Вечер, ночь, утро

В квартире темно, когда Артур заходит и поворачивает за собой ключ в двери. Он ерошит волосы, стряхивая влагу от дождя, и негромко зовет в тишину комнат: — Мерлин? Ответа нет, но Артур отмечает куртку Мерлина рядом на вешалке, его ключи, брошенные на полке рядом с дверью, и стягивает с себя ботинки, успокоенный. Мягко ступая по деревянному полу их прихожей, он доходит до спальни и заглядывает в ее серый, голубоватый полумрак — Его Мерлин там, спит, черты его красивого расслабленного лица только смутно угадываются среди складок постельного белья. В какой-то момент желание все бросить и забраться к нему под одеяло заставляет Артура сделать несколько шагов к их кровати, почти прикоснуться к спящему бледному лицу и угольным завиткам на его лбу, за ухом, на шее, почувствовать жесткую вечернуюю щетину, черт — но рациональная часть берет свое. Артуру хватает самообладания, чтобы просто поцеловать его в щеку — надолго, нетерпеливо прижать губы к его восхитительной коже. — Я сейчас, — шепчет Артур, и Мерлин вздыхает во сне. Он не включает свет, пока движется по их квартире; серая вечерняя морось все еще кружит между небом и землей где-то на улице, шумит негромким дождливым фоном, и каждое действие — открытый шкаф, поставленная на столешницу любимая университетская чашка — звучно отзываются в стенах их кухни. Их гостиной. У Артура все еще голова гудит от дня, проведенного в офисе. Затылком он все еще чувствует взгляд отца, провожающий его из своего кабинета. Он скоро признается, решает Артур, невидяще глядя в стену сквозь пар от еще не остывшего чая и облокотившись на столешницу позади себя. Он скоро признается отцу об ориентации, и Мерлине, и желании уйти. Потому что жить вот так, когда единственные моменты, когда ему хорошо — это слишком быстро истекающие вечерночьутро в их квартире — так слишком тяжело и неправильно. Артур быстро принимает душ, смывая с себя тяжесть дня. Мысли снова обращаются к Мерлину, теплому и спящему в их кровати, и заставляют его дотронуться до себя, подразнить себя несколькими неторопливыми движениями, черт — он закидывает голову под струи теплой воды. В голову лезут образы того, о чем Мерлин не раз шептал ему горячо на ухо — как он хочет, чтобы Артур взял его без предупреждения, спящего, ничего не соображающего, расслабленного, раскрытого, такого теплого... Артур распахивает глаза, последний раз оглаживает член ладонью, и резким движением выключает воду. Опасно было даже начинать эти мысли, потому что теперь он думает только, что может сделать это все, прямо... прямо сейчас. Артур еле нащупывает выключатель и гасит свет в ванной. В темноте он натягивает домашнюю одежду — он хочет сделать это в одежде — и бесшумно пробирается в спальню, где серо-дождливо-фонарный свет еле дает разглядеть силуэт его любимого человека. Он останавливается на несколько секунд, глядя на него в темноте ночи с неожиданной тяжестью в груди. Шум рабочей жизни, пусть и далекий, преследует его даже сейчас — даже в темноте он знает, что под глазами Мерлина, как и у него, темнеют круги от накопленной усталости и вечного света монитора. Как же он истосковался по мерлинову гибкому телу и по его голосу. В последнее время они только и успевают, что спать, измотанные, вместе. — Артур? — сонно шепчет Мерлин, когда Артур ложится рядом к нему, почти на него, сразу обнимает рукой со спины и целует Мерлина в скулу. — Чшш, — бормочет Артур и целует его снова, снова, трется носом о его волосы, ловит губами губы, — я скучал. — Сколько времени? — хрипло спрашивает Мерлин, но Артур не дает ему повернуться и