После жизни

      Жила-была девочка. В свои ранние годы ей довелось узнать каково это – жить на войне. Войне, которую она звала своим домом. Она не знала места, где могла бы спрятаться от грозы. Ей было невыносимо видеть боль на лице друзей и знакомых. И каждый раз, когда она смотрела в чьи-то глаза, она хотела закричать и убежать, надеясь, что скоро всё кончится.       Девочка часто спрашивает себя: почему она должна тащить на себе груз этой вины? Ведь из-за него ей пришлось отгородиться стеной от целого мира. Каждую ночь она слышит, как по её квартире крадётся призрак и раздаётся эхо отчаяния невнятной мольбы: «Пожалуйста, не надо!» А что он? Что обидчик? Неужели он не осознает, сколько вреда причинил? Для него – это просто воспоминание, но для неё – реальность.       Она знала, что раны заживут. Но боль всё равно останется. И она всё еще чувствует, как это держит её в страхе. Каждый день, просыпаясь, девочка вспоминает прошлое и надеется, что сегодня с ней всё будет в порядке. И однажды с ней и правда всё будет в порядке.       Нелегко будет забыть о всех тех ужасных вещах, которые случились с ней. Нет, это невозможно. Возможно, она сможет вновь вдохнуть жизнь в своё бессильное тело, но кровавые шрамы на душе не затянутся никогда.       Как и шрамы на коже её спины. Врачи говорили, что их можно удалить хирургическим путём, или воспользоваться услугами косметолога, который поможет немного скрыть их, или даже отшлифовать их при помощи лазера. Кто-то предлагал даже сделать тату на всю спину. И Эванжелин правда могла бы прибегнуть к одному из этих методов. Если бы она действительно хотела этого. Хотела избавиться от напоминания о том, что случилось той ночью. Воспоминания помогали ей дышать каждый день, чувствовать, как её ноги могут передвигаться, а разум всё еще в состоянии формировать связные фразы и предложения. Эти воспоминания помогали ей помнить, что она вовсе не сумасшедшая. А даже если и так, на то есть своя весомая причина.       Еще ни разу за последние полгода ей не удалось действительно насладиться чем-либо. Всё это время она будто спала. И видела один и тот же кошмар. Но сегодня и правда что-то поменялось. Эви начинала вспоминать то время, когда она была полна жизни. Роттердам становился её целебным источником. А может всё дело в людях, которые её окружают? Ведь она знала их всего лишь один день, но уже хотела раствориться в той энергии, которую они источали.       Томас, Виктория, Итан и Дамиано. Они не знали истории Эванжелин, но словно чувствовали отчаяние, которым пропиталось её тело, каждую секунду пытаясь заполнить пустоту собой. И сейчас, сидя на холодном кафельном покрытии душевой кабинки в своем номере, девушка чувствовала бесконечную благодарность к этой четверке. Они стали её проводниками на пути к возрождению. И как это странно, ведь девушке понадобился всего лишь один день, чтобы привязаться к ребятам.       Вот почему она вновь чувствовала страх. Вкусила это яблоко, пропитанное жизнью и грехом. Только через неделю она вернется в Бостон. Вернется в город, который искалечил и сломал её. И больше всего на свете она сейчас боялась снова почувствовать вину и ненависть к себе, позволить пустоте поглотить себя. Если всё будет именно так, надежда на возвращение исчезнет навсегда.       Нет. Хватит. Она терзала себя достаточно долго. Пришло время вновь сломать себя. Но на этот раз сделать так, чтобы всё срослось правильно.       Горячая вода продолжала болезненно стекать тонкой струйкой по спине Эванжелин. Температура была слишком высокой и ярко контрастировала с холодным кафельными покрытием. Но девушка продолжала сидеть без движения, крепко прижимая свои колени к груди. Её рыжие волосы прилипли к телу, а их цвет больше походил на свежую ржавчину. Она старалась не думать о том, что будет говорить через полчаса, когда в её номер придёт Дамиано. Сама мысль о том, чтобы рассказать кому-то даже крошечный отрывок той ночи пугала. Как и пугал тот факт, что она действительно собиралась рассказать это почти незнакомому ей парню. С другой же стороны, а какая разница? После Евровидения они никогда больше не встретятся. Значит и терять Эванжелин нечего.       