Лишь во тьме свет

Только очень сильные маги могут вынуть из живого существа одно имя и дать другое. Это называется искусством Превращения, и это та тонкая грань, на которой очень трудно балансировать. Ведь чтобы превратить одно в другое, нужно изменить весь мир. Хоть это и звучит невозможно, это вполне по силам одному человеку. Разрушить мир не намного труднее, чем изменить, и с этим тоже справится один. Достаточно лишь немного оступиться, забыть о свете и поверить тьме - и последствий уже не изменить. Они отплыли от Гонта на рассвете. Морейн решила не превращаться - жителей Гонта и так достаточно напугала битва драконов в небе над портом, да и легенда о героической смерти придворного мага была всем только на руку. Кроме Ласки, но его согласия никто не спрашивал. Сковывающие заклятия с него так и не сняли. В лодке им было тесно: они и втроем-то едва могли там расположиться, а вчетвером спать приходилось по очереди. Но это было кстати - Ласке никто не доверял, а убить он в случае необходимости мог и без магии. Киндари осталась у Огиона, сказав, что ей с ними отправляться нет смысла. Персеваль заверял ее, что обязательно вернется, она сердито бурчала что-то в духе "да зачем ты мне вообще нужен", но всем было понятно: ждать его она будет. Сколько потребуется. Лодка двигалась мимо островов Внутреннего моря, все ожидали, когда те наконец закончатся и найдется какой-нибудь ненаселенный островок или хотя бы скала, гле Морейн сможет превратиться и долететь до Калтуэла. Такое место встретилось им на четвертый день - крошечный островок с выточенной морем уходящей вглубь пещерой, где можно было оставить лодку, предстал перед ними туманным пятнышком, и вскоре они причалили к нему. Прежде чем лететь, они решили дождаться ночи: вряд ли найдется много любителей вглядываться в ночное небо посреди зимы, значит, и летящую Морейн не заметят. Пока длилось ожидание, Персеваль решил продолжить свои занятия с Морейн. Теперь, когда Истинная Речь стала для нее родной,творить заклинания у нее получалось куда легче. Однако стоило ей немного вспылить - и сила немедленно вырывалась из-под контроля. Их уже едва не сдуло со скалы, когда она попыталась вызвать легкий ветерок, и Персеваль решил, что ей уже надо учиться не новым заклинаниям, а владению собой. Теперь они оживленно спорили. Уголь почти не вслушивался в разговор, сидя неподалеку. Его ушей достигал шум морских волн в пещере. Он напоминал песню на незнакомом языке, и Уголь поймал себя на том, что тщетно пытается его вспомнить. Он так увлекся этими смутными воспоминаниями, никак не желающими сложиться во что-то четкое, когда услышал едва различимый стон у себя над ухом. В умении тихо подкрадываться Ласке не было равных, Уголь бы, наверное, так и не заметил его, не выдай он себя. - Попросить Персеваля сплести наговор? - негромко поинтересовался он, поворачивая голову в сторону звука. - Не нужно, - легкая насмешка в голосе Ласки мешалась с горечью. - Уголь, друг мой, ты и сам прекрасно понимаешь, что проклятие может снять только Харальд. А будет он его снимать? Ответ очевиден. Оно рано или поздно меня убьет, какой смысл ждать? Да и вообще я не верю в вашу затею. Род Холодного Гранита всегда получает желаемое, а Морейн гораздо легче оставить меня Харальду и на этом закончить. - Она так делать не будет, - с уверенностью ответил Уголь. Краем уха он еще слушал песни волн, и где-то на самом краешке сознание вертелось воспоминание, но ухватить его за хвост никак не получалось. - О чем поет море? - неожиданно спросил он. - Для меня сейчас все песни звучат одинаково, - после паузы ответил Ласка. - Может, это и вправду слова Изначальной Речи, но я не могу понять ни одного. Спроси у Морейн - для нее