Серый, волк и птица

Серёжа просыпался медленно и тяжело. Горло болело, всё тело ломило, а на душе было откровенно пакостно. Осознание всего произошедшего накануне медленно накрывало отчаянием и безысходностью. С губ сорвался тихий скулеж… Олег тут же очнулся, вырвался из смутного, сумбурного сна. Сжал Серёжу в объятиях, ещё окончательно не проснувшись. Осознал происходящее. — Тшш, — успокаивающе проговорил Олег. — Тише, Серёж. Мы должны думать, что всё в порядке. Верить, что он вернётся. Экзорцист едва ли смог бы его одолеть. Хотя самому впору свернуться рядом и заскулить в тон от осознания, что на этой кровати нет сейчас Птицы. И вряд ли появится. Разумовский старательно пытался верить, но слезы не переставали капать. «Тряпка, прекрати реветь, у меня уже голова болит…» Сергей резко замер, замолчав и затаив дыхание, не зная, то ли и правда он слышал этот еле различимый голос внутри, то ли и правда сошёл с ума. — Серёж? — Волков заметил изменение в поведении Разумовского и насторожился. Тот молча помотал головой, поднял руку, прося помолчать и закрыв глаза с отчаянной надеждой позвал: «Ворон?». Прошло не менее трёх минут, которые показались Сереже вечностью, прежде, чем изнутри не менее ворчливо, но все ещё очень тихо отозвались: «А ты кого ожидал, Одина?» Мысли исчезли, остались лишь эмоции, которые выплеснулись уже привычным способом — слезами. Странное поведение Разумовского напугало Олега, он уже думал идти искать успокоительное — вряд ли особо поможет, но всё же. Сережа улыбался сквозь слёзы, выглядя при этом явно неадекватным, но поделать с собой ничего не мог — после всего пережитого его явно накрывало истерикой. Птица лишь бессильно ругался, притом зная, что его не слышат — его сил едва хватило на то, чтобы докричаться до страдающего Серёжи. — Серёж, я за успокоительным, — предупредил Волков, предпринимая попытку встать. — Стой! — вцепился в него рыжий, не давая подняться. Олег замер, больше не пытаясь уйти. Нежелание отпускать его далеко от себя было типичным для расстроенного Серёжи, но это не значит, что это сильно успокаивало Волкова. Он посмотрел на рыжеволосого, скрывая свою собственную боль. Сережа вспомнив, что Ворон просил не плакать, постарался успокоиться, чтобы у того не болела голова. Да и Олега стоило порадовать. Разумовский закрыл глаза и постарался сделать несколько спокойных вдохов-выдохов. Помогло не сразу, но постепенно всхлипы утихли и вернулся голос. — Олежа, — позвал он с улыбкой, сияющими глазами глядя на Волкова. — Да, Серый? — настороженно отозвался тот, ибо его пугали резкие перемены в настроении Разумовского. — Он тут! — голос был сиплым, видимо сорвал вчера, и объяснить подробнее было сложно. — Тут? — то ли переспросил, то ли просто повторил Олег. На самом деле, в данной ситуации догадаться было слишком легко. Но Волков боялся, что они принимают желаемое за действительное в поисках ложной надежды. Серёжа старательно закивал, попытавшись сказать что-то ещё, но лишь засипев — голос сел окончательно. Волков дал своему рационализму лишь мгновенье на то, чтобы сомневаться, а потом решил, к чёрту. Он вскочил с кровати, едва не упав, схватил Серёжу на руки и с широкой улыбкой закружился, ощущая, как его захлестнуло дикое облегчение. Разумовский лишь беззвучно охнул, но счастливо улыбаться не перестал, сам вцепившись в Олега. Олег, чувствуя головокружение, сел обратно на кровать, не выпуская Серёжу из своих рук. — Эй, Птица счастья, — хмыкнул он хрипло. — Заставил же ты нас поволноваться. Разумовский, получив наконец свободу, начал искать телефон. Обнаружив искомое на тумбочке, он быстро напечатал в заметках и показал Олегу: «Его еле слышно, наверное и правда очень много сил потратил, остаётся только верить и ждать!» — Только верить и ждать, да? — проговорил вслух Волков. — Что ж, мы так и так верили бы в нашего бога, не так ли? Возвращайся к нам быстрее, Ворон, — попросил он. Сделал паузу, посмотрел на Серёжу, зная, что тот сейчас будет против. — Нам надо в больницу. И прежде, чем ты начнёшь увиливать, если мы это не сделаем, у нас будет не так много доказательств, чтобы наказать того блондинистого мудака. После того, как Волков получил хмурый кивок от Серёжи, он вызвал такси и они отправились в частную клинику. Их осмотрели, выписали лекарства для восстановления горла Серёжи и для их нервов, взяли анализы, прокапали, по итогу рекомендовав лишь пить побольше воды и не переутомляться. Волкову намазали мазью и перевязали плечо. После уже на другом такси они отправились в полицейский участок, где уже официально дали показания и пообещали занести результаты медицинского осмотра, как только анализы придут. И уже после обеда вернулись домой, вспомнив по дороге в очередном такси, что они, вообще-то живые люди, им питаться нужно и заказали доставку.

