Осколки

– Держи, ты хорошо поработал в этом месяце, все хвалят тебя. Надеюсь, что ты и дальше будешь работать так же усердно и аккуратно. – Немолодая, чуть полноватая старшая медсестра по хозяйству, славившаяся своим суровым нравом, но почему-то именно к Хосоку и Тэхёну относившаяся практически с материнской нежностью и заботой, с улыбкой вручила Хосоку пухлый белый конверт с его первой, честно заработанной зарплатой. – Спасибо, я буду стараться работать еще лучше, – юноша с ответной улыбкой принял конверт и, поклонившись и поблагодарив свою непосредственную начальницу еще раз, пулей вылетел из ее кабинета. Всё еще не веря, что вот оно, это и правда случилось. Он дождался! Хосок точно (до последней воны) знал сумму, которая лежит в этом самом конверте, но не отказал себе в удовольствии пересчитать честно заработанные деньги. Прямо на работе. В пустующей в такой час раздевалке для персонала. Три раза. А затем аккуратно разделил всю сумму, которую он так ждал и ради которой столько трудился, на три стопки: первая, самая внушительная – Тэхёну на квартиру и продукты, а также на лекарства для Чимина; вторая – на покупку вкусностей для ребят, которых Хосоку захотелось отблагодарить еще и так, и он был уверен, что они хоть и поворчат для вида, но не станут отказываться и оценят этот его порыв; третья, самая тощая, с остатками в 250 000 вон – себе. На карманные расходы? Просто отложить? Хосоку был нужен телефон, но этой суммы пока было слишком мало. Возможно, ему стоило подкопить пару месяцев, и тогда… В общем, удивительно, но он совершенно не представлял, что ему делать с этими деньгами. Его потребности всегда были не слишком большими, в отличие от большинства его сверстников, а сейчас и вовсе свелись к минимуму. Он был рад тому, что у него есть еда, одежда и крыша над головой. И даже мягкая постель, которую он пусть и вынужден был делить с другим человеком, но… присутствие Юнги было в его жизни настолько минимальным, что Хосок почти не ощущал его. Разве что чужой запах на своей подушке, да и то… горьковато-сладкий, с примесью кофе, дерева и табака, этот запах был очень даже приятным. Хосок быстро привык к нему, и теперь этот аромат ассоциировался у него с домом и уютом наравне с ароматом приторно-сладких духов Намджуна и лучшей в мире стряпни от Джина. Так вот, сейчас кроме того, что у него уже было, Хосоку больше ничего и не казалось. Поэтому он решил просто убрать эти деньги подальше. На черный день, так сказать. Хотя хотелось верить, что в его жизни этих самых черных дней больше не будет, но загадывать явно не стоило. Хосок и не стал. Отбросив в сторону все свои страхи и мрачные мысли, после работы он, совершенно счастливый и окрыленный, потащил не слишком довольного таким изменением маршрута выходного сегодня Чонгука к ближайшему супермаркету. Общими умственными усилиями было решено купить пиццу и курочку, потому что их любили абсолютно все, а также абсолютно несметное количество чипсов и снеков со всеми вкусами, мороженого (по заверению Чонгука только один он мог съесть за раз сразу десяток порций, и нет, у него от этого ничего не склеивалось), конфет, шоколада, печенья и прочих сладостей. В качестве напитков для их почти праздничной трапезы они выбрали молочные коктейли с разными вкусами и, конечно же, кола. Хосок было глянул в сторону пива и соджу, но Чонгук быстро эти его взгляды пресек. Во-первых, потому что еще не дорос. Во-вторых, потому что это вредно для здоровья (а десяток порций мороженого за раз, бои без правил и выматывание нервов Юнги и Тэхёну, видимо, нет). В-третьих, потому что в их квартире Тэхён установил строжайший сухой закон, и в гневе он был настолько ужасен, что никто этот самый закон не решался нарушать уже почти целый год. На удивленный вопрос Хосока: «Почему?» – Чонгук, поморщившись, объяснил ему, что год назад Юнги, Намджун и Джин пили. Очень много. И очень безобразно. И вели себя соответственно. Эти алкомарафоны могли длиться целыми неделями с небольшими перерывами на работу и сон. И когда Тэхёна (да и всех остальных) вконец достали эти гулянки, вечные шум, вонь, драки, грязь, а также отсутствие дома нормальной еды, потому что эти трое сжирали всё подчистую с таким аппетитом, что им мог бы позавидовать даже сам Чонгук, то он взял неизвестно где и как добытую бейсбольную биту (которая, судя по