Был ли у нас выбор...

Скучать Эленвен в посольстве не приходилось: с самого первого дня события захлестнули ее подобно бурной горной реке, которая несла ее к обрыву, за которым была неизвестность. Сразу по прибытии господин Первый Эмиссар и Глава посольства с радостью переложил на Эленвен часть своих обязанностей в дополнение к тем, что полагались ей по должности. Ее предшественник на этом посту не отличался расторопностью, он был последователен и методичен. Хорошее качество для кабинетной крысы и поистине опасное для Второго Эмиссара, с иронией заметил Первый. Об этом его неформальном прозвище Эленвен узнала еще до того, как въехала в Солитьюд, возница-кхаджит оказался на редкость болтливым и охочим до сплетен. К тому моменту, как перед ней распахнулись городские ворота, госпожа Второй Эмиссар уже не сомневалась: служить под началом Первого ей будет нелегко. По уже сложившейся традиции Эленвен достались внешние связи, опыта по поддержанию которых у нее был на порядок меньше, чем в сфере внутренней безопасности. Но работа есть работа, и альтмерка принялась за нее с неменьшим усердием, чем прежде – за процедуры дознания или глубинную разведку в Хаммерфелле. На нее как-то разом навалилась организация приемов, открытие школы хороших манер и регулярные визиты посольства в Солитьюд. «Я хочу им понравиться…» доверительным тоном сообщал Первый, наливая в бокал очередную порцию вина. У Эленвен он вызывал раздражение напополам с чувством гадливости, которые никак нельзя было показывать. Вместо этого, она вытягивалась в струнку, становясь похожей на надгробную статую, и смотрела перед собой, бесстрастно жонглируя словами: «принято», «так точно», «разрешите выполнять». Они катастрофически не сходились характерами: беспечный Первый он и осмотрительная Вторая она. Глава Посольства, казалось, сеял вокруг себя хаос, и методичная вышколенная службой в боевом подразделении натура Эленвен противилась этому. Беспорядок царил во всем: в делах, в документах, в счетах. Первый все держал в голове, и эта голова была порядком дырявая. Разбирая материалы на столе за своим убывшим коллегой, Эленвен с досадой обнаружила фривольные записи эротического содержания и весьма вольнодумные стишки и, неодобрительно прищелкнув языком, поспешно спрятала их в надежде найти им достойное применение. Стало понятно: Первый не контролирует ровным счетом ничего. К слову сказать, ее исполнительность, еще больше бесила Первого, нежели методичность и обстоятельность ее предшественника. Он добавил обязанностей: Эленвен сжала зубы и принялась работать еще усерднее, пока Первый продолжал пить вино и уединяться с девками для любовных утех. Потом его страх и вовсе вырвался из-под контроля, и однажды он при всех заявил, будто бы Эленвен хочет его подсидеть. Инцидент произошел за обеденным столом: Первый любил, когда офицеры делили с ним яства и вино, как если бы это могло их сблизить. Эленвен замерла на своем месте, стиснув губы так, что те побелели. Этим голословным обвинениям никак нельзя было дать ход: такими заявлениями не бросаются, это Эленвен понимала четко. - Вы устали господин Первый Эмиссар, позвольте я провожу вас в ваши покои, - бесстрастно произнесла она. - Отставить, - Первый сорвался на противный бабский визг. – Не позволю. Встать! Эленвен отставила стул и встала по стойке смирно, глядя прямо перед собой. Выслушивать беспочвенные обвинения ей приходилось не впервые, и все же в этот раз Первый определенно превзошел самого себя. Остальные офицеры, переглянувшись, вернулись к трапезе. По окончании обеда последовал вызов в кабинет, где уже протрезвевший Первый с сожалением отметил, что более госпожа Второй Эмиссар к общим собраниям частного рода допущена не будет, поскольку она, верно, больше привыкла общаться с пленниками и солдатней, чем вращаться в приличном альтмерском обществе, к которому, несомненно, относятся остальные офицеры. Что поделать, госпожа «Дознаватель», ах, простите, «Главный следователь» – дочь своего отца, поэтому-то ее и нельзя научить хорошим манерам. Эленвен стиснула зубы и уставилась в одну точку поверх головы Первого. Она смотрела на стяг Алинора со знаком Талмора на нем. Смотрела и слушала. Вскоре после того, как погиб ее отец, слишком многие начали поспешно очернять его память, старательно вымарывая все, что он сделал хорошего для их страны. Они настолько боялись ее отца при жизни, что не смогли перебороть свой страх и после смерти. А она была его дочерью, и на нее неизбежно ложилась тень его условных ошибок. На праздники (если не предполагалось визитов важных персон и официальной части) ее тоже теперь не