Звук воды умолк. Девушка нашла в себе силы и храбрость, чтобы встать и выйти из душа. Как можно крепче она завязала на себе белое махровое полотенце и принялась сушить волосы. Как же она ненавидела их. Мало того, что цветом они походили на засохшие листья осенью, так еще и постоянно мешали из-за своей длины. По приезду в Бостон Эви обязательно сделает новую стрижку. Может, не что-то радикальное, но до лопаток точно обрежет. Просушивать всю длину до конца девушка не стала. Это заняло бы слишком много времени, а у неё в запасе оставалось всего пятнадцать минут, чтобы просто одеться и обдумать то, что она будет говорить.       Впрочем, из этого списка она успела только одеться. В ту секунду, когда она укуталась в длинную вязаную кофту поверх бордовой майки, раздался стук в дверь. Эви не нужно было спрашивать, кто там. На самом деле, она не стала даже запирать дверь, когда вернулась с их экскурсии. Поэтому сейчас ей понадобилась пара секунд на то, чтобы впустить итальянца внутрь.       Какое-то мгновение он неловко стоял в коридоре, сжимая в руках незнакомую девушке бутылку и осматривая глазами пространство номера. Ничего необычного здесь он не увидит. Двуспальная кровать средних размеров, перед ней – комод, заваленный какими-то украшениями, духами и прочими безделушками. На стене висит плоский телевизор, который определенно не будет включаться на этой неделе. Ну и классика – стол, минибар, дверь в ванную комнату. Не люкс-апартаменты, но Эванжелин достаточно.       Пока Дамиано осматривал комнату, девушка заметила, как он несколько раз глубоко вдохнул воздух. Она бы не придала этому значения, если бы не странное выражение, которое появлялось на его лице каждый раз после этого действия.       – Прости, ты… только что понюхал мою комнату? – Эванжелин приподняла одну бровь, также проведя взглядом по периметру помещения.       – Гранатом пахнет.       Ну вот. Теперь всё стало понятно. Девушка указала на небольшой стеклянный флакон, мирно стоящий на комоде.       – Это парфюм, – она прошла вглубь комнаты, присаживаясь на край заправленной кровати. – Всю жизнь пользуюсь только им. Жаль, что это последний флакон.       Дамиано, который уже успел подойти к комоду и нагло схватить бутылочку с жидкостью, поднося его к своему лицу, удивленно взглянул на собеседницу.       – Последний? Это еще почему?       – Этот аромат сняли с производства. Больше его нигде не купить.       Да уж, что может быть хуже, чем лишиться того, к чему ты привык практически с детства? Эти духи всегда были особенными для Эванжелин. Тётя Люси, родная сестра её матери, присылала флакончики каждые пару месяцев с тех пор, когда Эви с Родителями переехали в Бостон. Никакие другие запахи она не могла полюбить так сильно, как эти гранатовые духи. Поэтому сейчас, наблюдая за тем, как Дамиано медленно подносит металлическую крышечку к своему лицу и вдыхает терпкий запах, она испытывала особый трепет.       – В любом случае, мы здесь не для обсуждения моих предпочтений в парфюмах, не так ли? – девушка коротко взглянула на бутылку, стоявшую теперь у ног итальянца. – Зачем ты принёс выпивку? Это выглядит немного двусмысленно, не находишь?       – Я должен был принести цветы, конфеты и плюшевую игрушку? – он усмехнулся, наконец освободив свои руки от плена ароматного флакона. – Да брось, ты должна видеть своё лицо сейчас. Выглядишь так, будто тебе понадобится немного джина, чтобы успокоиться и начать тот разговор, на котором ты так настаивала.       