металлической обивке, была явно предназначена не для игры) и выразительно, с матом и воплями объяснил этой святой троице, что отныне в их квартире вводится сухой закон и что если хоть кто-нибудь еще хоть раз принесет сюда алкоголь, то он этой самой битой переломает каждую косточку в его теле. И когда Юнги посмел было заикнуться, что тогда съедет, то Тэхён с ухмылкой, которой позавидовал бы даже Джокер, пообещал ему, что это его не спасет от Тэхёна и его радикальных методов лечения алкоголизма – переломать все руки, чтобы нечем бутылку брать было. Для наглядности Тэхён с удовольствием разбил битой остатки запасов соджу, стоявшие на подоконнике и кухонном гарнитуре, и напоследок хотел сшибить бутылки и со стола, но промахнулся и грохнул со всей дури (которой вкупе со злостью оказалось немало) по столу. Тот, разумеется, такого кощунства не выдержал и развалился. Зато вышло очень показательно и внушительно. С тех самых пор в их квартире больше никто не осмеливался даже заикнуться о том, чтобы выпить. А новый стол купили Юнги, Намджун и Джин. В складчину. Уж очень сильно они прониклись тем «внушением» Тэхёна и его методами борьбы за всеобщую трезвость. Поэтому из всего разнообразия напитков Хосок и Чонгук ограничились самыми сладкими и безоговорочно безалкогольными. Следующим пунктом в их списке для посещения был небольшой ресторанчик буквально в паре улиц от их дома и супермаркета, где, по словам Чонгука, готовили самую вкусную пиццу и курицу если не во всем Сеуле, то в их округе точно. Нагрузившись коробками и пакетами с ароматно пахнущей горячей едой еще сильнее, парни едва ли не бегом отправились домой под недовольное урчание собственных желудков, требующих немедленной остановки на перекус прямо здесь и сейчас. Посреди темной промозглой улицы, вопреки всем правилам логики и гигиены. Как Хосок и думал, ребята сначала вволю поворчали на него за расточительность, особенно только-только вернувшийся с работы Джин, который словно приревновал их к ресторанной еде, но затем все-таки присоединился к их посиделкам. Они просто болтали о всякой ерунде, ели вкусности и очень много смеялись. Хосоку давно не было так просто и весело. Но еще веселее было наблюдать за тем, как Чонгук аккуратно, с виртуозностью чемпиона по дженге втыкает в немного взъерошенную и влажную после душа шевелюру Тэхёна одноразовые приборы, а когда те закончились, в ход пошли соломинки, чипсы и соленые крекеры, а также куриные кости. Вишенкой на неаппетитном торте новой прически Тэхёна должна была стать целая куриная ножка, однако именно ее хлипкая конструкция не выдержала, и всё это великолепие начало разваливаться. Словно ждавшему какого-то подвоха Тэхёну оказалось достаточно всего лишь пары секунд, чтобы понять, что происходит и КТО в этом виноват, ведь, как потом объяснили Хосоку, Чонгук проворачивал этот фокус уже далеко не в первый и даже не во второй раз. А разомлевший от усталости, хорошей компании и вкусной еды Тэхён снова попался. – Ах ты блудливая сволочь! Ты когда-нибудь отстанешь от меня, а?! – пружиной взвился с места он, разбрасывая во все стороны кости, чипсы и вилки со своей головы и резко оборачиваясь к довольно хихикающему, как пятилетка, услышавший шутку про какашку, Чонгуку. – Во-первых, я не сволочь. И уж точно не блудливая, а очень даже домашняя. Тебе ли не знать. А во-вторых, с чего ты взял, что это я? – Чонгук изо всех сил пытался состроить невинное личико, но выходило у него крайне плохо. – А кто еще? – злобно сверкнул глазами Тэхён, обводя взглядом Хосока, Чимина и Джина так, словно кто-то из них и правда бы осмелился подшутить над ним. – Я не знаю, нужно устроить расследование, – еще шире улыбнулся Чонгук и уже в следующий момент, словно почувствовав, что Тэхён сейчас бросится на него (не подвело чутье профессионального бойца), с громким гиканьем бросился в комнату. Разумеется, громко и крайне непристойно матерящийся (куда уж там почти нежному «блудливая сволочь») Тэхён , разбрасывающий во все стороны остатки украшений из своей прически, кинулся в комнату следом. – Думаете, стоит разнять их? – тяжело вздохнул флегматично прислушивающийся к гневным воплям из общей комнаты Джин и взял себе еще кусок пиццы. – Ну, пока всё вроде не так плохо, – пожал плечами Хосок, уже научившийся определять градус накала разборок этих двоих. Сейчас он был