A terrible story: Extras

— Тебе стоит пойти нам навстречу. — А то что? — Чанбин неприятно ухмыльнулся, поднимая черные, полные нескрываемой неприязни глаза и чувствуя, как саднит еще не зажившая разбитая губа. Тот, у кого были ключи от тяжелой чугунной решетки, сидел напротив, в нескольких метрах, за стеной из частых черных прутьев. Раздражающе спокойный и терпеливый, он не реагировал ни на колкости, ни на оскорбления, только смотрел устало и сосредоточенно и повторял в тысячный раз одни и те же вопросы. — Что тебе известно о нашей группе? Чанбин поджал губы и вперился в своего надзирателя немигающим взглядом, чуть склонив голову на бок. Из-за того, что Чанбин сидел у стены прямо на бетонном полу, благополучно игнорируя кованый стул посреди клетки, он смотрел снизу вверх, тем не менее, полностью отказываясь признавать свое уязвимое положение. Они могли играть в гляделки сколько угодно — раз у этого хваленого «лидера» кишка тонка зайти в клетку и показать наконец, что он из себя на самом деле представляет, — значит сидеть им тут до морковкина заговенья. — Я знаю, кто направил тебя и указал цель, но мне нужно понимать, что тебе рассказывали. Ага, конечно. Чанбин смутно догадывался, куда пойдет разговор, стоит ему начать говорить. Потому что Чеви его предупреждал. Чан еще какое-то время сидел в напряженной тишине, наблюдая за ним, но, видимо, понял, что никаких ответов не дождется, и в итоге ушел ни с чем. Внутри плескалось мстительное ликование. Пусть в драке Хэчи и победил, но, чтобы вытянуть из Чанбина какую-то информацию, ему явно придется постараться получше. По правде сказать — странно было видеть, как Чан терпеливо спрашивает одно и то же снова и снова, как заезженная пластинка, когда вместо этого он мог бы избить Чанбина еще раз, чуть сильнее, чем в их первую драку, — ровно настолько, чтобы тот по-настоящему испугался за свою жизнь. Может, тогда разговор был бы более продуктивным. По крайней мере, именно так поступил бы Чанбин, если хотел бы найти того, кто пытался его убить. Именно так поступали у них. Но у Чана, похоже, был иной план. Не прошло и десяти минут после его ухода, как дверь в комнату скрипнула и с той стороны ограждения показался Феликс. Он скользнул в комнату быстро и легко, как солнечный лучик, пристроил на пол стопкой свернутое одеяло и остановился у самой решетки, дружелюбно разглядывая Чанбина и поправляя растрепанные платиновые волосы. — Здравствуй, — светлые глаза лукаво прищурились. — Как ты? Феликс был единственным, кто приходил к Чанбину кроме Чана. И если с главарем этой группы все было более менее понятно — то этот парень, вопреки своей ангельской внешности, оставался темной лошадкой. Он вел себя странно. В первый же день обработал все раны, оставшиеся после их боя с Чаном, выдал ему кучу таблеток, а после приходил по нескольку раз на дню, будто бы у него не было других дел, кроме как справляться о самочувствии пленника. При этом был как-то чересчур доброжелателен и участлив, учитывая, с кем он имел дело. А еще на его миловидном лице с завидной регулярностью украдкой появлялась едва заметная виноватая улыбка — словно ему хотелось извиниться за то, что Чанбина посадили в клетку как животное. В общем, если местный лидер с натяжкой тянул на кнут, то Феликс в этой парадигме определенно был пряником. — Я принес тебе одеяло и подушку. Не бог весть что, конечно, но пока… — У меня нет потребности во сне. — Вот как, — он удивился. — Этому можно позавидовать. Парень просунул тонкие запястья между прутьями решетки и облокотился на поперечную перекладину, демонстрируя зажатые в ладони баночку с мазью и вату. — Подойдешь? Было предельно ясно, что они пытались сделать. Скорее всего даже то, что к нему приходил именно Феликс — такой хрупкий и улыбчивый, с низким теплым голосом, — было не случайно. Он безо всяких усилий располагал к себе. Чанбин был не так глуп. — Может, лучше ты ко мне? — черные глаза окинули гостя с ног до головы. Феликс мягко улыбнулся. — Чан не считает, что это безопасно. — Зато Чан, видимо, считает, что держать в подвале человека — отличная идея? Как долго я буду здесь сидеть? — он поднялся на ноги и неторопливо поплелся к решетке. — Это в большей степени зависит от тебя, — пожав плечами, Феликс открутил крышку плоской белой баночки. В метре от решетки Чанбин остановился и скрестил руки на груди. — Зря тратите время. Я не скажу ничего полезного. Твой «лидер» не очень-то силен в допросах, если ты не в курсе. У нас даже со своими провинившимися поступали намного жестче, а тут я сижу как в отеле с трехразовым питанием, только телевизора не хватает. Парень напротив чуть наклонил голову набок. Он больше не улыбался, светлые глаза смотрели серьезно и задумчиво. — Если тебя избивали, — это не звучало как вопрос, хотя Феликс не мог знать подобного наверняка, — мне жаль это слышать. Жаль, что ты считаешь это нормальным. — Эффективность таких методов говорит сама за себя. — Ничего подобного. Такие «методы» являются ничем иным, как неоправданной жестокостью. — Должно быть, у нас различаются понятия о том, с какого момента жестокость становится оправданной. — Очень надеюсь, что ты ошибаешься, — он выдержал тяжелый взгляд Чанбина легко, каким-то невообразимым образом сохранив доброжелательность в выражении лица. Чаще всего, подобный взгляд исподлобья либо пугал других, либо заставлял их чувствовать неприязнь, но в случае с Феликсом, он даже не достигал адресата, теряя весь враждебный и провокационный посыл где-то по дороге. На него сложно было смотреть зло или угрожающе, потому что в нем самом не было угрозы, в отличие от того же Чана. Однако не было и слабины, типичного беззащитного, елейно-угодливого взгляда жертвы, так ненавистного Чанбину — люди с таким взглядом, как правило, оказывались куда хуже тех, кто прямо демонстрировал свои намерения. А Феликс как будто вовсе не вписывался в эту систему, не позволяя себя классифицировать. — Подойди ближе, пожалуйста. И сними