Знаки (Signs)

      Гермиона устала.       Очень устала.       Северус беспокоился.       Было уже пятое января, а Гермиона уже на четыре дня переносила малыша, что приводило к немалым эмоциональным всплескам, в то время как Северус мог только сочувственно смотреть на нее и старался максимально ее утешить.       Ее усталость подпитывалась еще и тем, что она настаивала на продолжении ремонта в оставшихся комнатах.       Изначально они планировали просто сделать их спальню, примыкающую ванную и детскую и договорились отложить ремонт до тех пор, пока малыш не родится.       Но все изменилось в Новый Год, когда Северус проснулся в шесть утра от того, что Гермиона передвигала мебель в гостиной, чтобы добраться до старого ковра и уничтожить его.       Он закрыл глаза на такое поведение. Если честно, она плохо спала теперь, когда малыш опустился совсем низко и даже специальная подушка, поддерживающая живот, не помогала.       В конце концов, ковер в гостиной был ужасен, поэтому ничего особенного не произошло.       Но потом она забросила все остальные аспекты своей жизни: чтение, учебу, и даже былая чувственность поугасла. Она все так же липла к нему по крайней мере раз в день, но больше не вытаскивала его из лаборатории посреди дня.       Теперь она просто сфокусировалась на уборке каждой комнаты, в слезах настаивая, что им нужно заменить всю мебель немедленно.       И Северус решил проконсультироваться с экспертом.       Связавшись по камину с Малфой мэнором, он поделился своими опасениями с Нарциссой, но женщине хватило наглости просто посмеяться над ним.       — Серьезно, Цисси, я беспокоюсь! Она всегда была чистюлей, но теперь это приобрело нездоровые масштабы. Клянусь, дай ей волю, она наденет на меня слюнявчик, чтобы крошки не сыпались пока я ем свой тост! У нас можно есть даже с кафеля в ванной, и зуб даю, если отодвинуть любой диван, то за ним будет идеальная чистота! Я просто не знаю, что на нее нашло.       — Она гнездится, Северус, — женщина ответила со смешком.       — Она же не чертова птица, Цисси — не унимался Северус.       — Нет, дурак ты этакий. Когда женщина находится на позднем сроке, она чувствует непреодолимую тягу к чистоте и порядку, так диктует внутренний инстинкт — подготовить все для предстоящих родов, свить гнездо, так скажем.       — И… Что это значит? — спросил он осторожно.       — Северус… Это значит, что ребенок вот-вот родится.       Внезапно он побледнел и тяжело опустился на кресло, словно весь воздух выбило из легких.       Нарцисса осторожно его спросила:       — Северус? Срок родов уже прошел. Ты же понимаешь, что ребенок может родиться в любой момент?       Проглотив комок в горле, он повернулся к своей подруге.       — Да. Я имею ввиду, умом я понимаю, но… ребенок… ребенок. Все должно быть чисто и подготовлено, а мы даже ни капельки не готовы… Мне надо бежать.       Он практически влетел в камин.       Нарцисса усмехнулась, полностью понимая, через что проходит эта парочка.       Вспоминая свое собственное состояние, она была полностью уверена, что обновила каждую комнату в поместье, что было довольно впечатляюще.       Люциус угомонил ее, когда она захотела отправиться и в летние поместья.

***

      Северус вылетел из камина и нашел Гермиону, заранее убедившись, что не оставил ни песчинки пороха или пепла после себя.       Она перебирала кухонные шкафы.       Он забежал в кухню и проскользил по недавно отполированному полу, больно ударившись бедром об угол шкафа в процессе.       — Малыш скоро родится, — взволнованно произнес он, шипя и поглаживая синяк на бедре.       — Что? — пребывая в шоке, она тут же ухватилась за живот, словно он мог почувствовать начало родов раньше нее.       — Ребенок. Ребенок скоро появится тут, а мы не готовы!       — Я знаю! — Она расплакалась. — Это я и пыталась до тебя донести!       — Но нам надо подготовиться и убраться! Повсюду углы… и лестницы! Что если чары не справятся и ребенок упадет!       — Вот именно! И мы не сможем покрасить комнаты после рождения ребенка, вспомни о запахе краски!       — О, боги…       Никто из них не был в состоянии здраво мыслить, чтобы понять, что долгое время ребенок будет малоподвижным, поэтому защита от углов понадобится не так скоро; и что они оба были волшебниками и могли спокойно наколдовать фильтрующие и очищающие воздух чары и красить комнаты вдоволь после рождения ребенка.