приглашали. Впрочем, Эленвен была даже рада. Это время можно было посвятить работе. - Первый, похоже, взялся за тебя всерьез, - как-то сказал Третий Эмиссар Ондолемар. – Если так пойдет дальше, скоро он тебе и двор патрулировать велит, и задницу ему после нужника подтирать. Эленвен промолчала и старательно склонила голову над отчетом. Смета не сходилась. По всему выходило, что часть денег Доминиона израсходована на цели, отличные от заявленных. Доверять кому бы то ни было она не привыкла, поэтому всякий раз перепроверяла документы сама. - Избавься от него, пока он не избавился от тебя, - посоветовал Ондолемар, ставя на ее рабочий стол тарелку с фруктами и бутылку вина. – А сегодня иди спать. Это все-таки праздник, Элли. Не стоит засиживаться допоздна. Впрочем, легко сказать: избавься. Сложнее – сделать. Скайрим – не то место, где охотно меняют эмиссаров, речь скорее идет о естественной убыли личного состава и альтмерах на замену, нежели о рокировке или проведении внутреннего расследования по любым вопросам, кроме государственной измены. Потому что не так-то легко найти добровольца, который сменит некомпетентного сотрудника на этом посту. Изнеженные аристократы не спешат менять негу южных провинций на холод и суровый нрав Скайрима, а потому всеми правдами и неправдами привыкли уклоняться от ротаций. Впрочем, Первый был хитер: стоило ему узнать от своих информаторов о скором визите проверяющих органов из центрального аппарата, в Посольстве воцарялся благоговейный ужас, суета и неразбериха. - Опять будем чистить забор и подметать ступени, - хмуро замечала Эленвен, подсчитывая смету расходов. Основная их часть приходилась на увеселения дорогих гостей и прочие мероприятия, которыми Первый зарабатывал себе лояльность прибывших с инспекцией альтмеров. Он высылал за ними карету, вручал еще на пристани приветственные дары, а когда те все-таки въезжали в Солитьюд, угодливо семенил за ними, поглядывая на идущую рядом Эленвен. Пока другие участвовали в войне, с тоской думала та, этот альтмер получил высокий пост своим лизоблюдством и умением наладить связи с нужными людьми и оказывать услуги, направо и налево расходуя бюджетные деньги. Расходуя столь неосмотрительно и нагло, что возьмись кто за настоящую проверку, ему не потребовалось бы и пары дней, чтобы увериться в своих худших подозрениях в отношении значительной части представительских расходов. Все успехи Первый неизменно присваивал себе, оставляя ей - Второй – неудачи и длительные разбирательства по части финансов. Когда ему наконец докладывали о неполном служебном соответствии Второго Эмиссара, он только огорченно цокал языком и подписывал выговор с занесением в личное дело, впрочем, отмечая, что такой бедняжке, как она, некуда больше идти и что он делает большое одолжение, позволяя ей занимать свой пост: ведь здесь настолько не хватает хороших и надежных ребят, что приходится мириться с такими вот некомпетентными сотрудниками. В один из дней в затуманенный винными парами мозг Первого Эмиссара пришла блестящая идея разнести сплетни о том, что частые отъезды госпожи Эленвен с инспекциями в форты, находившиеся под контролем Талмора, и Маркарт с его коллекцией двемерских артефактов и занудными учеными связаны с ее любовной связью с кхаджитом. А уж поездка в Винтерхолд и вовсе напоминала отпуск с привилегиями. Услышав об этом, сосватанная за меховое недоразумение (а возничий был именно таким: большим, неуклюжим, со мохнатыми лапами, на которых между подушечками шерсть нарастала клоками и смешно топорщилась) Эленвен болезненно скривилась и выдала фразу, которую еще долго впоследствии цитировали все присутствовавшие: «При всем моем уважении к вам, Первый Эмиссар, я еще не настолько отчаялась, чтобы делить ложе с кучером…» Поняв, что его усилия оказались напрасными, Первый решил взять «врага» на измор, отстранив Эленвен от поездок дальше Солитьюда и вынудив ее писать подробный отчет по каждой из них. Эленвен сухо кивала, но решения вышестоящего по званию оспаривать не собиралась. На бумагу ложились скупые строки, в то время как госпожа Первый Эмиссар с улыбкой вспоминала то, что для отчета было настолько же несущественно, насколько несущественен был Первый для окружавших их сурового края. - Мама, я сегодня видела главного талморца, он такой жуткий. – дергала девчушка за рукав маму. - А госпожа Эленвен не жуткая? У меня от нее мороз по коже. – спрашивала та, сняв со спины тюки и устало разминая плечи. - Нет, она нас пирожками кормит. Мам, послушай, что скажу. С госпожой Эленвен плохо обращаются. Этот главный вывел ее из комнаты, но я за ними пошла. Он вначале на нее