это родной язык. - Не хочу ее отвлекать, - усмехнулся Уголь. - Когда она злится, можно и в лицо получить. Вовремя Персеваль решил учить ее владению собой, ничего не скажешь. Думаю, в пещере Харальда это ей пригодится. - Кстати, ты знаешь, что Харальд может вернуть тебе магию? - как будто между прочим заметил Ласка. - Знаю, - пожал плечами Уголь. - Он мне предлагал еще в нашу первую встречу. Я отказался. Сказал, что хочу оставить все как есть. - Отказался? Впрочем, он вряд ли предлагал тебе вернуть ее просто так. Наверняка хотел взамен что-то, что ты отдавать не хотел... - Ласка явно пытался объяснить себе поступок Угля. - То же, что он в итоге потребовал от Морейн, я думаю. Дело не в этом. С потерей магии обретаешь нечто новое... - Ты о Морейн, что ли? - перебил Ласка. - Так заклятия, наложенные на Роке, к тебе не вернутся. Я вот не получил посох и ничем не ограничен... почти ничем. - последнюю фразу он произнес сквозь зубы, явно сдерживая очередной болезненный стон. - Заклятия накладывают не просто так, - возразил Уголь. - Они помогают вместе с властью принять обязательства, без которых ты попросту опасен для всего мира. Может ты все-таки обратишься к Персевалю? - Сегой милостивый, ну только ты не начинай о Равновесии... - Ласка презрительно фыркнул. - Я уже о нем наслушался на Роке. Скажи, чем вашему хваленому Равновесию помешают отношения с женщиной? А способность лгать? Иногда это жизненно необходимо, вместо того, чтобы отговариваться никому не понятными иносказаниями. Как ты думаешь, что бы изменилось, если бы Персеваль смог жениться на Киндари? Тебе не кажется, что они оба были бы счастливы и нашли бы того, кому на самом деле нужны? Киндари ведь была всего лишь залогом союза что для своего отца, что для своего мужа. Я могу ее понять... - Но ведь невозможно ничего получить, ничего не отдав взамен, - рассудительно проговорил Уголь. - И мне кажется, смысл Равновесия именно в этом. Согласись, даже у тебя это не вышло. Молчание длилось в этот раз не меньше минуты. - А того, что я отдал в самом начале, недостаточно? - неожиданно зло бросил, наконец, Ласка. - Способность по-настоящему любить, сочувствовать, прощать, испытывать раскаяние? Никто не лишен этой способности с рождения. Ее отбирает только жизнь. Меня так долго ненавидели, что я перестал что-либо чувствовать, кроме боли и злобы. Кто отобрал свет, который изначально есть в душе каждого? - В твоей душе он тоже есть, - с уверенностью сказал Уголь. - Здесь я согласен с Огионом. Даже если ты сам его не видишь. - Да где вы с ним его нашли? Ладно еще Огион, этот любитель искать добро там, где его нет, да и ему я ничего плохого не сделал... не успел. Но ты-то, Уголь? Я думал, ты будешь умнее. Только вспомни, что тебе пришлось пережить по моей вине. И я не раскаиваюсь. Если бы у меня была возможность вернуться в прошлое, я поступил бы так же. Маг с Рока - опасный конкурент, мне и Огиона хватало на Гонте, как вечной помехи. А твой дар был гораздо сильнее моего. Ты бы занял мое место без колебаний - и был бы прав, в этом мире действует закон сильного. Таких как Огион, которым есть дело только до коз да шатаний по лесам, очень мало. - Вот в этом ты и неправ, - мягко заметил Уголь. - Эй, ребята! - окликнула их издалека Морейн. - Темно уже, лететь пора. Сейчас превращусь, и забирайтесь ко мне на шею. - Ты идешь? - спросил Уголь у Ласки. - Можно подумать, у меня есть выбор, - усмехнулся тот и коснулся руки Угля, помогая ему встать. Руки у бывшего придворного мага были просто ледяные, и Уголь не замедлил поинтересоваться: - Тебе холодно? - Что?.. Да нет, они уже очень давно такие. Кровь постепенно остывает, а жизнь уходит. Проклятие меня скоро убьет, никакая магия не сможет