По следу

      Если и было что-то, что Серый не любил больше привкуса человеческой крови, так это торжественные ужины, устраиваемые отцом. Вроде этого.       Серый небрежно крутанул между пальцев вилку, которой последние минут двадцать уныло ковырял стейк с кровью, и откинулся на спинку стула. В воздухе витал запах праздника. Ароматы нетронутой древесины и только зажаренной дичи пропитали кирпичные стены маленького кабачка на окраине города. Стоило признать, местечко для закрытия охотничьего сезона отец выбрал подходящее: уютное, отдалённое и словно не до конца вышедшее из леса. За окном справа от Серого уже раскинулась ночь, верхушки сосен и елей чёрными остриями вонзились в тучи, и лишь изредка автомобильные и мотоциклетные фары мазали жёлтым по ним.       Волки потихоньку подтягивались на праздник, и хотя до назначенного отцом времени оставался ещё час, народу хватало. Все они утробно урчали, создавая гул, как в пчелином улье. Серый поморщился. Если прислушаться, то можно было услышать возбуждённые споры о размерах и количестве загнанной дичи. «Интересно, многие ли из них поймали такие уникальные экземпляры, как я?» — оскалился Серый, вонзая вилку в стейк.       Те, кто не был занят обсуждением размеров добычи, тусовались у барной стойки с огромной деревянной бочкой пива и соответствующими ей деревянными кружками. Отец восседал там же, но обращённый не к бармену и алкоголю, а к тяжёлой чугунной двери, и благосклонным оскалом приветствовал всё новых и новых гостей.       Один Серый сидел на углу стола, заграбастав себе приличный кусок мяса, — как отщепенец. «Как будто я когда-то был своим», — фыркнул он, глазами здороваясь с каким-то очередным семейством. Глядя на то, как они жмут руку отцу, Серый вдруг понял, что преступников (бывших, нынешних и потенциальных) по своему профилю он знает куда лучше, чем городских волков. Наверное, именно поэтому отец так осуждающе косился на него в свободные минуты. Сейчас он тоже обернулся и приподнял тёмную бровь, на что Серому осталось лишь пожать плечами.       Что ему было делать, если полиция привлекала сильнее охоты?       Даже на этот праздник Серый явился, лишь потому что хотел повидаться с отцом: последняя грызня с Бером напомнила, как стремительно они отрываются друг от друга с каждым днём. Терять родную кровь не хотелось никому ни по-волчьи, ни по-человечески, так что отец совершенно искренне обрадовался, когда сын одним из первых ввалился в кабак. Они даже обнялись. Отец пах древесиной и кожей, как в детстве, и даже улыбнулся одним лишь взглядом тёмно-жёлтых глаз.       Серый с надеждой оглядел жёсткий родительский профиль. В мутно-оранжевом свете ламп отец казался абсолютно равнодушным ко всему и всем. Но когда вошёл какой-то молодой угловатый парнишка (видимо, совершивший в этом сезоне первую свою охоту) с ярким принтом оленя на груди, отец ему ободряюще подмигнул. Серый скрипнул зубами и отвернулся к окну.       Как всегда, время до начала торжества тянулось медленно. Стейк был съеден; Серый трижды отмахнулся от намёков на совместную охоту и дважды словесно цапнул за нападения на работу; сидящие у бара и меряющиеся трофеями поменялись местами; и наконец отец отошёл от двери.       Последним влетел Ростик — студенческий приятель Серого — и под колючим взглядом отца приземлился слева. Дружеское рукопожатие вышло горячим и слишком уже крепким.       — Спасибо, — шепнул Ростик вместо приветствия.       Серый закатил глаза и раздражённо зашипел:       — Ты слово «привет» из словаря насовсем выбросил? Есть ещё слова «здорово», «как жизнь», «ты как», в конце концов. Или это всё только у людей? Я уже не уверен.       Ростик смутился и, потерев светлый ёжик на голове, вздохнул:       — Привет.       — Здорово, — дружелюбно улыбнулся Серый. — Как жизнь в нашем ведомстве?       — Спокойно. Да ты и сам, наверное, знаешь: законы и правила известны всем, а нарушают лишь самые отчаянные. И безрассудные. Как ты.       Ростислав многозначительно замолчал и в упор уставился на Серого — настоящий следователь на допросе. Серый дёрнулся, все мышцы натянулись и замерли, готовые в любой момент разорвать неприятеля. Вот только Ростислав неприятелем не был: такой же опер такой же системы, как и он, только магической. Серый зажмурился и затрусил головой. В отличие от преступников и нарушителей он точно знал, когда следует остановиться, и те два случая оборотничества — необходимость. Невозможно было тогда поступить иначе: обречь друга на смерть, отпустить на волю кровопускателя — Серый бы себя загрыз!       — Расслабься, — со свистом выдохнул Ростик, а его ладонь зависла в паре мгновений от плеча. — Я придержал доносы. Но ты будь поаккуратнее. Смотри, где превращаешься. И с кем.       — Доносы? — на автомате повторил Серый со злым оскалом, но плечи всё-таки опустил.       — Доносы. Не приставишь же к каждому нашему слежку — ног не хватит. Работаем по сигналам. Как и вы.       Серый понимающе вздохнул и с силой опустил плечи. Мышцы противно затянуло, почти как после спортзала. С минуту Серый молчал, глядя, как рассаживается за длинным столом их немногочисленная, в сущности, волчья братия и накрывают на стол.       — Ай да Бер, ай да с-сын медвежий! А меня чуть на куски не разорвал.       — Бер? — теперь удивился уже Ростислав. — Какой Бер?       — У нас их что — много в городе? — рыкнул Серый. — Трое. Бер, его сынок и этот… Шатун. И работаю я под ним же — вы ж всё знаете!       Ростислав усердно закивал головой и забормотал:       — Да я понял. Я не о том, что Бера нет. Не Бер эти бумаги писал. Он анонимки презирает.       — Чёрт.       Ситуация вырисовывалась пресквернейшая, столовые приборы тихонько завибрировали от мягкого удара. Пока Серый в прямом смысле лез из шкуры вон, чтобы сделать свою работу, кто-то старался передать его высшему суду. Он хотел спросить у Ростислава больше: о бумагах, об анонимке, о содержании, о запахе, в конце концов… Не успел.       Стихла музыка, унялся гул, и в торжественном молчании отец поднялся из-за стола; все взгляды тут же устремились на него. Кто-то смотрел заискивающе, кто-то с затаённой злобой, а кто-то с неподдельным восхищением, почти как Серый. По традиции, сложившейся ещё в незапамятные времена, сезон охоты закрывал самый успешный и умелый охотник из волчьей стаи, он же признавался вожаком на ближайший срок. Стай, какими они были первоначально, уже не осталось, зато остался вожак — самый почитаемый и влиятельный волк в городе, по первому зову которого собирались все остальные. И вот уже одиннадцатый год Герман Серов бессменно оставался тем самым успешным охотником.       Одиннадцатый год все волки города почитали его.       Обведя всех колючим хищническим взглядом, отец заговорил. Его тост показался Серому таким же нудным и непонятным, как в далёком детстве до первой охоты. Отец говорил о гоне, трофеях, дарах леса, законах, разрешениях, отмечал новичков (Серый краем глаза заметил, как приосанился парнишка с оленем на груди) и благодарил всех за посещение этого важного торжества. На благодарности отец почему-то взял паузу и тепло посмотрел на Серого. Тот в ответ улыбнулся краем губ и позволил себе немного расслабиться.       Всё-таки сегодня праздник, пускай и не у него.       — Мои поздравления, волчья братия! — вскинул ладони отец, и волки радостно отозвались грохотом таких усердных аплодисментов, что Серый с трудом удержался от едкого комментария: даже люди на юбилее начальства так не хлопали.       А потом начались подарки.       