EMPTY

Эмити наконец понимает, с кем может сравнить синдром: с кротом. Вслепую, он постоянно точит внутри нее тоннели ходов, словно ткёт опасную паутину. Добравшись до глаз, он вылезает из орбит, утыкается в стену своими белыми глазами и мучает Блайт. Из-за него Эмити трет веки, все пытаясь вытащить больное животное, но бестолку. Остается лишь злобно шептать мольбы с надеждой, что когда-нибудь он ее послушает. Вылезай, мохнатый крот. Зашторенные окна прячут Эмити в комнате. Она держит в руках пластиковый стаканчик с яблочным соком, медленно пьет из него и на протяжении нескольких суток не отрывается от монитора. Пальцы стучат по клавишам без былого страха, ее глаза сосредоточены лишь на том, что происходит на экране. Блайт выключает звуковые уведомления везде, оставляя их только в переписке с Луз. Общение с Носедой разбегается быстро, с фальшстарта, ведь набирает скорость за считанные секунды. Эмити сперва была скептична к нему, но теперь понимает, что ошиблась: обсуждать даже погоду иногда оказывается полезно. Блайт ставит несколько важных условий: никакого настоящего имени, никаких личных вопросов — иначе она может даже подать в суд. Луз не воспринимает эту фразу как преграду, наоборот, еще больше интересуется личностью художницы. В основном печатает Носеда. В некоторые моменты она ведет диалог сама с собой, а Эмити читает. Держит руки на коленках и вчитывается. Таким образом набирается десяток сообщений, где Носеда красочно описывает людей и свое мнение на счет различных событий, а иногда она и вовсе углубляется в политику, удивляя Блайт своими познаниями. Будучи затворницей собственных мыслей и комнаты, Эмити сильно не хватает настоящего общения: простого и веселого. А то, что она получает на постоянной основе: структура деловых переписок была заучена «от» и «до» — уже порядком бесит Блайт. Одним вечером Луз зовет Эмити прогуляться. А она не в силах отказать, даже когда внутренний голос говорит «нет». Блайт решает наконец взять себя в руки и попытаться победить страхи. Она каждый раз борется с ними в одиночку и каждый раз проигрывает. Так если рядом будет такой активный человек, как Луз, вдруг получится? Носеда предлагает сходить в свое любимое кафе в центре, подкрепляя этот вариант тем, что там подают до ужаса вкусные сэндвичи. Но получает отказ, ведь Эмити не может позволить себе находится в людных местах. Луз не отступает, мигом предлагая новый вариант — парк.

***

— Привет. Я чуть не потерялась, пока шла сюда, — Носеда укладывает правую руку себе на голову, неловко здороваясь с только подошедшей Блайт. Встретиться они решили на нейтральной территории, рядом с районной библиотекой, что была недалеко от дома художницы. В дневном свете Эмити наконец может разглядеть фотографа. Она молча смотрит вперед, несколько секунд пребывая в подобии ступора. Перед Блайт складывается крайне интересная картина: Луз стоит размашисто, ее ноги далеко раздвинуты друг от друга, на ступнях красуются фиолетовые кеды с явно вручную нарисованными цветами, чуть повыше них надеты черные штаны, ещё выше — белая майка и поверх накинутая бежевая рубашка. На последнюю прицеплено несколько значков, на которых были изображены какие-то незнакомые Блайт руны. Стиль оказывается довольно простеньким, но Луз он идёт. Поднимаясь по ее телу выше, Эмити обращает свой взор на лицо. Тогда она не смогла разглядеть этих выразительных карих глаз и губ, что не имели иного положения, кроме как улыбки. Ее короткие волосы завиваются на концах, а челка спереди забавно торчит, словно Луз совсем не причесывается по утрам. Блайт сильно хочется достать простой карандаш и лист бумаги, чтобы сделать эскиз лица Носеды (к своему удивлению, рвение рисовать эту часть тела Эмити чувствует впервые), но она в состоянии лишь поприветствовать ее. — Привет. Здесь и правда довольно легко заблудиться, — Эмити пожимает плечами, проходит чуть вперед и еще раз заглядывается на внешность фотографа, — Но, главное ведь результат, так? Поэтому радуйся, что ты вообще сумела дойти. Свои слова Блайт пытается иронизировать, дать им шуточный мотив и, кажется, у нее это получается: Луз тихо посмеивается и встает по правую сторону от нее. — А я считаю, что важен сам процесс. Результат это всего лишь его окончание. Вот как ты сможешь научиться чему-то, если все изначально будет подаваться готовым? Нужна практика, практика и ещё раз практика, — Носеда размышляет также активно, как и в переписках. Блайт прячется за шторой из распущенных волос, чтобы хоть как-то избежать потока слов Луз. Ее каре