сдерживать его вечно. Тон у Ласки был довольно будничный, но Уголь, давно научившийся различать малейшие оттенки интонаций, понял, с каким трудом тот себя сдерживает. Умирать ему не хотелось, несмотря на его попытки убедить в обратном всех, а прежде всего - самого себя. - Все будет хорошо, - с неожиданным участием заметил Уголь. - Не старайся, - Ласка медленно повел его вверх по склону, так чтобы бывший маг не оступился, а затем помог забраться на чешуйчатую шею дракона. - Все равно я тебе не поверю, а чужая жалость мне не нужна. Полет занял несколько часов. Морейн не слишком старалась огибать острова, просто зарывшись в густо заволакивающие небо облака, и пассажиры за путешествие успели замерзнуть и вымокнуть до нитки. Ласку вскоре начал то и дело мучить кашель, но от помощи Персеваля он решительно отказывался, а когда маг попытался сплести наговор без разрешения, так злобно зашипел на него, что тот отдернул руку, и назвав бывшего придворного мага словом, явно подхваченным от Морейн, прекратил свои попытки помочь. Наконец, дракон опустился в холмах, подальше от поселений. Оттуда до пещеры Харальда им предстояло идти пешком, но Уголь ничего против этого не имел - во время ходьбы хотя бы можно было немного согреться. Ласка все так же продолжал вести его за руку, а Морейн, которая обычно не позволяла никому ни помогать Углю идти, ни быть его глазами, отнеслась к этому на удивление спокойно. Вообще вела себя так, будто ничего необычного не происходит, идя впереди и болтая с Персевалем о проклятом снеге, собачьем холоде, и "не мог бы ты зажечь свою палку поярче, не видно же ничего", и "как мне надоело ваше нежелание применять магию, когда это, между прочим, очень бы пригодилось". Разумеется, эпитеты и выражения были куда менее цензурными. Персеваль же, который всегда умудрялся угадывать, каким вопросом задается сейчас Уголь, во время одной из остановок шепнул ему на ухо. - Он просто держится с тем, кто вызывает у него наибольшее доверие. А вариантов, как сам понимаешь, немного. Не сказать, чтобы Угля удовлетворил этот ответ - с чего бы ему вызывать у Ласки доверие, если тот видит во всех ненависть и жажду мести, - но уточнять он не стал. Тем более, что долго находиться на одном месте было слишком холодно, и им вскоре пришлось продолжить путешествие. По запахам и шуму волн Уголь понял, что они пришли в деревню. Теперь оставалось только подняться по той крутой тропинке. Невольно вспомнился его первый подъем в пещеру, когда его за руку вела маленькая девочка. Уголь спросил себя, кто она такая и встретит ли он ее еще раз. Но сейчас дорогу им показывать было не нужно, и безмолвная подруга холодного камня не появилась. Ее присутствие так ничто и не выдало, когда они вошли в пещеру и прикоснулись к камню, сделав, как и задумывали, это одновременно. Ласка положил свою руку на гранит вместе со всеми, Уголь чувствовал его ладонь рядом со своей, и ощущал ее дрожь. Несомненно, клятвопреступнику было страшно, но Уголь не мог его за это винить. А потом - ожидаемое, но все еще поражающее, так как к этому невозможно привыкнуть, возвращение зрения. В свете посоха Персеваля каждый человек и предмет отбрасывал резко очерченную тень. С одной стороны - Морейн, и было невероятно прекрасно вновь увидеть рыжий огнь ее волос, серо-зеленые упрямые глаза, бледную кожу, мокрый короткий плащ и совершенные в своей простоте черты лица. С другой - ее брат, и Уголь не мог не отметить сходство - даже морщинка между бровями, когда их что-то сердило или тревожило, ложилась одинаково. Но если глаза Ласки напоминали едва тлеющие угольки умирающего костра, если в них был страх, боль и ненависть ко всем, начиная с самого себя, то во взгляде Морейн пламя разгоралось