Da mihi osculum ultimo

После работы Чонгук вваливается в квартиру и захлопывает дверь. Её грохот отзывается в тяжёлой башке чугунным гулом, и Чон морщится. Едва скинув обувь, он быстро проходит в свою комнату. Ноут потух и меланхолично мигал индикатором, находясь в спящем режиме. Чон ударил по пробелу. Войдя в систему, он обнаружил окошко завершения программы. Затаив дыхание, он нажал "Готово". Одно за другим в открывшемся окне прогрузились видео. Много роликов разной длительности, какие-то по часу, какие-то по два, а где и по сорок-сорок пять минут. Превьюшки совсем не радовали. Как и полагал Чонгук — все видео с одного ракурса. Со шкафа. Широкая кровать в полном обзоре. Чон скинул тёплую кофту, вытер о штаны вмиг вспотевшие ладони и кликнул на случайный видеоролик. Либо камера управлялась с пульта, либо реагировала на какой-то датчик, либо видео на флешке было уже обрезанным — запись начиналась с самого горячего. Не было долгих вступлений, разговоров и утомительного процесса раздевания. Сразу с порога — тягучие жаркие объятия, в которых слипались два молодых гибких тела, и глубокие горячие поцелуи. Чонгук откусил кусок кожи от собственной губы и пролистал видео немного вперёд. Он не замечал, как раздирает ногтями собственную щёку, пока смотрел, как Тэхён засаживает ему до самого корня, удерживая за загривок, как сучку. Видео было без звука, но звуки того вечера и так стояли в ушах Чонгука. Он мог бы воспроизвести их в точности от начала до конца. Чон закрыл видео и клацнул на другое. В нём Тэхён отстранился от него почти полностью и натягивал на себя за бёдра, вбиваясь отрывисто, грубо и сильно. В тот вечер Чон впервые сорвал голос и дня три потом мог лишь хрипеть. Чонгук закрыл видео и потёр глаза. Извращенец. Похотливый извращенец. Он записывал все свои секс-сессии, чтобы... что? Пересматривать и дрочить? А зачем ему дрочить, если стоит лишь совсем не фигурально поманить пальцем, и вот — горяченькая доставка. Ни ехать никуда не надо, ни стараться, ни соблазнять, ни уговаривать. Сливать на порносайты? Без звука? На кой хер? Или его возбуждал сам процесс записи? Вздохнув, Чонгук открыл ещё один ролик. Пару секунд он непонимающе таращился на монитор, а затем развернул видео на весь экран. Та же комната, тот же ракурс, тот же Тэхён... Только под ним был не Чонгук. Светло-русые волосы Тэхён сгрёб в кулак и, вероятно, до хруста запрокинул голову незнакомого Чонгуку парня. Тот закатил глаза и сорвано стонал, распахнув пухлые губы. Длинные серёжки в обоих ушах качались от фрикций и били парня по плечам. Тэхён отпустил его волосы и обвил пальцами длинную тонкую шею, прикусывая мягкую пухловатую щеку. Чон открыл ещё одно видео. На нём — очень худой невысокий парень с выбеленными до полной бесцветности волосами и раскосыми лисьими глазами. Он морщил брови и выдыхал сжатый воздух сквозь зубы. Будто бесился от собственной внезапной покорности. Чонгуку было знакомо это чувство. Ублюдок. Так Чонгук у него ещё и не один. Он вообще делал передышки или ебался с утра до ночи в порядке живой очереди? Ещё и снимал их всех. Дрянь. Подлая дрянь. Чон мотал головой, чувствуя, как в груди закипает ярость. Было и больно, и обидно, и горько, и хотелось что-нибудь разъебать. Может и разъебал бы хотя бы этот ноутбук, если бы были силы. Этот сукин сын вытрахал их все полностью. Видео внезапно замигало и пошло полосами. Чонгук сморгнул застившие ему глаза слёзы гнева и придвинулся ближе. Ноутбук не мог бы дать такой глюк, видимо, это был дефект самой записи. Чон хотел уже выключить видео, но взглянул на монитор и застыл. На видео в том месте, где только что был Тэхён, картинка зашумела. Видео коротило и шло помехами. Через ползущие полосы