Ему я тебя не отдам...

— Эй, братишка... Тебе, смотрю, сильно досталось... Морщась от ноющей боли в ушибленной ноге Крот прихрамывая подошёл к лежащему ничком сталкеру в буром от крови и грязи разорванном камуфляже и присел рядом на корточки. Осторожно потянув собрата по несчастью за плечо на себя, свободовец тихо присвистнул. Да уж, парню досталось и впрямь нехило, судя по всему долговцы пытали его и явно не единожды... Избитый и окровавленный сталкер затравленно дернулся пытаясь уйти от чужих прикосновений и болезненно простонал что-то невнятное. — Тихо, тихо, парень... Я тебе не враг.— успокаивающе пробормотал Крот, — Давай хоть руки освобожу... — Он тебе зато враг. Завали его и делов то... — сонно фыркнул из угла бандит, — Крот, не марайся, це ж сраный фанатик! — Чего-о?.. Да ладно! — Ты до формы его приглянися... Оно, нашивку ихню ещё добре бачно. — подошедший бандит наклонился и ткнул тихо застонавшего монолитовца пальцем в плечо, — Долгари этого типка ещё с неделю тому назад сюды приволокли, пытали, чего-то узнать хотели. А фанатик як воды в рот набрал, ну они ему язык и подрезали, та тут кинули. Хай дохнет падаль. — Так. Не распускай-ка ты руки, мил друг... Ему и без тебя досталось. — Э, ты шо, брате? Це ж фанатик, дурной на голову! Та он тебя бы завалил не думая, встреться вы на их территории! Обалдевший от неожиданного заступничества Крота бандос с недоумением посмотрел на помрачневшего свободовца, что поднялся и одним шагом заслонил жертву собой. Мозгоправу повторять дважды было не нужно, ворча что-то непотребное, он отошёл в сторону, сплюнув на пол и с презрением глядя на лежащее на полу окровавленное тело... Мрачно посмотрев ему вслед, Крот развернулся, присел обратно и замер, поймав мутный от боли взгляд пришедшего в себя фанатика. Тот явно был готов ко всему, но вот неподдельное удивление от того, что кто-то, должный быть врагом, решил вступиться за него, монолитовец скрыть не смог, как и лёгкий... страх? «А говорят, монолитчики ничего не боятся...» — мысленно хмыкнул Крот, но вида не подал. Видимо, долговцы всё же переусердствовали с пытками и у пленника просто не осталось сил сохранять ту самую пресловутую монолитовскую невозмутимость пред лицом смерти. В конце концов монолитовцы тоже были людьми, а пытки могли сломать кого угодно. Тем более пытки в застенках «Долга»... Покачав головой, Крот осторожно распутал колючую проволоку, что намертво стягивала запястья заведенных за спину рук фанатика, помог тому сесть опираясь о стену и успокаивающе улыбнулся. — Это... Слушай. Давай договоримся? Я тебе помогу чем смогу, а ты не будешь пытаться меня убить, ладно? Я, конечно, типа неверный, но мы тут как бы по одну сторону пока, да? Договорились? Обессиленный монолитовец, тяжело дыша смотрел в глаза Крота. То ли обдумывал предложение сталкера, то ли всё же прав был бандит и ему, Кроту, лишь показалось, что можно достучаться до разума фанатика. А может и страх тот мимолётный ему причудился?.. Может, и впрямь лучше было бы добить его сейчас, пока он не в состоянии ничего сделать им с Мозгоправом?.. Монолитовец смотрел. Молча, бесстрастно... А когда разочарованный свободовец собирался уже было махнуть рукой, фанатик, застонав от боли, медленно подался навстречу и уткнулся лбом в плечо замершего от удивления Крота. Свободовец ожидал чего угодно. Абсолютно. Но не этого беспомощного жеста согласия и безмолвной... просьбы о помощи? Защите? А как ещё это можно было трактовать... Монолитчик не мог разговаривать, но всем своим видом