некритичным, где-то на уровне двух баллов из десяти, поэтому просто следовало дать этим двоим выпустить пар и успокоиться. – Не надо им мешать. Они просто играют. Как утконосы во время брачного сезона, – внезапно выдал вертящий в пальцах закрытую банку с колой Чимин, заставляя Хосока и Джина одновременно прыснуть со смеху. – А что, и правда… – Очень похоже, – закончил за смеющегося Джина Хосок, поражаясь тому, насколько точное определение отношениям этих двоих подобрал Чимин. Вроде бы Чимин никогда не обращал особого внимания на их взаимоотношения, но, оказывается, что обращал. Причем очень метко. Градус сегодняшних брачных игр (теперь в своей голове Хосок не мог звать это никак иначе) Чонгука и Тэхёна и правда был не слишком высок, поэтому они вернулись ко всем остальным на кухню, чтобы продолжить посиделки, буквально спустя пару минут – раскрасневшиеся, растрепанные, но абсолютно спокойные, сдержанные, с временно заключенным мирным пактом. Словно это не они только что носились по всей квартире, орали друг на друга и грозились убить. Тэхён с самым флегматичным видом принялся выковыривать из своей прически остатки одноразовых палочек, вилок, кости и чипсы, а Чонгук направил всё свое внимание на оставшуюся курицу, а также на рассказ Джина о новом шоу по мотивам «Ледяного сердца», которое готовили у них в парке и в котором ему предложили крайне важную и крайне значимую роль третьего справа в заднем ряду дерева. Однако терпения и спокойствия Чонгука, пребывающего сегодня в крайне игривом настроении, хватило буквально на десять минут. А может, он просто выжидал подходящего момента, чтобы Тэхён снова расслабился и потерял бдительность, и в этот самый момент Чонгук, притворившись, что он уронил вилку и поднимает ее, наклонился к заднице беззаботно смеющегося над очередной шуткой Джина парня и… укусил его? Вот тут-то в дело и вмешалась вселенская справедливость. Громко взвизгнув, Тэхён начал заваливаться назад и, размахивая руками в отчаянной попытке удержать равновесие, залепил слегка промедлившему с побегом Чонгуку кулаком точно в правый глаз, поставив практически непобедимому борцу, без единой царапины выигравшему последние пять десятков боев, смачный фингал. И несмотря на то, что и в этот раз свару затеял Чонгук, улепетывать со всех ног и прятаться в ванной от яростно вопящего парня пришлось хохочущему во весь голос Тэхёну. Он решил совместить приятное с полезным: пересидеть приступ ярости Чонгука в относительной безопасности (никто даже не сомневался, что при желании тот с легкостью сможет вынести дверь ванной) и заодно вымыть голову еще раз, пока Джин, Хосок и Чимин втроем успокаивали извергающего проклятья и уже готовящегося к насмешкам всех своих соперников парня, прикладывали к стремительно наливающемуся под его глазом синяку почему-то оказавшуюся в морозилке силиконовую грудь Намджин и скармливали просто тонны сладостей в надежде на то, что переизбыток сахара в крови хотя бы немного улучшит его мрачное настроение. В котором, на самом деле, не был виноват абсолютно никто, кроме него самого. Нечего было доставать Тэхёна. Впрочем, сейчас Чонгук был так зол, в том числе на себя самого, потому что всё прекрасно понимал, что никто так и не решился озвучить это наблюдение вслух и встать на защиту Тэхёна. Чтобы не дай бог не спровоцировать ссору. Вот тебе и брачные игры утконосов. Злой и растроенный Чонгук поглощал сладкое так быстро и в таких огромных количествах, что Джин на полном серьезе посоветовал Хосоку поскорее спрятать от него пачку любимого печенья Юнги. Того самого клубничного Oreo, которое они специально для Юнги покупали. И которое теперь до последней крошки вполне мог изничтожить Чонгук в своей горестной попытке забыться и успокоиться. Поэтому Хосок без единого возражения последовал совету Джина и спрятал последнюю оставшуюся целой пачку драгоценного печенья у них под подушкой. Вместе с запиской-стикером, на котором ему хватило ума и фантазии наскрябать лишь одно-единственное слово: «Спасибо». На следующий день печенья под подушкой уже не было, а вот его записка осталась на месте, правда на ней, с обратной стороны, мелким, убористым и очень аккуратным почерком, было написано: «Не за что». И Хосок даже подумать не мог, что это будет единственный прямой диалог, который состоится между ним и Мин Юнги в ближайшие шесть месяцев.