пробивалось нечто необъяснимое. Вместо Тэхёна по экрану расползалось чёрное пятно. Оно завивалось кольцами, как дым от пожара. Руки Кима, лежавшие на пояснице незнакомого парня, вытянулись в пальцах и поползли по бледной коже. Теперь это были словно длиннющие лапы какого чудовища из хоррор-игрушки. На том месте, где монитор отображал лицо Тэхёна, вдруг разверзлась широченная зубастая пасть. Пронзительно вспыхнули красным две точки на месте глаз. Видео снова закоротило. Изображение будто треснуло и металось из стороны в сторону. Чонгук быстро щёлкнул красный крестик и закрыл плеер. Это какая-то шутка? Вирус? Защита от взлома флешки? Бред. Так вирус могли себе представить бы, наверное, лишь люди, видящие компьютер во второй раз в жизни. Чон вернулся в начало папки и ещё раз запустил видео с собой. Он осторожно промотал вперёд, до уже знакомого места на записи, потом ещё чуть-чуть, буквально на пять секунд, потом ещё на пять, потом ещё... Около десяти кликов ему понадобилось, чтобы снова началась странная магия. Теперь страшные длинные пальцы расползлись уже по его спине. Необозримое чудовище раздавалось по экрану. Оно распахнуло ужасную клыкастую пасть, и Чонгук мог бы поклясться, что услышал его рёв даже через отсутствие на видео вообще какого-либо звука. Тело сковало липким холодом. Чонгук, застыв, смотрел, как чудовище хватало его за спину, шею, волосы и плечи. Он всматривался изо всех сил и никак не мог уловить чётких очертаний. Какое оно? Лишь отдалённо угадывались контуры, где примерно должная быть голова, где грудь, где руки... Но он же не чувствовал этого тогда... Его совершенно точно касались руки Тэхёна. Тёплые человеческие руки. И этот рёв... Ну не мог бы он пропустить такое мимо своих ушей! Не мог он не понимать, что его драл какой-то монстр, а не живой человек... Чонгук закрыл глаза руками, вжался лбом в колени и изо всех сил напряг свою память. Он вспоминал все звуки, ощущения, запахи... И вдруг осознал, что действительно не может точно сказать, что это был человек. Он так упивался тем неземным кайфом, так бился в экстазе, что совершенно не думал ни о чём вокруг — важно было лишь то тепло, что разливалось по телу, сшибало мозги и скручивало внутренности. Тэхён всегда переворачивал его лицом вниз... Вот поэтому? Чтобы он не увидел... Этого? Блядь, блядь, блядь... Что это за чудовище? Чонгук открыл другое видео и промотал сразу вперёд. Помехи, непонятная воронка, зубы и красные точки... Чонгук нашёл и запустил ролик с тем парнем с пухлыми губами. Когда видео вновь пошло полосами, Гук заверещал и рывком захлопнул ноутбук. Его колотило, будто он окунулся в прорубь. Зуб на зуб не попадал. Чонгук сполз на пол и сжался в комок. Он чувствовал себя ужасно грязным, липким, словно покрытым нефтью и снаружи, и изнутри. Кому он вверил своё тело? Что это была за тварь? Это её яд сейчас пульсирует по его венам и сводит с ума от страха и омерзения? Сука, сука, сука... Нет... Кто-нибудь, скажите, что это неправда... Это же тупой розыгрыш. Несмешной прикол. Видеомонтаж... Пусть он окажется обычным извращенцем... Блядь... Флешбеками вспыхнули все воспоминания. То, каким дерьмом он ощущал себя от долгой разлуки с Тэхёном. Как всё валилось из рук. Как ничего не радовало и ничего не интересовало. И мыслями, и телом Чонгук стремился туда, к нему, чтобы он снова опрокинул его на свою кровать и дал ему смысл жить дальше. Он отравил его. И сделал так, чтобы Чонгук вновь и вновь приходил, как ему казалось, за противоядием, а вместо него снова получал яд. Он разъедал его личность. Его память. Его разум. Звонок телефона прозвучал громом среди ясного неба. Трясущимися руками Чонгук выудил его из кармана джинс и уставился на экран.

