Воришка из метро

      Феликс был напуган. Впереди еще три дня изнуряющих боев, а призраки прошлого очень не вовремя вылезли на свет. Не добавляло спокойствия и состояние лучшего друга. Произошедшее повергло Феликса в шок, почти довело до истерики, но он держался из последних сил. Почему-то, именно сейчас к нему пришла неуверенность в своих силах. Ведь даже Сынмина, того, кто без устали тренировался в любую свободную минуту, так безпроблемно вывели из игры.       А еще тревожили мелькающие то тут, то там темные локоны знакомой макушки. Макушки человека, перед которым Феликс был неимоверно виноват.       Чонин смотрел на него жаждущими крови глазами. Уродливый рваный шрам пересекал его левую бровь, делая взгляд более устрашающим и суровым. Феликс помнил, какой невинностью он искрился полтора года назад, когда совсем юный мальчик только начинал свой путь спортсмена. Феликс тогда посмеялся про себя, обещая Сынмину размазать мальчонку по рингу.       И ведь, правда, размазал. Из отведенных трех минут рефери терпел только одну. Когда он наконец понял, что Чонин сильно уступает в силе сопернику, немедленно остановил бой, но вошедший в раж Феликс этого не услышал. Он хорошенько размахнулся сетуя на невнимательность Чонина и резко ударил его в голову. Кожа под перчаткой примялась, а от силы удара не выдержала и треснула, заливая все вокруг кровью.       Феликс еще не скоро осознал, что случилось. Только тогда, когда его оттолкнул рефери, он немного пришел в себя и увидел сбегающийся медперсонал. Насколько Феликсу известно, в себя Чонин не приходил пару часов. И после того случая на соревнования такого уровня его не возили.       Феликс был уверен в своей правоте. Нечего соваться на ринг, если навыков не хватает. Он злился из-за впаянного штрафа и ругани тренера, из-за нападков Чанбина. Он подловил Феликса еще после боя, пытаясь задавить силой и гневом, пылающим в глазах, желая выбить из него хотя бы извинения. Но Феликс был слишком гордым, да и не считал себя виноватым. Тренер разнял их очень вовремя.       Запрет на посещение соревнований и тренировок совсем вывел Феликса из себя. Но Сынмин довольно часто рассказывал о состоянии Чонина, о том, насколько серьезным было повреждение. Чувство вины наконец захлестнуло его, топя воспоминаниями о той самой невинности и последнем ужасе во взгляде. Даже после снятия запрета, Феликс не стал появляться на тренировках слишком часто. Он все еще горел боксом, но тот бой оставил свой след.       — Посмеешь выйти за рамки — пришибу на месте, — шептал Чанбин, в очередной раз прижимая Феликса к холодным металлическим дверцам в раздевалке. Он давил предплечьем на грудь, чтобы Феликс не мог сдвинуться, и смотрел прямо в глаза, все сильнее разжигая общую неприязнь. Феликса передернуло и он поторопился скинуть чужую руку.       — Да пошел ты, — наконец сумев оттолкнуть его, Феликс поторопился уйти подальше от маленького замкнутого помещения. Воздух там слишком быстро вбирает ярость и тревогу, заставляя чувствовать беспомощность. Беспомощным себя чувствовать Феликс не любил. По телу бегут мурашки, он сжимает кулаки посильнее, почти прокусывая губу от злости. Сердце набирает неестественно скорый темп, но не понятно, от страха, или чего-то другого.       Кисти Феликса в очередной раз плотно обматывают бинтами, проверяют одежду на соответствие стандартам. Дыхание все не может прийти в норму, но это мелочи. У Феликса все внутри сжимается от другого. Напротив стоит абсолютно холодный и отстраненный Ян Чонин. От того горящего пацаненка не осталось и следа. Чонин младше на год, так почему такое чувство, что Феликс отстает лет на десять?       Феликс отчаянно хмурится, когда их взгляды пересекаются.       — Привет, я — Чонин. Мы сегодня соперники, — широко улыбающийся мальчишка протягивает слишком худую ладонь. Феликс морщится. Какой-то слюнтяй пытается завоевать его расположение?       — Здравствуй, — тихо говорит новый, повзрослевший Чонин, когда они отходят от стоек.       — Могу я звать тебя хеном? Мы будем соперниками в этом году, а потом через год, и когда мне будет двадцать! — Чонин лепетал не замолкая, все сильнее раздражая высокими интонациями и яркой радостью в голосе.       — Соперники не обязаны быть друзьями, — раздраженно кидает Феликс, даже не взглянув в его сторону напоследок.       — Ни пуха, — Феликс старается не подавать виду, но голос предательски ломается.       Массажист растирает плечи и ноги, помогая подготовить тело после разминки, хлестко шлепает по икрам, разгоняя кровь. Но никакой массаж не поможет унять дрожь. Ту дрожь, что вызвана иррациональным страхом и чувством вины.       Раздается гонг, Чонин приветствует его, рефери дает команду. Феликс глубоко вдыхает, наконец немного успокаиваясь, и уклоняется от первого удара. Чонин делает еще попытку и Феликс почти падает, еле успев пригнуться. Он кое-как удерживается на ногах и быстро разворачивается, чтобы снова принять оборонительную стойку.       Феликс чувствует, что желание одержать победу колеблется где-то на уровне роста Со Чанбина. Кажется, промелькнувшая из-за собственной тупой шутки улыбка не очень понравилась Чонину, и он снова пошел в атаку, заставляя соперника вернуться в момент, быть здесь и сейчас. Будто его гордость была задета мимолетной потерей внимания.       По очкам вел Чонин, и это было не очень хорошо. Тренер живьем его сожрет, если Феликс проиграет в третий же день. Он делает ответный выпад и пробивает боковой блок. Чонин резко выпускает воздух, придерживая пострадавшее место. Феликс делает еще одну попытку, но безуспешно.       Первый раунд все же остается за Чонином. Он сосредоточен и серьезен, не отвлекается на посторонние шумы, действует холодно и расчетливо. В отличие от Феликса, который допускает ошибку за ошибкой, позволяя уделать себя быстрее, чем самого неопытного новичка.       Рефери делает Феликсу предупреждение. Из-за редкости атак и вялости в движениях, его сочли недостаточно волевым и, если он так продолжит, его дисквалифицируют. Одна проблема за другой. Еще и тренер со своим ором. Феликс начинает беситься.       Новый сигнал к началу боя все же распаляет былой азарт. Феликс старается сосредоточиться на сопернике, забыть кто перед ним, забыть, что было до. Чонин теперь новый человек, так почему бы не воспринимать его по-другому.       Феликс делает обманное движение и пробивает прямой в голову. Слишком резко для первых секунд. Чонин оттесняет его к канатам, пытается зажать, но Феликс удачно уходит и пробивает еще один боковой. В ответ получает серию из трех ударов, два из которых попадают в цель.       Феликс становится на колено. Судья отсчитывает до восьми и снова сводит их. Один нокдаун не беда, Феликс в полном порядке, продолжает отбиваться и пытается как-то выйти из ситуации.       Чонин ни на секунду не тормозит. Он все продолжает наносить удары, резкие, точные, болезненные. Но Феликс не отстает и на один стрэт возвращает два апперкота. Счет выравнивается, а после Феликс все же лидирует, обходя Чонина на два очка. Оценка судей девять — десять в пользу Феликса.       Тренер все еще недоволен, раздает советы, указывает на ошибки. Феликс пропускает половину мимо ушей — он все это знает. В голове будто образовывается пустота, и он ориентируется только по жестам судьи. В ушах раздается неприятный писк от напряжения, и Феликс пытается избавиться от него, несколько раз несильно ударив по виску.       На ринг его как будто выталкивают, все вокруг замедляется и плывет. Феликс блокирует удары один за другим, подсаживается, чтобы уйти от джэба, бьет в низ живота. Пот противно стекает по вискам, заливая глаза, щипает кожу. Феликс отходит в дальний угол, резко уворачивается и зажимает Чонина у канатов.       Чонин, даже будучи загнанным в ловушку, все еще достойно сопротивляется, умудряется ставить блоки на большинство ударов и наносит несколько боковых. Судья внимательно смотрит, чтобы ни один из них не повис на канатах.       Феликс не успевает заметить, как Чонин вырывается из западни и оказывается в центре ринга. Феликс быстро разворачивается, не собираясь терять время. Они снова обмениваются ударами. Чонин таки касается пола рукой. Рефери снова начинает отсчет, есть пара секунд на передышку.       Чонина выдает только сбитое дыхание и выступивший по всему телу пот, в остальном он не показывает ни волнения, ни испуга. Кажется, будто он совсем не устал за эти несколько мучительных минут.       