футболку. Он шагнул к решетке, остановившись в шаге от Феликса, стянул и бросил себе под ноги футболку, поморщившись, когда поднимал руки, — вправленный вывих все еще давал о себе знать. Парень был чуть выше него и раза в два уже — Чанбин отвлеченно подумал о том, что мог бы одним легким движением сломать между чугунными прутьями его тонкую как спичка руку, промакивающую ватный тампон в мази. Его ладони были крошечными как у ребенка, узкими и изящными. — Почти зажило, ты хорошо регенерируешь, — удовлетворенно кивнул он, аккуратно раздвигая бинты, туго обтягивающие грудь и плечо. Феликс был очень деликатен и не касался кожи, его руки порхали где-то над ней, только иногда нанося мазь на заживающие широкие царапины, — думаю, скоро нужно будет сменить бинты. Ребра больше не болят? Спина? Чанбин был абсолютно уверен в том, что эти пустяковые раны не угрожали его жизни. Не было никакой нужды так хлопотать вокруг пленника, не было никакого объяснения тому, что он делал, кроме попытки втереться в доверие через заботу. — Приподними голову, вот так, — Феликс невесомо коснулся подбородка, поднимая лицо к свету и, взяв чистый комочек ваты, несколько раз аккуратно прижал его к уголку губ. — Губы всегда заживают долго. Ну ничего, думаю, даже следа не останется. Вторая его рука поднялась на уровень глаз и нерешительно зависла у волос. — Можно? — Да. Не сводя с него непроницаемого взгляда, Чанбин покорно ждал. Феликс пропустил его волосы сквозь пальцы и убрал челку в бок, открывая лоб. Похоже, он остался не очень доволен увиденным — его брови нахмурились, а губы поджались. — Кажется, я просил тебя не трогать рассечение? — он отщипнул еще ваты и зачерпнул мазь, секундой позже нанося холодный крем на бровь. Чанбин задумчиво разглядывал его миниатюрное лицо, внезапно обнаружив, что высокие скулы и тонкий, маленький как кнопка нос усыпаны едва заметными веснушками. — Было такое? — Из-за волос… чешется. — Мне сделать тебе хвостик? — он легко улыбнулся, продолжая обрабатывать рану. Да, только этого ему не хватает — связанных в пучок волос на макушке. Это бы добавило изюминку в процесс допроса. На секунду он представил лицо Чана, старающегося серьезно задавать свои вопросы парню с ростком на голове, и губы сами собой растянулись. Возможно, это как раз та деталь, которой не хватало, чтобы градус абсурда достиг критической отметки. Думая об этом, Чанбин не сразу заметил, что руки Феликса замерли, а когда обратил внимание и взглянул на него — сразу встретился с его растерянным взглядом. — Что? — Твое лицо… А, ну да. Он мотнул головой в сторону, уходя от прикосновений, и отвернулся от решетки. Шутки насчет его внешности были одной из любимых забав в группе Чеви. По большому счету, он давно привык не обижаться на колкие подначивания — что поделать, не всем досталось кукольное личико, как у Феликса. Но сейчас это почему-то задело. — Ты выглядишь иначе, когда улыбаешься. Чанбин метнул к нему скептический взгляд. — Когда я увидел тебя впервые, то подумал, что черты твоего лица довольно хищные и… дерзкие? Необычная мужская красота, — он закрывал баночку и сворачивал вату, рассуждая вслух, не обращая внимания на то, как от каждого слова лицо Чанбина вытягивается все сильнее. — Поэтому я не ожидал, что ты можешь выглядеть настолько мило, когда улыбаешься. Если он говорил всерьез — а судя по тому, что он даже не проверял реакцию, так и было, — то его непосредственность поражала. Если все же нет — то Феликс был хорошим психологом и безошибочно определил одно из слабых мест Чанбина. Не зря казалось, что с ним стоит быть поосторожнее. — Ну что, вроде все, — Феликс поднял глаза и лучезарно улыбнулся, а Чанбин молниеносно стер со своего лица недоверчивое смущение. — Завтра зайду, не скучай. Когда он вышел из комнаты, Чанбин озадаченно потер шею рукой и пробормотал: — Мужская красота, значит… н-да.       Чтобы как-то занять себя, он начал тренироваться. Без фанатизма, как привык прежде, но достаточно, чтобы не одеревенеть совсем. К счастью, для этого ему ничего не было нужно, кроме стен и пола. Все, что касалось ног и пресса было в порядке, а вот отжимания давались тяжело — плечо саднило и этим раздражало неимоверно. В планке он и трех минут теперь простоять не мог, руку начинало жечь. За этим его и застал Феликс в один из вечеров: Чанбин как раз завалился на спину, раздосадованно массируя мышцы и тихо ругаясь себе под нос, когда он вошел. — Что ты делал? — Феликс прищурился. — Ничего, — он резко поднялся, стараясь игнорировать боль и почему-то чувствуя себя провинившимся под пронизывающим взглядом светлых глаз. — Я что, лечу тебя, чтобы ты сам себя калечил? — он негодующе развел руками. — Быстро в душ. Будем менять бинты. И вышел из комнаты. Вернулся минут через пятнадцать, когда Чанбин, голый по пояс после душа, уже сидел возле решетки, накинув полотенце на плечо, и терпеливо ждал. Феликс все еще выглядел сердитым, хотя в его негодовании было что-то по-своему очаровательное. Это вызывало ассоциацию с напускным возмущением детей, когда они не злятся на самом деле, но усиленно делают вид. Чанбин украдкой улыбнулся. — Весело тебе? — он расставлял какие-то баночки, прижав локтем тугие рулоны бинтов. — Да ладно. Что такого? Мне просто было скучно. — У тебя были травмы. Последнее, что тебе стоит делать, — это тренироваться, иначе все, что я делаю, — бессмысленно, — Феликс обрабатывал раны на его груди быстро и профессионально, наклонившись близко к решетке. Чанбин видел только его макушку и поджатые губы. — А разве это не так? Ничто из этого не представляет реальной угрозы. Я восстанавливался и из куда худшего состояния, и никто надо мной не трясся. — Тебе кажется, что это повод для гордости? — он сказал строго, а потом вздохнул, немного смягчившись. — Если ты не привык к человеческому отношению — это не круто. Это печально, только и всего. Повернись. Развернувшись спиной, Чанбин почти прислонился к прутьям. — Я просто привык много тренироваться, — он