Mon ciel, mon soleil, ma lune

      Следующим утром Архивист просыпается рано — солнце только-только восходит; впрочем, Ванитас снова опережает его, потому как, открыв глаза, Ной видит напротив лишь пустую постель и может лишь недоумевать, куда же человек в такую рань направился. Предполагает, конечно, что тот просто вышел куда-нибудь выпить кофе, но очень в этом сомневается. Ванитас ведь, судя по всему, никогда ничего не делает просто так.       Однако долго гадать и сомневаться Ною не приходится: он только и успевает, что встать с постели и совершить некоторые водные процедуры, когда человек уже возвращается в номер. Сегодня он, кажется, настроен куда более оптимистично; едва заметно улыбается, рассказывает что-то об этом городе, иной раз отпускает немного нелепые шутки. Архивисту почему-то думается, что именно таким, наверное, и является настоящий Ванитас, что вчерашняя его замкнутость и мрачность были лишь следствием усталости и неопределённости.       Весь оставшийся день они также проводят в подготовке к вечеру: заканчивают с изучением материалов об особняке и его обитателях, ищут подходящую одежду… И вот время уже близится к вечернему — а мероприятие, по информации от Данте, запланировано на семь; они уже стоят наготове, собираясь вот-вот выйти. Образы выбирают достаточно неприметные, подходящие для того, чтобы смешаться с толпой, но, следуя главному установленному организаторами правилу, скрывают лицо масками: Ной — белой, покрытой фиолетовыми завитками, а Ванитас — синей, с серебристыми узорами.       — В целом, перспективы у нас отличнейшие, — заявляет Ванитас, когда они уже идут по улице. — Никто не заподозрит, что мы пытаемся выяснить что-то. Возможно, сегодня мы и закончим со всем этим делом.       — И что тогда? — До Ноя вдруг доходит осознание того, что, возможно, их пути разойдутся, если эта история закончится сегодня, и необъяснимая тоска вдруг охватывает всё его существо.       — Тогда… Ты, наверное, вернёшься в поместье и передашь Бесформенному всё, что нам удастся узнать. А может, захочешь остаться тут ещё ненадолго… Мне всё равно, честно говоря, — отвечает Ванитас. — Лишь в одном я уверен: я тут точно надолго. Есть кое-какие дела, которые я ещё должен завершить.       Архивист сперва хочет спросить, что это за дела, но подавляет в себе этот порыв. «Наверняка это личное, — думает. — Я не вправе вмешиваться». Впрочем, решает для себя, что даже если им удастся разобраться со всем сегодня, он отсюда точно никуда не уедет; проведёт тут ещё как минимум несколько дней и, возможно, попытается сблизиться с Ванитасом. В конце концов, его заданием также является узнать этого человека поближе, чем он, собственно, и планирует заняться.       Лишь с одним вопросом он всё ещё не может определиться. «Должен ли я после рассказать всё Бесформенному?» — всё ещё сомневается он. Конечно, он доверяет Учителю едва ли не больше, чем самому себе, ведь именно тот когда-то даровал ему спасение и всегда поддерживал его, но и предавать Ванитаса Архивист уже не хочет, а выдать все его тайны кому бы то ни было — это, по сути, и есть предательство. Понимает, впрочем, что думать об этом ещё рано, ведь они всё ещё едва знакомы. Да и кто знает, подпустит ли его Ванитас ещё ближе?..       Все эти мысли крутятся у него в голове по мере того, как они приближаются к проходу в Альтас — не тому, через который удалось сбежать Амелии, а другому, расположенному ближе к центру и в центр Альтаса же выходящему. Как ни странно, он находится неподалёку от достаточно людной авеню — стоит только свернуть в один переулок. Видимо, вампиры не очень-то беспокоятся о том, чтобы скрывать порталы. Всё равно люди не смогут ни заметить их, ни тем более в них войти.       