К отцу одна за другой потянулись главы крупных волчьих семей. Их можно было бы даже назвать стаей, если бы они были настоящими волками, а не единоличниками. Почти каждый из них с заискивающей улыбкой и затаённой завистью вручал отцу свой лучший трофей. Среди подарков были и чучела птиц, рыб и мелких зверюг вроде белок — у этой семьи был практически личный таксидермист; были и клыки, и украшения из них; тащили кости, черепа. А юнец с оленем на футболке вовсе принёс оленьи рога. «Кто бы сомневался!» — фыркнул Серый и невольно сжал в кулаке клык кабарожки. Единственный его охотничий трофей десятилетней давности.       Первая и последняя его охота. Её ему припоминали до сих пор.       — Герман, а что твой сын? — пробасил старый приятель отца Глебов — матёрый волк с изрытой рубцами от язв щекой. — Давненько я его среди охотников не видел.       — Сам у него спроси, — спокойно отозвался отец. — Всеволод уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно отвечать за себя.       Взгляд Глебова пронёсся по всем присутствующим и безошибочно остановился на Сером. Конец клыка впилось в кожу до туповатой боли.       — Ну, что скажешь, Володь? Что не охотишься? Отца не уважаешь?       — Не вижу смысла в охоте, — буркнул Серый и отпустил клык. — Зачем гоняться за зверьём, если в городе хватает непойманных тварей?       Глебов оскалился в едкой насмешке, а отец недовольно хмыкнул. «Конечно! Выслеживать людишек — это ж ниже волчьего достоинства. Либо на себе подобных охотиться надо, либо на беззащитное зверьё в своё удовольствие — для чего ж ещё волчья шкура нужна, да?» — очень хотелось ввинтить что-нибудь эдакое ядовитое, но Серый промолчал.       Вниманием от волчьей братии он и без этого во все времена не был обделён.       — Просто странно это, Володь. Твой отец, значит, лучший охотник, дружен со всеми. А ты в стороне. С людьми снюхался.       Рядом прыснула Аська Глебова — девчонка, которой не только повезло родиться волчицей, но и стать девушкой Берова сына, — и ехидненько поинтересовалась вслед за отцом, правда ли Серый недавно собственной шкурой спас человека от смерти. Серый немногословно кивнул и поморщился: задетое по касательной дробью плечо заживало медленно, синяк до сих пор переливался разными цветами.       — Ради человека своей шкурой рисковал, — протянул отец. — И о чём ты только думал?       — Ни о чём, — Серый отвечал на этот вопрос абсолютно честно вот уже третий раз. — Просто делал.       Отец, многозначительно подняв брови, обречённо покачал головой. А волки не унимались. Вместо Глебова заговорил другой. Серый его не помнил, да и ни вспоминать, ни запоминать не собирался, ведь всё равно эти морды он видит раз в сто лет только на подобного рода праздниках.       — А что ты вообще делаешь в человеческой полиции? У тебя ж в нашей школе хорошие показатели были. Тебя к нам хотели взять.       Отцовский взгляд хищнически впился в Ростика. Он лихорадочно заозирался, стиснув зубы до мелкой дрожи, и перестал дёргаться, только когда Серый наступил ему на ногу.       — Там интересней! — рявкнул он и, подавшись вперёд, с охотничьим азартом заглянул в лица каждому.       Что они скажут на это?       Властным жестом отец прервал паузу. Испустив разочарованный вздох, волки вернулись к застолью: сочным закускам, некрепкому алкоголю и небылицам бывалых охотников. Серый ободряюще подмигнул Ростику и с благодарностью глянул на отца. Однако по взгляду его было понятно: упрямства сына он не разделял.       Хотя Вано и был горазд поспать, сегодня отзвонился вовремя (будильник, что ли, завёл!). Как раз разомлевшие от алкоголя сильнее, чем люди, волки вернулись к Серому с до зуда дурацкими вопросами. Без лишних вопросов и смешков полусонный Вано притворился, что напарника ждут на очередном вызове, и предоставил бесценный шанс удрать.       С самыми честными глазами и прижатой к груди ладонью, Серый извинялся и выползал из невыносимо душного помещения. Здесь пьянил один запах — алкоголя и кровавой дичи.       