***

Прошла почти неделя тишины, прерываемой лишь редкими фразами Ворона, прежде, чем он накопил достаточно сил, чтобы наконец появиться в материальном мире. Бледный, хмурый, он был похож на пленника, которого пару месяцев продержали в тёмном подвале. Хотя сильно ли отличалось от от любой темницы это его Нигде? У Птицы не было сил даже стоять. Проявился, и сразу плюхнулся на пол, сев по-турецки. Серёжа со страхом заметил, какие остро-выступающие стали у него колени, какие худые руки и ноги. Одежда имела такой вид, будто лет пять прошло с их последней встречи, а волосы отросли едва ли не до середины спины. Но главное — он был. Он жил и сумел вернуться к ним. Или это они сумели его вызвать? Вызволить. С Серёжи что взять, он просто рухнул на пол рядом с Вороном, обнял и прижал его к себе, себя к нему, шепча что-то бессвязное, уткнувшись носом в плечо и тихо всхлипывая. Волков решил, что должен проявить силу и сдержанность. Стать опорой этой парочке. Поэтому просто сел с другой стороны, крепко-крепко обнял Ворона и частично Серёжу, на сколько хватило рук, и мужественно молчал. Потому что опасался — начни говорить, мужества не хватит. — Спасибо, что верили, ждали и звали… — хрипло выдохнул Птица. — Без этого мне бы не найти сил на дорогу назад. Хорошо так учат экзорцистов сейчас. Качественно. Я тоже рад вас видеть, ребята. Рад вас чувствовать… Просто — рад. Этот день отмечали как праздник, уж Сережа постарался. Когда поверили, что больше Птица не исчезнет, если его не держать в четыре руки и сумели друг от друга отлепиться, Олег безо всяких просьб взялся помогать Серёже с организацией данного события, но постоянно отвлекался. Ему просто необходимо было хотя бы периодически фиксировать взглядом, что они оба тут, рядом. Ворон был ещё недостаточно силён, чтобы что-то делать, поэтому его просто усадили на диван, обложив подушками и накрыв пледом, и оставили наблюдать за всей этой вознёй, чем он и занимался, слабо улыбаясь. Серёжа предложил сделать этот день днём рождения для Птицы, внезапно осознав, что у него нет своего дня! Ворон сначала опешил от такого, а потом… Идея ему понравилась, поэтому он согласился, получив порцию радостных возгласов от вернувшего голос Серёжи и ласковое поглаживание по рыжей шевелюре от Олега. Через несколько часов, когда Олег с помогающим ему Разумовским развесил украшения, а доставка с тортом и огромной кучей еды и вкусняшек прибыла, они расставили всё это, всунули в торт свечи и зажгли их. Волков поставил торт перед Вороном, пока Серёжа пропел: «Happy Birthday» и улыбнулся: — Вроде как желание принято загадывать. Птица с любопытством осмотрел торт и лукаво сверкнув глазами, дунул, задувая свечи. После чего, не успели Сережа и Олег как-то отреагировать, он взмахом руки зажёг их вновь, и полюбовавшись результатом, снова потушил. Во взгляде, обращенном на удивленных Волкова и Разумовского, была осторожная гордость. Олег усмехнулся и потрепал рыжие волосы Ворона. — Похоже, ты можешь загадывать желания теперь до бесконечности, — пошутил он. Сережа же просто обнял Птицу, с улыбкой посетовав, что они не курят. Ворон медленно расслабился, понимая, что зря нервничал — уж эти двое точно не будут его бояться, а лишь порадуются за него. Они перекусили, съели по огромному куску торта, после чего обнявшись сидели на диване и смотрели фильм.