демонстрировал, что согласен на предложение Крота, и даже руками не смел шевельнуть, так и замерев. Лишь тяжело хрипло дышал, уткнувшись лбом в чужое плечо и вздрагивая от... боли или всё же страха, что вот сейчас его оттолкнут и таки добьют? И, черт его знает, почему вдруг затряслись руки Крота, неуверенно приобнявшего замученного бойца «Монолита»... И зажглось в презрительном взгляде Мозгоправа странное подобие сочувствия и жалости... — Эй, монолитчик... Всё хорошо. Я помогу. Обещаю. Тшшш, не бойся, не обижу... — свободовец неловко погладил ладонью по слипшимся от крови волосам монолитовца, — Звери, блять, эти долгари... Чего они с тобой сделали то? — Я ж говорю, пытали они его. Долго. Он прям сначала то молчал... Как Рэмбо, бля, недоделанный. — негромко отозвался из угла бандит, — А потом им хлопцы с «Черепа» занялись. Он тогда так орал. Бля, я не знаю, мужик... — Вот ублюдки... — И не говори... Он не просил ничо, чиста молился каменюке своей, должан поносил на чём свет стоит. Потом просто орал... пытался с собой покончить. — Мозгоправа невольно передёрнуло, — Так они его связали и на цепи повесили. А чего с фанатика взяти... Он потом и кричать то уже не мог, а все равно ничо не розказав. Я уже думал, ну нехай уже сдохнет. А тут тебя приволокли... Чего тебе с ним возиться. — Знаешь, Мозгоправ, Зона значит так решила... — помрачнел свободовец, — Раз выжил, значит так нужно. Этому их Монолиту или Зоне самой, а нужно... — Ну даешь, мужик. Уже б добил бы, чего ему мучиться... — Не буду. И этим ублюдкам не позволю. Эй, монолитчик... Слышал? Считай, ты под моим покровительством. Мы, «Свобода», те ещё разъебаи наверное для вас, неверные и всё такое... Но у нас есть хрень одна, которой у этих мудаков из «Долга» нет и никогда не будет. — Крот немного помолчал, осторожно придерживая замершего монолитовца за плечи, — Сострадание и любовь к ближнему своему. «Свобода», «Монолит»... На самом деле это вот всё такая херня по сравнению с тем, что делает человека человеком. Так вот я предпочту остаться человеком, монолитчик... Даже если ты меня потом на Барьере пристрелишь на штурме. Не могу я как они, не могу... Всё, расслабься, ок? Я тебя не трону... И монолитовец услышал. Обмяк как то сразу весь, тихонько постанывая сквозь зубы, но упрямо утыкаясь лбом в плечо единственного, кто решил позаботиться. Не пытал, не смеялся, не издевался над поверженным противником... Заступился и пообещал помочь чем можно. А чем тут можно было помочь... В плену, в долговском карцере... Но видимо даже теплое слово и поддержка были ему сейчас столь нужны, истинно необходимы, что запытанный и подвергшийся насилию монолитовец внезапно поднял освобождённые Кротом руки. Не для удара, не для защиты — вцепился ими в плечи свободовца, вжался весь и задрожал, забился в хриплых всхлипываниях и немых беспомощных рыданиях. Сильный, верный боец «Монолита». Сломанный ублюдками «Долга»... И Крот не смог оттолкнуть, усмехнуться. Прижал одной рукой к себе покрепче, неловко, но пригладил по спине в попытке поддержать и успокоить. Не как девку какую истеричную, как товарища в беду попавшего и ищущего утешения среди своих самых близких. А кто сейчас пленному монолитовцу был ближе Крота принявшего всё как есть и пообещавшего помочь?.. Хоть словом, хоть жестом... Хотя бы просто этой неумелой заботой. И даже Мозгоправ, до того смотревший на фанатика с презрением, сейчас как-то приутих у себя в углу и отводил хмурый взгляд. Жалел... Чертового фанатика. А тот поднял вдруг голову и Крот вздрогнул. В глазах