заканчивается чуть ниже подбородка, из-за чего служит удобной защитой. — Тогда, можешь еще сотню раз пройти от своего дома к библиотеке. Эта практика тебе точно поможет, — Эмити усмехается, боковым зрением все же обращая внимание на Луз. — Я согласна лишь при том условии, что каждый раз ты будешь встречать меня здесь, — Носеда поддерживает этот забавный, но искренний диалог. Ответом ей служит смешок, Эмити полностью поворачивает голову к ней. Глаза Блайт добрые-добрые, в них вмиг загорается красивый огонек, заставляющий Луз замереть от удовольствия. Художница чувствует, как реальное общение положительно сказывается на ней. Делать это сложно, но она пытается. Ради себя. — Я подумаю над этим, — под аккомпанемент лая дворовой собаки, Эмити случайно дает второе обещание. Путь до парка был недолгим. Всего навсего нужно было пройти несколько километров, перейти парочку дорог и постоять на ненавистных светофорах. На последней из преград незнакомец спрашивает у них, как пройти к автобусной остановке. Эмити игнорирует вопрос, делает несколько шагов вперед и останавливается, как только понимает, что Луз по правую сторону больше нет. Блайт в удивлении оборачивается: Носеда стоит рядом с незнакомцем, мужчиной среднего возраста, и объясняет ему точный маршрут. К этому она вдобавок узнает конечный пункт приключения мужчины, чтобы объяснить, на каком транспорте туда можно добраться. Зачем она это делает? Эмити не знает. Не проще ли проигнорировать и спешить по своим делам дальше? Проще. Это так сильно расходится с представлениями художницы, что она рада подождать: пусть Носеда говорит дольше — Блайт еще многое нужно обдумать. Эмити решает, что будет наблюдать за поведением Луз, чтобы найти интересующие ее индивидуальные черты и сравнить со своими. Почему этот интерес вообще просыпается в ней — она не знает. — Мужчина поинтересовался, как добраться до вокзала. К сожалению, жизнь ещё не всех людей за сорок научила пользоваться интернетом, — Луз возвращается к Блайт быстро, после чего хватает ту за локоть и вместе с ней стремительно несется к дороге, — Осталось несколько секунд, побежали! Эмити пугается таких резких движений. Она тряпичной куклой несется рядом с Луз, ненароком вглядываясь в ее лицо: взгляд устремлен вперед, кажется, что носом та может разрезать воздух — уверенность в ее действиях заставляет чувствовать себя под защитой. Крот внутри головы боится такой свободы, потому прячется глубже, не показываясь.

***

— Я взяла с собой плед. Мы можем сесть на него, вот сюда, — Носеда пальцем указывает на место, спрятанное под листвой деревьев, — Здесь нас не сжарит солнце. Эмити соглашается и через несколько мгновений они уже близко друг к другу. — Будешь? — Луз держит в своих руках пачку печенья и бутылочку с лимонадом, — Я подумала, что тебе точно понравится яблочная газировка. Эмити берет, перед этим кинув несколько слов благодарности. Луз наблюдательна: она замечает любовь Блайт ко всему яблочному. Когда они переписывались, художница несколько раз упоминала, как сильно зависима от этих фруктов. И Луз это запомнила. Блайт немного отрешенно смотрит в сторону. Она рада, что Носеда случайно посадила их в правильное место: никого не было рядом, только лишь в далеке слышались крики детей, играющих на детской площадке. Может, Луз уже все знает? Эмити немного пугают такие совпадения, но разговор она решает начать первой. Блайт уверена, что этот жест хотя бы чуть-чуть угомонит ее страхи. — Расскажи, почему именно фотография? — таким маленьким шажком-вопросом художница отгоняет нависшую панику. — Ох, это долгая история, — Луз оживает, поворачивается к Блайт лицом и продолжает, — Ещё с самого детства я обожала брать телефон мамы и все фотографировать. Тогда еще были раскладушки, а качество фотографий на них было ужасным, — смеется, — И я забивала память подчистую. Мама заметила мою любовь к этому делу и отдала на кружок фотографии. Хоть куда-то, по ее словам, я должна была расходовать энергию. В этом мама Носеды несомненно права: энергия из фотографа льется ключом, наполняя окружающих такой же силой — Эмити теперь оправдывает свою смелость этим. — Я училась в школе и постоянно посещала кружок. Знаешь, когда что-то фоткаешь, ты можешь взглянуть на мир иначе. Хотя, тебе ли меня не понимать, — немного триггерная фраза оборачивается для Блайт возвращением паники, — И я занимаюсь этим. Просто для себя. Подмечаю интересные вещи, что в обычное время наш глаз не замечает. Мир моментом обретает абсолютно другие краски и ракурсы. Эмити отворачивается. Значит, видеть