***

      Следующие несколько дней прошли как в тумане. Гермиона продолжила наводить хирургическую чистоту в доме, а Северус стал одержим безопасностью ребенка.       Каждое защитное детское заклинание, которое он знал, было нанесено на дом вкупе с маггловскими устройствами, изолирующими каждую розетку и угол.       Произошла глобальная катастрофа, когда кричащая Гермиона почти что прокляла его, за то, что он магией запечатал унитаз от ребенка и не сообщил ей контрзаклинания.       На его счастье, Гермиона была слишком измучена, чтобы колдовать, поэтому просто запустила в него куском мыла (оно лежало ближе всего), а затем баночками из-под шампуня и другими мелкими вещами.       — Ради всего святого, Северус! Когда у тебя в доме женщина с чертовым ребенком, использующим ее мочевой пузырь в качестве гребаной боксерской груши, ТЫ НЕ СМЕЕШЬ ЗАПЕЧАТЫВАТЬ ЭТО ЧЕРТОВО ТУАЛЕТНОЕ СИДЕНИЕ!       Он восхитился количеству изобретательных ругательств, вылетевших из нее. Она никогда не ругалась, ровно до прошлой недели, когда нервы уже начали сдавать.       Северус увернулся от летящего рулона туалетной бумаги и быстро расколдовал унитаз.

***

      Восьмого января она проснулась вся в слезах. Она устала, эмоции били через край, и нервы уже не справлялись со всем, что навалилось. Гермиона просто вымоталась и была сыта этим всем по горло. Прошло уже почти десять дней с предполагаемой даты родов.       Ее живот стал еще больше и тяжелее, особенно на фоне хрупкого тела, а растяжки приводили девушку в отчаяние.       Гермиона никогда не была тщеславной девушкой, но мерзавец сделал так много ужасного для ее самооценки, что Северус желал мучить его снова и снова, каждый раз, когда его ведьма расстраивалась из-за своего внешнего вида.       Вместо этого, он успокаивал и уверял, что все равно любит ее несмотря ни на что, втирал массажные масла в живот, потому что она больше не могла делать это самостоятельно.       Они переговорили с Маттиасом и запланировали кесарево сечение на одиннадцатое января, если роды не начнутся естественным путем, что делало ее еще более печальной.       — Малыш еще не родился, Северус, а я уже никудышная мать. Люди веками рожали самостоятельно, это естественный процесс, но я даже этого сделать не могу.       Он из всех сил старался убедить ее, что она тут не при чем, но успокоения не действовали.       Еще больше она распереживалась вечером, когда отправилась в постель. Завтра должен был быть день рождения Северуса, но у нее не было сил, чтобы отправиться в Малфой мэнор, как они планировали, поэтому Северус связался с Малфоями и отменил встречу.       — Я ужасная жена. Ужасная жена и ужасная мать. — Она плакала в его объятиях и он притянул ее ближе.       — Ты не такая.       — Я все испортила, а теперь еще и твой день рождения. Мы должны были праздновать с твоими друзьями, а теперь ты обязан сидеть дома взаперти и носиться со мной, потому что я слишком толстая, чтобы позаботиться о себе.       Она была такой обессиленной и измученной.       В старом слизеринском свитере, с нечесаной копной на голове, она устала и ей был необходим душ, который она откладывала до последнего, потому что стоять под душем было некомфортно, а выбираться из ванной — неудобно.       Лицо было в дорожках от слез, из носа текло и она вытирала его рукавом свитера, переведя все платочки в доме.       Она выглядела отчаянно и жалко.       И он ничего больше не мог сделать.       Он просто рассмеялся.       Все началось с маленького смешка, но когда она посмотрела на него взглядом, от которого шарахнулся бы даже гиппогриф, Северус не смог сдержаться и засмеялся в голос.       Она скривила губы.       — Не смей.       Он рассмеялся еще сильнее, а она покачала головой, но в конце концов тоже рассмеялась.       Пара сидела на кровати и истерически смеялась, пока Северус не притянул ее к себе.       — Ох, любимая, все будет хорошо.

