Strangers in the night.

***

      На самом деле, в глубине души, Сэм любил Рождество. Но любил он некий прекрасный образ, безумно загадочный и романтичный. Любил старые фильмы, наполненные этим образом до краев, спокойной старой музыкой, старым добрым Фрэнком Синатрой и огнями праздничных витрин, что своими яркими обертками освещали заснеженные улицы. Сэму нравилась мысль об огромной рождественской елке, зажаренной индейке, потрескивающем в камине огне, какао, имбирном печенье и весёлых голосах. И каждый раз он расстраивался, сталкиваясь с серой реальностью, с грязными, бесснежными улицами, злыми лицами людей, облезлой купленной в переулке елкой и противными попсовыми песенками льющимися из всех щелей. Так что, можно сказать, Сэм ненавидел Рождество.       В который раз он возвращался домой в набитой недовольными людьми душной маршрутке, за рулем которой сидел мужик, ворчащий и смачно матерящийся, вываливаясь потом в беззвездную ночь, затянутую городским смогом, меся чавкающую слякоть промокшими ботинками, сдерживая приступ кашля, раздирающий горло. Единственное украшение улиц, которое попадалось ему по дороге домой средь сонных жилых кварталов — почти перегоревшие, оставшиеся еще с поза-поза-поза-какого-то года светящиеся фигуры на фонарных столбах. Вокруг витала противная вездесущая морось, из носа отвратительно и безостановочно текло. Сэм тихо ругался себе под нос, стараясь выбирать относительно сухую дорогу, хотя, через какое-то время, он принимает поражение, потому что все, абсолютно все заполнено неопределенно-серого цвета кашей из дождя, снега, песка, соли и уличного мусора, мокрой, скользкой, издающей отвратительного рода звуки, когда в нее наступаешь. Кожаные ботинки вымокли, потемнели и покрылись разводами, правая штанина была усеяна грязными каплями, шарф намок и неприятно натирал подбородок, а пакет с продуктами неудобно впивался в пальцы и бил по ногам, Винчестер, честно, готов был взреветь. Сэму казалось, что даже если он сейчас решит закурить, сигарета все равно не зажжется из-за ужасной влажности, заполняющей улицы. Все, о чем он может думать — быстрее домой. Хотя, там тоже не лучше.       Подходя к подъезду, слушая приветственное пиликанье домофона, Сэм думает о том, что из подъезда опять, черт возьми, стащили лампочку и добираться до квартиры приходится в кромешной тьме. Поставив пакет у стены, надавливая ногой на дверь, пытаясь выловить из кармана ключи и впихнуть их в чертов замок, Сэм продолжает ругать все, на чем свет стоит, пока не слышит тихий щелчок и не погружается в одинокую тьму квартиры. Он заносит пакет, не включая свет в прихожей, скидывает с себя хлюпающие ботинки и вымокшие носки, и, шлепая босыми ногами по холодному полу, не раздеваясь, заходит на кухню, ставя продукты на стол. Он разматывает шарф, расстегивает пальто и плюхается на маленький диванчик, доставая пачку сигарет и закуривая. Дым медленно расползается по небольшому помещению, над его головой тихо тикают маленькие настенные часы, измеряя своими стрелками пространство и время. Сэм тушит сигарету и, открывая по пути окно, идет обратно в прихожую, чтобы раздеться. Стаскивая с себя промокшее от мороси пальто, Винчестер теряется в медленном потоке ленивых мыслей, вроде «надо сварить кофе» или «давно не звонил Дину с Касом, нужно будет позвонить», или «нужно купить подарки». На этой мысли, Сэм морщится, шлепая обратно на кухню. Он ненавидел покупать подарки и всю жизнь считал, что это у него получается из ряда вон плохо, особенно под Рождество, когда скупо украшенные торговые центры наполняют моря толкающихся, ссорящихся людей, особенно без Дина, особенно в гордом одиночестве.       Сэм меланхолично набирает номер брата, удерживая телефон плечом, раскладывая продукты. — Сэмми, — Дин по ту сторону трубки явно улыбается. Удивительно, что взаимная любовь творит с людьми. — Привет. И прекрати меня так называть, я не ребенок, — Сэм открывает ногой холодильник, запихивая в его стерильно белую морозную пасть две пачки молока. — Конечно, конечно, — в трубке раздается шуршание и тихий шепот. — Ты на громкой связи.       Сэм коротко усмехается, убирая выбившуюся прядь волос за ухо. — Привет, Кас. Ты как? Еще не надумал его бросать?       Слышится низкий приятный смех. — Пока нет, как только решусь — обязательно тебе позвоню. — Эй! — Дин явно притворно недоволен. — Шучу, — слышно, что Кастиэль улыбается, а потом чмокает парня. — Избавьте меня от ваших отвратительных милостей, ладно? — Сэм мнет пакет от продуктов в руках. — Вы пропагандируете счастье.       Парни смеются в трубку. — А мы тебе уже подарок прикупили, — гордо заявляет Дин.       Младший Винчестер на это только вздыхает грустно, все еще стоя посреди маленькой кухоньки со смятым пакетом в руках. — А я вот вам никак не соберусь. — А чего так? — Сэм практически видит, как Дин поднимает брови. — Ты знаешь, я не люблю ходить один по магазинам. — Не любишь — не то сказано.       