Чугунная дверь с мерзким скрежетом проехалась по бетону. Серый мягко прикрыл её и только потом накинул на плечи пуховик. На улице дышалось свободнее. Кирпичное здание не только прочно хранило благоухания праздника, но и оберегало лес от излишне возбуждённых человеческих воплей и волчьего воя, нет-нет, да вырывавшегося у особенно опьяневших охотников.       Лес возвышался манящей стеной и серебрился под тусклым мерцанием тонкого полумесяца шапками снега. Пахло сосной, пихтой, морозцем и кедром — так сладко и безмятежно, что Серый впервые за вечер улыбнулся мягко и легко. Не глядя, он зашёл в приложение заказа такси: водители мысли читать не умели.       Дверь кабачка открылась, когда Серый устал наяривать круги по парковке и подумывал домчаться до города, обернувшись волком. Останавливали лишь загадочные доносы. «Вдруг этот писака как раз здесь? — поёжился Серый и наглухо застегнул куртку. — Ну завернёт Ростик ещё раз. А потом нас обоих в шавуху завернут».       — Не едут?       Серый вздрогнул, когда за спиной раздался чуть хрипловатый голос отца, каким он всегда общался исключительно с близкими:       — Чего удираешь раньше времени?       — В них гораздо больше человеческого, чем они хотят думать, — бросил Серый, нетерпеливо косясь на приложение: ни один таксист не намеревался ехать в глушь за гроши.       — Да неужели, — в тусклом свете, лившемся из окон кабака, на губах отца сверкнул хищный оскал.       — Неужели, — передразнил его Серый и тут же зловеще зашипел. — Я не верю, что ты не видишь, как они на тебя смотрят. Знаешь, чего они каждую охоту ждут? Чтобы Акелла промахнулся. Чтобы наконец ты им приносил трофеи, оказывал почести, им подчинялся.       Тихий смех отца растревожил спокойный ночной воздух.       — Ничего смешного. Пап, вот ты думал, что будет, если однажды твои шкуры не будут идеальными? Если костей на выделку не продашь? Как дальше всё это будет?       — Найдётся охотник половчее меня.       — Угу, — мрачно кивнул Серый; телефон в руке дёрнулся, уведомляя об обнаружении водителя. — Тот оленёнок, например. Сколько ему? Пятнадцать?       — Семнадцать, — коротко поправил отец.       Самодовольная усмешка сама вырвалась из груди: Серый на первую свою охоту отправился в пятнадцать!       — Ну и что он сможет? Управится со всеми? С тобой, со мной, с Глебовым?       — Если бы ты чаще приходил, ты бы не задавал дурацких вопросов. Охота — это лишь традиция, способ подтвердить свой статус. Вожака назначают свыше.       — Я не удивлён, — качнул головой Серый. — Я же говорю: всё, как у людей. Ну, может, преданность только собачья. Ты свистнешь — они появляются и готовы сделать для тебя всё. Даже совершеннейший пустяк. Хотя, может, это и человеческое…       — Прям как у тебя. — Отец добродушно потрепал Серого по щеке. — Кидаешь волчью братию ради работы? Но я и в этом не уверен. Шкурой своей рискуешь ради людей. Крикнут «ко мне, Мухтар» — бежишь.       Серый дёрнулся и отступил на пару шагов:       — Мы исторически помогали людям. Мне кажется, правильно продолжать это делать. В конце концов, они очень многое придумали.       — Да… То, что не своровали у нас.       — Говоришь, прям как Велик.       — Всё ещё общаешься с этой ведьмой? Ладно. Если она говорит так, может, и не полная дура.       — Мы работаем в связке почти всегда. И она отлично справляется.       Такси подъехало вовремя. Непринуждённая беседа потихоньку перерастала в обыкновенную дискуссию, и под кожей уже зазудело негодование. Серый сел в автомобиль, хлопнув дверью под укоризненный взгляд интеллигентного дедушки-водителя, и упёрся затылком в подголовник.       И только на полпути к дому запоздало отметил: отец впервые слушал его без сдерживаемого дрожащего в глотке гнева.