Строчка искренности

Тсунаёши был рад знать, что у него появился небольшой отдых от работы над серией книг. Вчера он не мог придумать и строчки, но Тсуна сомневается, что в его голове появится больше идей после информации о том, что новая книга будет завершающей. Она не могла быть завершающей. Кроме истории Икетаки, он не успел раскрыть истории второстепенных героев и сосредоточиться на мотивах главного злодея. Одной книги было слишком мало и в тоже время слишком много. Серию можно было закончить после книги, где в конце умирает сестра главного героя и поставить вопрос открытого финала, но от него требовали ещё около четырёх ста непонятных страниц. Пожалуй, Тсунаёши сам бы потребовал отдыха, если бы об этом не упомянул редактор. Он действительно нуждался в перерыве, чтобы появилась возможность разобраться с другой частью его жизни. Когда он в последний раз общался с одногруппниками? Когда звонил матери? Или вспоминал о своём самочувствии? Размышляя над последним пунктом, Тсуна неохотно вспомнил о выпитых таблетках и психиатре, который их прописал. Это был первый и единственный опыт его общения с подобными ублюдками, но тот хотя бы дал доступ к действительно действующим препаратам. Тсунаёши ни за что бы не вернулся к терапии, поддерживая лишь некоторую биохимию в его мозгу и контролируя режим сна. Он не видел смысла натыкаться на те же грабли, когда ему не давали и права на собственные неправильные мысли. Возможно, стоило задуматься о медитации или недолгой поездке домой. Тсунаёши постарался не озвучивать в своих мыслях слово «прогулки», хотя живот всё равно неприятно скручивало. Ему успешно удалось приготовить себе небольшой завтрак из бутербродов с рыбой и немного остывшим кофе в стаканчике. Голова оказалась приятно пустой, пока Тсуна резал хлеб, пил латте и мыл тарелку после. Он включил также телевизор на каких-то новостях, когда решил всё же переодеться. И привычно проверил карманы, когда наткнулся на ненавистную визитку. Шантаж. Теперь Тсунаёши был уверен, что, несмотря на вчерашнее спокойствие и уверенность в действиях Хибари, он считал его всего лишь нервным суицидником. Со стороны свидетеля он понимал, что его состояние могло быть и есть нестабильным, но он помнил, сколько это также доставляет проблем. И нисколько не добавляет стабильности. Лишь очередные внутренние конфликты и сломы. Тем не менее, ему действительно не хотелось видеть ублюдков в доме, поэтому он поставил таймер на час, чтобы позже написать короткое сообщение. Стоило ли придумать особо изощрённое оскорбление? Кажется, Хибари был не против увидеть даже точку. Тсунаёши не стал об этом задумываться ещё больше, планируя остальной день. Он знал, что не сможет пойти на лекции, учитывая свои раны. Пожалуй, только раны на руках не доставляли ему особого дискомфорта. Он снял все бинты, чтобы дать им подышать, когда остановил свой выбор на растянутой чёрной футболке и обычных тёмно-синих штанах. Это дало ему больше уверенности в происходящем и он задумался о том, чтобы просмотреть домашнюю работу на завтра. Тсуна перетащил ноутбук на столешницу и параллельно заваривал себе ещё один кофе. Больше всего его раздражало наличие заданий по бесполезным предметам, которые не входили в его специальность, но всё равно имели форму контроля. Тсуна решил вспомнить об этом позже, приступая к написанию программы, которая от него требовалась. Легче не стало. При проверке содержимого, система всё время выдавала ему ошибку, и Тсунаёши уже не видел из-за чего возникла проблема. Он скользил взглядом по каждой строчке, находя пропущенный символ, но всё равно что-то упускал. В конце концов, он громко хлопнул крышкой ноутбука, чувствуя степень своей злости в подступающих слезах. Тогда телефон завибрировал в кармане штанов и Тсуна понял, что этот день был полон раздражителей. Он чувствовал, что его испытывают, будто вчерашнего было вовсе недостаточно и мало. Ему пришлось проигнорировать мокрые глаза от беспомощной и подавленной злости и ввести чёртов номер в контакты. «Изощрённый шантажёр», — записал он и открыл окно сообщений. Я: Надеюсь, что ты счастлив Изощрённый шантажёр: Вполне Тсуна злобно усмехнулся и заблокировал телефон, чтобы вернуться к заданиям. Он открыл крышку ноутбука и закрыл через пять минут. Ничего не получалось. Он попробовал отвлечься на простые конспекты по философии, но почти в каждом слове допускал ошибку, чувствуя себя всё более нервным. Тсунаёши оставил и это дело, бездумно растирая запястья ногтями. Он не мог собраться воедино. И учёба не отвлекала. — К чёрту, — сказал он и пошёл в ванну принять расслабляющий душ. Это действовало лучше, хотя оставленные мазь, перекись и бинты раздирали часть его сознания. Он вновь обработал раны на руках и нижней части ног, игнорируя подступающую