мир иначе может быть интересно? Нет-нет, Луз точно ошибается. Видеть мир по другому — пытка, которую приходится терпеть каждый день. В этом нет ничего удивительного или прекрасного. Носеда просто не знает, какого это. — А почему ты рисуешь? — Луз, кажется, видит, что художницу совсем не впечатляют ее слова, поэтому решает задать встречный вопрос. Блайт в тупике. Она не знает, что ответить. Истинная причина раскроет ее с потрохами, а вранье в таком случае не может являться причиной. Правда в этом случае — единственная вещь, что имеет вес. Но говорить о ней нельзя. Приступ возвращается, забирая Эмити под свой контроль. В глазах она чувствует легкую пульсацию. Не стоило так раскрываться. Не стоило соглашаться на встречу и уж тем более начинать разговор первой. Не стоило вообще писать Луз в то утро. — Рисую потому… Потому что нравится, — жалко, почти что шепотом отвечает Блайт. Зачем она это говорит? Не проще ли было взять и уйти, сказав, что у тебя неотложенные дела. Эмити в панике захлебывается, ей кажется, что сейчас весь мир перевернется. Почему это так волнующе? — Я бы на твоем месте устроила выставку. Раз просто нравится, почему нет? К тому же и работы у тебя отличные... — Луз точно пробралась в голову художницы, раз так легко смогла ее добить. Нервы сдают. Эмити по звериному прикладывает свои руки к лицу, закрывает глаза и усиленно трет их. Мир точно поплывет, если она их откроет. Все красивое исчезнет в момент, заменится на страшные и раскосые линии, если она посмотрит. Она не хочет, чтобы так было. Она не может позволить этому случится. Луз видит, что происходит, но не понимает, почему это происходит. Блайт уже не слышит обеспокоенных вопросов девушки, лишь захлебывается собственным страхом. Все покрывается пеленой, что не дает ощутить, как теплые руки обвивают ее спину, а Носеда в попытке утешить прижимает к своей груди истерящую Эмити. — Тише, тише. Все хорошо, я рядом. Дыши глубже. Все уйдет, тише, — слова поддержки встают на защиту художницы: они, словно солдаты, готовы дать отпор жуткому синдрому. И Эмити борется. Она смыкает глаза сильнее, останавливает движения руками и замолкает. Дрожит в чужом теле, словно маленький ребенок. В голове разворачивается самое настоящее сражение. Носеда врывается в него со всей силы и под командованием тихих всхлипов Блайт одерживает победу. — Посмотри на меня, пожалуйста. Все хорошо… — и Эмити открывает глаза. Взглядом она сталкивается с взволнованным лицом Луз. Ее спасительница по-прежнему не осознает, от чего она только что защитила Блайт. А вот сама Эмити все прекрасно понимает: изображение стало четким. В один момент вся тревожность исчезла, а художница все не могла понять, почему? Она сразила ее или все это проделка Луз? Командная работа — вывод, что поселяет в голове Блайт надежду. Нужно объясниться перед Носедой. И Эмити решает, что попросту не может молчать. Теперь ее время издеваться над болезнью: рассказать о ней, совершить так называемые «сплетни» о злом монстре, что постоянно притворяется хорошим. Тогда приступы разозлятся, может даже накажут Блайт за развязанный язык, но сейчас ей не было до этого дела. — Это приступы, — Эмити отстраняется от объятий Луз, сохраняя между ними дистанцию, — Синдром «Алисы в стране чудес». Отвратное название, — она громко выдыхает, но продолжает, — Искажают мое зрение и я ничерта не вижу. Все переворачивается и принимает самые конченные формы. Ужасно звучит, не так ли? Эмити отводит взгляд и мечтает закрыть уши руками. Она не хочет слышать разочарованных вздохов Носеды и ее слов о том, что это нормально, что Блайт — нормальная. — В этом нет ничего плохого. Это нормально. Ты не становишься хуже или лучше из-за этого… — Блайт не слушает дальше: звучит самое ненавистное ей слово. Остальную часть прогулки каждая проводит в своем мире. Эмити раздумывает о своих маленьких достижениях в этот день, в то время как Луз восхищается Блайт. Ее смелостью и силой, ведь жить с такой болезнью наверняка тяжело. Носеда ощущает в своей груди странное тепло, оповещающее о непреодолимом желании помочь. В этот вечер на телефон Луз приходят новые сообщения от художницы. Она наконец узнает ее имя, потому и светится от счастья: ей постепенно открываются, а значит, доверяют. Эмити Блайт. Носеда тихо смеется от осознания того факта, что художница почти что не запаривалась, когда придумывала себе никнейм. Усаживаясь в окружении коробок и футляров, Луз одновременно печатает текст и выбирает объективы. Она смело решает доказать Блайт, что ее зрение уникально.

