Не было смысла быть паинькой – Суга знал о нем даже то, что оставалось неизвестным для Иваидзуми. – А ты чем занимаешься здесь? – спросил Суга. – В том, что ты таскаешься в эту квартиру, еще меньше смысла. – Или вы трахаетесь? Типа… ты потерял любовника, он тоже, и можно сложить осиротевшие половинки. Это было еще хуже, и Ойкава прекрасно это понимал, но сейчас он злился – по-настоящему раздражало то, что Суга не собирался отвечать на вопросы, да еще и нападал. Нет, кто спорит, ему нравилось то, что Суга продолжал быть жестким, но иногда он мог бы не рисковать так сильно. – Нужно же и мне с кем-то кончать, – наконец, ответил Суга. Ага. Лучше бы он продолжал нападать с вопросами, а не отвечал. – Ты что – умеешь кончать в обычное время? Я думал, ты только по утрам можешь пустить струю, – с каким-то мазохизмом продолжил Ойкава. – И поэтому ты приходишь по вечерам. – Тогда сегодня я у тебя до утра останусь, – прошипел Ойкава, схватившись за край стола и тряхнув его. – Как угодно, – сложив стопку с проверенными листками и сняв очки, ответил Суга. Упрямец. Он мог бы просто сказать, что между ним и Кагеямой не было ничего похожего на секс, Ойкава был уверен, что он бы даже не солгал. Всего нескольких слов было бы достаточно, чтобы разровнять атмосферу, но Суга решил провоцировать Ойкаву. В чем-то он был очень сложным. Нет, он был сложным весь целиком, но Ойкава не понимал, с какой стороны к нему вообще можно было подступиться. * Интересно, как Суга выглядел утром? Кагеяма смотрел на помятого сенсея, и в его голове поднимались самые разные вопросы. Что Суга-сан ел на завтрак, если проснулся в таком ужасном состоянии? Принял ли он душ с утра, чтобы взбодриться? Как он провел первые уроки? Отвечал ли он на неудобные вопросы? Не было только одного вопроса – Кагеяма даже мысленно не пытался спросить у Суги, приходил ли к нему Ойкава вчера вечером. Приходил. Это было яснее ясного. – Суга-сан, если вы не против, я мог бы прийти к вам домой сегодня и остаться на ночь. Или вы приходите ко мне и оставайтесь, – предложил он, когда они с Сугой шли к магазинчику. Суга потер горло, как будто оно у него начинало болеть, и Кагеяма даже не хотел думать, с чем это могло быть связано. – Ой, не переживай ты так, – заметив его печальный взгляд и убирая руку от горла, улыбнулся Суга. – Я сегодня утром выпил воды с холодильника. Честно. После того, как проводил Ойкаву. Видишь, я ничего не скрываю? Его лицо было усталым, а улыбка – нет. Очень странно. – Суга-сан, это просто нечестно. Я боюсь представить, что вы чувствуете, поэтому… простите, что вчера я вас оставил. С этого дня мы можем ночевать вместе. – Кагеяма, я не хочу, чтобы ты рисковал. Не знаю, что может сделать Ойкава. Убить меня – нет, навряд ли. Если бы мог, уже давно бы убил. Пока что ему этого не хочется. Наверное, весело ему со мной или просто… короче, что-то его держит. Но он уже убил нескольких человек, и я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. – Суга-сан, вы не должны это терпеть. Вы достаточно страдали. – Мне не больно, – сказал Суга, толкая дверь в магазин. – Честно. Когда он приходит… я вообще ничего не чувствую. Вообще ничего. Это так странно. Какая-то пустота, словно в душе пузырь надувается. Даже не боюсь. В остальное время я ощущаю многое. Вот сейчас – очень хочу есть, хочу этих мясных булочек, хочу посидеть с тобой и помолчать вместе или поговорить, неважно. Ощущаю, что мне тепло – куртка греет, ботинки на толстой подошве. Еще знаю, что хочу выпить сладкого чаю. А когда он приходит, все как будто пропадает. Не чувствую ничего – ни холода, ни страха, ни жажды. – Раньше я предполагал, но не знал точно, – сказал Кагеяма, когда они уселись за стол. – А теперь я знаю, и это накладывает обязательства. – Ничего это на тебя не накладывает, – ответил Суга. – Ты свел меня с Козуме и Куроо, этого более чем достаточно. Ты никогда ничего не был мне должен. – Но я чувствую, что это не так. – Чувства обманчивы. Даже мысли, рождающиеся после долгих-долгих раздумий, бывает, врут. А чувства, которые берутся ниоткуда, врут постоянно. – Я не смогу нормально спать. Мне, конечно, до смерти страшно, что Ойкава убьет меня или вас, – на удивление честно и просто выложил Кагеяма. – Но разве я смогу себя уважать? Разве