тошноту и зеркало. Ему пришлось задуматься о том, чтобы вновь лечь в кровать, потому как не хотелось представлять боль, которая бы его пронзила в сидячем положении. Тсуна в итоге взял ноутбук и постарался удобно устроиться под одеялом, решив дать себе вынужденный день отдыха. Мозги явно не были настроены на учёбу, и это только продолжало бы его злить. Новый детективный сериал был лучшим решением и Тсунаёши убедился в этом после второй серии. Хотя предпочёл бы не прерываться на те же сообщения между сериями. Он не стал задумываться и просто отправлял каждый раз «надеюсь, что ты счастлив» на что получал положительные ответы «Ещё как», «Вполне», «Да». Когда он отправил очередное сообщение в девять вечера, ему пришёл ответ «Спасибо», отчего Тсунаёши чуть не выронил телефон. Он точно не ожидал такого ответа, но это наполнило его тело странной энергией и он вновь смог подняться, чтобы сделать те же бутерброды себе на ужин. Когда он вытащил несколько кусочков хлеба из пакета, раздался стук в дверь. — Нет, он серьёзно, — обречённо выдохнул Тсуна и прошёл в коридор, ожидаемо встречая за порогом квартиры соседа. — Хибари. — Я принёс ужин, — он демонстративно указал пальцем на полупрозрачный пакет с коробочками еды. — Теперь ты меня откармливаешь? — устало спрашивает Савада, но пропускает Хибари в квартиру, не смея отказаться от бесплатного ужина. — Будем это считать благодарностью за то, что ты всё же выполнил мою просьбу. — Не будем закрывать глаза на то, что это был шантаж. — Это была только угроза, — растягивает гласные мужчина и раскладывает карри по предложенным тарелкам. — Хотя кто знает. — Ты нихрена не умеешь успокаивать, — обвинительно отрезает Тсуна и забирает свою тарелку, чтобы попробовать предложенное. Он надеется избавиться от навязчивых мыслей, что Хибари на самом деле может хорошо успокаивать, если действительно этого хочет. — Это из магазина напротив? Обожаю их кулинарию. Хибари согласно мычит и также сосредотачивается на своей порции. Он ничего не говорит и, кажется, даже не обращает внимания на то, что они также стоят, опираясь на столешницы, хотя в метре стоят стол со стульями. Тсунаёши старается сдержать от осознания этого облегчённый выдох и замечает, что в пакете была ещё одна коробка. Он вытаскивает её, обнаруживая там два кусочка кастеллы. — Какой-то праздник? — уточняет он. — Тебе нужен праздник, чтобы съесть сладкое? — Хибари продолжает спокойно есть карри с рисом. — Я не люблю сладкое, так что она твоя. — Ты точно решил меня откормить, — он возводит глаза к небу. — И сколько ты планируешь это продолжать? — Таскать тебе сладости? — Убеждаться, что я не возьму лезвие в руки, — Тсуна хмурит брови и скрещивает руки на груди в ожидании ответа. — Я не принуждаю тебя к постоянному контролю, — выдыхает мужчина и кладёт тарелку с вилкой в мойку. — Но я сталкивался с сотней таких случаев и знаю насколько незаметно плохое психическое состояние людей до определённого момента. Я не должен был обвинять тебя, — он проводит рукой по волосам и отводит взгляд, — но когда увидел, что тебя уже один раз еле спасли, я испугался. — Хибари также скрещивает руки на груди и возвращает взгляд на собеседника. — Прости, я был довольно груб утром. Тсунаёши сжимает руки в кулаки и шумно выдыхает. — Я сделал это тогда не из-за изнасилования, — он старается не смотреть в чужие глаза, чтобы не видеть тех эмоций, которые ожидаемо появятся. — А из-за окружения. Мне пришлось сначала терпеть три дня, чтобы приняли обвинение в сторону насильника, потому что никто не верил, а после слушать от незнакомцев, что я сгубил человека, а от близких терпеть гиперопеку. Слова от постоянного окружения продолжали давить, даже когда все следы произошедшего почти исчезли, — он сглатывает. — Почти вся школа меня ненавидела, но я уже точно не вспомню, чьи слова стали спусковым крючком. — В деле указывается, что вы учились в одной школе, но реакция других учеников довольно странная, — Хибари решает вымыть тарелки и предлагает взамен выложить кастеллу на другую тарелку. Он также решает сделать кофе и чай для Тсуны. — Как на счёт избитого «популярный старшеклассник, любимчик учителей»? Хотя он брал своим умом больше, чем внешностью, и мог завести интересную беседу с каждым. Я часами мог обсуждать с ним новые вышедшие книги. И, наверно, если бы он не прочитал мой черновой набросок собственной истории, я бы не задумался о дополнительной встрече вне стен школы. Большая ошибка. — Ты пишешь свои истории? Тсунаёши только сейчас обращает внимание на содержимое слов и нервно отмахивается: — Писал, — он вытирает помытую посуду и возвращает в настенные шкафчики. Хибари уже ставит недалеко от тарелки со сладким чашку чая, делая глоток своего горячего кофе. — Я не хочу оказывать на тебя