***

— Привет! И я опять чуть не потерялась! — издалека громким голосом Носеда оповещает Эмити о своем прибытии, — Мне кажется, что эта дорога сведёт меня в могилу. Они встречаются опять, через несколько дней, когда Блайт под предлогом: «Я покажу тебе кое-что интересное.» — все же соглашается. — Я могу выстроить тебе маршрут, если ты настолько беспомощна, — колкая фраза Эмити веселит Носеду, несущую на своем плече сумку, что приходилось постоянно поправлять. — Уж как-нибудь обойдусь без него, — беззлобно отвечает Луз, обгоняя художницу, — Пошли. Нетерпиливый голос Носеды барабанами стучит в ушах. И Эмити идет прямо за ней, с интересом несколько раз покосившись на сумку: ничего не видно. — Как день прошел, Эмити? — вопрос Луз, что пробует чужое имя на вкус, ставит в тупик своей неожиданностью. — Как обычно. Только неприятная новость одна: ко мне планируют заехать пожить брат с сестрой, — Блайт не замечает, как раздражающие ее события все больше и больше раскрывают ее личность. — Так почему же она неприятная? — Потому что они самые настоящие адские отродья. Луз делает лицо самого понимающего человека на Земле (хотя внутри она всегда мечтала о младшем брате), сочувствует Блайт и они двигаются дальше. По мере приближения к парку, Эмити нервничает сильнее. Неизвестность пугает до дрожи в коленях, потому она всегда ограждает себя от подобных загадок. Минуя большие входные ворота, Блайт кажется, что сейчас монстры вернутся. Художница уже готовится дать отпор (это желание она замечает в себе впервые), но спокойствие возвращается к ней, как только Луз снова отвлекают незнакомцы. — Мама… Мне кажется, что я потерялся… — ребенок стоит посередине тропинки и глазами полными надежды смотрит на Луз. Носеда мигом спешит на помощь, присаживается на корточки и расспрашивает потерявшегося о приметах, по которым они вместе смогут найти родителей. Эмити кажется, что они с этим ребенком похожи. Такие же одинаковые: вместе стоят на большой и бесконечной тропе, все пытаются найти тростинку, за которую можно ухватиться и сойти с трудного пути. Блайт все это время искала помощи. И, смотря на Луз, она осознает, каким сильным проводником та была все это время. Она сумела вывести Эмити из дома, сумела успокоить и дать отпор страху. Этот метод переняла и сама Блайт, теперь надевающая кольчугу, как только монстры давали о себе знать. Луз была по особенному притягательна. К ней тянуло, как к волшебной тростинке. Художница тлеет от этих мыслей, по инерции следуя за ребенком и Носедой, что держала его за руку. Бывший скепсис по отношению к другим людям заменяется новым вопросом: «Значит, общаться с кем-то можно без труда? И помогать тоже?» Родителей ребенка находят сидящими на лавочке. Его мать со слезами на глазах благодарит Луз, а та в свою очередь отмахивается, мол, каждый поступил бы также. — Ты прямо как Дева Мария, — Эмити прячет за спокойным лицом улыбку, без доли сомнений готовая сравнивать Луз с книжным божеством. — Ага. Только туники не хватает и ребенка Иисуса впридачу, — Носеда смеется, довольная таким сравнением. Знакомое место в тени деревьев и тот же самый плед — девушки усаживаются на него. Луз мгновенно запускает руки в свою сумку, вынимая камеру, тканевый мешочек и окуляр в футляре. Из тканевого мешочка она достает фотографии, но переворачивает их тыльной стороной, решая не показывать Блайт все тузы заранее. — Это рыбий глаз. Раньше его использовали в астрономических целях: так проще было разглядеть что-то на большом небе. Сейчас же его используют повсеместно, — Луз держит в руках футляр и наконец переворачивает фотографии, — Смотри. Его особенность заключается в искажении кадров. То есть, фото с ним получаются эмоциональнее и выразительнее. В доказательство своих слов Носеда