пожал здоровым плечом. — Я вижу. — Там и дня не проходило без хорошей драки, а тут… Хотя казалось бы, — Чанбин усмехнулся своим мыслям. Легкие быстрые касания немного нервировали: если честно, ему не особо нравилось не видеть, что именно делает Феликс. Приходилось напрягаться, чтоб не вздрагивать. — У тебя остались там друзья? — внезапно перевел тему Феликс. — Друзья? Скорее спарринг-партнеры. — И что же, никого близкого? — он прижал бинт ладошкой на ребрах, раскатал рулон по спине и протянул его Чанбину над плечом. — Только прижимай как следует. — Что ты имеешь в виду, говоря «близкого»? — сделав моток вокруг груди, Чанбин отдал его обратно с другой стороны, там, где сбоку прижималась теплая ладонь. — Ну, кто-то, с кем тебе хотелось проводить время. Кого ты хорошо знал и понимал. Моток, другой, третий, а Чанбин все молчал, задумчиво разглядывая пол. — Ладно, не стоило мне спрашивать. Ты имеешь полное право не рассказывать. — Это не секрет, просто я, вроде как, был там не для того, чтобы заводить друзей. Он ничего не ответил, только продолжил сосредоточенно закреплять бинт в тишине. Когда перевязка была завершена, Феликс быстро провел по бокам и ребрам вверх, до самой груди, проверяя достаточно ли туго лежит повязка, и Чанбин буквально оцепенел. Желание прижать локти к корпусу и убрать его руки стало практически невыносимым. Он не привык к таким прикосновениям. В его мире прикосновения обычно были направлены на то, чтобы причинить вред. Но эти были другими. От них по затылку бежали мурашки. — О, извини… — Феликс, похоже, заметил, как он застыл, и смущенно отдернул руки. — Это все. Я пойду.       Несколько следующих дней были примечательны тем, что Чан так больше и не появлялся. Феликс приносил еду, спрашивал о самочувствии, иногда они разговаривали о ерунде. Чанбин с удивлением обнаружил, что чувствует слабое разочарование каждый раз, когда дверь за Феликсом закрывается. Наверное, было бы неплохо говорить с ним подольше. Все оставшееся время от безделья хотелось лезть на стену. У него не было возможности спать, поэтому он просто маялся целыми днями. Ему не причиняли боль, не били, не пытали, и в какой-то момент он начал об этом жалеть. Лучше уж быстро и жестко все решить, чем вот так держать его взаперти черт знает сколько. Кажется, его не спешили спасать, хотя по идее, их тхэджагви должна была знать, что он жив. Про него будто вовсе позабыли, занимаясь своими делами, и он словно волк в зоопарке часами мерил шагами свою клетку в несколько квадратных метров от стены до стены. В один из очередных вечеров, когда Феликс принес ему поднос с едой и осторожно продвинул его в клетку под решеткой, Чанбин все же набрался смелости и попросил: — А ты не мог бы… посидеть со мной немного? Феликс удивленно вскинул брови, подумал и все же согласно кивнул: — Да, конечно. Он по-турецки сел напротив. — Как долго это будет продолжаться? — Чанбин взял в руки стакан с соком и покачал его, наблюдая, как за стеклом кружится апельсиновая мякоть. — Не уверен, что я могу дать четкий ответ на этот вопрос, — он выглядел усталым и задумчивым. — Какой смысл держать меня здесь, если вы даже ничего больше не спрашиваете? Планируете шантажировать мной Чеви? Так я сразу говорю — ничего не выйдет, ему на меня плевать с высокой колокольни. — Нет, — Феликс беззлобно хмыкнул, — мы не будем шантажировать вашего главаря, просто… пока тебе лучше побыть здесь. — Что это значит? Что-то происходит? Несколько мгновений было тихо. Феликс хмуро смотрел в сторону. — На территории вашей группы пропадают люди. Несколько обращений за пару недель. Чан считает, что это дело рук Чеви. Мы ищем, но что-то подсказывает мне… — Погоди-погоди. Зачем Чеви похищать людей? — Если бы я знал. — Да нет, ерунда какая-то. Шантаж с целью выкупа или что-то похожее звучит как слишком сложная схема для него. Я бы поверил, будь это ограбления или что-то подобное, а так… Феликс грустно смотрел в ответ. — Как долго ты пробыл в его группе? Быстро прикинув в голове, можно ли как-то использовать эту информацию, Чанбин ответил: — Может, несколько месяцев. — Это многое объясняет. А до этого ты был сам по себе или в другой группе? — До этого… — Чанбин нахмурился, — до этого меня не было. Теплые глаза напротив удивленно расширились. — То есть ты прошел становление несколько месяцев назад? И больше ничего не помнишь? — он даже бессознательно подался вперед, заглядывая в лицо Чанбина. — Ну да. Ребята нашли меня случайно и уже после объяснили, что со мной, а до этого я просто шатался неприкаянный. Насчет памяти — изредка бывают какие-то вспышки, похожие на дежавю, но в целом — ничего, пусто. Взгляд Феликса изменился; он полностью ушел в себя, позволяя Чанбину рассматривать его подрагивающие светлые ресницы. После долгого молчания он прочистил горло и спросил: — Тебе там нравилось? — Как минимум там меня не держали в клетке, — Чанбин криво улыбнулся, но, заметив, как Феликс потупил взгляд и закусил губу, поправился, — … я в основном тренировался. Не то чтобы мне было с чем сравнивать, знаешь. А ты… давно здесь? — Боюсь, ты даже не представляешь, насколько давно, — он рассеянно водил тонкими пальчиками по полу, и Чанбин на автомате следил за его движениями. — И тебе тут нравится? Феликс ласково улыбнулся своим мыслям, а потом поднял взгляд, и Чанбин увидел, что его большие глаза буквально сияют золотом. — Конечно. Они — моя семья. Мы заботимся друг о друге. Он был похож на маленькое солнышко. Хотелось верить, что он на самом деле такой, каким кажется, — искренний и непосредственный, мягкий, доброжелательный. Что забота его идет от сердца, а не продиктована внешними обстоятельствами. Поверить ему очень хотелось — более того, это казалось чем-то естественным, само собой разумеющимся. Они смотрели друг на друга долго; возможно, слишком долго, потому что в итоге Феликс все же смутился и торопливо поднялся с пола. — Ладно, думаю, мне пора, — он почти дошел до двери, когда обернулся к задумчиво провожающему его взглядом Чанбину. — Кстати. А в этих вспышках… было твое имя? — Да. Со Чанбин.       