***

      Северус смотрел самое возбуждающее сновидение.       Весь мокрый он сидел в ванной, а Гермиона скакала на нем, все ближе и ближе подводя к развязке.       — Северус.       — Боги, да… Гермиона, прокатись на мне.       — Северус.       — Черт, так хорошо…       — СЕВЕРУС!       Он резко встал, когда в комнате зажегся свет и на секунду подумал, что ему приснился влажный сон. Мужчина откинул одеяло и взглянул на часы — было 00:05, — а затем, с тревогой поднялся.       Гермиона лежала рядом на большом мокром пятне и выглядела встревоженной.       — Северус, сейчас. — Она тяжело дышала.       — Сейчас?       — Нет, Северус. Сейчас же!       — Ох черт.       Он вскочил с кровати, ударившись носком о столбик и коленом о прикроватную тумбочку и с рычанием схватил сумку с вещами и Гермиону в охапку.       — Эм… Северус? — Гермиона смотрела на него с весельем, хотя ее лицо перекосило от боли.       — Что случилось? — Он испугался, что забыл что-то важное.       Ее взгляд проследовал по его телу вниз и обратно.       Следуя за ним он увидел проблему.       Мужчина все еще был в ночной одежде состоящей только из пары черных боксеров.       Пары все еще натянутых черных боксеров.       — Как бы ты мне ни нравился в таком виде, но я не собираюсь делиться.       Он быстро отпустил ее и стал натягивать первую попавшуюся одежду.       Однако, он отбросил рубашку и опустился на колени, когда Гермиона вскрикнула и согнулась пополам.       — Гермиона? — Ее руки были на животе, поэтому он тоже к нему прикоснулся.       — Схватки, — выдавила она сквозь зубы.       В мгновение ока он надел черную рубашку и уже нес ее к камину.       Она хотела рожать по-маггловски, как и ее мать, поэтому они отправились в госпиталь к Маттиасу, но у Драко всё было готово в Св. Мунго на экстренный случай.       — Северус, — ее затуманенный взгляд столкнулся с его, когда они добрались до камина, — начинается.       — Я люблю тебя… У нас будет ребенок. — Тихо сказал он с благоговением в голосе и поцеловал ее.       Она прервала поцелуй со стоном.       — Северус… У нас сейчас появится ребенок, но только не в гостиной на новом ковре, пожалуйста.       — Да… Мы уже идем.

***

      Малфои, Минерва и Лонгботтомы прибыли в госпиталь.       Когда Гермиону везли в родильный зал, Луна поздравила Северуса с днем рождения и в очередной раз уверила, что он будет хорошим отцом и это не будет угрожать его мужественности.       Через час после прибытия в госпиталь раскрытие у Гермионы составило десять сантиметров, и ей сказали тужиться.       — Боже мой, малыш вот-вот появится! Он просто ждет нужного момента.       Она лежала, крича и плача, и Северус был потерян, не зная, что делать, метаясь вокруг как слабоумный, не зная, куда себя деть.       — Головка показалась, папаша. Хотите познакомиться с малышом? — Акушерка улыбнулась, спокойно восприняв его неловкость и гневный взгляд Гермионы.       В благоговейном страхе он позволил акушерке направить свою руку, чтобы дотронуться до головки ребенка.       — Я чувствую малыша, Гермиона, ты так хорошо справляешься, и у ребенка уже твоя кудрявая грива, я это чувствую!       Это были не слезы, а пот застилал ее глаза, катясь градом со лба.       — Боги, Северус, у меня не получается, — она плакала и тряслась, и он как смог обнял ее.       — Конечно все получится, ты такая храбрая, Гермиона. Моя храбрая львица, ты можешь это сделать, пришло время встретиться с нашим малышом.       С криком, достойным мандрагоры, она подалась вперед, и Северус держал ее ногу так, как проинструктировала акушерка, чтобы у Гермионы была точка опоры.       Внезапно воздух прорезал крик, исходящий не от его жены.       — Поздравляю, мама и папа, это мальчик! — Акушерка передала ребенка медсестре, чтобы она его помыла.       — Мальчик? — задыхаясь спросила Гермиона, и слезы потекли по ее щекам.       — Папаша, перережете пуповину?       Трясущимися руками Северус отрезал пуповину под присмотром медсестры, и взглядом проследил за ней, когда она унесла ребенка, помыла и завернула в пеленку.       Гермиона, вздрогнув, упала на кровать, когда акушерка извлекла послед.       Северус поцеловал ее в лоб, шепча фразы восхищения.       — Вот и малыш, мамочка, — акушерка положила маленький комочек на грудь Гермионе, — он у вас крупный — восемь с половиной фунтов и двадцать четыре дюйма , — самый высокий из всех, что мы принимали, но думаю, это не удивительно, — она улыбнулась Северусу и всем его шестью футам трем дюймам .       — Ну что ж, оставлю вас троих.

***

      Гермиона ахнула, посмотрев на своего сына и всхлипнула.       — Ох, Северус, посмотри на него… Посмотри на своего сына.       Она осторожно передала сверток и Северус с дрожью в руках взял его.       Он помнил, как говорили, что новорожденные ничего не видят.       Не различают эмоции на лице.       Поэтому его застигло врасплох то, как ребенок посмотрел на него… Впервые в жизни посмотрел и улыбнулся. Дерзкой маленькой улыбкой.       И Северус заплакал.       Заплакал, резко вздрагивая и прижимая сверток ближе к себе, чувствуя, что держит сына в своих объятиях.       Его сын, уже такой же высокий, как и отец.       Его сын с невероятной гривой медовых кудрей, как у матери, и девчонки несомненно будут падать в обморок, когда он станет старше.       Его сын.       Его сын… с парой маленьких черных глаз, удивленно смотрящих вверх, находя абсолютно идентичную пару.