кричал, а потом ударил. У госпожи Эленвен кровь из носа пошла, а он развернулся и ушел, я едва дверь успела прикрыть. Госпожа Эленвен долго в коридоре стояла, вытирала кровь платком, потом полечила себя ярким шариком. Совсем как мне тогда коленку. Я из-за двери вышла, ее за руку схватила и тяну за собой, к другим детям. Нам ведь нужно продолжать учиться хорошим манерам, чтобы быть такой же, как госпожа Эленвен. А она руку выдернула и рукавом глаза утирает. Эленвен моргнула. - Я никогда в жизни не пекла пирожки. Думаешь, у меня получится? – казалось, повариха опешила, увидев госпожу Второго Эмиссара на кухне посольства. Если той и случалось спускаться вниз, то лишь для того, чтобы указать на неправильно оформленное блюдо или несвежие продукты, вызвавшие несварение у Первого эмиссара. То, что господин до этого три дня пил без просыха, не имело значения: во всем виноваты ее – мохнатой плутовки – блюда. - А что же в этом сложного, госпожа Второй эмиссар? У вас-то еще лучше выйти должно, у вас-то шерсть на теле не растет. Значит, и в тесто не попадет. Глаза зачесались, и Эленвен снова на мгновение смежила веки. - Таариэ? - Да, госпожа Второй Эмиссар. – эхом отозвалась альтмерка. – вы пришли выбрать себе наряд по вкусу? Если так, то лучше моей лавки вам не найти. Я давно вам говорила: эта ваша неумеха из посольства мало что может сделать сама, кроме как латать мундиры да начищать Первому сапоги языком. Эленвен холодно посмотрела на нее, вынудив Таариэ замолчать. Заносчивый нрав портнихи неизменного вызывал у нее изжогу. В одном, впрочем, та была права: «неумеха из посольства» слишком скоро бы растрепала Первому то, зачем обратилась к ней Эленвен. - У меня личная просьба, - она на мгновение замешкалась, доставая из сумки, которую все это время держала в руках, то, что некогда было богатым платьем из полупрозрачных алинорских тканей, но теперь больше напоминало растерзанную диким зверем неведомую птицу. – Я хотела бы перешить вот это платье на одну нордскую девочку. Тесса, подойди. Из-за колонны выглянуло грязное личико. Выглянуло и спряталось. - Ну же, Тесса, иди сюда, госпожа Таариэ тебя не обидит. Портниха брезгливо поджала губы. - Тратить такую ткань на эту оборванку по меньшей мере неразумно, госпожа Второй Эмиссар. Эленвен смотрела на нее непроницаемо и молчала. - В наши дни никому нет дела до моды и стиля. Мир изменился к худшему. И только в славном Алиноре еще блюдут строгие традиции… - произнесла портниха уже тише. Голос предательски дрогнул. - Ах милая Таариэ, - подхватила ее под локоть Эленвен, вынуждая последовать за собой. – Я порвала это платье во время своего первого приема в посольстве при чрезвычайно удручающих меня обстоятельствах. И потому, даже будучи починенным, оно не принесет мне былой радости. То ли дело Тесса. Как вы верно заметили, боги не были добры к этой бедной девочке, но мы с вами как прямые потомки наших божественных предков можем помочь этому грязному созданию стать чуть ближе к таким совершенным нам. Эленвен говорила совершенно серьезно, однако, когда Таариэ замерла, пытаясь осмыслить проникновенную речь, заговорщицки подмигнула высунувшейся из-за колонны Тессе. Так беззвучно засмеялась, прикрыв рот ладошкой. - Ну уж если так, - смущенно пробормотала Таариэ. – Если чтобы показать… иди сюда, нордка. Эленвен подтолкнула Тессу к альтмерке. - Я подожду здесь, на скамье. И да, я жду, что вы превзойдете ту неумеху из посольства, моя дорогая. Через несколько дней Тесса кружилась в танце, а платье словно лепестки персика летело за ней и обвивало ее по-девичьи нескладные ноги. - Госпожа Эленвен, я теперь такая красивая, почти как вы. – внезапно Тесса подпрыгнула и, повиснув на шее у Второго Эмиссара, звонко поцеловала альтмерку в щеку. Счастье не продлилось долго: через неделю Тесса не пришла на уроки, и обеспокоенная Эленвен отправилась в дом к отчиму и матери девочки. Увиденное потрясло ее. По двору таскала ведра с помоями Тесса. На ней было платье, которым она так гордилась. Впрочем, теперь в нем с трудом угадывалось изысканное алинорское рукоделье: платье было непоправимо испорчено. Лицо девочки украшали синяки и кровоподтеки. Увидев Эленвен, Тесса попятилась, но не удержала тяжелое ведро и, опрокинув его на себя, села в подмерзшую грязь, окончательно выпачкавшись. На ее испуганный вскрик из дома вышел отчим Тессы. — Явилась, вражина… - его язык отчаянно заплетался. – И как только у тебя ума хватила, дрянь, явиться в наш дом. Да у меня два сына с войны не вернулись, вы их убили, суки желтомордые. Так ты еще и дочку мою украсть решила? Не дождешься. Это наша земля. И наши дети. И