Сэм запихивает пакет в первый попавшийся ящик, попутно думая о том, как будет его дня через два нервно искать, и берет с полки банку с кофе. В трубке о чем-то перешептываются. Банка оказывается пустой. — Твою мать, — Сэм тихо шипит, изучая прозрачное дно. — Сэм, а если тебе кто-нибудь составит компанию? — голос Кастиэля звучит тихо и неуверенно. — Все хорошо? — Да. Что еще раз? — младший Винчестер ставит чайник. Придется заварить растворимую гадость, главное — не травануться. — Мой брат тоже не любит ходить по магазинам один. Вы могли бы сходить вместе.       Сэм даже убирает плечо и хватается за телефон рукой. — Брат? Это тот который чокнутый шутник или смурной военный?       Кас с Дином смеются в трубку. — Нет, Сэм, это еще один, вы с ним не знакомы, но он гораздо лучше, чем Люцифер или Михаил, хотя тоже тот еще шутник. Я могу дать ему твой телефон?       Сэм задумчиво пялится на греющийся чайник, взвешивая все «за» и «против», и кусает и без того израненную губу. Он пытается поймать мысль, но та постоянно от него убегает, оставляя после себя неприятный осадок. — Сэм?       Чайник свистит, закипая, Винчестер выходит из бури мыслительного процесса. Он снова перекладывает телефон на плечо и наливает в кружку кипятка. — Да, да, хорошо, пусть будет этот ваш брат, все лучше, чем одному, — Сэм морщится от послевкусия гари в раздирающем своей горячестью растворимом кофе, когда делает большой, по неосторожности глоток. Рука дергается и горячая жидкость проливается на ногу и пол. — Твою-то мать. Кас, я перезвоню.       Ругаясь, Сэм идет в ванную за тряпкой, потемневшей от времени, пахнущей старостью и чахлостью. С отвращением неся ее на расстоянии от себя, держа только кончиками пальцев, Сэм думает, что нужно будет купить новую. Вытерев кофейную лужу, Винчестер, не глядя кидает ее в мусорное ведро и садится за стол, снова закуривая, глядя в непросветную, густую тьму за окном. Глаза болят и слипаются, но, по-хорошему, нужно приготовить что-нибудь поесть, может, пасту или оладьи из застоявшегося в холодильнике, явно скисшего молока. Или может, к черту все, докурить и завалиться спать. Сэм наблюдает за тонкой струйкой дыма, меланхолично извивающейся вверх, он смотрит на свои пальцы, держащие сигарету, смотрит на ее задумчивый огонек и сам невольно погружается в тяжелую задумчивость, какая обычно бывает после отвратительно-тяжелого дня.        Туша сигарету, он на ощупь находит оставленные под столом еще утром потрепанные тапочки, щелкает выключателем и, тихо шаркая, идет в спальню, нащупывая в кармане телефон.       Не включая свет, Сэм снимает с себя штаны и заваливается на незаправленную в утренней суматохе кровать, зарываясь в одеяло. В голове мелькает мысль, что чертовы батареи опять нихрена не греют, но мысль эта быстро развеивается, и в голове наступает приятная предсонная тишина, пустая и темная, обволакивающая и сладостная. Сэм почти засыпает, когда раздается громкий звонок телефона. Честно, Винчестер никогда так не ненавидел «heat of the moment», как сейчас. Он нашаривает телефон в карманах брюк и, не глядя на номер, отвечает, стараясь заткнуть наконец громкую мелодию. — Алло, — глаза Сэма закрыты, он трет лицо в попытках хоть чуть-чуть разогнать почти захвативший его сон. — Сэм Винчестер? — голос в трубке бодрый, веселый, приятный. Сэма аж зависть берет. — А кто спрашивает? — Твой тайный воздыхатель, — в трубке сладко тянут каждое слово.       Сэм привстает на локте, хмуря брови. — Что? Кто? — Шутка. Габриэль Новак, к Вашим услугам, — сказано это было таким тоном, что Сэм, не видя человека, представил как тот отвешивает ему низкий шутовской поклон. — Новак? — секунд двадцать ушло у Сэма на то, чтобы вспомнить, что Новак —фамилия Кастиэля. — Брат Каса? — В точку, — Габриэль хмыкнул. — Мой братец попросил, чтобы я сопроводил тебя по магазинам. Я тоже жутко не люблю ходить один, понимаю тебя.       Сэм нахмурил брови. Кас явно говорил не так. — Это, конечно, очень мило, но не делай мне одолжений, ладно? Я могу прекрасно сходить сам, не стоит этого делать, если Кас тебя заставил, не хочу тебя обременять, — Винчестер потер переносицу, сон никак не хотел оставлять его. — Давай завтра часов в 7? — Гейб проигнорировал слова Сэма. — Я могу за тобой зайти, чтобы мы не потерялись, я знаю пару прекрасных атмосферных мест, Рождество, свечки, огоньки, знаешь? Там действительно приятно. — Да… — осознав, что собеседник его не особо слушает, Сэм откинулся на кровать и прикрыл глаза. Заканчивал диалог он уже погрузившись в легкую дрему. — Отлично, тогда пришли мне адрес, я пригоню, — голос в трубке прямо-таки сквозил довольной улыбкой. — Рад был познакомиться, Сэмми, только не забудь прислать адрес, ладушки? — Да, хорошо… — Отлично, до скорой встречи.       В трубке раздались гудки. Сэм на автомате отложил телефон и полностью погрузился в тягучий сон без сновидений.