И вот, наконец, они оказываются на нужном месте. Ной выходит на пару шагов вперёд, после чего берёт Ванитаса за руку, крепко сплетая свои пальцы с его, и отчего-то чувствует, как от одного этого невинного прикосновения по всему телу будто бы проходит электрический ток. Вроде и осознаёт, что это необходимо лишь для дела, что иначе врата не впустят Ванитаса в Альтас, но всё равно придаёт этому жесту своё, куда более важное значение. Ощущает, как длинные и острые — что, надо сказать, весьма необычно — ногти человека даже сквозь скрывающие его руки шёлковые перчатки впиваются в кожу, но Ванитас тут же чуть ослабляет хватку, поняв, что не рассчитал силу. «Интересно, — задумывается почему-то Ной, — не для того ли он отращивает такие, чтобы использовать их как оружие в крайнем случае? Если так, то это, надо признать, восхитительная идея». В самом деле, Ванитас ведь наверняка и это продумал; тем более, кажется, надави он чуть сильнее — смог бы рассечь кожу. Какой-никакой, но всё-таки ущерб. Вполне себе сгодилось бы для того, чтобы хотя бы обескуражить и задержать противника. Ещё пара шагов вперёд — и они проходят сквозь врата Альтаса. Чувствуется это так, будто бы они на мгновение оказываются в каком-то вакууме, где нет ничего — ни звуков, ни ощущений, только бесконечно огромное пространство вокруг, которое постепенно как бы проясняется, становясь похожим на звёздное небо. Впервые видя всё это, Ной восхищённо оглядывается по сторонам. Кажется, они проводят здесь минуту или около того; после всё это вдруг резко исчезает, вновь уступая место темноте. Секунда — и Ной невольно закрывает глаза, точно какая-то сила заставляет его сделать это, а когда открывает — оказывается уже на оживлённой улице Альтаса.       Тут же оглядывается, дабы удостовериться, что Ванитас тоже смог переместиться, и облегчённо выдыхает, увидев его рядом с собой; вопреки логике, твердящей ему, что им уже нет необходимости держаться друг за друга, лишь крепче сжимает его руку в своей, не желая отпускать. А Ванитас и не возражает — вероятно, он тоже пока что только приходит в себя после перемещения.       Осмотревшись, Ной отмечает, что здесь переход между мирами и вовсе находится на видном месте, едва ли не посреди дороги. Прогуливающихся вокруг вампиров, кажется, и вовсе не удивляет их внезапное появление — уже привыкли, видимо. Сам Альтас выглядит ещё более великолепно, чем Париж человеческого мира: здания по обеим сторонам улицы — такие, каких больше не строят люди, величественные, причудливо украшенные; вдоль тротуаров, невзирая на городскую обстановку, — деревья и кустарники, на некоторых из которых распустились невиданные голубые и сине-фиолетовые цветы, только в Альтасе существующие. Да и вампиры, что идут им навстречу, почти все как один одеты роскошно и со вкусом — похоже, жильё здесь и вправду доступно только для самых влиятельных. Недаром Бесформенный часто рассказывал Ною, что главной гордостью и показателем достатка их семьи является их второе имение в Альтасе — в котором Архивист, правда, никогда не был, потому как там жили лишь старшие дети деСад с родителями, которые к Ною, в силу его изначально скромного происхождения, относились несколько враждебно. К слову, даже среди знати не все могут позволить себе жильё здесь, ведь вампиров — тысячи, а Альтас — всего лишь город размером с человеческий Париж.       Пока они идут по улице, Ной всё оглядывается по сторонам, рассматривая это место, замечая всё новые и новые радующие глаз детали, вместе складывающиеся в прекрасную, почти сказочную картину. Особенно прекрасным делают этот вид лучи заходящего солнца; горизонт уже алеет, и тёплый, приятный свет заливает всё вокруг; где-то далеко в небе виднеется багровая же луна. Архивист даже не смотрит толком, куда именно идёт, — хорошо ещё, что Ванитас, в отличие от него, не позволяет себе и на секунду забыть об их цели, благодаря чему уже вскоре их взору открывается небольшой парк, пройдя через который, они приближаются к особняку герцога Орифламма, представляющему собой очень высокое по сравнению со всеми прочими здание, огороженное мощным, явно весьма крепким забором.       У ворот стоят двое угрожающего вида стражников, но входу сегодня никто не препятствует — похоже, Данте не преувеличивал, говоря об открытости этого мероприятия. Таким образом, беспрепятственно зайдя на территорию, Ной и Ванитас проходят по мощёной серым камнем дороге, ведущей к дверям самого особняка.       