полных боли отчётливо читались смирение и какое-то отчаяние, страх... И робкая надежда. И вера... Он верил. Верил в слова того, кого ещё неделю назад просто убил бы, встретив в Зоне, и в руках которого сейчас словно спрятаться от всего, что с ним сделали, пытался. Смотрел, а затем поднял изувеченную руку, окровавленными пальцами с выдранными ногтями дотронулся сначала до своей груди, а потом до плеча сталкера. С молчаливым вопросом во взгляде: «Ты понял?..» — Эх, монолитчик... Вот вытащат нас отсюда, отправим тебя к братьям твоим, тогда благодарить будешь. — непривычно мягко отозвался свободовец, — Всё, всё, монолитчик... Защитим. Всё хорошо будет. И ни одна тварь тебя больше не тронет, Зоной клянусь. Ты это... держись. Монолитовец сгорбился, сжался весь и снова спрятался в чужих руках, вздрагивая и тихо всхлипывая. Так было легче... Не мог он после всех побоев и пыток по другому, не мог... Когда неверные ломали тело — стонал сквозь зубы, молился, терпел как мог, ни слова, ни крика не допустив. Но, когда сломали насилием душу, вывернули, превратив человека в безвольный беспомощный кусок плоти... Молитвы кончились, а с криками боли ушло всё, что делало его сильным. «Я не слышу, тебя, Монолит... Почему ты оставил меня?.. Я недостоин теперь?..» — рвало скорбью, болью и непониманием. И такая пусть грубоватая и неожиданная, но поддержка другого — неверного! — стала спасением. Он его понял. Он его услышал, хоть монолитовец не мог теперь и слова сказать. Когда наконец сломленный воин «Монолита» притих и замолчал, лишь еле заметно вздрагивая после пережитого эмоционального всплеска, только тогда Крот отцепил от себя чужие руки и заставил его осторожно лечь на спину. Нужно было осмотреть... Жутко стало сразу... На теле монолитовца места живого не было... Ножевые раны, ожоги, содранная местами едва не с мясом кожа, вырванные ногти на обеих руках, запястья изувеченные колючей проволокой едва не до кости и кровь... кровь повсюду... Судя по тому как фанатик держал руку, она была сломана, как и пара ребер - долговцы постарались от души, выместив на пленном всю злость и ненависть к его собратьям. Повезло, что Крота они забросили вместе с рюкзаком, отобрав только оружие и консервный нож. Ещё бы, его то они планировали обменять на кого-нибудь из своих и бить, как и обносить не стали... Распотрошив рюкзак, Крот достал аптечку, флягу со спиртом и бинты. Предварительно вколов монолитовцу, единственную ампулу промедола — а ведь на черный день припасал!.. — и чудом завалявшийся антибиотик, Крот занялся ранами. Промыл за неимением лучшего варианта спиртом — слабая попытка предотвратить заражение — наложил где смог повязки и только над поврежденной рукой задумался. Мозгоправ подсказал, наблюдавший издалека. — Вивих плеча у него. Вправлять треба. А потом плотно фиксировать. — Нда? Просто так выглядит... думал, сломана. Поможешь, мэн? — А хули, браток, куды вас девать-то? — щербато ощерился бандит, поднимаясь и подходя, — Бля, придержи его... Он шо меня... Он боится меня чи шо? — После того что было то?.. Тшшш, парень... Не бойся. — Крот осторожно прижал к себе монолитовца, — Всё в порядке. Он поможет руку твою вправить. — Пиздец. Зашуганный фанатик. Хто б розказав, в морду бы плюнул за лажу! А от поди ж ты... Свободяй, держи его крепче. А ты, фанатик, не рыпайся и трохи потерпи. Зараз батько порешает. Смотри як треба... Негромкий хруст вставшего на место сустава и протяжный хриплый стон монолитовца слились воедино... Довольный своей работой Мозгоправ отряхивая руки