все ярче и ярче, так что они вскоре сами начали излучать зеленоватое свечение. Она положила обе руки на камень, ее голос стал звонким и властным, в нем не осталось ни обычных недовольных ноток, ни насмешки, ни участия. - Харальд из рода Холодного Гранита, с тобой говорит Лиора из рода Пылающей Свечи, я пришла исполнить свою клятву Истинным Именем! Вот человек, которого ты желал увидеть. Но теперь ты должен выполнить свою часть обязательства. Ты клялся, что никаким образом не навредишь тем, кто мне дорог. Мне дороги все, кто сейчас со мной стоит в этой пещере. Исполнишь ли ты клятву, Харальд из рода Холодного Гранита? - Все? - тот самый голос, от которого кровь стыла в жилах, наполнил сознание Угля - и судя по тому, как морщились остальные, не считая Морейн, он раздавался в голове у каждого. - Что ж, Ласка... Ты снова решил обвести меня вокруг пальца, так? Бывший придворный маг, вскрикнув, стиснул ладонями виски. Несомненно, звучавшая в голосе презрительная насмешка причиняла ему невыносимую боль. - Впрочем, неважно. Проклятие я снимать не обещал, а от него ты и так рано или поздно умрешь, причем смерть не будет легкой, - после этой фразы Харальд обращался исключительно к Морейн. - Я выполню свою часть клятвы, Лиора из рода Пылающей Свечи. Никто из тех, кто тебе дорог, не пострадает по моей вине. Но вот о тебе самой в клятве не было ничего сказано. Пора заключить новый договор. Сможешь ли ты сделать то, чего не смог твой брат? Уголь и Персеваль одновременно рванулись закрыть Морейн собой, но она совершенно внезапно резко развела ладони в стороны, и тех отбросило к стенам пещеры. - Не вмешивайтесь! - тем же звенящим голосом проговорила она. - Решение здесь только за мной, а тот, кто вмешается в дела двух древних родов, пожалеет! - Не только, - очень тихо произнес голос из тени. Ласка шагнул вперед, так, что его лицо слабо осветили отсветы посоха,и так же, как Морейн, положил обе ладони на камень. - Харальд из рода Холодного Гранита, с тобой говорит Кимо из рода Пылающей свечи. Я пришел исполнить свою клятву. - Вот как? Не думал, что в тебе еще осталось достоинство... - на несколько секунд камень умолк. В наступившей тишине, казалось, было слышно, как ветер шуршит на полу сухими листьями. Но тут глаза Морейн зажглись ослепляюще зеленым, затмив свечение посоха, а одежда на ней внезапно вспыхнула и мгновенно сгорела, не причинив, однако, никакого вреда ее телу. Теперь рыжие волосы, выбравшись из плена кос, сплошной волной укрыли ее плечи и спину. Ярость, первозданная и неудержимая, ощутимыми раскаленными волнами распространялась по пещере, и Уголь понимал: это не сдержать никому. Ни Харальду, ни Ласке, ни им с Персевалем. А шторм и вправду равно топит и мирные суда, и пиратские корабли. Ладонь, рассеченная зачарованным кинжалом, отозвалась едва ощутимой ноющей болью, и он вдруг понял то единственное, что сейчас можно сделать. Даже засомневаться или испугаться не успел. Просто, прыжком преодолев расстояние до Морейн, развернул ее к себе. Руки при соприкосновении с ее кожей мгновенно покрылись ожогами, но боли он не чувствовал. Зеленое пламя выжигало его душу, а это было намного больнее, но даже если бы он мог кричать, его крик никто бы не услышал. Вся эта ярость, вся неукротимая стихия теперь обрушилась на него, и он не давал Морейн отвести взгляд. Неизвестно, сколько это продолжалось, считанные секунды или долгие столетия, пока его руки наконец не разжались сами собой, уже неспособные держать девушку, а сознание не померкло, растворившись в зеленом огне. Но гаснущие глаза в последнюю секунду смогли поймать вместо неукротимого стихийного потока родной, хоть видимый им едва ли не второй раз в жизни, серо-зеленый взгляд.