6:11

В четверг утром я забрал Пашу от границы районов D и C. Он знал, что я встречу его там, и мне казалось, что он пришёл сильно заранее. На нём была относительно новая водолазка — всё равно очевидно застиранная, зато подходящего мальчику размера и её цвет не приходилось угадывать — точно чёрная. И его джинсы тоже выглядели лучше, чем те штаны, которые я видел в прошлый раз. Паша стоял у дыры в заборе-сетке. Хотя «стоял» — не совсем верное слово: он то покачивался на пятках, то начинал ходить, то садился на корточки. Нервничал ребёнок. Я подъехал к нему на мотоцикле, так что шум мотора он услышал раньше, чем увидел меня, и пролез через дыру на мою сторону. Я остановился рядом, снял шлем: — Давно ждёшь? — Не знаю, — Павел пожал плечами, и движение вышло рваным, нервным. Пригладил волосы. Я заметил, что его кудри почти не лохматятся, и мне это очень польстило, хотя вообще-то его причёска вызывала у меня меньше всего беспокойства. Но факт оставался фактом: пацан заморочился и попытался уложить непослушные волосы. Я воспринял это как проявление готовности подойти к предстоящему делу серьёзно. Я протянул ему второй шлем: — Боюсь, это немного испортит твою причёску, но я оценил старания. Он улыбнулся, опустив сияющие глаза. Садясь сзади меня на мотоцикл, Паша не знал, куда пристроить руки. На самом деле, он мог бы держаться за специальные ручки, но мне хотелось, чтобы он держался за меня — так я буду уверен, что не потерял его на повороте. Я взял его за запястья и спрятал руки под своей курткой: — Держись крепко, не стесняйся. Чехов осторожно сжал пальцами мою футболку, но по мере того, как мы ускорялись, его хватка становилась крепче, а тело прижималось к моему. До моего дома мы доехали без приключений: машин практически не было, собачонки на дорогу не выскакивали, пешеходы-самоубийцы тоже. Уже остановившись, я попробовал на секунду представить действия Паши, если бы мы сбили кого-то, но не смог. Я не знал, как он ведёт себя в экстремальных ситуациях, когда речь идёт о спасении чьей-то жизни. Возможно, он бы настолько испугался, что и с места бы не сдвинулся. Или наоборот — страх за кого-то мог побудить мальчика к действию. Но в любом случае, врачом из нас двоих был я, так что и разгребать пришлось бы мне. Первым делом я снова привёл его на кухню: нельзя было ехать голодным на встречу с человеком, которому не доверяешь, всех нас Эдисон мог бы запросто отравить. Потом Паша принял душ (а я в это время переоделся) и наконец надел новый костюм. Стоя перед зеркалом в полный рост, он хмурился, хотя выглядел хорошо. — Что? — спросил я. — Слишком красиво, — он вздохнул и очень аккуратно провёл пальцами по рукаву пиджака. — В этом вопросе «слишком» не бывает. Вульгарность и красота — разные понятия, но я не стал об этом говорить, потому что Павел, похоже, имел в виду что-то другое. — «Слишком красиво» случается, — объяснил он, — когда ты смотришь в зеркало и чувствуешь, что не достоин так выглядеть. — Если хочешь, считай, что нарядился к празднику. — В прошлый раз Вы сказали, что мои праздники приведут меня в канаву, — мальчик усмехнулся, — а там точно не до костюмов. — Только не говори, что единственная радость в твоей жизни это наркотики, — я недоверчиво посмотрел на его отражение, выгнув бровь. — Ну, теперь нет. Вы привнесли в мою жизнь хоть какие-то краски. — И ты не боишься, что это может плохо кончиться? — Я боюсь, что это скажется на Кэрол, — признался Паша. — А в остальном мне хуже, чем в D, не будет. Разумно. Правда, его разговорчивость немного настораживала. Я за плечи развернул мальчика лицом к себе и прищурился: — Глянь на меня. — Я чист, — покачал головой парень, поворачиваюсь обратно к зеркалу. — Просто… наверное, привыкаю к Вам. Можно? Быстро он. Но тем лучше было для меня. — Можно, — я кивнул на его отражение: — Так тебе нравится? — Да. Это кто-то очень солидный. Хотя Вы носите такую одежду увереннее, чем я. Я фыркнул: — Паша, мне тридцать лет, из них двадцать я занимаюсь тем, чем занимаюсь. Я много что делаю лучше просто потому, что привык, но и ты научишься, если захочешь. — А Вы научите? — Может быть. В дверь деликатно постучали, а потом в спальню заглянул слуга, чьё имя я упрямо не мог вспомнить: — Мистер Маккой, мистер Спок ждёт вас внизу. — Спасибо. Мы идём, — а у Паши я спросил: — Готов? — Вы так и не объяснили мне, что нужно делать, — напомнил он. Я рассказал ему по пути к машине. Не вдаваясь в подробности, разумеется, просто проинструктировал: ничего не есть, не пить, говорить, только если обратятся напрямую, но вообще не должны, а если и да, то с вопросами, не относящимися к делу непосредственно. Параллельно мы зашли в мою спальню, где