показывает фотографию небоскребов Нью-Йорка, сделанную с высоты птичьего полета. — Я сделала ее, когда мы с командой арендовали вертолет. И, сравни, — Луз достает ещё одну фотографию, где все линии были прямыми, в общем, она была самой обычной, — Заметь, как сильно отличаются изображения, Эмити. И, мое субъективное мнение подсказывает мне, что это лучше. Палец приземляется на искаженную фотографию, а другая, скучная по мнению Луз, убирается подальше в сторону. Вчера Носеда целый вечер изучала болезнь Блайт, нашла множество форумов, где люди описывали ее симптомы. И все они соединялись в до боли знакомую работу ее любимого объектива. Удивленная такой находкой, Луз решила, что обязательно поделиться этим с Эмити. Художница берет в руки расхваленное фото, рассматривает его внимательно и не может не согласиться с Луз: оно действительно выглядит выразительно. Эмити сразу понимает, к чему клонит Носеда, потому немного морщится от неприязни. Всякий разговор о болезни заканчивался истерикой: начиная с ее психотерапевта с заканчивая родителями с близнецами — никто не мог ее понять. — И правда, — идя наперекор своей же истерии, Блайт соглашается. Она сидит с фотографией в руке, не в силах ее отпустить. Странное чувство в груди просыпается вновь, кажется, что там начинают трепетать бабочки. Луз потратила свое время, чтобы только показать все это ей? Луз хочет показать Эмити, что все хорошо? Сотня вопросов больше не тревожит голову художницы, они уживаются со страхами и находят в ней свой дом. Блайт удивительно спокойна сейчас, даже когда думает о синдроме. — Я же говорила, что это нормально, — последнее слово звучит иначе; Эмити не может поверить, что оно больше не триггерит ее поломанное сознание. Носеда молчит, отворачивается в сторону и позволяет Блайт побыть наедине с собой. Будучи человеком эмпанирующим, Луз могла с лёгкостью считывать, о чем сейчас мечтают люди. Она без доли стеснения пользуется этим навыком, в то время как Блайт не может избежать этого чувства. Щеки поражаются розовым цветом — ее самым нелюбимым, ведь мягким пастельным цветам она всегда предпочитает ядовитые. Эмити не знает, что это за магия, но она явно оставляет внутри нее заметный след. Искалеченное сознание собирается в одно целое, художница глядит на пейзаж вокруг, потом снова на фотографию, чувствуя разницу. — А ещё, я подумала и решила, что можешь оставить эту фотографию себе, — Луз пропевает эту фразу, а от природного окружения умиротворенно прикрывает глаза, — Ну, или я могу сделать тебе еще кучу таких. Каких захочешь. Блайт переводит свой взгляд на сидящую рядом девушку и сглатывает. В горле образуется комок, состоящий из одного «спасибо», но она считает это слово самым ужасным ответом. В голове прокручивается прошлый их диалог в этом месте, и Эмити вспоминает вопрос Луз, ставший причиной всего последующего. — Ты хотела узнать, почему я не устраиваю выставки. Я боюсь. Не поймут меня, Луз. Еще и инвалидом выставят к тому же. Да и «чужое» мнение никто не отменял. Сама видишь, я не в состоянии иногда даже ходить, чего уж говорить об организации, — паника при разговоре об этом больше не тревожит голову Блайт. Луз наконец оборачивается, сталкиваясь ярким взглядом с янтарными глазами Эмити. Они смотрят друг на друга несколько секунд, пока Носеда не скажет самые неожиданные слова в жизни Блайт. — Тогда, я помогу тебе с этим. Эмити отрицательно трясет головой, всем своим видом показывая, что это ужасная идея. Она не понимает мотивацию Носеды, точнее, не хочет и боиться ее понимать. Легкий вечерний ветер колышет мятные волосы, позволяя Блайт спрятаться за ними. Художница уже грубее запрещает Луз даже близко подходить к этому делу, но она ее не слушает. Луз четко решает, что обязательно поможет.