Эванжелин лишь кивнула в ответ. Однако пить она не собиралась. Пока что. Ей потребуется вся сила воли и ясный рассудок, чтобы объяснить всё. Хотя она должна будет похвалить Дамиано за разумную инициативу. Но позже. Сейчас же…       – Если честно, я хотела подготовить целую речь. Но от этой идеи пришлось отказаться. Решила, что лучше сделать это быстро и без лишних демагогий, – прежде чем отвести свой взгляд куда-то в стену, она увидела приподнятые в удивлении брови парня. Кажется, только сейчас он понял, что разговор предстоит тяжелый. – Но перед тем, как я начну… Ты первый человек, который услышит и увидит это. Не считая моего самого близкого окружения. Но им я скорее была вынуждена поведать эту историю. Тебе же я рассказываю всё по собственной воле. Поэтому, прошу, займи почётное место в зрительном зале и заткни свой милый итальянский рот до тех пор, пока я не закончу.       Наконец осознав всю серьёзность ситуации, он поступил действительно разумно. Лишь медленно кивнул и сел рядом с Эванжелин, сложив свои руки в замок на коленях. Девушка же глубоко вздохнула и на ватных ногах встала у белого комода, медленно стягивая с себя тёплый кардиган.       – Думаю, ты хорошо помнишь, что произошло сегодня в музее. И мне жаль, что я тогда сбежала. Но я была напугана. Не по твоей вине, об этом можешь не беспокоиться. Просто, когда я почувствовала касание к своей спине, что-то щёлкнуло… и я уже не могла соображать адекватно,       Как бы странно это не выглядело, рыжеволосая повернулась спиной к Дамиано, перекидывая волосы наперед и попутно спуская тонкие бретели майки. Её пульс моментально участился, а в горле образовался неприятный ком, который не предвещал ничего, кроме приступа паники. Но она не сдастся так просто. Она твёрдо решила рассказать эту тёмную историю и остановиться уже не может. Слишком далеко зашла. Слишком поздно, чтобы повернуть назад.       – Вот. То, что ты сейчас видишь перед собой – причина моего побега. И одна из причин того, почему я… такая.       Взгляд девушки был устремлен в черноту висящего на стене телевизора. Она не могла представить себе реакцию парня на то, что он рассматривал сейчас. Шрамы. Ужасные, отвратительные шрамы покрывали всю её спину. Их количество исчислялось десятками. Неровные, выпуклые, всё еще местами красные и просто отравляющие её жизнь. Это были длинные полосы, перечеркнутые множеством коротких штрихов. Будто рисунок горного хребта прямо на её спине. Такие ненавистные и позорные для Эванжелин. Они навсегда заклеймили нежную девичью кожу, символизируя смерть и разрушение. Из-за их количества спина больше походила на недавнее поле боя. Словно зарытые окопы и ямы от падения снарядов рядом с ними. Как и земля после войны, они впитали в себя кровь и боль. Стали жутким напоминанием той роковой ночи, которая до сих пор снится Эви в кошмарах.       Не в силах больше стоять так, девушка быстро натянула лямки на свои плечи и завернула тело в вязаный кардиган. Она всё еще не желала поворачиваться лицом к Дамиано. Боялась увидеть в его глазах страх. А может простое непонимание. Или даже ярость. Или, что самое ужасное, жалость. Поэтому и продолжила свой рассказ, всё еще стоя спиной к собеседнику:       – Я пока не готова рассказать эту историю целиком. Надеюсь, ты это понимаешь и не будешь задавать лишних вопросов, – еще один глубокий вдох. Она готова сделать этот шаг. – Это произошло осень. В ночь на Хэллоуин прошлого года…       «Кровь. Её запах был повсюду. Её вид был повсюду. Липкая багровая жидкость растекалась лужицей у ЕГО ног, облачённых в, казалось бы, такие смешные чёрные клоунские туфли. Она брызгами осела на ЕГО белом загримированном лице. Нечеловеческом лице. ЕГО руки, сжимающие ножовку, были покрыты ею. Кровь была повсюду.       Эванжелин должна была бессильно повиснуть на стуле, ожидая своей участи. Возможно, такой же ужасающей. Она должна была впасть в ступор, может, кричать и звать на помощь. Но вместо этого она пыталась сосредоточиться на руках, которые больше не были скованы строительной веревкой. Мало времени на раздумья. Мало путей для выживания. Либо умереть, либо…       Её взгляд наткнулся на приоткрытую железную дверь. Куда она вела? Не имеет значения. Главное, что за ней не будет той жуткой картины, которую нарисовал этот монстр сейчас. За ней надежда. Надежда на спасение.       