В следующие несколько раз, когда Феликс приходил, он не оставался надолго. Казалось, ему некомфортно даже находиться в подвале: он старался побыстрее поставить поднос c едой и забрать посуду, ничего не спрашивал, а если и отвечал, то односложно, пряча глаза. Он не был мрачен или печален, скорее суетлив и растерян. На вопросы случилось ли что-то — уверял, что все в порядке, на предложения поговорить — отшучивался, ссылаясь на дела, и сбегал. Это нехило сбивало с толку, ведь они только начали нормально разговаривать, и вдруг Феликс полностью отстранился, резко обрубив все. В какой-то момент Чанбин не выдержал и, улучив момент, когда тот двигал поднос под решеткой, поймал его за запястье. Феликс дернулся, вскинув на него испуганный взгляд. — Все в порядке, — Чанбин старался звучать успокаивающе, — я не собираюсь причинять тебе вред. Просто хочу все расставить по местам. Что с тобой? Появились какие-то новости о Чеви или пропавших? — Нет, про него никаких новостей нет, как и о мирных, — Феликс не поднимал головы, смотрел вниз и сжимал второй рукой прут решетки, словно боялся, что Чанбин потянет его руку на себя. — Тогда в чем дело? Он крепче перехватил запястье и почувствовал легкое волнение от того, насколько тонким оно было. Феликс будто воды в рот набрал. — Слушай. Мне казалось, что у нас возникло какое-то взаимопонимание, но, судя по всему, я ошибся. Для чего я здесь? Мое терпение уже на пределе, и я чертовски близок к тому, чтобы начать предпринимать активные попытки выбраться. — Не надо, — его губы чуть подрагивали. — Не надо? А что надо — сидеть под замком и ждать, пока вы не решите, что со мной делать? И сколько? Неделю? Месяц? Год? Да звери на стену лезут от одиночества в клетке, за кого ты меня держишь? Здесь никого нет, кроме тебя. А теперь и тебя нет. Хоть скажи, что я сделал не так! Он произнес это и понял, что из-за последних предложений прозвучало так, словно он больше раздосадован не тем, что заперт, а тем, что Феликс перестал с ним общаться. Ну и пусть. Феликс замер. Осторожный взгляд поднялся к лицу Чанбина. — Ничего, — он покачал головой и, набрав в грудь побольше воздуха, продолжил. — В этом все и дело. В тот раз, когда мы поговорили, я понял, что ты не должен быть здесь. Тебя использовали и выбросили, и ты понятия не имеешь, как все устроено, потому что наивен, как ребенок, — он как-то болезненно улыбнулся, и эта улыбка царапнула по внутренней стороне грудины. — В этом нет твоей вины, просто у тебя было слишком мало времени, чтоб разобраться. Тебя заперли здесь, но ты не заслужил такого. Я чувствую вину перед тобой, поэтому мне тяжело с тобой общаться. Глупый. — Хочешь загладить вину — тогда отпусти меня, и тебе больше не придется меня видеть, — Чанбин наклонился ближе к решетке. — Это совсем не то, что я имел в виду, — он сказал тихо. — Я хотел… Я не могу сейчас отпустить тебя. — Да почему не можешь? Объясни! — Просто поверь мне, пожалуйста? Пока никак. Я отпущу тебя, как только появится такая возможность, обещаю, — светло-охристые глаза беспокойно скользили по лицу Чанбина, практически умоляя послушать. Тяжело вздохнув, Чанбин разжал пальцы и выпустил его запястье. — Ладно. Я тебе верю, — он отошел к дальней стене клетки и опустился на пол. Феликс проводил его обеспокоенным взглядом. — Что? — Чанбин всплеснул руками. — Видишь, сижу. Никуда не убегаю. — Спасибо, — какое-то время он еще сидел у решетки, виновато опустив взгляд в пол, а потом поднялся и ушел.       Несколько дней физически ощутимой неловкости были действительно непростыми. Из-за последнего разговора все будто стало только хуже. Они смотрели друг на друга, когда думали, что другой не видит, и торопливо отводили взгляд, чтобы не попасться. Разговор не клеился. От выдуманных внутренних диалогов болела голова. В один из таких вечеров Феликс пришел в подвал без видимых причин. Когда он переступил порог комнаты, Чанбин был в самом разгаре тренировки и отжимался. Наблюдая боковым зрением худой силуэт у входа, он рассеянно отметил, что в его жизни за последние две недели буквально ничего не осталось, кроме этих визитов Феликса. Немного помявшись у двери, парень подошел ближе. — Как твое плечо? Повернув к нему лицо, Чанбин поднял бровь, и Феликс мгновенно стушевался. Несколько минут он молча наблюдал за тренировкой, а потом присел напротив, подогнув под себя ногу. — То, что я пытался сказать тогда… — он говорил медленно, подбирая слова. — Прости. Я на самом деле сожалею, что тебе приходится проходить через все это. Смог бы Чанбин обидеться на него, даже если бы захотел? Вряд ли. — Ничего. Не так уж тут плохо, — он закончил отжимания и, дойдя до душевой, плеснул в лицо холодной водой. — Я думал о том, что ты сказал. Насчет одиночества. И мне показалось, может быть, — в голосе было смущение, но он не робел, — если мы будем общаться, тебе будет легче ждать? Если ты еще хочешь. Если я вообще правильно тебя понял. Чанбин обернулся. — Ты правильно понял. Щеки Феликса немного порозовели, должно быть, он ожидал, что Чанбин станет отнекиваться, а он возьми и сразу согласись. — Только вот собеседник из меня, наверное, не особо интересный, — Чанбин пожал плечами. — Неправда, — Феликс робко улыбнулся, — Вообще-то, у меня есть одна идея. Хочу кое-что тебе показать. Только тебе нужно сесть вот сюда, спиной к решетке. Чанбин послушался. Феликс сел точно так же снаружи, где-то в метре от него. — А теперь дай руку, — он просунул свою ладошку между прутьев и забавно растопырил пальцы. — Что ты собираешься делать? — Узнаешь. Давай же, не упрямься. Он снова потряс рукой, и Чанбин, сомневаясь, вложил свою ладонь в его. Феликс неловко обхватил ее в ответ. Держать его теплую руку было волнительно и приятно. — Хорошо. А теперь расслабься. Его профиль выглядел… мило. Маленький, чуть курносый нос, пухлые и все же миниатюрные губы, четкая линия