давление, но не могу знать твоего состояния, — он напряжённо сжимает кружку. — Как на счёт совместного завтрака и ужина, когда я не ночую на работе? У тебя остаётся мой номер, но ты можешь мне писать только по необходимости. — Еда с тебя, — уверенно говорит Тсуна и смотрит только на кастеллу, которая оказывается очень сладкой. Он не хочет признавать, что ему стало немного легче от того, что он смог рассказать историю со своей стороны и не получить в ответ слов жалости и утешения. Это его странно успокоило и убедило, что Хибари не станет на него больше давить, если Тсунаёши попросит остановиться. — О, кажется у меня появился свой голодный студент? — усмехается он. — Ничего не знаю, — он демонстративно машет рукой в протесте и еле сдерживает улыбку. — Ко мне сам присосался человек со стабильной зарплатой. А у меня даже стипендии нет. Так что терпи. — Хм, — протягивает Хибари и допивает свою кружку кофе. Он такими же уверенными движениями набирает стакан воды и ставит его на стол, пока ненадолго скрывается в ванной, чтобы принести знакомую капсулу. — Тебе сейчас нужно обезболивающее? — уточняет он, но во второй руке всё же держит неоткрытый блистер с таблетками. — Я сам могу заснуть, — он сводит брови к переносице и принимает только обезболивающее. Хибари всё же относит стакан с капсулой в спальню Тсунаёши и складывает пустые коробки в пакет. На секунду он останавливается, словно что-то тщательно обдумывает, после чего смотрит на Тсуну и поражённо выдыхает. Он вытаскивает из кармана своих штанов какой-то тюбик и говорит: — Я заметил, что мазь из твоей аптечки подходит не для всех ран и купил другую. Не забудь всё обработать, — он задерживает взгляд на неаккуратных порезах на руках, которые не скрывает футболка, после чего берёт пакет в руки и подходит к входной двери. — Надеюсь, у тебя нет ни на что аллергии? — напоследок спрашивает Хибари и в последний раз оборачивается посмотреть в лицо соседа. Тсунаёши на секунду серьёзно задумывается, сбитый с толку. Он немного ошарашен, что мужчина специально ходил ради него в аптеку, но после карри с кастеллой, ему нужно было ожидать чего-то подобного. Пожалуй, если у Тсунаёши слово «забота» никак не ассоциировалось с полицией, то у одного конкретного полицейского эта забота выплёскивалась почти в каждом действии. Это не сходилось с его опытом и ожиданиями, но уходило не в худшую сторону, поэтому с этим можно было работать. Особенно после того, что, несмотря на своё беспокойство и очевидные предубеждения, Хибари всё же давал ему пространство и не планировал душить своей заботой. — Нет, — задумчиво отвечает Тсуна и подходит к мужчине. — Тогда до завтра, — говорит Хибари и скрывается за входной дверью. Тсунаёши закрывает её на замок и сжимает в руке тюбик. После того, как он сам более подробно вспомнил события средней школы, настороженность и напряжение в мышцах вернулись в присутствии другого мужчины. Он упорно отговаривал себя думать о том, что полицейский уж точно не попадёт под статью, если произойдёт что-то правонарушающее, но вечером мало что мог поделать с навязчивыми мыслями. Оставалось только полагаться на исходящее от Хибари спокойствие и постараться забыться до утра. Похоже, ему всё же потребуется успокоительное. Только сейчас он задумывается, что Хибари с самого начала также беспокоился за его сон, когда не спрашивая стал заливать кипятком пакетик чая, хотя сам предпочёл растворимый кофе. Это осознание словно было недостающим элементом, когда при взгляде на тюбик он думает, что теперь сможет обработать все раны. Тсунаёши отталкивается от двери и проходит в ванную, снимая с себя одежду. Он, наконец, оглядывает свои бёдра, внутренняя сторона которых вся покрыта синяками. Тсуна нервно сглатывает, но сгибает одну ногу, опираясь на ванну, и ощупывает анус и кожу вокруг него. Он чувствует кое-где корочку запёкшейся крови и открытые раны, которые он разодрал, когда ходил по квартире. Пока Тсунаёши не чувствует подступающей тошноты, он открывает мазь и наносит на все раненные участки, уделив внимание также особо тёмным синякам. После этого он с более ровным стуком сердца принимается за раны на руках. Тсуна всё также не смотрит в зеркало, когда закрывает тюбик, а всё его тело пахнет целебными травами, и одевается почти спокойно. В спальне горит только бра над кроватью и Тсунаёши задерживается у стола, чтобы всё-таки выпить капсулу. Он не зло бурчит о том, что Хибари будет выглядеть слишком самодовольно, если узнает об этом, но решает вспомнить об этом опять завтра. У него не возникает мыслей о том, что он потратил этот день впустую, хотя не сделал ничего конкретного. Однако действительно рад, что смог немного дать себе отдохнуть. Тсуна утопает в подушках и кажется впервые чувствует их настолько уютными.