На входе, опять же, находятся двое охранников, но и они позволяют им свободно пройти внутрь. Тут, в центральном зале, уже вовсю развлекаются все прибывшие гости. Звучит музыка; кто-то танцует, кто-то беседует со знакомыми, кто-то и вовсе держится в стороне, лишь поглядывая на остальных. Ной поначалу замирает в растерянности, с неуверенностью рассматривая всё вокруг и судорожно пытаясь вспомнить, с чего они планировали начать своё расследование. Сама атмосфера здесь затрудняет логическое мышление: всё движется слишком быстро, обстановка меняется каждую секунду, да ещё и будто бы завлекает, расслабляет и рассредотачивает. На Ванитаса, как видно, это влияет не настолько сильно; уже спустя пару минут после того, как они оказываются здесь, он, собравшись с мыслями, ищет кого-то взглядом в толпе, после чего стремительно направляется к тому, увлекая за собой Ноя, который как-то неосознанно плетётся за ним.       — Мадемуазель, не желаете ли потанцевать? — предлагает человек какой-то невысокой светловолосой девушке; та, подняв на него взор аметриновых глаз, отвечает как-то отрешённо:       — Простите, я не танцую. Не имею права в связи с родом занятости, скажем так.       — Как жаль… — Ванитас вздыхает, а до Архивиста, наконец, доходит, с кем они сейчас разговаривают. — Но мы ведь можем и просто побеседовать, не так ли, мадемуазель… Жанна, если не ошибаюсь? — И человек сразу же подтверждает его догадку, окончательно рассеивая сомнения.       — Верно, — отзывается та.       Жанна. Ведьма Адского Пламени. Палач лорда Рутвена. Одна из тех, на кого им было велено обратить особое внимание. Говорят, несмотря на нелестный титул палача — его вампиры чаще всего обретают в качестве наказания, — эта девушка достаточно близка с Августом, чтобы знать очень многое о его действиях и намерениях.       — Что ж… Наслышан о вас и рад повидать лично. Моё же имя — Винсент Найтрей, — говорит Ванитас.       Ноя, конечно, не удивляет, что тот представляется другим именем: они заранее договорились об этом, потому как Ванитасу вампиры едва ли стали бы доверять, а их целью сейчас является как раз таки заполучить их доверие.       — А это — Ной деСад, — продолжает тем временем «Винсент». Этот момент также был ими продуман: никто здесь не знает его как «Архивиста», зато фамилию деСад все наверняка хоть раз слышали.       — Приятно познакомиться, — Жанна улыбается. — Мадемуазель Доминик как-то рассказывала о вас, месье Ной, что, к слову, делает это знакомство для меня ещё более приятным.       «Доминик? — недоумевает Ной. — Неужели?..»       Вспоминает вдруг о загадочной возлюбленной его сестры, отношения с которой та держала в большом секрете ото всех, кроме него. Наверняка и Бесформенный не знал, что они так близки, но по описанию та самая девушка уж больно смахивает на Жанну: низкий рост, привлекательные формы, кудрявые светлые волосы и редкий аметриновый цвет глаз. Архивист, конечно, не может быть полностью уверен в истинности своих предположений, но, судя по всему, так всё и есть. «Раз Доми встречается с ней… Должно быть, эта Жанна и вправду не так ужасна, как можно представить, исходя из её титула, — рассуждает он. — Или, быть может, просто хорошо скрывается…»       — Вы с ней ведь…? — желая подтвердить свою догадку, решается спросить он, но та не даёт ему договорить, перебивая:       — Эмм… Мы скрываем это, — Но, впрочем, этим ответом ясно показывает, что это и в самом деле так.       — Позвольте спросить, — Ванитас резко меняет тему, дабы заполнить неловкое молчание и заодно попытаться выведать хоть что-то, — не происходило ли тут ничего необычного в последнее время?.. Не подумайте, это всего лишь любопытство. Видите ли, я давно не выходил в свет, а потому о последних новостях осведомлён крайне скудно.       — Ничего такого, что могло бы быть вам интересно, — отвечает Жанна. — Разве что… Недавно мы были вынуждены казнить ещё одного проклятого, но такое в последнее время случается слишком часто, чтобы быть чем-то необычным.       — Нет, почему же, я бы с радостью узнал подробности, — Взор Ванитаса загорается интересом. — Эти истории так ужасны… Кто это был? Это… опять приказали сделать люди?       — Именно так, — вздыхает она. — Это один из приближённых Королевы, но его имя вряд ли о чём-нибудь вам говорит. Как вы, наверное, знаете, одним из условий нашего перемирия с людьми является обязанность казнить проклятых… Так было и в этот раз.       Ванитас кивает, как бы взяв эту информацию на заметку. Ной понимает, что ничего нового тут, в общем-то, и нет — лишь очередное подтверждение подозрений Бесформенного, но именно такие подтверждения им и необходимы для того, чтобы решить, в каком направлении двигаться дальше.       — Жаль, что мы всё ещё подчиняемся этим правилам, — «Винсент» изображает недовольство. — Но неужели нет иного выхода?       — Такова цена мира, — отвечает Жанна. — Август Рутвен смог добиться только этого. Но, как вы понимаете, всё лучше бесконечных сражений с людьми.       Стоит ей сказать это, как Ванитас несколько оживляется, — и Ной готов поклясться, что тот едва сдерживается, чтобы не закричать что-то вроде: «Наконец-то! В точку! Вот это удача!»       И в самом деле удача: сама Жанна упоминает в своих словах Августа, избавляя их от необходимости пытаться завести разговор про него. Ванитасу только и остаётся, что произнести:       — Кстати, что касается лорда Рутвена. Честно говоря, я давно восхищаюсь им… Как, думаю, и многие. Мы все считаем его своим героем. Вы ведь работаете на него? Хотелось бы узнать о нём побольше, если есть такая возможность.       — О, вам повезло, — отзывается на то она. — Лорд Рутвен сегодня также находится здесь. Я могу представить вас ему, познакомитесь лично. Думаю, он не будет против беседы с вами.       Такой поворот обоим кажется весьма неожиданным, ведь изначальным планом было расспросить обо всём Жанну. Впрочем, отказываться от сей возможности смысла не имеет. Ванитас лишь вопросительно смотрит на Ноя и, поняв, что у того возражений нет, заявляет:       — Сочту за честь.       И Жанна проводит их по залу, направляясь к стоящему чуть поодаль от общей массы людей высокому мужчине с пышной копной красных волос и повязкой на правом глазу. Кажется, ему нет дела до всеобщего веселья — он лишь задумчиво усмехается, пристально глядя на остальных единственным глазом и периодически отпивая из своего бокала.       — Ваша Светлость, — обращается к нему Жанна, — если вы не возражаете, мне хотелось бы познакомить вас кое с кем.       Тот, видимо, неохотно выныривает из неведомых глубин своих мыслей, таки удостоив стоящих перед ним своим вниманием:       — Да, пожалуйста.       — Это Винсент, а это — его спутник, Ной деСад, — представляет она. — Винсент, Ной, это Август Рутвен. Лорд, герой-объединитель вампиров и людей, а также временно исполняющий обязанности герцога Орифламма, который ввиду возраста находится под его ответственностью.       Обо всём об этом они также уже знают — да и Жанна, вероятно, говорит это лишь для проформы. Сам Рутвен, кажется, достаточно равнодушно реагирует на такое пафосное представление — выражение его лица в этот момент ясно даёт понять, что до этих громких слов ему самому нет, вероятно, особого дела.       — Безмерно счастлив встретиться с вами, — отвечает тем временем Ванитас.       — Могу сказать то же самое, — поддерживает его Ной.       — Давайте без этих излишних формальностей, — говорит на то Август. — У меня нет ни малейшего интереса в том, чтобы самоутверждаться за счёт кого-то, поверьте. Если вам интересно что-то конкретное — спрашивайте. Не бойтесь, я не кусаюсь. Почти, — смеётся над собственной шуткой, что окончательно позволяет убедиться в искренности всех его слов.       «А он, оказывается, очень даже приятный собеседник», — замечает про себя Ной. Рутвен кажется сильным и властным, но не заносчивым, уверенным в себе, но не давящим своим авторитетом, насмешливым, но добродушным. Архивист даже начинает сомневаться, не являются ли представления Бесформенного и Орлока об этом вампире ошибочными, но тут же, впрочем, напоминает себе, что ошибочным чаще бывает всё-таки первое впечатление, а не устоявшееся мнение.       — Даже и не знаю, с чего начать… — Ванитас уже пытается как-то продолжить этот разговор. — Но знаете, мне вот всегда было интересно: что вы, лично вы, с вашим опытом и мудростью, думаете о проклятиях? Следует ли пытаться превратить их в силу? Или, напротив, найти способ избавлять вампиров от них?.. — В этот момент Ной только и может, что восхищаться импровизацией человека, ведь этой встречи не было в их планах, но тот всё равно находит настолько правильный вопрос.       — Ну, это достаточно сложная тема, если подумать, — отвечает Рутвен. — С одной стороны, было бы прекрасным повернуть эту ужасающе разрушительную силу в нашу пользу. Это стало бы прекрасной защитой от агрессии, которую всё ещё иной раз проявляют люди, да и в целом интересно исследовать такую возможность. Но… Как власть имущий, я должен в первую очередь думать о благополучии других. Если существует способ спасти проклятых, уничтожив проклятия… Думаю, лучше было бы воспользоваться им. В целом, мне кажется, если и допустимо использовать проклятия как оружие, то только с согласия тех, кто носителями этих проклятий является.       Этот ответ кажется весьма неожиданным и достаточно туманным: вопреки ожиданиям Архивиста, Август всё-таки склоняется к отрицанию подобных идей. Это, впрочем, всё ещё не означает, что ему можно доверять, — лишь ненамного увеличивает вероятность того, что Рутвен и вправду никак не связан с происходящим.       — Полностью согласен с вами, — утверждает Ванитас. — И искренне надеюсь, что такой же позиции придерживаются большинство нам подобных.       — К счастью или к сожалению, не все, — замечает Август. — У нас в последнее время часто ходят разговоры о том, что неплохо было бы найти способ использовать проклятых.       — Только ли разговоры? — настороженно вопрошает человек. Сейчас он действительно ходит по тонкому льду, едва ли не открывая причины своего интереса к данному вопросу. Но, кажется, риск оказывается оправданным, потому как Рутвен, ничего, вроде, не заподозрив, отвечает:       — По большей части — да. По крайней мере, пока что. Хотя, думаю, дело скорее в том, что до сих пор никто не смог придумать, как реализовать это.       — Но в случае чего вы же попытаетесь противостоять этому, верно? — интересуется Ванитас.       Август ничего не говорит какое-то время, будто бы задумавшись над ответом; после, усмехнувшись какой-то своей мысли, произносит:       — Видите ли, в нашем мире слишком часто приходится отказываться от своих убеждений в пользу покоя и благополучия всех и вся. Так что… Ну, я не выступлю в открытую против, но, скорее, буду бороться с этой системой изнутри.       — С вашим-то влиянием вы могли бы попросту запретить им делать это, разве нет? — спрашивает человек. Ещё один очень важный и, одновременно с тем, опасный вопрос.       — Даже моя власть не абсолютна, — расплывчато объясняет Рутвен.       Этот разговор продолжается ещё некоторое время, постепенно уйдя в сторону общих и мало что значащих тем. В основном, диалог всё так же ведёт только Ванитас; Ной лишь наблюдает за всем этим со стороны, пытаясь сопоставить факты и сделать выводы. Судя по словам Августа, он не очень-то осведомлён о происходящем — или попросту делает вид. В то же время он не называет никаких конкретных фактов или данных — будто бы избегает этого, что заставляет задуматься, не проверяет ли он их так же, как они — его.       — …А как вы вообще относитесь к людям? — Ванитас задаёт этот вопрос тогда, когда их беседа, судя по всему, уже заходит в тупик, сводясь практически к дежурному обсуждению последних новостей и погоды.       — Люди… — Август задумывается. — Ну, я бы сказал, что не испытываю к ним ненависти. Они просто… Жалкие. Им по их природе не дано понять нас, тех, кто живёт вечно. А ещё они склонны бояться того, чего не понимают*. Эти два факта в соединении друг с другом, по сути, и являются главной причиной их агрессивного настроя по отношению к вампирам. Так что и винить их за это неразумно. А что насчёт вас обоих? Не сочтите за излишнее любопытство, просто мнения юных вампиров по этому поводу сейчас очень разнятся, так что мне интересно, что думаете конкретно вы.       — У всех свои недостатки, — лаконично отвечает Ванитас. — Что у людей, что у вампиров. Дело даже не в их природе, а в отдельно взятых личностях. Все мы слишком разные, чтобы говорить обобщённо.       — Я же в равной мере люблю и вампиров, и людей, — пылко заявляет Ной. — Все… Абсолютно все, независимо от того, кем они являются, имеют право на счастливую жизнь и ценны просто по факту своего существования.       Только лишь сказав это, Архивист осознаёт, что на какое-то время позволил себе говорить исключительно то, во что сам верит и что чувствует. К счастью, их делу это, судя по всему, никак не мешает. Правда, Рутвен как-то печально ухмыляется, услышав это; выглядит так, будто бы на секунду погружается в какие-то очень личные переживания, но тут же как ни в чём не бывало кидает в ответ:       — Искренне надеюсь, что жизнь никогда не заставит вас поменять свои взгляды. К сожалению, многие… Переоценивают их после определённых событий, скажем так.       — Мне кажется, или вам это так или иначе знакомо?.. — вопрошает Ванитас, но ответить Август не успевает, потому как рядом с ними вдруг точно из ниоткуда появляется высокая беловласая девушка в кимоно. Приглядевшись, Ной осознаёт, что отлично её знает. «Вероника! Ну конечно…» — вспоминает он.       Веро́ника. Его названая старшая сестрица. Самая, пожалуй, неприятная ему личность в семье деСад. Особа взбалмошная и легкомысленная, своенравная и жестокая. Виделся он с ней ещё в детстве, с тех пор сохранив крайне негативные о ней воспоминания. Тогда она насмешливо называла его «миленьким отбросом», а также заявляла, что, быть может, когда через десяток-другой лет он вырастет в достаточно привлекательного юношу, она будет не прочь пару раз встретиться с ним наедине и приятно провести время. Видимо, все представители мужского пола интересовали её только и исключительно в одном аспекте. В поместье она приезжала достаточно редко и всегда с некоторым недовольством высказывалась обо всех его обитателях; над Доминик и вовсе, можно сказать, издевалась, критикуя в той всё, от внешности до характера. Хотя, быть может, у неё и были причины недолюбливать младших детей семьи: если верить слухам, с их матерью её отец начал встречаться ещё в предыдущем браке и лишь ради неё бросил свою первую жену, которая впоследствии скоропостижно скончалась, не вынеся боли этого расставания; таким образом, Веронику воспитывали отец и мачеха, мать Луи и Доми, отношения с которой, насколько Ной понимал, у Никки — так её, к слову, называли в семье — никогда не были простыми. Впрочем, это, вероятно, не является оправданием тому, каким пренеприятнейшим нравом эта Никки обладает.       И сейчас эта чертовка внезапно оказывается рядом с Августом; подходит к нему, по-свойски его приобняв и положив голову ему на плечо. «Не знал, что они так близки», — озадаченно думает Архивист.       — Август, не хочешь ли… Сбежать отсюда, дабы уединиться? — ничуть не стесняясь присутствия рядом ещё нескольких собеседников, предлагает она.       — Заманчивое предложение, — отвечает Рутвен. — Но… Чуть позже, ладно, Вера?       — Вот как… Жаль, — грустнеет та.       — Ох, ладно, — Заметив это, Август, похоже, решает резко изменить свои планы, и обращается уже к Ною и Ванитасу. — Вы ведь не против, если я вас покину? У меня есть кое-какие личные дела.       — Конечно, никаких проблем, — соглашается Ванитас, и Рутвен тут же уходит куда-то в сторону, ведомый Вероникой навстречу куда более интересному времяпрепровождению.       — Это, кстати, моя старшая сестра, — уточняет Ной, когда они скрываются из виду.       — Вы даже чем-то похожи, — усмехается человек.       — Просто напоминаю, что я не являюсь их родственником по крови, — недовольно бросает в ответ Архивист. Даже сама мысль о какой-либо схожести с ней раздражает его, учитывая, что всё это время Вероника была для него примером того, на кого ни в коем случае не следует быть похожим.       — Расслабься, я просто пошутил, — оправдывается Ванитас.       — Ладно, сейчас не до этого, — отмахивается Ной. — Скажи лучше, что нам делать дальше?       — Полагаю, сейчас подходящий момент, чтобы незаметно покинуть этот зал и поискать комнату, где заперт Локи, — предлагает тот, а Архивист только и может, что согласиться, потому как время действительно для того самое удачное. С нужными вампирами они уже пообщались, и, к тому же, сейчас хотя бы Рутвен и Вероника заняты совершенно иным делом.       И вот они, уже выбравшись из зала, идут по пустынным, тёмным коридорам особняка к нужному им месту. Эта комната, если верить схемам, находится на самом верхнем этаже; там они вскоре и оказываются. От всех прочих этот этаж отличается тем, что тут будто бы меньше пространства: коридоры узкие, потолки низкие, единственная дверь кажется тяжёлой и почти непробиваемой. Видимо, сама комната занимает бо́льшую часть места; помимо двери же на стене виднеется лишь одно окно с толстым стеклом. Окно, выходящее внутрь здания, — весьма странное решение. Но это, к слову, лишь подтверждает догадки о том, что тут и заперт Локи, — возможно, только так он и взаимодействует с остальными обитателями особняка.       Именно к окну они и подходят, вглядываясь в него в попытке увидеть хоть что-нибудь. И — о чудо — им это удаётся: чуть поодаль, в другом конце помещения, сквозь стекло виднеется чей-то силуэт со спины — вероятно, это и есть Локи. Его каштановые волосы лежат неровными завитками, опускаясь чуть ниже середины шеи; худощавое тело облачено в свободную белую одежду, из-под которой виднеется чёрный корсет и чёрные же обтягивающие штаны. Что-либо ещё в полутьме разглядеть крайне сложно, но спустя пару секунд Ной замечает ещё одну немаловажную деталь — руки этого вампира сковывает цепь.       Вероятно, тот каким-то образом замечает их присутствие — оборачивается, с удивлением и испугом раскрыв ярко-зелёные, какого-то кислотного оттенка глаза, белки которых заполняет чернота — почти как у проклятых. Ванитас пытается жестами что-то до него донести, но вампир никак не реагирует, так и застыв в одном положении.       В этот момент сзади слышатся чьи-то шаги. Ной настороженно оборачивается, видя за спиной стремительно приближающегося к ним Рутвена. Тут же встаёт между ним и Ванитасом, в очередной раз закрывая человека собой — на всякий случай, ибо до сих пор не ясно, чего от Августа вообще можно ожидать.       — И что же вы тут делаете? — спрашивает тот; только сейчас Архивист видит, что на нём надет один лишь не то плащ, не то бурнус, и даже в такой ситуации не может не посмеяться, представив, как, должно быть, разозлилась Вероника, когда возлюбленный покинул её в самый ответственный момент. — Как знал, что неспроста вы…       — Постойте, — перебивает его Ванитас. — Что вы имеете в виду? Мы просто решили пройтись по особняку и, поверьте, были очень удивлены, обнаружив это место.       — Надеюсь, что так, — с сомнением произносит на то Рутвен. — Но вам всё равно не следует находиться здесь. Убирайтесь, пока не поздно. Вам же будет лучше.       — Но…       — Пожалуйста, просто сделайте то, что я вам говорю, — настаивает Август, и по твёрдости в его голосе и Ной, и Ванитас понимают, что лучше бы им с ним не спорить, а потому направляются в сторону лестницы.       — Теперь не остаётся никаких сомнений, что он в самом деле как-то замешан в этом, — констатирует человек, когда они отходят достаточно далеко.       — Наверное, — неуверенно соглашается Архивист, хотя где-то на подсознательном уровне чувствует: что-то в этой истории не так. «И я обязательно разберусь, что именно», — решает для себя, когда они уже направляются к выходу.