челюсти. С закрытыми глазами он казался моложе. Почувствовав в руке легкое воздействие, Чанбин нахмурился и автоматически заблокировал его силу. — Что ты делаешь? — Все будет в порядке. Доверься мне, — когда он говорил так низко и вкрадчиво, как сейчас, его выступающий кадык заметно двигался. К этому голосу непросто было привыкнуть; Чанбин спиной чувствовал вибрацию в решетке от каждого произнесенного им слова. У этого белокурого паренька была масса возможностей причинить вред, и раз он до сих пор этого не сделал, то, наверное, не имел такой цели? Еще раз скользнув взглядом по его лицу, Чанбин прикрыл глаза и снял блок с его силы. В ту же секунду, как он это сделал, он обнаружил себя сидящим на большом плоском валуне. Феликс был рядом, они по-прежнему держались за руки, но вот решетка и стены пропали. Вокруг камня лежал снег, но холодно не было. — Что это? Феликс повернулся к нему и улыбнулся так, что внутри заворочалось что-то теплое. — Посмотри наверх. Нехотя оторвав взгляд от его лица, Чанбин поднял голову и обомлел. Над ними простиралось бескрайнее звездное небо. По антрацитово-черному полотну медленно проходили яркие зеленые и розовато-фиолетовые всполохи, пленяя, притягивая взгляд. Звезд было не счесть, в городе Чанбин никогда не видел столько. Крупные и поменьше, желтые, оранжевые и холодно голубые, ими был усыпан весь небосвод. Они казались странно близкими, словно протяни руку, и в ладони окажется пылающий колючий огонек, запляшет между пальцами, согревая ласковым теплом, зазвенит как в сказке. В реальности такого чуда существовать точно не могло. Его рот восхищенно приоткрылся. — Почему-то я был уверен, что тебе понравится, — Феликс не смотрел наверх, вместо этого он беззастенчиво разглядывал лицо Чанбина, мягко улыбаясь. — Мне нравится. Но как ты это сделал? — Я пульгасари и могу управлять снами. Не был уверен, что получится с тобой, ведь ты технически не спишь, но, судя по всему, сработало. — Ты видел это вживую? — Чанбин не мог оторваться от завораживающих, закручивающихся в спирали столбов зеленого свечения. — Северное сияние? Да, — Феликс наконец взглянул на небо, чуть крепче сжав руку Чанбина. — Правда это было давно. Теперь я возвращаюсь сюда, если мне хочется покоя. — А ты можешь оказаться где угодно, даже в выдуманном месте? — Если смогу себе это представить, то да. А что? Хочешь посмотреть что-то конкретное? — Нет, просто подумал, что здорово, наверное, иметь возможность в любой момент сбежать от реальности куда захочется. — Разве не лучше жить в реальности, из которой не хочется сбегать? — А так вообще бывает? — Чанбин саркастично изогнул губы. — Бывает. Не размыкая рук, Феликс повернул ладонь и переплел их пальцы в замок. Под грудью взорвалась маленькая звездочка, озаряя привычную внутреннюю темноту яркой вспышкой. Феликс волновал его, и игнорировать это с каждым днем становилось все труднее. Даже мысль о том, что испытывать что-то к своему тюремщику крайне опрометчиво — больше не помогала. Уже не получалось задушить в себе глупую надежду. Чанбин сжал его ладошку в своей. Они смотрели на небо, но никто больше ничего не говорил.       Буря грянула на следующий день. В первой половине Феликс, вопреки обычаю, не пришел, поэтому Чанбин начал переживать и порядком себя накрутил. Где-то ближе к вечеру, если верить внутренним часам, дверь вдруг распахнулась, и в комнату влетел злой как черт Чан, а сразу за ним Феликс. — Чан, пожалуйста… Лидер не слушал его, достал ключи и принялся открывать клетку с таким видом, будто стоит ему это сделать, и Чанбину конец. Озадаченный, Чанбин замер у стены; и хоть он понятия не имел, что происходит, — Чан в ярости пугал не на шутку. — Он ничего не знал, Чан! — Феликс пытался хватать его за руки, но совершенно безрезультатно — Чан, отмахнувшись от него, распахнул клетку и зашел внутрь, быстро приближаясь к Чанбину. На секунду возникло стойкое ощущение, что нужно защищаться, и он почти поднял руки в боевой стойке, но Феликс бросил на него предостерегающий взгляд. Чан оказался рядом в два широких шага, схватил Чанбина за ворот футболки и приложил к стене. Он выглядел не очень хорошо — черты лица стали острее, осунулись, под глазами появились темные круги. — С твоей подачи, Феликс, он остается здесь. Для чего? Если он, как ты говоришь, ничего не знает? — Он не причастен! — дрожащие губы Феликса упрямо сжались. — Не причастен? — черные угольки его глаз, казалось, пытались просверлить в Чанбине дыру. — Я задам тебе вопрос, и тебе стоит очень хорошо подумать, прежде чем отвечать, — это понятно? Не уверенный до конца, на что соглашается, Чанбин осторожно кивнул. — Покажи ему. — Чан… — Феликс, покажи ему, — его стальной тон пробирал до костей. Вжав голову в плечи, Феликс обогнул Чана, не поднимая глаз, поймал ладонь Чанбина двумя руками и зажмурился. Комната резко померкла. Постепенно из темноты проявились косые силуэты деревьев у неглубокого оврага. На дне оврага, в сырой глиняной яме лежало несколько тел. Присев на корточки, Чанбин присмотрелся: одной из жертв оказался молодой полный мужчина в грязной рваной спортивной одежде. Тело было сильно изуродовано, разбухло и явно пролежало там минимум несколько дней — вся его нижняя часть была в трупных пятнах. На разодранных щиколотках и икрах виднелись узкие вытянутые следы от звериных укусов, напоминающие собачьи или волчьи, судя по ширине пасти. Почему-то внимание зацепилось за босые ступни этих скорее всего посторонних людей, которые теперь слиплись все вместе в пугающей неразборчивой композиции. С ними всеми обошлись… Морок рассеялся. Сознание вновь вернулось в комнату, где Феликс тревожно вглядывался в его лицо. Успокаивающе сжав его теплые ладони, Чанбин повернулся к Чану. — А теперь ответь мне, — в голосе хэчи была явственная угроза. — Ты правда считаешь, что оборотня, который забавы ради до смерти загнал ни в чем не виновных людей, стоит защищать? Может ты, так же как он, думаешь, что люди — просто скот? В