I did it my way

На приготовление ужина бросаются все силы святой троицы: пока Брок кромсает остро наточенным ножом парную говядину, Стив старательно моет овощи на салат, а Джеймс, облокотившись на стол и провокационно покачивая бедрами, сосредоточенно копается в плейлисте Рамлоу, перескакивая с одной песни на другую. Воистину, от каждого по способностям! — Эй, детка, кончай баловать и займись лучше делом, а то чего это мы со Стивом одни хуячим? Больше всех голодные что ли? — незло ворчит Брок, залипая на то, как движутся туда-сюда упругие половинки задницы, прикрытые мягкими домашними штанами. Конечно, он режет себе палец. Конечно, кровь хлещет. Ладно-ладно, не хлещет, но Джеймс делает страшные глаза и тут же тянет его в ванную обрабатывать рану. Стоит двери закрыться за ними, и очередная футболка, по дурости натянутая Броком, летит в мусорку, разорванная аккурат на две половинки. — Долго же ты терпел, детка, — глухо шепчет Брок, пока Солдат, припав к его груди, словно к блядской святыне, мурчит совершенно по-кошачьи и лижет поочередно соски шершавым языком. В итоге-то только порез и остается необработанным. Пихнув пострадавший палец в рот, Брок вываливается в коридор, отчего-то даже надеясь встретить там Роджерса с его укоряющим взглядом, но того не видать. Ну, на нет и суда нет, как говорится. Он обнаруживается на кухне: сидит себе смирно, крошит салат в огромную миску. На плите уютно шкворчат стейки, источая божественный аромат, и от голода у Брока громко урчит в животе. — Еще пара минут, и можно будет снимать с огня, — не отрываясь от своего несомненно увлекательного занятия говорит Стив. — Отлично, а то жрать охота, — Рамлоу плюхается на соседний табурет и внимательно разглядывает еще сочащийся кровью порез. — Вы же вроде за пластырем ходили, — голос Стива едва заметно проседает, но тут же выправляется. Брок не тешит себя иллюзией, что тот не слышал громких стонов своего Баки — Солдат не имеет дурацкой привычки сдерживаться. Да и правда, нахуя, если все здесь взрослые люди? — Ходили, ага, — ухмыляется Брок и под пристальным взглядом Роджерса длинно лижет рассеченную подушечку пальца, с пытливым интересом наблюдая, как небесно-голубые глаза предательски темнеют. От гнева ли, от похоти — хер знает, но выглядит очень забавно. Если не убьет однажды, то трахнет, не иначе. И не то чтобы Брок против, нет. Ведь до того, как Пирс вручил ему замороженного Солдата на блюдечке, он исправно дрочил на капитанские орехи. Джеймс подтягивается, когда стейки уже десять минут как отдыхают на блюде, прикрытые фольгой, а Стив и Брок расставляют на столе приборы. Он шало улыбается и бесстыдно светит сытой мордой, и при виде его зацелованных губ Роджерс-таки не выдерживает, сбегает в ту самую ванную, где творилось бесстыдство. — Ладушки, садимся! — командует Брок и на безмолвный вопрос Солдата лишь качает головой. — Захочет — придет, нет — нам больше достанется. Это Солдат понимает — в большой семье клювом не щелкают, но все же откладывает на тарелку Роджерса шмат мяса с кровью. — Молодец, детка, делиться — это хорошо! — хвалит его Брок и, отрезав от своего куска половину, добавляет сверху. — Я ж не супер, мне и этого много. — Он не придет, — на лице Джеймса явственно проступает обида. — Придет, куда ж он денется. — И будет как вчера, — Солдат не злопамятный, но злой, и память у него хорошая. Не хуже, чем у Стива. По крайней мере в том, что касается недавних событий, не стертых обнулениями. — Ну, сегодня он сам готовил и даже не пересолил, так что нет, как вчера уже не будет, — рассуждает Брок, откровенно наслаждаясь сочной говядиной, спелыми помидорами и хрустящим салатом айсберг. — Чего он хочет? Вот ведь, не отцепится теперь. Тяжело вздохнув, Брок откладывает вилку в сторону — ну не дадут в этом доме поесть спокойно. — Малыш, не начинай, а? Сто раз уже говорили ведь. Раньше, давным-давно, вы были лучшими друзьями. Потом ты попал в Гидру, а он думал, что ты умер. И самоубился, вот ведь дурак, но не до конца. И пока ты десятилетиями крошил идейных врагов направо и налево, он спал себе во льдах. А потом нынешний ЩИТ его откопал и разморозил. Вот только тебя, детка, — он приобнимает Джеймса за плечи, — током ебашили почем зря, и ты все забыл. А его никто и пальцем не трогал. И он-то все помнит. Как вы дружили, босоногое детство ваше и все такое. Он хочет, чтобы ты… Брок замолкает, потому что не совсем уверен, чего хочет нынешний Стив от нынешнего же Баки. Дружбы? Любви? Памяти? Всего и сразу? — Он хочет меня стереть, — тихо говорит вдруг Джеймс, — как Пирс. Чтобы я больше не был им, другим. — Да ты охуел что ли, — Брок ласково ерошит его волосы, — никто тебя не сотрет больше. И Стив первым этого не допустит. Он просто… Блядь, как тебе сказать-то, детка? Больно ему, понимаешь? Вот только какого хрена объяснять все это приходится Броку, а не виновнику «торжества», который трусливо прячется в ванной? — Я делаю ему больно? — Он сам, Солдат, он сам. Хоть Брок и не любит эти телячьи нежности, но сейчас так нужно. Он крепко прижимает к себе Джеймса-Баки-Солдата и баюкает, шепча всякую ерунду, лишь бы отвлечь его от дерьма, которое тот сам себе напридумывал. Когда Стив появляется в кухне, все уже спокойно. Хмурый Солдат молча двигает ему тарелку с мясом, а потом идет к холодильнику и приносит бутылку светлого пива. — Ешь и пей, — говорит он и больше за весь ужин не произносит ни слова. Брок старательно отводит взгляд, лишь бы не видеть, как в голубых как небо глазах вскипают слезы. Брок думает, что дальше будет только хуже, но, определенно, интереснее.