если будет нужно, мы посадим наших детей на цепь, мы убьем их своими руками, только чтобы они не достались вам! В широко распахнутом вороте на груди у него болтался амулет Талоса. Он как бы похвалялся им: на-ка выкуси, сука. Эленвен чуть поменяла положение тела: и вот уже в ладони и вокруг руки заворочались огненные змеи, сплетаясь и готовясь к смертоносному броску. - Я не имею обыкновения говорить с нордами, в которых говорит хмель. Особенно с теми нордами, которые прославляют своего бога тем, что сажают своих детей на цепь. – она посмотрела на съежившуюся в грязи Тессу. - Я сказала: дай мне ключ от ее ошейника. И мы уйдем. Вместо ответа норд бросился на нее, но сам не понял, как земля ушла у него из-под ног, и он растянулся в грязи, у ног падчерицы, которая еще больше съежилась и попыталась заслониться руками. Мужчина почувствовал, как его тело занемело, а потом его голову вздернули за волосы вверх, а кадыка коснулась холодная сталь. - И что мне помешает сейчас убить талосопоклонника за нападение на Второго Эмиссара? – раздался тихий шипящий шепот. – Я сказала, ключ! С норда разом слетел хмель, и он покорно потянул грязный шнурок с ключом с шеи зубами. Хватка ослабла, а потом он получил весьма чувствительный пинок под зад. - Теперь в дом: и закройся на засов. Норд попытался ползти, но вскоре понял тщетность своих действий и растянулся в грязи, проклиная на чем свет стоит желтомордых и их скампову магию. Эленвен поспешно сняла ошейник с Тессы и одним движением вздернула ее на ноги. - Можешь идти? Норд, наконец, дополз до крыльца и теперь изрыгал проклятья. Эленвен могла поклясться: ни один из узников, прежде попадавших в ее застенки, не был столь изобретателен в своих обещаниях относительно поз, в которых будет ее пользовать, как этот жирный боров, отведавший заклинание паралича. Впрочем, он и дальше бы разносил свою ересь и чего доброго бы спровоцировал осложнение обстановки в регионе, а этого Эленвен допустить не могла, и потому наутро к незадачливому норду заглянули трое, препроводив его в форт на севере владения Хаафингар, где его след затерялся подобно следам множества талосопоклонников в те неспокойные годы. В тот день она написала в отчете: устанавливала контакт с местным населением, формируя положительный образ альтмеров в их глазах. Первый контакт оказался неудовлетворительным. То, что госпожа Второй Эмиссар притащила в посольство местную сиротку, стало для Первого последней каплей. И хотя максимальный процент найма местных сотрудников еще не был достигнут и, по правде сказать, за счет внедрения схемы использования наемных рабочих, привлекаемых по мере надобности, удалось добиться значительной экономии, то, что проделывала теперь Эленвен с посольством Талмора в Скайриме, оплотом чистоты крови и нравственности, было недопустимо. Отчаявшись избавиться от Второго эмиссара привычными способами, Первый озаботился составлением досье, на основании которого можно было бы инициировать внутреннее расследование. Каждый шаг неугодного сотрудника протоколировался и разбирался в невыгодном для него или нее свете. Эленвен казалось, что она увязла в сетях, из которых никак не может выпутаться. Вконец отчаявшись решить дело миром, Эленвен написала частное письмо Алдариону с просьбой о проведении независимой инспекции. Она сильно рисковала: если бы письмо попало в руки Первому, она бы точно отправилась со скалы на корм грязекрабам. Это, разумеется, оформили бы как дезертирство или списали бы на нестабильность психики Второго Эмиссара. Написать письмо было просто, сложнее оказалось его передать. Дипломатическая почта перлюстрировалась перед отправкой: при всей своей эксцентричности Первый не был идиотом, а потому ей необходим был верный человек, кто бы смог передать послание, не разглашая, кем оно направлено и кому адресовано. И такой человек нашелся. На одном из приемов стоявшую на балконе с бокалом Эленвен кто-то довольно бесцеремонно приобнял сзади, обдав дыханием, в котором винные пары мешались с горьковатыми пряностями Хаммерфелла. - Моя непокорная четвертая жена… - раздался мужской голос. Несмотря на всю двусмысленность ситуации, Эленвен расхохоталась. - Я тоже рада видеть тебя, о мой дикий второй муж. – вернула она остроту. За ее спиной стоял Разелан, предводитель одного из многочисленных племен, населяющих Хаммерфелл, теперь сменивший шкуры чудовищ из пустыни Алик’р на более приличествующие холодному климату одеяния, но нисколько не растерявший природного редгардского жизнелюбия и свирепости облика. Он отсалютовал Эленвен наполовину опустошенной бутылкой коловианского бренди. - Выпивка у твоего хозяина