Ким Тэхён

Входящий вызов

Умирая от ужаса, Гук смахнул трубку и приложил телефон к уху. По ощущениям это было всё равно, что положить себе на лицо ядовитого паука. — Привет, котёнок. От будничного тона Тэхёна у Чонгука внутри всё спеклось. — Как ты себя чувствуешь? Чон хватал ртом воздух, не в силах вымолвить ни слова. — Понравились видео? И почему Гук совсем не удивлён, что он всё знает. — Меня камера не любит. Совсем плохо получаюсь, — спокойно продолжал Тэхён, — Зато ты там великолепен. Ты очень сексуальный. Мой сладкий котёнок. — Кто ты, блядь? — сипло выдавливает из себя Чонгук. — Я? — Тэхён вздыхает в трубку, — Да какая теперь уже разница. Это знание тебя счастливее не сделает. Тем более, что осталось тебе всего ничего. Чонгук зажмурил глаза. Выдавленные слёзы побежали по его щекам. — Я... Я умру? — жалко лепечет он. Тэхён расслабленно смеётся в трубку. — Вы так боитесь смерти, все вы. Как будто она — самое ужасное, что может вас ждать. Чонгук не сдерживается и всхлипывает. — Ну-ну... Не плачь, детка, — сочувствие этой твари выглядит даже искренним, и от этого ещё более издевательским, — Я не хотел тебя расстраивать. Прости, котёнок. Но ты не умрёшь. Я тебе это обещаю. Чонгук запрокидывает голову и рыдает. Он попал в капкан, и тот защёлкнулся на его ноге. Он силится вырваться, но каждый рывок причиняет ему всё бо́льшую боль. А к нему уже приближается охотник с двустволкой. Он смотрит в её дуло и с внезапной, кристально чистой ясностью осознаёт, что всё кончено. — Приезжай ко мне, котёнок. Я выпью всю твою печаль.

Вызов завершён

Теперь он — шарнирная кукла на верёвочках. За эти верёвочки его поднимают с пола, вынуждают одеться и выйти на улицу. Ноги несут его против его воли, потому что воли никакой не осталось. Потому что его слово — даже не закон. Оно — прямое руководство к действию. Слёзы высыхают от встречного ветра и стягивают кожу. Чон лишь тихо и сухо всхлипывает, пока поднимается по знакомым ступеням. В последний раз.