Девушке потребовалась всего секунда на раздумья. Секунда, чтобы попытаться очистить свой разум и изо всех сил напрячь ноги. Дрожь во всём теле лишь сбивала с толку, но не была препятствием. На кону стояла её жизнь.       И она побежала. Так быстро, насколько позволяло это чёртово атласное платье. Взгляд был ясный, хоть еще минуту назад по её щекам катились непрерывные дорожки слёз. Она не кричала больше, ведь голос уже был сорван от истошных криков паники и отчаяния. Дверь поддалась легко и Эви не заботилась о том, чтобы закрыть её за собой. Она продолжала бежать вдоль длинного коридора, который вёл в неизвестность. Впереди была лестница. А на её вершине – еще одна дверь.       Девушка вдруг почувствовала сладкий вкус свободы. Её ноги стали двигаться еще быстрее, хотя, казалось бы, разве это возможно? Она чувствовала себя Алисой, бегущей за кроликом. Словно она попала в безумный мир с бесконечными коридорами и не заканчивающимися лестницами. И реками крови. Глубокими, всепоглощающими, густыми реками, заполненными кровью мучеников.       Шаг за шагом, выдох за вдохом, она добралась до подъема наверх. И, перепрыгивая через одну, а то и две ступеньки, всё же настигла желанной цели. Тяжелая железная дверь. Не имело значения, что будет за ней. Неважно, что осталось позади. Нет целей, нет желаний. Только инстинкт выживания. И судорожные подёргивания холодной ручки безнадёжно запертой двери, лишающие Эванжелин хрупкой надежды на спасение.       Где-то за её спиной послышались тяжелые шаги. Шея начала невыносимо покалывать. Она чувствовала на себе липкий взгляд безумных глаз. ЕГО глаз. Времени на новый план не было. Всё, что оставалось девушке – ждать своей неминуемой участи. Или по своей воле двинуться навстречу своему убийце. Но судьба – та еще коварная сука. Казалось бы, у неё есть только один выход. Смирение. Но как же вовремя Эви увидела у подножия лестницы еще одну небольшую дверь.       И она снова бежала. Её ноги едва не запутались, пока она пыталась спуститься по лестнице. Похоже, сегодня бог на её стороне, ведь она так и не упала. И теперь девушка неслась по еще одному бесконечному коридору в поисках спасения. Это помещение было шире. Повсюду был разбросан ненужный хлам: шины, осколки стекла, старые детские игрушки, строительные инструменты. Тогда она не могла даже подумать о том, чтобы использовать что-то из этого в качестве оружия. А даже если бы она додумалась до этого, шансов победить ЕГО не было.       С каждой секундой она всё хуже слышала шаги монстра. Он не спешил, просто медленно приближался к своей жертве. Знал, что её смерть неизбежна. Захотел поиграть, прежде чем полакомиться тёплой девичьей плотью. А Эви же начинала чувствовать облегчение, когда и вовсе перестала слышать его за своей спиной. И тогда, как самая глупая жертва из фильма ужасов, она приняла решение спрятаться. Здесь, в этом тёмном помещении, повсюду можно было заметить какие-то укромные уголки, созданные при помощи мастерски наваленных куч хлама. В её голове это выглядело, как самые настоящие баррикады. И именно за такой из них она притаилась. Прижалась спиной к деревянной поверхности какого-то ящика, заваленного давно неисправными инструментами и пустыми упаковками машинного масла. Пот тонкими каплями стекал по её шее и спине, оставляя липкие солёные следы. Она едва дышала. Надеялась, что ОН сдастся, подумает, что она убежала, и уйдёт.       Но постепенно звук шагов снова начал появляться. Сначала это был совсем отдалённый звук, напоминающий эхо. И с каждой секундой он становился громче и тяжелее. ОН снова вышел на охоту. ОН снова приближается. Ищет её. Не в силах пошевелиться, Эванжелин как можно крепче прижала колени к груди. Про дыхание она и вовсе забыла. Каждый её вдох может дать подсказку ЕМУ. Это было похоже на прятки. Вот только играли сейчас не дети. И на кону была её жизнь.       