отличная, - продолжал Разелан громким голосом. – Хорошая, говорю, выпивка. Понимаю, почему жители городов не особо сопротивлялись твоим желтомордым дружкам. Есть за что продаться Доминиону. Если бы это было сказано в помещении, сейчас на них обратились бы взоры всех присутствующих, машинально отметила про себя Эленвен. В Разелане говорил хмель от неуемного употребления напитков, к которым его народ изначально относился с недоверием. - А ты крепче, чем я думал, Дикий Цветок Пустыни, – перехватив ее руку и бесцеремонно задрав рукав униформы, Разелан обнажил неровный шрам чуть повыше запястья. – Яд должен был убить тебя по дороге к побережью, но ты, я вижу, жива и нисколько не изменилась со времени нашей последней встречи. - Молитвами твоей жены и сына, Разелан, - произнесла Эленвен ровным голосом, чуть отстранившись. – Надеюсь, твой наследник в добром здравии. - Сынишка большой уже, – сменил тему разговора Разелан. – шесть месяцев назад прошел испытание в пустыне. Хороший воин растет. Отдал его обучаться Пути Меча. - Я вижу, ты сменил звериные шкуры на одеяния купца… - фраза осталась незаконченной. Разелан бесцеремонно ухватил Эленвен за шею, заставив наклониться ближе. - Я много думал о тебе, желтая ведьма. Думал о том, как ловко ты обвела меня вокруг пальца. Много женщин было у меня с тех пор, но тебя я забыть не смог, драгоценная жемчужина пустыни Алик’р. Лучше кандидата для передачи письма не найти, внезапно подумала Эленвен: клятва помешает Разелану раскрыть рот, а болезненная страсть к желтой ведьме заставит его гнать корабль к Хаммерфеллу на всех парусах. Ее губы тронула легкая улыбка, которая, впрочем, сразу же угасла. Ее замешательство и легкая печаль не укрылись от орлиного взора редгарда. - Ну же, - он потянул ее за подбородок, – моя королева не находит себе места. Что печалит мое знойное колдовское солнце? Эленвен поспешно опустила глаза. Разелан разом растерял свой пыл и отступил назад, вглядываясь в ее лицо. - Чем я могу помочь тебе? Эленвен отвернулась, облокотившись на каменные перила балкона. - Мне нужно, чтобы ты передал письмо. На мою родину. Но отправить его нужно с капитаном- альтмером, который будет отплывать в Алинор из Хаммерфелла изи Сиродила. Не из Скайрима. Ему нужен будет передать перстень. – Эленвен извлекла из-за пазухи сверток. – Это послание предназначено лично для Верховного Эмиссара Алдариона. - Так и знал, что у тебя новый любовник, - хитро прищурился Разелан. – А что буду иметь с этого дельца я? В таверне «Смеющаяся крыса» предпочитают хранить тайны своих «особых» гостей, но, если бы в ту ночь, кому-то из чересчур любопытных служанок довелось заглянуть в комнату наверху, откуда раздавались нескромные, будоражащие воображение звуки, они увидели бы донельзя примечательную картину. В кресле, скрестив ноги и сосредоточенно глядя перед собой, вся напряженная и готовая к любым неожиданностям, сидела госпожа Второй Эмиссар Эленвен в цивильном платье и плаще. На ее лице застыла маска отвращения и гадливости. На кровати, отбросив всякую стыдливость и явив неверному свету свечей первозданную наготу, выгибался и шумно выдыхал в воздух грязные словечки, Разелан. Вот его бедра последний раз вознеслись вверх, мужское естество напряглось, и липкая жидкость запачкала напряженный мускулистый живот. Редгард зашептал что-то бессвязное про желанный цветок пустыни и сладкую золотую девочку, ощупывая воздух над собой, потом перевернулся, подмяв под себя невидимое женское тело и пачкая простыни. «Дай мне еще немного времени, родная, и я снова буду готов доказать тебе, что редгарды – лучшие любовники…» шептал он, приподнимаясь над постелью и с отвратительным чавкающим звуком засасывая в рот то, что казалось ему сосками женской груди. Сидящая в кресле Эленвен недобро усмехнулась и вытянула затекшие ноги. Она опрокинула в рот зелье, восстанавливающее магию, и активировала новый свиток безмолвия. Позорная ночь обещала быть долгой. Рано утром черный быстрый конь метнулся стрелой от городских ворот, увозя «женщину с сердцем мужчины», «женщину с сердцем холоднее скайримских снегов» прочь из столицы в Посольство Талмора. Через несколько недель редгардский корабль взял курс на Хаммерфелл. Алдарион ответил незамедлительно. Он уверил Эленвен в том, что никогда не сомневался в ее компетентности как специалиста, иначе бы никогда не рекомендовал ее в провинцию Скайрим. Следом за его письмом, доставленном в частном порядке, прибыла официальная инспекция для изучения документов и снятия показаний с Первого Эмиссара. После опроса Эленвен и предоставлении ею документов о многочисленных хищениях, превышении