отошёл, прихватив с собой остатки спирта, а Крот молча принялся фиксировать пострадавшее плечо остатками бинтов. Ослабевший и вымотанный до предела монолитовец стерпел всё от и до, лишь изредка вздрагивая, но тут же снова покорно расслабляясь и позволяя Кроту закончить. А потом, укрытый курткой свободовца, что успел его ещё осторожно напоить и уложить поудобней, наконец-то отключился, провалившись в беспокойный поверхностный, но сон. Устало севший рядом свободовец, вытер вспотевший лоб и закурил. — Ну и шо будешь теперь делать? Тебя то твои выкупят, а этот? — С собой заберу... Не могу я его тут бросить, Мозгоправ, не могу. — Ну ты гонишь, канеш, братан! Твои тебя не ушатают? Да и хто за него ту капусту то отчехлит! За фанатика то! — Мэн, я сказал, он под моей защитой. Деньги я найду своим парням потом отдать, они поймут. — Крот нахмурился, стряхнув пепел, — Я монолитчику обещал, я обещание выполню. «Свобода» слов на ветер не бросает, запомни. — Та ладно, ладно тебе, не барагозь! — со смешком поднял руки Мозгоправ в примирительном жесте, — Угораздило же связаться... Свободяй и фанатик. Охренеть можно, мужик, ну ты сам вдумайся, хе-хе. — Не поверишь, сам себя не до конца понимаю сейчас. Знаешь сколько они наших положили на Барьере? А я сам скольких завалил!.. Это ж хренов «Монолит»!.. Фанатики, бля, религиозные психопаты. Сколько я их видел... — свободовец покачал головой, — Но, блять, мэн, то в бою, а тут... Долгари, конечно, твари те ещё, это я всегда знал. Но, блять, ты посмотри во что они монолитчика... Монолитчика, мать твою!.. превратили! Ну как так... Он же, блять, ко мне сейчас жался как к своему Монолиту идиотскому не иначе! — Не барагозь. Розумию я всё, шо... Долгари на моих глазах над ним издевались — кивнул на монолитовца Мозгоправ, — Слышал бы ты как он орал, а потом хрипел... Честно, я ему уже заточку в бок думал загнать як-небудь ночью, щоб не мучался хлопец... Мы ж бандюки тож не звери, понимание имеем. Бабу там хоть в два ствола, зеленых обнести, вальнути кого в Зоне хабара ради... А це... Он пока до тебя не прицепился тут, я, зуб даю, не кумекал насколько всё ебано. — Вот видишь, мэн... А ты говоришь, что мне теперь делать... Не добивать же. Черт. Что за... Эй... — Крот обернулся к застонавшему вдруг фанатику, — Ты чего? Тихо-тихо, монолитчик... Всё хорошо, успокойся. Блядь, приснилось что? Эй, всё, тише, не ломись, это я... Монолитчик, блять, Монолит твой из автомата разрывными, тихо! С силой встряхнув молчаливо и страшно рвущегося из рук монолитовца за плечи, Крот прижал его к себе не отпуская и не позволяя навредить самому себе. Застигнутый врасплох он понимал, что фанатику похоже то ли приснилось что-то особо нехорошее, то ли привиделось, что за ним снова пришли бойцы «Долга», но вот что делать в таких случаях ну совершенно не знал. И лишь по наитию сейчас просто еле удерживал бьющегося в его руках монолитовца... И если бы не внезапно обнявший фанатика с другой стороны Мозгоправ, то и не удержал бы наверное... Тихо матерясь бандит обхватил руками плечи Крота, зажав меж ним и собой всхлипывающего, почти обессилевшего, но до последнего не сдающегося пленника и лишь молча скорчил гримасу охреневшему от столь неожиданной подмоги Кроту. Свободовец и бандит — вместе! — до конца не размыкали рук, пока монолитовец не успокоился, не обмяк беспомощно, утыкаясь лбом в грудь Крота и тихо постанывая. Только тогда Мозгоправ молча качая головой поднялся и ушел в угол, отвернувшись лицом к стене и улегшись там. Сталкер только и смог, что