Медленно, очень медленно, шаги раздавались всё ближе и ближе. Эви зажмурилась, в надежде на то, что это поможет ей скрыться от зоркого взгляда ЕГО глаз. Глупая-глупая девчонка. Она ведь и правда думала, что может спастись, просто спрятавшись за каким-то деревянным ящиком. Но, прежде чем прятаться, стоило убедиться, что твоё платье не видно из-за этой импровизированной баррикады. Вот, что стало её роковой ошибкой. Вот, что стало маяком. Сигналом для монстра. ОН уже был совсем близко. Девушка чувствовала глубокое дыхание убийцы, почти нависающего над трясущимся тельцем в атласном платье. Издевающегося над ней.       Лишь когда она почувствовала на своём плече короткое прикосновение руки, испачканной кровью, она поняла: ОН нашёл её. И тогда Эванжелин начала ползти. Она ни при каких обстоятельствах не могла бы быстро вскочить на ноги и вновь побежать. Да и смысла в этом не было. ОН был слишком близко. А значит надежда исчезла навсегда. Как же отчаянно она ползла в эту чёрную неизвестность. Стирала колени в кровь, пытаясь передвигаться по бетонному полу помещения. Она понимала, что это не имело смысла. Жалкая попытка выбраться из ловушки, в которую она сама себя и загнала. Глупая Эванжелин Дево. Вот, что напишут на её надгробии. А за её спиной слышались размеренные шаги. И звон, которые девушка вовсе не могла распознать. Колокольчики? Нет.       Тогда она почувствовала первый удар. Боль сковала всё её тело. И на какое-то мгновение девушка остановилась, не понимая, что происходит. Всего лишь на мгновение. Этого хватило, чтобы пережить и забыть про боль, продолжая попытки ползти дальше.       Второй удар. Снова боль. В нос ударил металлический запах крови. Но это не останавливало Эви.       Третий удар. На секунду у неё потемнело в глазах. Только сейчас она поняла, что начала кричать. Эхо раздалось по тёмному помещению. Её спина неистово пульсировала, а режущая боль только отрезвляла, давая стимул двигаться дальше.       Четвертый и пятый удар. Ничто не могло остановить Эванжелин Дево. Она должна выжить. Она должна сделать хоть что-то.       Шестой, седьмой, восьмой… Она сбилась со счёта. Руки становились всё слабее. Адская боль затуманивала разум. Но тело продолжало двигаться, несмотря ни на что.       Сколько еще ударов по спине она получила? Чем он бил? Почему просто не убил её быстро? Столько вопросов. И ни одного ответа. ОН молчал. Бил. Молчал. Бил. Она изо всех сил пыталась ползти дальше. А ОН медленно двигался прямо за ней. Насмехался. Играл.       Еще один удар. Сокрушительный удар, отнявший у Эванжелин любые силы на попытки сбежать. Она сглупила. Подумала, что сможет переиграть ЕГО в этой игре. Вот только это оказалось невозможно. И сейчас девушка могла лишь бессильно распластаться на пыльном бетонном полу неизвестного ей помещения и выть от боли. Вот, как она встретит свой конец. Смерть посмеется над ней и отправит в ад.       Она сдалась. Маленькое хрупкое тельце, покрытое лишь тонким слоем атласной ткани. Безвольная оболочка человека, которая уже была готова встретить свою неминуемую участь. Она чувствовала, как на спине пульсируют глубокие раны, как из них сочится кровь. Её правая рука была вытянута куда-то вперед, щека прижалась к бетону. А вокруг была тишина. Даже ОН не двигался, с упованием наблюдая за последними минутами мученицы.       Всё, о чём могла думать Эванжелин – это её родители. О, как же они будут плакать. Приедет ли её любимая тётя на похороны? Пожалуйста, пускай она оставит в её гробу флакончик тех самых гранатовых духов, которые так любила её племянница.       Её тело немного подрагивало от неистовой боли в спине. Она едва ли могла чувствовать своё тело. Вот он – конец. Жалкий, бессмысленный конец. Девушка услышала какой-то звук позади себя. Она уже не могла распознать, что это было. Возможно, он достал нож. Или тот самый напильник. Она больше не издала ни звука, крепко зажмурила глаза. Вот так она приготовилась встретиться лицом к лицу со смертью.       И именно в этот миг её правая рука, всё еще вытянутая куда-то вперед, коснулась чего-то холодного.»       Эванжелин всматривалась в окно своего номера в Роттердаме. Каждое слово, произнесенное ей, давалось с трудом. Но голос не дрожал. Она ни разу не взглянула на итальянца, который всё еще неподвижно сидел на краю её кровати. Где-то внизу изредка проезжали машины, проходили люди. Кто-то возвращался в отель, кто-то покидал его. Это был другой мир. Мир без боли и жутких воспоминаний.       