воспоминаниях ожили предупреждения Чеви о том, что если законные его поймают — то будут пытаться влезть ему в голову, но… Он перевел взгляд на белого как мел Феликса. Да, пульгасари могут показать то, чего не существует, Феликс сам в этом признался. Но стал бы он делать подобное? Стал бы столько притворяться до этого, чтобы втереться в доверие? Чанбин отказывался допускать даже мысль, что он способен на такое. Все нутро подсказывало, требовало довериться ему. А вот от воспоминаний о Чеви теперь явно веяло гнильцой. — Я… — его взгляд вернулся к Чану, — не считаю, что люди — это скот. И не хочу защищать тех, кто сделал это. — Ты знал, чем Чеви занимается? Когда-нибудь помогал ему с этим? — Что? Нет, никогда! Я не делал ничего подобного. Пронизывающий взгляд, словно рентген, прошивал насквозь. Его детектор лжи работал на полную катушку. — Что ж, — он наконец отпустил ворот футболки и отошел на шаг назад. — Тогда, возможно, самое время начать говорить. Феликс обессиленно опустился на корточки, шумно выдохнув и закрыв лицо руками, сжался в комочек. Похоже, ему тоже стоило немалых усилий довериться: облегчение от того, что Чанбин оказался непричастен ко всем этим ужасам, лишило его всяких сил. Глядя на узкие дрожащие плечи Феликса, Чанбин опустошенно произнес: — Я расскажу все, что знаю. Чан проследил за его взглядом и вздохнул. — Сейчас я уйду, возьму материалы, которые у нас есть на стаю Чеви, и найду Минхо. Вернусь через пятнадцать минут. Ты же не будешь делать глупостей? — Нет, — Чанбин покачал головой. — Хорошо. Надеюсь, мы друг друга поняли, — мимоходом он, едва коснувшись, потрепал Феликса по волосам и вышел. Они остались вдвоем. Чанбин понятия не имел, что ему делать. Как помочь? Он опустился на колени возле Феликса и застыл, не решаясь прикоснуться. Никогда он не оказывался в такой ситуации и не чувствовал ничего похожего, глядя на переживания другого человека. Помешкав, Чанбин протянул руку и как можно мягче коснулся его волос, копируя почти отеческий жест Чана. Пепельные пряди оказались послушными и очень приятными на ощупь. Феликс поднял голову. — Я вообще-то намного старше тебя, — в его глазах стояли слезы, но он слабо улыбался. Чанбин, бросил на него виноватый взгляд и переместил руку на плечо, несколько раз неловко похлопав. — Боже, — Феликс низко рассмеялся и вдруг, проворно сократив расстояние между ними, прижался к Чанбину грудью, пряча лицо в изгибе шеи. Что-то маленькое и тяжелое упало в желудок и затрепетало там, посылая мурашки по всему телу. Между ними… теперь не было решетки. Руки нерешительно заключили его плечи в кольцо и легли на спину. Через ткань чувствовалось тепло его кожи и выступающие позвонки. Худой. — Я боялся, что ты больше не заговоришь со мной, если узнаешь, что пробыл столько времени взаперти из-за меня. Стоило прямо сказать, но я струсил. От его дыхания было щекотно, но отстраняться все равно не хотелось. — Я не злюсь, но почему ты?.. Феликс довольно долго молчал, прежде чем ответить. — Видишь ли, — он немного отодвинулся и взглянул Чанбину в глаза, — за намеренное убийство мирных, как и за убийство сверхъестественных существ — предусмотрена высшая кара. За подтвержденное пособничество в таком случае, как этот… наказание тоже будет очень жестоким. Мы сами исполняем приговор. Я боялся, — он нахмурился и отвел глаза, — что, если ты вернешься туда, он использует тебя снова, и тогда… Вместо продолжения он пожал плечом, и его губы задрожали. — Я понял, — Чанбин снова бережно прижал его к себе и, уткнувшись носом в висок, тихо произнес, — спасибо.       Он слил абсолютно все. Место базы, расположение секретного выхода, количество человек, примерный распорядок дня и информацию об оружии. С его слов Минхо, оказавшийся высоким, недружелюбно выглядящим парнем с отрешенным взглядом, быстро набросал схему базы и предложил последовательность действий. Они планировали идти меньшим числом, но, вспоминая Чана в драке, это было и не удивительно. Если Минхо был хотя бы вполовину так же хорош — а что-то подсказывало Чанбину, что был, — только они вдвоем уже представляли для стаи серьезную угрозу. Чанбин предложил свою помощь в бою, но Чан, серьезно обдумав его предложение, все же отказался. Операцию запланировали на ту же ночь, но под утро, чтобы застать стаю врасплох. Чанбин после обсуждения вернулся в клетку — его дальнейшая судьба в целом оставалась неясна. Чан не спешил делать предложение присоединиться к его группе, что было в общем-то понятно: зачем ему был нужен покушавшийся на его убийство, да к тому же еще и стукач? В целом, это было не так уж важно. Если его отпустят, постепенно он сможет сам встать на ноги. Единственное, что тревожило Чанбина и занимало абсолютно все его мысли — сможет ли он как-то поддерживать связь с Феликсом, когда все закончится. И захочет ли этого Феликс? За этими размышлениями его и застал Чан. Он пришел около двух ночи и без особых рассусоливаний мрачно произнес: — Могу я попросить твоей помощи? Теряясь в догадках, Чанбин кивнул, подождал, пока он отопрет клетку, и пошел за ним. Они немного попетляли по узким подвальным коридорам, вышли в холл, прошли мимо огромной пафосной двери главного входа и по широкой центральной лестнице поднялись на третий этаж. Чанбин с любопытством озирался по сторонам, потому что это здание выглядело куда более впечатляющим, чем старая, замызганная хибара Чеви. Здесь было идеально чисто и как-то торжественно?.. Стоило догадаться, что все группы существуют в разных условиях. Других духов они не встретили, должно быть, здесь была строгая дисциплина и к этому часу все уже разошлись по своим комнатам. Едва они повернули вправо от лестницы, как Чанбин услышал. Сдавленный крик. Плач, превращающийся в тихий жалобный скулеж. Живот скрутило. Он знал этот голос. — Что происходит? — он испуганно уставился на Чана, но тот лишь сжал челюсти и пошел дальше. Душераздирающие звуки становились все громче по мере того как они двигались по