полномочий и действиях, не совместимых со статусом Главы посольства и офицера, было принято решение об экстрадиции Первого эмиссара в Алинор. - Талморская сука, - орал бывший Глава посольства, когда за ним прибыл почетный эскорт: ему предстояло отправиться на родину. Эленвен стояла неподвижно, вытянувшись в струну и, казалось, не дышала. Только судорожно сжатые кулаки выдавали волнение. – Ты думаешь, что победила? Ты сдохнешь в этой дыре. Тебя сдадут свои же. Бывший Первый Эмиссар говорил, говорил и говорил. О том, что бабам не место в Талморе, потому что все, на что они годны, это раздвигать ноги. О том, что госпожа Второй Эмиссар больше никогда не увидит Алинор. О том, что он рад будет узнать, как фригидная сука Эленвен подохнет в этой скайримской дыре с унизительно раздернутыми ногами под десятком нордов, умоляя их о пощаде. А потом его увели, и слова кончились. Он уезжал, а она оставалась. Оставалась исполняющей обязанности Главы посольства до назначения нового Первого Эмиссара. Помимо нецелевого использования средств независимый аудит выявил дефицит бюджета, и Эленвен получила недвусмысленное указание наладить учет и отчетность таким образом, чтобы впредь все расходы посольства и проводимые им мероприятия были максимально прозрачными для проверяющих органов. На увеличение контингента также рассчитывать не приходилось. Первой под нож пошла школа хороших манер как мероприятие, на которое не оставалось ни ресурсов, ни времени. Приемы в Солитьюде и посольстве также пришлось значительно сократить, не говоря уже о частных вечеринках, которые бывший Первый Эмиссар устраивал для наиболее отличившихся членов личного состава. Это позволило в первый же месяц добиться значительной экономии по ряду статей, но Эленвен не была намерена останавливаться на достигнутом. Следующим шагом стал перевод части функционала на внешних подрядчиков, за счет чего количество персонала в посольстве снизилось. Руководство отнеслось к этому неодобрительно, найм подобного персонала мог повлечь за собой снижение уровня защищенности, но Эленвен представила на рассмотрение обстоятельную докладную записку, в которой указала, на какие именно должности будут привлечены локальные специалисты. Это мероприятие, а также сезонный характер найма местного населения позволили ей добиться увеличения количества боевых единиц в миссии, что оказалось немаловажно в свете будущих событий. Разумеется, Эленвен не могла знать наверняка, когда потребуется консолидация сил, но как опытный оперативник чувствовала: монотонность и ленивый ход времени были всего лишь затишьем перед бурей. Разбирая бумаги своего предшественника, она не раз заходилась хриплым каркающим смехом, так пугавшим Третьего эмиссара, занимавшего соседний с ней кабинет. Бывший Господин Первый эмиссар и Глава Посольства Талмора в Скайриме каждый месяц исправно выписывал себе премии, но за время пребывания в этих суровых краях так и не озаботился планом эвакуации посольства в случае осложнения обстановки и перехода Солитьюда под контроль Братьев Бури. С упорством, достойным лучшего применения, он организовывал частные вечеринки с участием горячих нордских девочек, но платил за оказанные шлюхами услуги донельзя нерегулярно, поставив госпожу Первого эмиссара в неловкое положение: было совершенно непонятно, как проводить указанные платежи в изменившихся обстоятельствах. И не платить было нельзя: за каждой «печкой», в которой побывали талморские «батоны», стояло уважаемое семейство (а подчас и не одно), и Эленвен меньше всего хотела видеть разгневанных нордов по ту сторону ограды посольства. Словом, как и в любом отдаленном регионе, в Скайриме царил полный разброд и шатание среди личного состава, и это было наибольшей проблемой в сложившихся обстоятельствах. Чтобы не допустить дальнейшей деградации вверенного ей контингента, Эленвен была вынуждена ввести жесткую дисциплину и ежедневные строевые упражнения, после которых солдаты только что с ног не валились. Новички были недовольны, солдаты предыдущего призыва никак не могли взять в толк, почему госпожа Первый эмиссар, такая понятная и простая, заняв пост Главы посольства, разом превратилась в сухую мегеру, заставлявшую личный состав неукоснительно соблюдать субординацию. - Говорят, у нее даже ночную вазу выносят специально отобранные альтмеры, – злословили одни. - Да нет, есть такое место, куда даже госпожа Посол с голой задницей ходит. Нужник у нее на дворе с задней части здания. Должно быть, там целый трон выстроен. Вот бы подкрасться да напугать госпожу Посла, чтобы бежала без оглядки. – возражали другие. - Женщине больше пристало