я достал из-под кровати сейф, а из него — четыре пистолета и два ножа-бабочки. Укладывая пистолеты в карманы своего пиджака, я спиной ощутил, как Павел напрягся. — Просто на всякий случай, — прокомментировал я и протянул ему нож. В машине сидели мы с Пашей, Спок и два солдата, ещё группа бойцов ехала следом. Я протянул остроухому два пистолета, один он убрал за пазуху, а второй спрятал в рукаве. Мальчик, сидя между нами, старался не следить за перемещениями оружия, но всё равно было очевидно, что он нервничает: его выдавали как минимум не естественно прямая спина, сложенные на коленях руки, бегающий взгляд. Даже кудряшки как будто распрямились. Нормальная реакция нормального человека на ненормальную ситуацию. Тем не менее, в таком состоянии он мог всё запороть, так что я спросил Спока, кивая на Павла: — Можешь что-нибудь сделать? Он осторожно коснулся виска под светлыми вьющимися волосами, хотя Чехов попытался отшатнуться, и прикрыл глаза. Пару секунд ни мальчик, ни гоблин не двигались, у Паши даже взгляд застыл, но потом Спок убрал руку и покачал головой. В тот момент он ничего не объяснил — скорее всего, не хотел впутывать непосвящённых в наши дела, — зато вечером нашёл меня в особняке и сказал, что наткнулся в голове Чехова на ментальный блок: — Я допускаю знакомство мальчика с телепатом, который мог бы установить и поддерживать барьер, но также допускаю и наличие способностей у него самого. Вы не замечали других проявлений? Я не знал, как ответить на этот вопрос. Конечно, если бы я сказал «нет», мол, не замечал, это не было бы ложью. С другой стороны, Павел мог проворачивать свои трюки незаметно для меня, и тогда за ним действительно стоило присматривать. Но тогда, на пути к дому Эдисона, я об этом не думал — мне просто надо было успокоить мальца. — Всё будет хорошо, — я легко сжал его пальцы, напуганные голубые глаза метнулись к моему лицу. — Тебя одного никто не оставит. Если что — смотри на меня, я подскажу, что делать, или отвлеку внимание. Перестрелка скорее всего не завяжется, мы идём всего лишь поговорить. Не волнуйся. Я улыбнулся ему так ласково, как только мог, и Паша спустя мгновение улыбнулся мне в ответ, правда, не очень уверенно. 0:28 — стукнуло у меня в мозгах, хотя на самом деле не было и трёх часов дня. Подробности встречи пересказывать не буду, она заняла слишком много времени — больше, чем я рассчитывал. Если бы не формальности и расшаркивания друг перед другом, мы закончили бы раньше, а так просидели весь день и вечер. Надо отдать Эдисону должное, он принял нас в соответствии с нашим положением в городе. Стол ломился от угощений — еды и алкоголя, — бокалы наполняли молчаливые официанты во фраках (хотя мы с парнями почти не пили), дважды перед нами выступали танцовщицы, от которых сложно было отвести глаз. Никто из персонала не сделал ни одного лишнего движения, а сам Эдисон был образцом вежливости. И постоянно смотрел на Павла. Мальчик вошёл в дом сразу после меня и, пока мы со Споком приветствовали хозяина, стоял за моим плечом, но не жался слишком близко. Эдисон, пожимая ему руку, сказал, что видит ангела. Чехов осторожно и очень смущённо улыбнулся. На протяжении всего вечера я наблюдал за этими двумя и ещё за Споком — насколько незаметно он сможет подчинить себе разум хозяина дома. Я допускал, что у Эдисона в распоряжении есть свой телепат и влезть к нему в голову не получится — в таком случае все ставки были бы на Пашу, ему пришлось бы очаровывать мужчину самому. Но у Спока всё получилось. Дома он признался, что сделал не очень много из опасения выдать себя. И тем не менее, Эдисон постоянно смотрел на Павла. Мальчик держался неплохо. Можно было и лучше, конечно, но я не мог требовать от него профессиональной актёрской игры. Он весьма уместно улыбался шуткам Эдисона, коротко отвечал на его высказывания, если было нужно, не втягивал голову в плечи, не прятал глаза, хотя ещё днём избегал смотреть на людей вокруг и всячески старался выглядеть как можно меньше. Правда, говорил он всё ещё довольно тихо, так что иногда вынужден был повторять ответ дважды. Эдисон согласился получить партию наркотиков через неделю, а не прямо сейчас, как мы договорились раньше. Он не имел ничего против и моих ребят в качестве сотрудников его баров, хотя поставил условие, что они будут только охранниками. Насчёт процентов с выручки мы торговались долго, но наконец пришли к соглашению. По сути всё это можно было уладить за час, а не за семь. Спускаясь к выходу, я был почти в хорошем настроении, но всё ещё начеку, поэтому заметил, что у дверей Паша немного отстал. Эдисон деликатно отвёл его в сторону и что-то тихо говорил. Я пристально смотрел на