коридору, и, примерно поняв, откуда они доносятся, Чанбин, не дождавшись комментариев от Чана, распахнул одну из дверей и до смерти перепуганный влетел в комнату. Воображение рисовало совершенно чудовищные вещи, но за дверью оказалось обычная общажная спальня с двумя узкими кроватями у противоположных стен. Одна из них была заправлена, а на краю второй сидел молодой парень с голубыми волосами: заметив Чана, он отрицательно покачал головой. Рядом на тумбочке стояли баночки с таблетками. Пройдя глубже в комнату и стараясь унять дрожь в ногах, Чанбин наконец увидел Феликса. Он метался по простыне в агонии, из его глаз не останавливаясь бежали слезы, а крики… У Чанбина волосы дыбом вставали от этих полных боли воплей. — Господи, что с ним происходит? — он присел у изголовья, вглядываясь в измученное, искаженное страхом лицо. — Это обратная сторона его силы. Когда Феликс спит — он всегда видит кошмары. Обычно он негромко стонет во сне, но сегодня ему почему-то резко стало хуже. — Почему? — У меня нет ответа на этот вопрос. — Если он просто спит, разбудите его! — Ему необходимо спать, Чанбин. Если он не будет спать, то долго не протянет. — Каждую ночь он… мучается? — Чанбин ощущал тупую бессильную злобу, раздирающую ребра изнутри. То, что кто-то такой светлый и хрупкий обречен постоянно страдать вот так — было чудовищно несправедливым. — Я позвал тебя, потому что у Чонина появилась идея, как ему помочь. — Да, — парень с голубыми волосами коротко кивнул. Несмотря на общую ситуацию он был собран и сдержан, словно врач, — медикаментозное воздействие оказалось неэффективным, даже нейролептики, поэтому я подумал о сверхъестественном решении этой проблемы. Если с Феликсом это делает его сила, ты можешь попробовать заблокировать ее. Не знаю, сработает ли это и выспится ли он в таком случае, но… Прежде, чем он успел договорить, Чанбин, не в силах больше выносить эти болезненные крики, прикоснулся одной рукой к щеке Феликса, а вторую положил на его грудь и изо всех сил сконцентрировался, пытаясь подавить бушующую в нем энергию. Черная и мутная, как море в шторм, она терзала его сознание беспощадно. Но он и сам не оставался в долгу — бередил ее еще сильнее в ответ, из-за чего воздействие Чанбина облегчало его состояние на какие-то жалкие секунды и снова сбивалось. Что произошло? Чего он так сильно испугался? Не было смысла блокировать силу, сначала надо было успокоить его самого. Не уверенный до конца в том, что делает, он склонился к нему. Боковое зрение уловило, как Чан подался вперед, но Чонин остановил его рукой. Чанбин приблизился к его уху и на грани слышимости прошептал: — Феликс… знаю, тебе страшно, — он, не глядя, нашел рукой его ладонь и переплел их пальцы, — но пожалуйста… посмотри наверх. Феликс замер, перестав метаться по кровати. Его стоны постепенно превратились в тихий сбивчивый плач. Волны его силы разбивались о блок Чанбина как о волнорез, и каждая последующая становилась слабее предыдущей. — Все пройдет, — Чанбин гладил его по мокрой от слез щеке, — все пройдет, я обещаю. Намертво вцепившись в его руку, Феликс потихоньку успокаивался. Сбитое дыхание замедлялось и выравнивалось, и через какое-то время он мерно засопел. Его необузданная взбалмошная сила все же покорилась Чанбину. Улеглась, уткнувшись в ладонь, уснула, как и ее владелец. Только тогда Чанбин почувствовал, как расслабляются зажатые плечи и шея, и наконец тяжело выдохнул. — Спасибо, — в какой-то момент он позабыл, что они не одни, но Чан все еще стоял за его спиной. Чонин тоже кивнул ему, а потом поднялся и потянул хэчи за рукав. — Идем. Тот будто сомневался, не уверенный, что безопасно оставлять Феликса со вчерашним пленником. С врагом. Это читалось в его глазах. — Чан, я… — Чанбин начал устало, собираясь сказать, что ни за что не причинит ему вреда. — Да, извини. Я знаю, — он опустил взгляд на их переплетенные пальцы, — я уже понял. Когда за ними закрылась дверь, Чанбин снова повернулся к Феликсу. Он выглядел почти умиротворенно, спал, обратив к нему слегка опухшее от слез лицо. Его ресницы слиплись. Пригладив растрепавшиеся светлые волосы, он передразнил Феликса про себя: «Я вообще-то намного старше тебя!» и слабо улыбнулся. Какое-то время он рассматривал его лицо, отмечая мелкие детали и стараясь понять, что именно в этих чертах делает его внешность такой теплой и неуловимо нежной. Смутился, внезапно подумав, что то, что он делает, должно быть, выглядит со стороны довольно жутко, и отвел взгляд, удобнее устраиваясь на полу рядом. Садиться на кровать почему-то казалось чем-то неправильным. В конце концов, хозяин комнаты не приглашал его сюда. Чанбин расцепил руки буквально на секунду, чтобы сесть нормально, и с кровати сразу раздался обеспокоенный сонный возглас. Феликс заворочался, пытаясь наощупь найти пропавший источник успокоения, и, как только Чанбин вновь поймал его ладонь, схватил его руку и прижал к груди прямо под подбородком, будто спрятал. Чанбин накрыл рот ладонью и отвернулся, чувствуя, как стремительно пунцовеют щеки. Невозможный. Существовал ли способ избавить его от кошмаров навсегда? Судя по всему — нет. Кошмары были неотделимы от силы, а сила — неотделима от сути Феликса. Выходило, что помогать ему можно только эпизодически, как сейчас. Чанбин был согласен охранять его сон хоть каждую ночь, если он, конечно, этого захочет. Феликс проснулся через пару часов, когда небо за окном начало светлеть. Ритм его дыхания изменился, он очаровательно нахмурился и, часто моргая, зевнул. Скользнув заспанным взглядом по руке, которую он до сих пор прижимал к своей груди, он посмотрел на Чанбина. — Я знал, что это ты. Его золотые глаза рассматривали Чанбина неторопливо и внимательно, плавно скользили по лицу, вновь заставляя смущенно ерзать. — Северное сияние… Я впервые видел во сне что-то хорошее. Впервые чувствовал себя в безопасности, — его ресницы затрепетали. — Не думаю, что ты понимаешь, что сделал для меня. — Я был рад хоть