раздвигать ноги под мужчиной, чем командовать посольством. – зубоскалили третьи. И все же понемногу дисциплина стала налаживаться. Позади был поединок чести между двумя юстициарами, которые, не поделив даму сердца, предпочли драться насмерть. Уже поправились солдаты, улетевшие на лошадях с обрыва вниз в состоянии сильного подпития и переломавшие все кости. Все было неплохо. До гибели Тессы. За несколько лет малышка вытянулась, превратившись в очаровательную девушку. Ее звонкий смех колокольчиком раздавался в коридорах посольства, а топот быстрых проворных ног то и дело отвлекал госпожу Первого эмиссара от ежедневной рутины. Несмотря на то, что Эленвен не просила ее прислуживать себе, Тессе это не было в тягость. По вечерам она рассказывала госпоже Первому эмиссару, как именно смотрел на нее тот или иной боевой маг, а каждый выезд в Солитьюд становился для Тессы настоящим праздником и поводом пощеголять в новом платье перед молодыми нордами. Надо сказать, девочка сумела расположить к себе даже солдат, несших службу в посольстве, чем в немалой степени разгневала госпожу Первого эмиссара, которая однажды, покинув свой кабинет и выйдя во двор, обнаружила личный состав играющими в снежки. И нужно сказать, что один из снарядов, пущенный меткой рукой боевого мага, угодил ей прямо в лоб, заставив на мгновение оторопеть. Словом, Тесса напоминала им о другой жизни, жизни, в которой они еще не стали подобны зверям, опьяневшим от крови. «Совсем заневестилась, скоро замуж пора выдавать», осторожно говорила кухарка-каджитка всякий раз, как Эленвен по старой памяти заглядывала с инспекцией на кухню. «Не тяните, госпожа, вон как ваши на нее пялятся. Не случилось бы чего дурного...» Тесса оставалась их маленькой звездочкой ровно до того момента, пока не пропала в одну из ночей. Ее обезображенное тело со следами насилия и пыток было обнаружено на следующий день у подножия скалы. Грязекрабы и моржи успели подпортить его, но застывшее в непритворном ужасе лицо и перекрученные от боли пальцы рук не оставляли сомнений в нечеловеческих страданиях, которые она перенесла перед смертью. - Не нужно тебе на это смотреть, Элли, - мягко сказал Ондолемар в ответ на немой вопрос янтарных глаз. - Я буду участвовать во вскрытии, - упрямо сжала кулаки Эленвен. – Я должна узнать, кто это сделал с Тессой. Она кляла себя за то, что не пошла проведать Тессу перед сном накануне, как часто делала это в последнее время. Кляла за то, что когда, разбуженная посреди ночи непривычным шорохом, не поднялась с постели, чтобы проверить, что происходит за дверью. Кляла за то, что привезла девочку много лет назад в посольство, забрав ее из родительского дома: она была бы грязной, избитой, несчастной, но живой. Перед смертью Тесса отчаянно сопротивлялась. Сопротивлялась насилию, сопротивлялась пыткам, сопротивлялась всему тому, что творил с ней ее палач. Все внутри Эленвен сжималось от боли, пока пальцы с инструментами споро работали над телом. Под ногтями жертвы обнаружилась запекшаяся кровь и соскобы кожи, Тесса поцарапала своего мучителя. В иных обстоятельствах это стало бы серьезным подспорьем в расследовании, но не здесь, где каждый владел искусством излечения ран. Во рту обнаружился кусочек мяса, в котором Эленвен узнала мочку уха. Это было уже что-то. Круг подозреваемых сужался. Наконец, спустя неделю после похорон Тессы, опроса свидетелей и проведенного расследования, Эленвен бессильно опустилась на стул в собственном кабинете, сгорбившись и спрятав лицо в ладонях. - Это Третий эмиссар Астальдо, Ондолемар. В голове не укладывается, как такое могло произойти. – тихо произнесла она. Мужчина, безмолвной тенью застывший позади ее кресла, положил затянутые в перчатки ладони ей на плечи и слегка сжал. - Это серьезное обвинение, - глухо произнес он. – особенно с учетом того, сколько проверок прошел этот альтмер, прежде чем попасть к нам. Преследование в отношение него, равно как и обвинительный приговор, невозможны. Как бы Тесса ни была тебе дорога, Элли, она всего лишь человеческая девочка, которую ты взяла к себе в услужение, нарушив тем самым ряд правил. Астальдо – из хорошей семьи, альтмер с безупречными рекомендациями и такая малость, как насилие и пытки в отношении «нордского отребья», разумеется, не нанесет никакого вреда его репутации. Эленвен сбросила его руки и поднялась на ноги. - Она не отребье, Ондолемар. И ты, и я это знаем. Приведи Астальдо. Я хочу провести опрос лично. К ее удивлению, Второй эмиссар даже не стал отрицать свою вину. Более того, с его точки зрения он действовал в рамках возложенных на него полномочий. Астальдо показал, что