посмотреть на часы, почти придавливая его к кровати. Мерлин выпутывает теплую руку из-под одеяла, и Артур ловит ее, целует его ладонь, его пальцы, а потом позволяет Мерлину зарыться рукой ему в волосы и притянуть к себе для поцелуя. Другой рукой Артур приподнимает одеяло и быстро оказывается рядом с Мерлином, прижимается к нему возбуждением, и Мерлин охает, все еще в полусне, прижимаясь к нему в ответ. — Двенадцать, — негромко рычит Артур ему в затылок и целует его в волосы. Желание, сладко согревающее тело, прогоняет усталость и темные мысли. Мерлин стонет и прижимается к нему телом, весь буквально отдает себя в руки Артура. Он зажмуривается. Темнота вокруг и запах от волос Мерлина пьянит его, возбуждает его, боже, он что угодно сделал бы с ним сейчас, только бы чувствовать его рядом, прогнать накопленное за день одиночество. Дать Мерлину кончить на него, в него, куда угодно. Мерлин, наверное, уже забыл собственный вопрос, Артур забыл свой ответ, пока вторая рука Мерлина находит волосы Артура и зарывается в них, тянет его голову вниз. — Артур, — почти бессознательно полу-стонет, полу-умоляет он. Когда Артур оказывается наполовину под одеялом, Мерлин уже возбужден, кровать нагрета от его тела, и Артуру почти удается отпустить сознание, когда он глубоко вдыхает его запах и целует через одежду его бедра, контур его возбужденного члена, а потом закрывает глаза и пытается отдаться этому полностью — избавляется от узких боксеров и заставляет Мерлина охнуть от первого прикосновения. Он хочет все и сразу, целует его бедра, перехватывает его ласковые руки и бормочет, как Мерлину надо бы уже начать что-то есть, и тихий смех брюнета заглушает его отвратительные мысли о том, как Мерлину приходится ждать его до чертовой полуночи, чтобы провести от силы час вместе, и как сильно ему всего этого мало. — Сумасшедший, — выдыхает Мерлин. Ему хочется больше, глубже — еще — вот так — Пока Артур смакует вкус и запах и похоть Мерлина, длинные ладони обхватывают его светлую голову и помогают ему двигаться. Мысли разлетелись, вытесненные Мерлином. Артур как в трансе поднимает глаза и видит его запрокинутую в удовольствии темную голову, его бесстыдно приоткрытый рот, его частое дыхание, его... Он... черт — Артур кончает первым, слишком быстро, помогая себе рукой. Голова немного кружится, потому что бедра Мерлина все еще двигаются, продолжая трахать его рот. Ощущения становятся ярче, острее, почти на грани с болезненным слишком, но очень скоро Мерлин выдыхает его имя и крепко берет Артура за волосы, заставляя остановиться. Артур закрывает глаза и расслабляет рот, позволяет Мерлину заполнить его своим горячим и горьковатым вкусом, как он и хотел, и не может сдержаться и мычит, выжатый и физически, и морально. Он сглатывает и утыкается лбом в его живот, тяжело дыша, и не знает, сколько проходит времени. — Иди сюда, — тихо говорит Мерлин, но Артур не двигается и зажмуривается. Мокрое пятно на животе подсохло и неприятно липнет к коже; как будто прочитав его мысли, Мерлин протягивает ему влажные салфетки, и Артур немного неуклюже приводит себя в порядок. Так и не дождавшись ответа, Мерлин зарывается пальцами в его волосы и массирует его голову, и Артур представляет, как Мерлин закинул голову и задумчиво невидяще смотрит перед собой — он всегда делает так, когда видит, что Артуру сложно. Сам Артур устал больше, чем может выразить, и его закрытые глаза вдруг почему-то жжет. Он сосредоточен на том, чтобы впитывать тепло не-одиночества, исходящее от тела Мерлина, когда тот заговаривает. — Я успел увидеть сон до того, как ты пришел, — вибрация