как-то помочь, — он пожал плечом. — Хоть как-то? — Феликс хмыкнул. — Ты же… На несколько мгновений он растерянно замолк, не сводя с него задумчивого взгляда. Решившись, пододвинулся к краю кровати так близко, что Чанбин почувствовал взволнованное теплое дыхание на своих губах. А потом очень осторожно еще ближе, прямо к лицу, касаясь носом щеки, щекоча пушистыми ресницами. От мест, где их кожа соприкасалась, по телу мурашками разбегалось ласковое тепло. Чанбин прикрыл глаза, полностью поглощенный этими ощущениями, чуть повел головой, невесомо потеревшись о его щеку своей, и вдруг ощутил необыкновенно нежное прикосновение к виску. С замиранием сердца догадался — это его губы. Феликс не целовал, только дотрагивался, водил ими по коже, раскрывал шире, обжигая дрожащим дыханием. От его близости кружилась голова. Когда тонкие пальчики мягко прикоснулись к подбородку, чуть разворачивая лицо, Чанбин не успел подумать ни о чем, только ощутил, как трепетное предвкушение за доли секунд вытеснило все, кроме сводящего живот желания почувствовать. Феликс поцеловал его в губы. Прижался бережно и так сладко, что Чанбин забыл, как дышать. Отстранился, на мгновение поднимая медовые с поволокой глаза, и снова робко прильнул. Наверное, он был так чуток потому, что боялся напугать. Зря боялся. Движения его нежных бархатных губ растопили все, что Чанбин до этого момента считал собой. Он стал в его руках совершенно податливым, отзывчивым, ловящим каждый слетающий с его губ прерывистый вздох, выцеловывающим его горячий язык, нерешительно ласкающий губы. Они касались друг друга несмело, но так заботливо и упоенно, словно… никак не могли надышаться друг другом. Чанбин даже подумать не мог о том, чтобы отпустить его, но, в очередной раз открыв глаза, увидел на его щеках блестящие в тусклом свете ночника дорожки от слез. — Феликс?.. Я что-то сделал? — он испуганно застыл на месте, не смея пошевелиться. Феликс активно замотал головой, кусая губы, и откинулся на подушку, подняв глаза к потолку. Не смог и звука выдавить. Решив не наседать и дать ему время, Чанбин положил голову на самый край кровати, аккуратно поглаживая кончиками пальцев внешнюю сторону его ладони и лишь иногда бросая на его лицо встревоженные взгляды. Феликс глотал слезы несколько минут, прежде чем заговорить. — Я чувствую к тебе так много… поэтому не могу промолчать, — он сделал судорожный глубокий вздох. — Вчера под ночь привезли еще два тела. И одно из них… твое.       Дальше было много сумбура. Тело было в ужасном состоянии, поэтому никто кроме Феликса его не узнал. Тот и сам сомневался, что стоит поднимать эту тему, думал, может, неведение будет лучше, но все же не смог заставить себя утаить правду. Чанбин, увидев останки, сразу понял, что Феликс опознал его верно. Стоя там, у металлической каталки, он почувствовал, что эта глава для него подходит к концу. Осталось финальное действие, прежде чем поставить точку. Он вновь обратился к Чану с просьбой взять его с собой. В этот раз лидер принимал решение дольше и в конечном итоге сказал, что согласен взять Чанбина с одним условием: он не должен даже на секунду забывать, что идет туда не мстить, а лишь привести приговор в исполнение. Чанбин согласился и только в роковой момент понял, что конкретно имелось в виду. Он сдержал данное Чану слово. Это была казнь. Осознание накатило гораздо позже, уже в кампусе, когда, по привычке вернувшись в подвал, он стоял у раковины и смотрел на свои окровавленные руки. Принесло ли то, что он сделал, облегчение? Чувство завершенности? Справедливости? Ничего подобного. Восстановление справедливости — самая большая ложь. То, что они сделали — пресекло дальнейшие преступления, не более. Но то, что уже было совершено, нельзя было никаким образом уравновесить. Поэтому Чанбин чувствовал себя опустошенным. Опустошенным и грязным. В таком состоянии его и нашел Феликс. Он молча подошел сзади, уткнулся лбом в спину, потом поднял голову, положил острый подбородок на плечо, почти обнимая Чанбина, включил воду и принялся отмывать его руки. Хрупкие пальцы терли кожу и засохшие багровые пятна бледнели, ржавой водой исчезали в воронке слива. Казалось, Феликс может запачкаться, но он не переживал об этом — прижался теплой щекой к шее и, глядя вниз, продолжал бережно, но тщательно водить по коже. — Что дальше? — его приглушенный низкий голос вибрировал внутри из-за того, что он прижимался грудью к спине. Чанбин неопределенно повел головой. — Не знаю. Что-нибудь придумаю. — Что значит «придумаешь»? — Феликс напрягся. — Ну… найду, куда приткнуться. Какую-нибудь работу. Может, попробую что-то разузнать о своей прежней жизни… Его руки замерли. — Подожди, ты… не останешься? — Останусь? О чем ты? — Не останешься, — голос Феликса дрогнул, — со мной. Я думал… Он отстранился и попятился назад. Чанбин обернулся к нему. Между его бровей залегла складка, он был совершенно растерян. С рук на бетонный пол капала вода. — Но почему? Что не так? Его смятение граничило с легкой паникой. — Стоп. С чего ты взял, будто что-то не так? — он торопливо вытер руки и шагнул к нему, заглядывая в лицо. — Я не пропаду, если ты только позволишь, то я всегда буду где-то неподалеку. — Но ты все равно не хочешь остаться здесь, со мной? — Шутишь? — Чанбин мягко обнял его. — Хочу, конечно хочу. — Тогда останься, — он попросил негромко. — Но Чан ведь… — Он уже принял тебя, — Феликс легко улыбнулся и покачал головой. — Поэтому и проверял, понимаешь? Пытаясь осознать сказанное, Чанбин озадаченно смотрел в лукавые, полные нежности золотые глаза. Его готовы принять здесь? Неужели он правда может?.. — Ну, что скажешь? — Феликс ласково чмокнул его в щеку, закидывая руки ему на плечи. — Я же смогу выходить, да? — Чанбин кивком указал на решетку. — Ты не будешь жить здесь, — Феликс фыркнул и хитро заулыбался. — Я ведь обещал отпустить тебя, помнишь? М-м. Не хочу торопить события, но так уж сложилось, что в моей комнате есть свободная кровать.