Рефери дает команду, Феликс идет в атаку первым. Остается десять секунд до конца боя, у них равный счет. Чонин кидает быстрый взгляд на табло и начинает действовать резче и жестче. Феликс чудом успевает уклоняться. Чонин вырывается на два очка.       Феликс не может так просто отдать победу. Он собирает все оставшиеся силы и проводит серию из четырех ударов. Два попадают в цель, но решающего удара так и не происходит. Звучит гонг.       В третьем раунде они равны по ударам, остается надеяться только на мнение судей. Феликс более опытный, у него стаж гораздо больше. Но Чонин более энергичный и его техника на достойном уровне. У Феликса снова дрожат ноги.       Но все проходит, когда судьи оглашают результат. Они посчитали Феликса более агрессивным и техничным, несмотря на заминку в начале. Тренер похлопал по плечу, поздравляя с прохождением в следующий этап, а Чонин только раздосадованно посмотрел в его сторону. На секунду Феликсу показалось, что тот ребенок из прошлого вернулся.       Они столкнулись на выходе из здания. Чонин только холодно глянул на него, сразу же собираясь уйти, но что-то в Феликсе щелкнуло, заставляя схватиться за крепкое запястье хубэ.       — Чонин! — Феликс не знал, что должен сказать, но сказать что-то хотелось, даже не просто хотелось, он должен был что-то сказать, будто от этого зависела его жизнь.       Чонин только вздернул бровь, ту самую, со шрамом, и выразительно глянул на уцепившуюся в него руку. Феликс вздрогнул от необоснованного испуга, будто Чонин мог избить его прямо здесь и сейчас, будто он хотел этого больше всего на свете.       — Сонбэ, ты просил держаться подальше, так что же ты сейчас делаешь? — его насмешливый тон только подливал масла в огонь. Феликс чувствовал исходящую от Чонина давящую энергию, которая постепенно окутывала его с головой, путая мысли и мешая вдохнуть. На лисьем лице читалось ехидство.       — Я хотел… Извиниться, — совсем тихо пролепетал Феликс. Они будто поменялись местами. Феликс больше не был самоуверенным, идущим напролом торнадо, а Чонин больше не был солнечным ребенком, который готов простить весь мир. — Мне жаль, что в тот раз так вышло.       — Это все? Ты хочешь получить от меня прощения? Не унижайся, сонбэ, — Чонин усмехнулся, отводя взгляд. — Продолжай быть таким же надменным засранцем. Мне больше не нужны твои извинения, и прощать тебя я не собираюсь. Мы соперники, а соперники друзьями быть не обязаны, так ведь?       — Чонин, мне правда очень жаль. Я говорю это не потому, что хочу избавиться от груза вины…       — Не поэтому? А почему тогда? Не будь лицемером. Извинения сейчас нужны только тебе. Так что засунь язык в жопу и больше не пытайся говорить со мной.       Феликс мог только ошарашенно открывать и закрывать рот. Такого он не ожидал. Что такого могло случиться, что Чонин стал настолько черствым и безразличным. Да, Феликс в тот раз был жесток, но всего один проигрыш не должен был сделать его таким. Это изменение вгоняло в ступор и панику. Этот Чонин будто был совершенно другим человеком, тем, для кого ни что не имеет значения.       — Отвали от него!        Чанбин возник из ниоткуда. Он резко оттолкнул Феликса, а после схватился за майку на его груди. Послышался треск. Чанбин снова толкнул Феликса, но на этот раз в стену, послышался стук. Феликс зажмурился от легкой, но неприятной боли в лопатках и голове, кажется, его мозг только что хорошенько встряхнули. Дышать стало труднее.       — Я велел тебе не приближаться к нему! Так какого черта ты сейчас устроил?       Феликс от обиды сжал зубы. Он всего лишь хотел извиниться, а на него накинулись, будто он драку затеял. Чанбин крепко удерживал его, не позволяя сдвинуться.       — Как сторожевая псина ведешь себя, — фыркнул Феликс, отворачивая голову. Чанбин придвинулся слишком сильно, почти воруя его воздух. — Твой Чонин и сам в силах постоять за себя.       Хватка Чанбина ослабла, позволяя Феликсу выбраться и, пока его снова не прижали, сбежать, куда глаза глядят. Он остановился всего на мгновение, чтобы в последний раз заглянуть Чонину в глаза, в надежде увидеть там хоть каплю милосердия. Но увидел он там лишь презрение. И это было хуже, чем ненависть в глазах Чанбина.