кивнуть растерянно и благодарно, прижал к себе монолитовца медленными поглаживаниями снимая напряжённость с чужих ещё сведенных судорогой плеч, зашептал тихо и успокаивающе тому на ухо. — Ну что ты... Это мы, мы не хотели ничего плохого, клянусь. Тебе что-то приснилось и... Я боялся, что навредишь себе, вот и... держали. Тшшш, монолитчик, всё закончилось... Эй, слушай, как называть то тебя? Я вот Крот, его Мозгоправом кличут... Знаю, что не можешь говорить... У меня вот карандашик есть. И пачка от сигарет. Давай дам? Попробуешь написать хоть, а то что мы... фанатик, да монолитчик... Или вам нельзя разглашать? Если нельзя, ничего, монолитчик, я пойму. Хорошо? Притихший бледный монолитовец помедлил какое-то время, а затем согласно кивнул, позволив устроить себя полулёжа. Взял в подрагивающие пальцы карандашный огрызок, что быстро откопал у себя в недрах вещмешка запасливый Крот и попытался вывести что-то на вывернутой наизнанку сигаретной пачке. Не смог... Больно было двигать руками, слишком резко отдавались по нервам импульсы боли от изувеченных пальцев и плотно забинтованных запястий... Ободряемый свободовцем, боец «Монолита» попробовал вновь — корявые буквы «и» и «г» всё же получились... Скрипя зубами, монолитовец бессильно зажмурился на миг, тряхнул головой и всё же вывел на мятой пачке короткий позывной. Протянув пачку, выронил карандаш из ослабевших пальцев, уткнувшись лбом обратно в плечо свободовца. Сознание мутилось... — Игла. — негромко прочитал вслух Крот, — Ну вот и познакомились по человечески... Держу я тебя, держу... Тшшш, Игла. Давай-ка на меня тогда уж обопрись... Всё, лежи, все раны же разбередишь... Лежи, я держу тебя. Пересев так, чтобы самому опираться спиной на стену, вытянув ноги вперёд, Крот помог монолитовцу повернуться на менее повреждённый бок и молча позволил едва не забраться на себя. Игла молчал, ни жестом, ни взглядом не попросил, но свободовец уже понимал... Пережившему боль насилия и пыток монолитовцу сейчас почему-то очень нужно было не просто слышать, а всем своим существом ощущать тепло рядом с собой. Он готов был как перепуганный подросток жаться сейчас к любому, кто дал бы ему поддержку и опору. Может сломалось там что-то в голове, может эти фанатики и впрямь были сильно себе на уме и напрочь завязаны на, как они называли, Голос. А теперь этот их Зов оставил своего адепта и он искал что-то, что заместит и поддержит? Кто знает, но препятствовать Крот не стал. Скорее наоборот... Осторожно чуть сдвинул худощавого Иглу, позволив уткнуться лицом чуть ли не в шею, обнял рукой за плечи, словно пряча у себя, пригладил — уже как-то почти привычно успокаивающе по спине — укрыл снова своей курточкой. И монолитовец замер, будто боясь потерять неловким жестом или движением это расположение Крота, прижался очень осторожно — но так доверчиво... — взглянул на миг в лицо. Снова опалило этой смесью боли и страха, надежды и растерянности... Слишком сильно, слишком неожиданно от бойца «Монолита», слишком странно для него — свободовца Крота. Но вместо лишних слов он лишь погладил аккуратно Иглу по голове и прижал покрепче, бережно придерживая, чтобы обессиленный монолитовец не сполз на пол — держаться руками за Крота тот сам не мог, слишком болели пальцы и изуродованные колючей проволокой запястья. И почему-то кольнуло где-то в груди жалостью к нему... такому беспомощному и слабому сейчас. Настолько непривычно безопасному насколько Крот и представить бы себе никогда не смог бойца самой жестокой и мрачной группировки Зоны...