от голоса Мерлина проходит через его тело, и Артур пытается зарыться в него ближе, чтобы не только слышать, но и чувствовать его слова. Он находит в себе силы хмыкнуть. — Я там был? — Главный герой, как и всегда. На это Артур не сдерживается и немного улыбается. Мерный голос Мерлина задумчиво продолжает: — Мы были в средневековом королевстве, и ты был принцем. Много махал мечом и был слишком уж заносчивым, но с добрым сердцем, и люди тебя любили. Утер тоже там был, как король, и — прости, конечно — но это жутко, когда видишь Утера в короне... Артур смеется. Он прекрасно может себе это представить. Слова Мерлина вообще отзываются у него в голове очень живо — он вдруг видит и отца на троне, и белый камень королевского двора, и блики на доспехах, которые поправляют пальцы... — А кем был ты? — Артур переворачивается и устраивается на Мерлине поудобнее. На этот раз фыркает уже Мерлин. — Ты будешь смеяться. Твоим личным слугой. Артур приподнимается на локте и встречается с его смешливым взглядом. Мерлин морщит нос. — Что? Если хочешь знать, ты был без меня как без рук. По всем коридорам: "МЕРЛИН! ГДЕ МОЯ РУБАШКА?", — боги, Артур представляет это так ясно, и снова смеется. — Мне кажется, на мне вообще держалось все королевство. Я постоянно тебя спасал и вытаскивал из передряг. И ты тоже геройствовал. Один раз убил единорога, а потом пил за меня яд... — У тебя слишком большое самомнение. И фантазия, — привычно шутит Артур, но мыслями он уже там — не в квартирке в Бирмингеме, а в каменных палатах принца, за массивным дубовым столом, перебирает бумаги; встает в стременах и оглядывает свой отряд, чтобы найти взглядом знакомую худую фигуру; толкает Мерлина в алькову в ночном коридоре, сминает его красную рубашку и жадно целует его; смотрит, как Мерлин падает безвольной грудой на каменный пол, роняя отравленный кубок, и залпом выпивает яд за него сам, не зная, проснется ли после этого. Пальцы Мерлина продолжают свое мерное движение в его волосах. — Это хороший сон, я бы хотел в нем оказаться, — решает Артур, но Мерлин почему-то смущается и отвечает не сразу. — Я не уверен. Мне приходилось все время тебе врать. Мне приходилось колдовать, чтобы тебя спасать, а колдовство там было запрещено законом. Все было... слишком сложно. Вряд ли у нас бы что-нибудь получилось. Хотя, конечно, доспехи тебе к лицу... Тогда хорошо, что мы здесь, хочет сказать Артур, но это звучит слишком уж сентиментально. Мысли о том, другом мире — глупость, это просто сон — не выходят из головы, оставляют после себя странную тоску и недосказанность. — Я бы понял, — отвечает Артур, и почему-то это кажется важным. — Твоя магия. Я бы смог понять. Мерлин сонно улыбается ему. — Не знаю, как я выдержал бы столько врать тебе. Это ужасно.

***

Это ужасно, стоит у Артура в голове чуть позже, когда он проваливается в сон — уже в нормальном положении и держась за Мерлина, как за якорь этой реальности. Это ужасно, столько врать отцу, и не бывать с Мерлином на публике, и делать вид, что богатые дочки отцовских коллег вызывают в нем хоть что-то, кроме скуки и раздражения. Он смутно рисует себе, как уходит из отцовской фирмы, и бывает с Мерлином больше, чаще, действительно проводит с ним вечера и узнает больше его фантазий и секретов. Не лжет никому сам. В полусне перед ним встает лицо отца, грозящее и не терпящее возражений; Мерлин двигается во сне, прижимая Артура ближе к себе, и в его груди проносится страх о том, что Утер может сделать с ними, со всем своим влиянием. Вспышка ледяной паники — последнее, что чувствует Артур перед тем, как отключиться.