я посмотрю в глаза Хинате, когда мы встретимся на том свете? Скажу: «Я хотел жить, поэтому не помог человеку, которого мучили на моих глазах». Так и скажу? – А скажешь ли ты: «Я умер молодым и не осуществил ни одну нашу мечту, потому что вмешался не в свое дело»? – спросил Суга. – Эти слова мне сказать будет не стыдно. – Я стараюсь думать, что того света не существует, потому что если я там встречусь с Дайчи, то… боже, я же даже умереть от стыда не смогу, потому что буду уже мертвым! – Суга прикрыл губы ладонью, то ли всерьез, то ли в шутку ужасаясь. Кагеяма решил никак на это не реагировать. Он не знал, что можно было сказать, и Суга сейчас его вообще пугал. Если Кагеяма не знал, что сделать, то не делал ничего. Так было вернее. На Сугу это подействовало – он успокоился и принялся за свою булочку. Молчать вместе было удобнее. Вечером позвонил Кенма, и это было хорошо, потому что отвлекло Кагеяму от невеселых размышлений. Его постоянно мучило желание позвонить Суге и спросить, один он или с гостем, но он понимал, что это было бы уже слишком. Кенма очень вовремя перетянул его внимание, сказав, что завтра приедет в Сендай и придет в любое место, куда ему скажут. Он сказал, что изучил «клиента», и если Суге будет интересно, то он тоже может прийти и ознакомиться. Это было еще лучше. Кенма потратил на работу почти месяц, он основательно проработал Ойкаву, и Кагеяма не сомневался, что он расскажет что-то интересное. По-другому и быть не могло, потому что Кенма был цепким как кот. Они встретились после занятий в школе, подождали Сугу, а потом взяли такси и поехали к Кагеяме домой. Это было удобнее и проще, чем искать другое место, в котором их бы никто не подслушал – Кагеяма жил в охраняемом доме, у него были на это деньги. Кенма, конечно, приехал не один. Сугу это обстоятельство удивило, но он ничего не сказал. Придя в квартиру, Куроо, который чувствовал себя комфортно, поскольку уже не в первый раз приезжал в Сендай и отдыхал именно здесь, пояснил: – Кенма мог бы приехать и один, но поскольку я свободен, могу составить ему компанию. Почему бы и нет. – Как будто я хоть раз приезжал сюда один, – закатывая глаза, ответил Кенма. Суга смотрел на них и улыбался. – Вы мерзкая парочка, – выдал он, когда все устроились за столом со своими кружками и булочками. В комбини, в который они забежали по дороге, продавались не самые вкусные булочки, но Кагеяме они нравились. Теперь он редко делал покупки в комбини за углом дома, поскольку все там напоминало о Хинате. Магазин в соседнем квартале закупался у других поставщиков, и если не считать упакованной брендовой ерунды, то все остальное в нем было другим – булочки, домашние чипсы, леденцы. – Мерзкая парочка? Ох-хо, а Суга-чан у нас совсем не сахар, – расхохотался Куроо. – Так нас еще не называли. Что ж почту за честь быть мерзким партнером для Кенмы. Суга опустил взгляд всего на секунду, но Кагеяма поймал это движение. В волейболе, в который он играл с тех пор, как научился ходить, все происходило еще быстрее. Куроо и Кенма тоже в школе играли в волейбол, и для них игры на высоких скоростях тоже не были новинкой. Наверное, каждый в этой квартире понял – Савамура Дайчи и Сугавара Коши тоже были мерзкой парочкой. И Суга хранил эти воспоминания, которые, скорее всего, воскресли из-за того, что он увидел Кенму и Куроо. Кенма вздохнул и отхлебнул свой чай, а потом двинул к себе яблочный пирог, который Куроо купил для него отдельно, потому что он не интересовался мясными булочками. Реально мерзкая парочка. Кагеяма задумался, выглядели ли они с Хинатой так когда-нибудь. Наверняка нет. Они постоянно орали друг на друга, говорили грубости и препирались. При этом никто никогда не обижался. Они могли называть друг друга тупыми, идиотами, задницами и другими ласковыми словами. Кто видел их впервые, думал, что они были заклятыми врагами. Но ведь дело совсем не в поверхности? Если бы их отношения были еще живы – если бы Хината был еще жив – они бы тоже были мерзкой парочкой. Потому что… Он и сейчас не мог начать нормально есть, если рядом не было Хинаты. Спать без него. Смотреть интересные фильмы. Ездить в машине с наушниками и любимой музыкой. Радоваться жизни без Хинаты. Он просто не мог. – Ладно, чуваки, хватит, – хлопнув по