Четыре королевы

Отконвоировав нас и сервировочный столик к месту сбора, Марина с ногами забралась на кресло, которое я готовила для Фертины. Превосходный зад, обтянутый дорогими брендовыми шортами, и ноги в колготках с намёком на сеточку, вызвали во мне бурю эмоций. Я снова восхитилась совершенством Марины. Совершенством открытым, наглым, более животным, чем совершенство де Цембрэ. Даже грубая импульсивность не портила этого совершенства, скорее добавляла перца. Интересно, как оценивал меня Джеймс, сравнивал ли с предыдущими своими жёнами? Наверняка сравнивал, может, правда, непроизвольно. И я думаю, что была самой пресной из всех. Ещё и самой замороченной и зацикленной на себе. — Итак, время исповедей, — объявила Марина, томно вздохнув. — Да, понимаю. Мы отвлекаемся от завязшей в зубах темы и переходим к последней главе, — покивала Фертина. — Раньше я не любила подглядывать конец в книжках. Возможно, это старость. Поймав наши скептические взгляды, она поёжилась. — Ты знаешь, Первая жена, — пропела Марина, — бесишь! Хотела бы я выглядела так в сорок, как ты выглядишь в шестьдесят. Смотри, вот Нимука скоро превратится в эту, в Мэдж из-за недоедания и недотраха, а у тебя с этим хорошо. Фертина поморщилась, а меня стала грызть ревность. Хотя к кому уже? Из-за кого? — Ладно, этот раунд я беру на себя. Я поняла ход рассуждений нашей Примы, — Марина хохотнула и указала пальцем на Айю. — Допустим, я подчёркиваю — допустим!!! Джеймса убил кто-то из нас или наших близких. Тогда вариант, лежащий на поверхности — муж Айи Хиногава. Итак, я восстановлю картину, — она сверкнула глазами, плеснула себе в чашку чаю, отхлебнула и с заговорщицким видом начала вещать, — Хиногава, наша тихоня, почти девственница. В чужой стране пытается осуществить свою мечту, ведь балерина у неё на родине хуже проститутки. Айя вздрогнула и побелела. — Вдруг появляется добрый мужчина, который просто так, без претензий, без обещания награды, без муторного траха с хореографом, подстёгивает её карьеру. У скромной азиатки с собачьими глазами впервые в жизни увлажнилось в промежности. Они общаются. И вдруг наша мировая прима Нимука обращает внимание на этого же мужчину. Поздравляет его с днем рождения. Принимает от него цветы. Прячет в гримерке подарки, причём так, чтобы все могли увидеть. Ссука! Марина неожиданно вскочила, отхлебнула чай и бросила кружку в стену. Мы все сжались, ожидая ещё более грозной вспышки. — Так. Все. Спокойно. Щас. Пся крев. Я спокойна, — она шмыгнула носом. — Сколько стоит? Я возмещу. — Нисколько. — Я тоже была маленькой девочкой, нуждающейся в поддержке. И тут ты, сука, украла мою юность и надежды этой лоли. Короче, Нимука, Айя тебя ненавидела ещё, когда пыталась делать карьеру балерины, ты ведь все ей перекрыла. Но тут Джеймса укусила какая-то муха, и он ушёл от Фертины. Наша педофильная недобалерина выследила его в грязном туалете, подстроила встречу, утащила домой и там изнасиловала, с радостью обнаружив, что увлажнение промежности нейтрализует боль. Потом Джеймс охладел, видимо, осознав насколько их связь напоминает извращение, болезнь. И случайно встретил развратную курву, которая его просто изнасиловала. И влага никогда больше не вернулась в лоно телезвезды Хинагава, как и надежда танцевать. Рассказ  Марины звучал жутко. Наш стол освещался только тусклым торшером, и создавалась иллюзия присутствия. Присутствия в старинном хорроре. — И вот новый муж Айи, подстрекаемый безутешной бывшей балериной, воспользовался случаем и устроил сель в горах, что опытному пиротехнику, который дважды устраивал такие трюки для киношников, нетрудно. Джеймс не достался никому, зато и повод страдать исчез. Не к чему стремиться, желания пропадают, а вместе с ними и разочарования. Будда победил. Правда, Принцесса воды, или как ты там переводишься? Злоба Марины, внезапно выплеснувшаяся на нас в виде жестокого обвинения, парализовала меня. Айя сидела, дрожа, и кусала губы. — Сейчас я перескажу эту историю. Думаю, ближе к истине, — спокойный голос Фертины звучал более жутко, чем до этого яростная вспышка Марины.  — Маленькая девочка, анорексичка, страдающая навязчивым онанизмом, случайно знакомится с успешным и умным мужчиной, который осадил её с помощью не грубости или авторитета, а с помощью интеллекта. Она влюбляется, но есть проблема — мужчина женат. И девочка решает разрушить брак. Ведь она совершенство. Красавица. Нимфоманка. Интеллектуал. Её способности и выдержка потрясают. И вот она год за годом исподволь разрушает брак. Подталкивает неразумную и глуповатую, замкнутую и неудачливую балерину, дезориентированную жизнью в чужой стране к дурацкому шагу. А потом крадёт любимого. И теперь она не злодейка, а справедливая мстительница, наказавшая азиатскую бездарность. А какой милый штрих к истории — «случайная встреча в поезде». Только отношения, настоящие отношения, оказываются тяжёлым бременем. Нужно терпеть постоянное присутствие другого человека, ограничивать своё чрезмерно разбухшее я. Нужно чувствовать себя менее значимой на фоне выдающееся личности. Понимать, что образование и интеллект — ничто по сравнению с почти магическим умением использовать информацию правильно. Чувствовать ничтожность своей креативности, которая на фоне обывателей казалась грандиозной, но как-то потускнела рядом с ним. — Достаточно, — внезапно спокойным голосом произнесла Айя Хиногава, обычно она говорила, как и выглядела вне сцены — серо, сейчас же в её голосе прозвучала сталь. — Фертина, я тебя сильно уважаю, ты — сама по себе очень хороша, но с Джеймсом вы были прекрасной парой. Проблема в том, что ты его подавляла. Он был от тебя зависим. Он выгодно оттенял тебя. Подчёркивал достоинства и маскировал недостатки. Да, у вас был симбиоз, но это же взаимный паразитизм. Если он не приносит выгоду, он распадается. Тебе надо было дать Джеймсу пространство, и ничего этого бы не было. Ничего. Ничего! По лицу Фертины было видно, что она с трудом сдерживается, чтобы не придушить Айю прямо на месте. А я неожиданно подумала, что сталь — серая. Может быть, Айя Хиногава просто стальная и рубит, когда надо, а в остальное время прячется в ножнах серости. По стене расползлось пятно от чая. Его было видно, несмотря на мертвенные сумерки, установившиеся в гостиной. И я почувствовала себя таким же пятном — первые три жены только что уничтожили друг друга, и даже в полной темноте становится понятно, что сейчас они примутся за меня, чтобы избежать неприятных мыслей о самих себе.