Девушка не знала, что чувствовала в этот момент. То ли облегчение, то ли стыд. То ли вовсе вину. Но она точно понимала одно: наконец-то ей удалось сделать тот шаг, на который она не могла пойти долгие полгода.       – Тогда мне удалось спастись. Я еще несколько месяцев не могла дотронуться к своей спине. Не говоря уже о том, чтобы сидеть, облокотившись на спинку, и, тем более, спать на спине. – Эви обхватила руками свои плечи. Ей вдруг стало невыносимо холодно. – Вот, почему я испугалась сегодня. Ты стал едва ли не первым человеком, который дотронулся к этим шрамам. И я попросту струсила.       Наконец-то она нашла в себе силы повернуться в сторону Дамиано. Он внимательно вглядывался в её лицо. Пытался найти страх или панику? Но его взгляд прочесть было невозможно. Медленно, очень медленно он поднялся. Сначала Эви показалось, что он направляется в сторону бутылки рома, всё еще закрытой и одиноко стоявшей у комода. Но парень обошел кровать и остановился прямо перед рыжеволосой.       – Я могу еще раз взглянуть?       Его голос был тихим и спокойным. Ни намёка на страх, никакой жалости и сожаления. Лишь смирение и тихая просьба. Почти шёпот. Эви не могла отказать ему. Не после того, как рассказала всё это. Нервно прикусив свою нижнюю губу, она отвернулась к окну, закрывая его тяжелыми шторами и вновь избавилась от тёплого кардигана. Даже из-под края майки виднелись жуткие отметены, но больше они не вызывали у девушки отвращение. Она снова медленно спустила бретели со своих плеч. Бордовая ткань опустилась ниже, открывая взору те самые шрамы. Около минуты она стояла без движения, пока Дамиано рассматривал её исполосованную спину. От пристального внимания и холода её кожа покрылась мурашками. А когда Эванжелин вдруг почувствовала лёгкое прикосновение к одному из рубцов… она даже не вздрогнула. Теперь ей нечего бояться. Больше ей не нужно скрывать эту страшную страницу своей жизни. Не от него.       – Полиция сказала, что у него была плеть, – каждое её слово было спокойным. А парень, тем временем, медленно проводил пальцами по каждому из шрамов. – И к этой плети он привязал лезвия. Поэтому отметины неровные и будто перечеркнуты тонкими штрихами.       Он переместил руку к одному из самых глубоких шрамов. Никакого смущения. Лишь безмолвная поддержка, которая сопровождалась только звуками глубокого размеренного дыхания. Эванжелин не знала, как долго они стояли так: она – впуская его в свою темноту, он – прикосновениями исследуя её прошлое. Их молчание было целительным. Ей и правда нужно было какое-то время, чтобы по-настоящему осознать то, что только что произошло и то, что происходит сейчас. Первым тишину прервал Дамиано:       – Спасибо, – он всё же переместил свои руки со шрамов, помогая девушке надеть майку обратно. Как-то даже удивительно бережно поправил одну из бретелей. – Спасибо, что рассказала это. Теперь я понимаю больше.       Эви развернулась в сторону итальянца. Теперь они были слишком близко друг к другу. Почти как тогда, в музее фотографии. Только теперь они не играли. Каждый пытался осмыслить и переварить информацию. И даже без слов девушка чувствовала поддержку, хоть и до сих пор не могла понять, откуда она могла взяться? Слишком сильное напряжение. Она вновь чувствовала это покалывание в воздухе между ними. Они – это два конца разорванного электрического провода, так отчаянно рвущиеся соединиться. Но никто не мог пошевелиться.       К счастью (а может и к сожалению) в этот момент взгляд рыжеволосой зацепился за одиноко стоящую бутылку в противоположном углу спальни. Её спасательный круг.       – Знаешь, хорошо, что ты принёс выпивку, – она сделала короткую паузу, смотря то на алкоголь, то на парня перед ней. – Может, посмотрим фильм?       Наконец-то на лице Дамиано снова появилась та самая уже привычная ему ухмылка.       Что ж, кажется, телевизор в номере повесили не зря.