Michael Maas (Earth) — Anthem of Gods (feat Mike Holt)

Дверь приглашающе открыта. Чонгук проходит внутрь и видит его. Тэхён поворачивается к нему, смотрит пронизывающе. За окнами давно сгустились чернила, густые тучи закрыли и луну, и звёзды. Будто стёкла просто взяли и закрасили чёрной масляной краской. Чон не может сдвинуться с места. Тэхён подходит к нему сам. Его руки — тёплые человеческие руки — ложатся на щёки Чонгука. Тот кусает губы и пытается хотя бы уйти с достоинством, но тело предаёт его. Слёзы вновь катятся по проторенным дорожкам. Тэхён придвигается ближе. Горячий мокрый язык собирает соль со щёк Чона, пальцы зарываются в волосы. Он лижет и целует исхудавшее лицо, гладит впалые меловые щёки, собирает солёную воду со слипшихся ресниц. Чонгук кладёт руки на плечи Тэхёна, отстраняя, и поднимает покрасневшие глаза. — Покажи мне. Тэхён смотрит на него распахнутыми глазами. — Что тебе показать, котёнок? — Покажи мне, кто ты есть на самом деле, — твёрдо повторяет Чонгук, — Я хочу знать, кому я себя отдавал. — Детка, это совершенно ни к чему... — Это моё пос... последнее желание. Пожалуйста. Тэхён усмехается невесело. — Ну... Будь по-твоему. Скрежет, хруст и клокот разорвали тишину комнаты. Просторная домашняя одежда полопалась и опала на пол клочьями. Кожа налилась кроваво-красным и ороговела, покрываясь широкими жёсткими пластинами. Тело всего за пару секунд вытянулось вверх на две головы. Колени с противным сухим щелчком развернулись в противоположную сторону. Пальцы вытянулись и почернели. Длинные тонкие когти пропороли воздух. Чонгук вдруг вспомнил то ощущение — металлические спицы под волосами. Плечи раздались вширь, и по обе стороны развернулись крылья — костлявые, кожистые, с шипами и без перепонок. Но страшнее всего было лицо. Он сохранило черты своей человеческой формы, но всё равно изменилось до неузнаваемости. Обожжённая кожа с красноватыми прожилками. Глаза пронзительно-красные, смыкающиеся не сверху вниз, а справа налево. Под ними, на щеках, раскрылась ещё пара таких же. Рот разъехался от уха до уха, будто по нему полоснули опасной бритвой. Ужасный, безгубый, он приоткрылся и явил частокол из острых желтоватых клыков, торчавших в два ряда и сверху, и снизу. Грёбаное чудовище из самых недр Тартара. Если Чон мог, он бы потерял сознание. Но он чувствовал лишь опустошение и полную обречённость. — Ты доволен тем, что увидел? Монстр лишь приоткрыл зубастую пасть. Слова лились откуда-то изнутри, из клокочущего чрева, словно он съел того, что озвучивал их. — Как ты называешься? — тихо спросил Чонгук. — Возможно, ты слышал что-нибудь об инкубах, котёнок? Инкубы... Демоны-искусители, распутники, совращавшие слабые или заблудшие разумы. Из средневековых мифов. Конечно, Чонгук о них слышал. — Разве... Разве инкубы не к женщинам приходят? Демон согнулся в три погибели и упал ногами на пол. С мерзким звуком, напоминающим стук сухих костей друг о друга, он стремительно уменьшался в размерах. Колени с громким хрустом вернулись в прежнее положение. Роговые пластины расправились и потонули в затянувшей их коже, карамельно-смуглой и гладкой. Крылья сложились, как шасси самолёта, и вросли в спину. Пальцы втянулись обратно. Несколько тягучих секунд — и перед Чонгуком снова стоял Тэхён. Вернее, тот, кто называл себя этим именем. — Прости... Не могу долго так, — прохрипел он и откашлялся, выпрямляясь. Его разорванная одежда лежала у ног, а сам он остался совершенно нагим. — Это мифотворчество — та ещё дрянь, — насмешливо протянул инкуб, проворачивая шею и хрустя суставами, — Люди больше от себя напридумывали. Удобно было приписывать нам свои собственные грехи. Может, ты удивишься, но вы и без вмешательства потусторонних сил очень любите потереться гениталиями... Тэхён осёкся, глядя в лицо Чонгука. Слёзы блестели в уголках его глаз драгоценными камнями. — Я любил его. Инкуб наклонил голову. — Кого? — Тэхёна. Ким Тэхёна. Я боялся его, но... Я его