поймал девчонку под дверью покоев госпожи Первого эмиссара, когда та подглядывала за происходящим внутри. На этом месте Эленвен внутренне сжалась от ужаса, представив себе, что видела Тесса в тот день в ее спальне. Будучи верным сыном Альдмерского Доминиона и находясь на службе, он отвел Тессу вниз, в пыточную, для получения разъяснений. Эленвен слушала, как он дает показания, бесстрастно, уверенным голосом, и не могла оторвать взгляд от неровной мочки уха, которой Астальдо как будто бравировал, то и дело откидывая волосы на одну сторону. Он спросил у Тессы, верует ли та в Талоса, и получил утвердительный ответ. Затем по стандарту допроса он подверг подозреваемую в пособничестве врагам Альдмерского Доминиона пыткам. То, что услышала Эленвен потом, потрясло ее до глубины души: «Как служанка, она была более непригодна. Я посмотрел на нее и подумал, что девять месяцев нахожусь в этих обреченных землях и что эт’Ада будет угодно, если я сброшу напряжение. Она, разумеется, не была альтмеркой, но и у меня давно не было женщины, а потому я счел ее достаточно привлекательной, чтобы осчастливить соитием трижды перед тем, как умертвить в соответствии с вторым пунктом…» Второй эмиссар смотрел на Эленвен своими светло-зелеными с янтарными жужелицами глазами, не мигая, уверенный в свой правоте, а она не могла сделать ничего другого, кроме как отослать его в Алинор с наилучшими рекомендациями. С одной стороны, Эленвен получила все, о чем мечтала: лучшие покои, быстрых лошадей, изысканное вино, самостоятельность в принятии решений, высокое жалование с надбавкой за вредность. Несомненно, ее отец, лорд Наарифин, мог бы по праву гордиться своей дочерью. С другой, Эленвен все чаще просыпалась по ночам в холодном поту, регулярно пила зелья, чтобы заснуть, а утром – чтобы проснуться, а перед каждым аудитом расчесывала руки в кровь и обгрызала ногти, не в силах совладать с волнением. Иногда она рыдала в подушку, чувствуя, как ее накрывает отчаяние, а потом вытирала лицо, споласкивала его холодной водой и возвращалась в кабинет, чтобы продолжить работу. В этой ее новой жизни было так мало магии и так много изнурительной канцелярской рутины, что иногда Эленвен приходила мысль в голову все бросить и попросить о переводе на оперативную службу. Вместе с властью ей досталась огромная ответственность: за политику Альдмерского Доминиона в Скайриме, но, прежде всего, за альтмеров, находящихся у нее в подчинении. За этими ежедневными хлопотами Эленвен совершенно забыла об Ульфрике. Он существовал отдельно от нее и ее воспоминаний о нем: как предводитель Братьев Бури, как ярл Истмарка и как ее перспективный, не нуждающийся в дальнейшем постоянном надзоре проект. Иногда то, что случилось между ними, вопреки всему тому, что говорят о памяти альтмеров, казалось Эленвен произошедшим в другом где и когда. Где-то там, по ту сторону реальности, ей нравилось, когда он ее обнимал. В ее груди тогда расцветало ослепительно белое пламя, и она плавилась от его жара. Где-то там она принимала за любовь то, что несло лишь разочарование. Там она любила однажды и заплатила за свою любовь. Заплатила за несколько дней, когда чувствовала себя счастливой. Где-то там тоже была война, и она отвечала за вверенных ей альтмеров. Ей хотелось быть с ним, и она понесла наказание за свою слабость. Она сделала правильные выводы. В конце концов, разменять карьеру в Талморе на мимолетное увлечение было бы абсолютно несерьезно. Она не была готова стать покорной женой, а он не смог бы стать послушным мужем. И потому Эленвен не вспоминала об Ульфрике: тот мальчик, которого она знала, умер в Маркарте окончательно и бесповоротно. Делила ли она с тех пор с кем-нибудь постель? Альтмер, иногда навещавший госпожу Первого эмиссара по вечерам, чтобы скрасить ее досуг, не отличался болтливостью и имел репутацию опытного и опасного мага, и потому даже те, кто догадывался об этой рабочей связи, предпочитали помалкивать. То, что происходило в Скайриме, должно было оставаться в Скайриме. Неуставные отношения не поощрялись, но на них традиционно закрывали глаза, в том случае, если были соблюдены приличия. И они были соблюдены. Когда на пиру у Мавен Черный Вереск, где Эленвен мрачно цедила мед и ждала окончания официальной части, запыхавшийся гонец объявил, что Ульфрик, ярл Истмарка, убил Торуга, верховного короля Скайрима, она только покачала головой и произнесла вполголоса: «Какой идиот!» Одно было хорошо: с обострением политической ситуации в Скайриме прекратились аудиты и инспекции, с которыми нередко наведывались комиссии с островов. Впрочем, и без них скучать не приходилось.