столу, прервал его размышления Куроо. – Мы изучили Ойкаву Тоору, – облизнувшись после яблочного пирога, сказал Кенма. – Это очень интересный тип. С ним можно интересно поработать, ему есть что терять. Кагеяма покосился на Сугу и заметил, что тот был немного в шоке – Кенма рассуждал как самый настоящий злодей. Если бы Суга знал Кенму чуть ближе, он бы понял, что этот щуплый паренек с обесцвеченными на концах длинными волосами не только казался злодеем – он и был им на самом деле. Злодеем и лучшим другом Хинаты – лучшим после Кагеямы, конечно. – В общем, его возраст, состояние, бизнес – все это вы могли бы найти и сами, так что не буду распаляться, – продолжил Кенма, сжимая обеими ладонями стакан с чаем. – Но у меня есть для вас несколько вариантов. Что мы с ним сделаем? – Есть выбор? – удивился Суга. – Конечно. Личность-то сложная, выбор есть. Был бы он простой мелкой сошкой, можно было бы прихлопнуть без церемоний, но сейчас есть настроение поиграть, – совершенно спокойно сказал Кенма. – Короче вот. Можно его убить. Просто, дорого, опасно, но эффективно. Можно его посадить в тюрьму. Классно, справедливо, мучительно, но не очень надежно, потому что он может откупиться, и здесь мы бессильны. Можно наказать его на денежки – на много-много, очень много денег. Ему это будет больно, нам приятно. – Пусть Суга-сан выбирает, – сказал Кагеяма. Нет, он не хотел сложить с себя ответственность – ни в коем случае. Он был готов идти до конца, и если бы Суга отказался делать выбор, Кагеяма бы не отказался от возможности определить вариант мести самостоятельно, но сейчас он вполне справедливо полагал, что Суга имел к Ойкаве больше претензий. Как минимум на две больше, чем Кагеяма. Ойкава отнял у них Хинату и Савамуру. Но он похитил и изнасиловал только Сугу. Он продолжал насиловать его. Кагеяму он не трогал. – Хмм… – задумчиво протянул Суга, размышляя. – А можно немного подумать? Убивать страшно, в тюрьму… да, ненадежно. А на денежки наказать – классно, но он же их опять заработает. Я не могу решить. Кенма кивнул: – Тогда четвертый вариант. Ойкава Тоору в школьные годы соперничал в спорте и учебе с неким Ушиджимой Вакатоши. Ходили слухи, что Ушиджима был в нем заинтересован, но поскольку он много раз переходил Ойкаве дорогу то на чемпионатах, то на научных конкурсах, Ойкава разобиделся и отшил его. Несколько раз. Сейчас они оба по иронии судьбы работают в сфере строительства. Оба начинали со стройки – Ойкава основал свою компанию, Ушиджима тоже. Как-то раз они сцепились за тендер, и… Ушиджима уступил. Он просто выбыл из состязания, чтобы Ойкава получил свое. Это было семь лет назад. Интересно, правда? – А что сделал Ойкава? – спросил Суга, заинтересовавшись этим рассказом. – Он снялся с тендера на следующий же день. Видимо, оскорбился, приняв джентльменский жест за подачку. Не знаю. В общем, очевидно, Ушиджима до сих пор заинтересован в Ойкаве, а тот до сих пор воротит нос. Настолько воротит, что даже решил перейти в другой рыночный сектор – теперь он застройщик, а не строитель. Заказчик, а не исполнитель. Но Ушиджима или по жизни более удачлив или действительно более одарен, не знаю, что тут сыграло… короче говоря, сейчас он самый большой генподрядчик префектуры. Оборот его компании в три раза больше оборота компании Ойкавы. В этом году он наверняка станет самым крупным генподрядчиком региона. – И что с того? – спросил Кагеяма, которому надоело это слушать. – Можно положить Ойкаву под Ушиджиму, – просто сказал Кенма. – В прямом смысле, не в переносном. И кстати, этот вариант не исключает других. Можно скомбинировать его с еще каким-нибудь. Например, положить Ойкаву под Ушиджиму и сразу же наказать его на деньги. Как вам это, Сугавара-сан? Осмыслить эти слова было тяжело, и Кагеяма застыл, переваривая услышанное. Он посмотрел на Сугу, чтобы понять, как отреагирует он, и одного взгляда было достаточно. Судя по совершенно спокойному лицу, Суга уже сделал выбор. – А его что – правда можно положить? – спросил Суга. Куроо посмотрел на Кенму – тот сидел, и в его глазах плескались фейерверки. Ему этот вариант был, очевидно, очень по душе. Кагеяма, впрочем, тоже не имел никаких возражений. Если Суга хочет этого, пусть так и будет. Но Кагеяма лучше бы убил Ойкаву. Так надежнее.