любил... Демон растянул уголки губ. К счастью, на этот раз они не разъехались. И зубы были нормальные, белые, человеческие. — А что ты знаешь о Ким Тэхёне? Ты знаешь, откуда он? Кто его родители? Где он вырос? — Нет... Нет, я... — Где он учился, где сейчас работает? — Он... — Куда уходит утром из постели с тобой? — Нет... — Когда у него был первый поцелуй, первый секс, первые романтические переживания? Ты хоть раз задумывался, почему в его руках ты чувствовал себя таким счастливым? Рыдая, Чон судорожно загребал воздух. Крупная дрожь била всё его тело. — Тот, кого ты так любил, умер много сотен лет назад. Его убили на войне, ещё молодым — всадник развалил его тело мечом от плеча до пояса. А там, глубоко внизу, его душа горела. Горела, плавилась в лаве, но не сгорала. Там никто не сгорает. Там душа покрывается панцирем и превращается в чудовище... — Заткнись! Хватит! Заткнись, блядь! — заверещал Чон и впился пальцами в корни волос, больно растягивая их в стороны. Инкуб подошёл совсем близко и поднял лицо Чонгука за подбородок. Большим пальцем он провёл по его припухшей нижней губе. — Мне... Мне всё равно... — сдавленно проскулил Чонгук, — Я любил его и без истории. Мне просто нужен был он... Демон обнял Чона, прижал к своему обнажённому телу и запустил горячие руки под футболку. Чонгук вздрогнул, но отталкивать не стал. — Яд инкуба поражает мозг и органы, пропитывает их насквозь, — прошептал демон ему на ухо, — То, что ты называешь любовью, всего лишь процесс интоксикации, вызывающий зависимость. Ты получал его каждый раз. С моей слюной. С моим потом. С моей спермой. Инкуб гладил Чонгука по волосам и мягко целовал тонкую кожу за ухом. Чон трясся в его руках, цеплялся пальцами за него, до последнего надеясь, что это просто слишком реалистичный, вернее, сюрреалистичный сон. Но слишком настоящими были тепло тела, жар дыхания и прикосновения, ласковые, трепетные, такие... любящие. Демон стягивал с него одежду, бросая её под ноги. Всю. Пока Чон не остался таким же нагим, как и он. — Я совсем не хотел тебя расстраивать, котёнок. Правда, — инкуб целовал его закрытые веки и прижимался к нему всем телом, — Мне грустно смотреть на твои слёзы. Я не хотел, чтобы ты уходил так... Я мог бы сделать всё хорошо. Ты бы ушёл счастливым, с улыбкой на губах. Чонгук обнял демона в ответ. — Но... Почему? Почему я должен уходить? — дрожащим шёпотом спросил он. — Не думай об этом. Инкуб утянул его вниз. Чон сполз на пол вместе с ним. Переплетясь руками и ногами, они гладили и ласкали друг друга. Демон целовал его щёки, шею, плечи, сминал кожу на спине и ерошил волосы на затылке. Чонгук плавился в его руках. Он чувствовал, что становится всё слабее и слабее. — Это... Это больно? Инкуб взял его лицо в ладони и посмотрел прямо на него. Глаза в глаза. Карие, бездонные, слегка асимметричные. Те глаза, в которых Чон утонул когда-то. — Это легче, чем заснуть, — сказал демон. И накрыл его губы своими. Его язык вторгся в раскрытый навстречу рот. Инкуб целовал его сладко, тягуче, нежно, и Чонгук отвечал ему с не меньшим жаром. Он пил яд из его рта, как и десятки раз до этого. Он пил его в последний раз. Темнота накрывала его постепенно. Будто кто-то бинтовал глаза полупрозрачной чёрной тканью. Слои накладывались друг на друга. Темнота становилась всё плотнее и плотнее. Останавливалось дыхание. Тело теряло чувствительность. За пальцами рук и ног Чон переставал чувствовать всё своё тело. Оставались лишь нега и сладость. Он растекался, как золотисто-медовая жидкость, как вино, которое глоток за глотком испивали из амфоры. Он растворялся. Демон отпустил его губы, когда тело совсем обмякло в его руках. Тяжёлая голова повисла на ослабевшей шее. Остекленевшие глаза уставились в пустоту. — Вот видишь, детка, — тихо прошептал инкуб, — Я же обещал, что больно не будет. Он положил его голову к себе на плечо и долго гладил окончательно опавшее в его объятиях тело. — Я буду скучать по тебе, котёнок.