них, ждал, что парень бросит взгляд на меня или как-то иначе позовёт на помощь. Он чуть хмурился, слушая Эдисона, потом кивнул и вернулся ко мне. Продолжался их разговор совсем недолго. — Ты не против небольшой прогулки? — спросил я Чехова на улице, пока солдаты рассаживались по машинам. Он посмотрел на меня удивлённо, но ответил: — Не против. Примерно так он отвечал весь вечер — я имею в виду не то, что пацан соглашался на всё подряд (иначе от Эдисона он бы не вышел), а то, что он предпочитал лаконичные фразы без развёрнутых рассуждений. И голос его звенел от напряжения. Возможно, это ярко обнаружилось только сейчас и не было заметно раньше. Я отправил Спока домой, а Павла мягко взял под локоть и повёл вдоль улицы. Мы отошли совсем недалеко, как мальчик вдруг остановился и с долгим вздохом, как будто из него разом вышел весь воздух и уверенность, упёрся лбом мне в плечо. Подобное проявление доверия стало для меня полной неожиданностью — особенно потому, что оно мне было не нужно, я не пытался настолько расположить его к себе. Хотя вообще-то реакция Чехова была объяснима: из всех присутствовавших на встрече он более-менее знал только меня и опирался на меня. — Это было ужасно, — пробормотал он. — Я чуть всё не испортил, простите. Надо было уколоться перед выходом. Я утешающе положил руку ему на спину: — Не правда, ты держался прекрасно, а вот под наркотой мог бы и переборщить с чем-нибудь. Ты молодец, Павел. Я и не ожидал, что ты справишься так хорошо. Мальчик поднял голову. В свете уличного фонаря его глаза блестели, как у кота. — Я там чуть не умер от страха, — признался он. — Ещё бы. Но это было почти не заметно, не переживай. Спокойствие в такой ситуации было бы подозрительным, на самом деле. Ты голоден? — Немного. У него была интересная привычка: преуменьшать собственные страдания. — Знаю здесь одно уютное место, пойдём. Он, видимо, к тому моменту уже понял, что спорить со мной бесполезно, поэтому не возражал. На этот раз мы не приковывали к себе взглядов, сидя в кафе: и я, и Паша внешне вполне соответствовали представлениям посетителей и официантов о жителях A-квартала. — Скажи мне, Павел, — обратился я к мальчику, когда мы оба сделали заказ. — О чём вы разговаривали перед выходом? Он прикусил губу и чуть мотнул головой, от чего ему на лоб упала прядь пушистых волос: — Мистер Эдисон предложил мне работу. Я непроизвольно поднял брови: — Какого рода? — Барменом. В его баре. Я раздражённо фыркнул. Серьёзно, мать твою? А то, что мы делали сейчас, ты потенциальной работой не считаешь? Я тут, значит, стараюсь, показываю тебе лучшую жизнь, а ты принимаешь предложения от моих подчинённых?! — А ты понимаешь, чем это может кончиться? — я надеялся, что мой голос не выдаёт всех эмоций, но Павел резко напрягся, как будто ждал удара. — Постелью. Или борделем, если ты ему надоешь. — Вы не можете знать… — пробормотал он. — Могу. Уж поверь мне, я работаю с этим человеком не первый год. Нельзя доверять ему полностью. Никому нельзя, но тем, кто сотрудничает с бандами вроде моей — тем более. Я выплёвывал слова, как кости, и с костяным стуком они падали на стол между мной и Чеховым. — А общение с вами борделем не кончится? — мой напор давил на его узкие плечи, мальчик как будто сжался, защищаясь. — Нет, я в этом вопросе собственник. Появившийся официант несколько разрядил обстановку. Бокал виски тоже. Вряд ли я ударил бы Павла, но наорать мог, а его бы и это напугало, как кролика. И я не знаю, как бы он поступил тогда: последовал бы моему совету или пришёл к Эдисону мне назло. По мере того, как пустела тарелка передо мной, мой гнев утихал. Я понимал, что зря вспылил: в сущности работа в баре Эдисона никак не помешала бы пацану работать и на меня, я уже знал некоторые его слабые места. — Слушай, — примирительно вздохнул я. — Я не пытаюсь сделать выбор за тебя, сказать «нет, и точка». В конце концов, это стабильный заработок и более интересное занятие, чем сортировка гаек. Попробуй, если хочешь. Только, пожалуйста, будь осторожен. Паша долго и внимательно смотрел на меня, а потом кивнул: — Хорошо. Просто напуганный ребёнок. Он теперь понимал, хоть и весьма отдалённо, как решаются дела у людей из A-сектора, я показал ему, как мы взаимодействуем друг с другом. Не есть и не пить в доме партнёра, потому что тебя могут отравить. Брать с собой оружие на случай перестрелки, хотя идёшь просто поговорить. Полагаться на пистолет, но не пренебрегать и ножом — мало ли что. Не спускать глаз с товарищей по команде, чтобы тебя или их не увели в тёмный угол. Разумеется, он будет осторожен, он же не дурак. В тот вечер я снова дал Павлу деньги. И теперь он не мог сказать, что не заслужил их.