Единственный

Готовиться к их первому свиданию вообще дико страшно. Братишкин размышляет, будет ли Хес как-то по-особому одеваться? У него и самого нет ничего особенного. Рубашка? Вова вдруг представляет, как длинные костлявые пальцы Хеса проходятся по каждой пуговице, расстёгивая их, как скользят под тонкую ткань. Братишкин сглатывает и решает непременно надеть рубашку. После всех шуток о ебле с парнями на деле Вова о настоящих отношениях с парнем ничего не знает. Парни ходят на свидания или только спят? Целуются, держатся за руки или это зашквар? Нахуй так сложно? Что вообще хочет от него сам Хесус? Они же договорились о свидании, значит он видит это так? Как обычные отношения или всё же что-то другое? Как же старый будет угарать, если он спросит сейчас. Самое время, сам же предложил и даже не знает, что именно.

***

Братишкин оглядывает милый ресторанчик, большие окна и приглушённый свет. Что-что, а хорошие места Хесус выбирать умеет. В отличие от одежды, Вова ржёт, не сдерживаясь, от несуразной белой рубашки, видит её в живую впервые и его прям уносит. Хесус на него обижается, потому что с кислой миной её тут же снимает, оставаясь в свитшоте. — Блять, ну сорри, просто, ты себя видел? — Вова хватает его за руку, ещё чуть-чуть и высмеянная рубашка полетит в помойку. — Я всё понял. Иди нахуй. Другим нравится, это у тебя со вкусом что-то. — расстроенно заявляет Хесус и ускоряет шаг к их столику. — Каким ещё другим? — На др Крида, например. — Ха? Ну и похуй, мне не нравится, это разве не важнее? — хмыкает Вова, занимая место за столом напротив него. — А ты не охуел? — удивляется Хес и нервно хлопает по столу меню. — Ладно, я ж шучу, носи что хочешь. Хоть клоунский костюм нацепи, я всё рядом с тобой идти буду. Хес прячет набежавшую на лицо улыбку за кулаком и тихими покашливаниями. Пока Братишкин качает ногой и листает страницу за страницей, не обращая внимания на произведённый своими словами эффект. — Итак, закажем кальян? — спрашивает он, наконец долистав до интересующей страницы. — Ну… У меня и без этого голова кружится, так что я, наверное, пас. — отвечает Хесус. — Ты… Волнуешься? — Н-немного. — Хес смущённо трёт пальцем какую-то надпись в меню, будто та может исчезнуть вместе с ним. — О! Блять! — вскрикивает Братишкин, прижимая ладони к покрасневшим щекам. — Я так много об этом думал, но увидел тебя и обо всём забыл. Мы ведь… — он понижает голос и чуть наклоняется вперёд. — Не просто как друзья сюда пришли. — Как хорошо, что хоть кто-то из нас перестал волноваться. — ухмыляется Хесус, не выдержав прямого взгляда так близко снова утыкаясь в меню. — На тебе рубашка очень красиво смотрится. Вова, закусив губу, не решается рассказать, что представлял, как он будет её с него снимать, откидывается назад на спинку стула и подтягивает к себе меню. — Спасибо. — Если хочешь кальян, давай возьмём. — Но… Я буду один курить? Хес вздыхает, но противостоять капризно надутым губам он никогда не мог. — Ну, пару тяжек я сделаю. Давай, выбирай лучше быстрее, мы так до завтра будем сидеть, выбирать. — О? А разве тебе не этого бы хотелось? — интересуется Братишкин, подпирая голову рукой и расплываясь хитрой улыбкой. — Со мной до утра? Хесус внимательно на него смотрит, тянется через стол, приподнимаясь, почти касается его щеки рукой и останавливается, рассматривая удивлённо округлившиеся серые глаза. Вова, затаив дыхание, и двинуться боится, а когда Хес просто садится на место так и не тронув его, чувствует каждый стук своего сердца. — Дурак, ничего такого я не хочу. — фыркает Хесус, погружаясь наконец в чтение меню. — Стоп, что? В смысле? А как же?.. — хмурится Братишкин, хлопая глазами. — Что? — Ничего, сам ты долбаёб. Вова почему-то расстраивается, нет, он бы конечно не хотел, чтобы Хес так сразу делал что-то странное, но что? Прям совсем ничего? Не попробует за руку взять, потереться коленками под столом, чмокнуть тайком в тёмном углу прощаясь? Ничего? И не хочет даже? Он его об этом, естественно, не спросит, а сам что-то такое делать не готов, точно не готов, хотя похоже хочет этого почему-то больше него. Братишкин так и парит в облаках, почти весь вечер, о чём они там говорили? Улыбались друг другу, как обычно болтали о всяком, как любая из их обычных встреч, только место романтичное, свеча медленно тлеет на столе, а так, словно ничего особенного не происходит. Братишкин так и не понимает прикола, это он предложил встречаться, но ведь это Хес в него влюблён, разве не должны они больше походить на парочку, находясь в отношениях? Наверное, дело в том, что они не выпили, Вова за рулём и не пьёт, а Хес в одиночку отказался. Вот с алкоголем дело бы пошло быстрее. Поэтому в следующий раз он выбирает бар, там и сесть рядом легче, и алкоголь по любому пить придётся, а ещё квартира Хеса совсем близко. — Хес, если я приеду на тачке могу я переночевать у тебя и оставить её на парковке? Чтобы не ехать на такси, да и удобнее получится. — Вова спрашивает без какого-либо намёка, хотя тут всё очевидно. — Конечно, Вов, хотя я не думал, что ты так сильно собираешься напиться. — по голосу и не скажешь, что его взволновало, что его парень останется у него с ночёвкой. Братишкин уже начинает сомневаться, что ему весь тот разговор не приснился, может он просто долбанулся и выдумал их отношения? — Мы же вместе? — Что? О чём ты? Ты дома. — растерянно отвечает Хес. — Вместе, в смысле, мы встречаемся? — Вов… — Хес? — Да… Мы… Да. Ты забыл? — Хесус еле сдерживает смех, но становится серьёзнее. — Или передумал? — Нет! Просто, как будто ничего не изменилось. — А что должно было измениться? — Блять! Что за тупой вопрос? Что, нахуй, меняется, когда люди мутят? Тебе рассказать? — сердится Вова, телефонная трубка обжигает ухо и сбившееся дыхание на той стороне линии. — А ты… Готов зайти дальше? — осторожно уточняет Хес. — Н-нет, наверное… Ну, я не знаю. — Это не да, Вов. — Я понимаю. — то что он хочет инициативы от него, Вова не говорит, страшно, а вдруг всё пойдёт не так? — Прости, что поднял эту тему. — Ничего, мы должны об этом говорить, если это нас волнует, если есть вопросы. Только почему-то у Хеса к нему нет вопросов, он типа терпеливо ждёт, когда он будет готов? А как показать, что он вроде готов, но только чуть-чуть? — До вечера? — спрашивает Вова, вздохнув. — До вечера, увидимся. Вешаю трубку.

***

Братишкин так и не понимает, что делает не так. Смотрит на смеющегося Хесуса и не понимает. Из-за туманящего голову алкоголя Хес не сдерживает искренний смех и выглядит при этом чертовски очаровательно, Вова залипает, подсаживается ближе и смеётся вместе с ним. Постепенно всё ближе, Братишкин чувствует на лице его дыхание, иногда они соприкасаются коленками или плечами. Вова почти решается коснуться его ладони, но он каждый раз ускользает. — Кажется, я уже всё. — бормочет Хесус, откидываясь на спинку дивана, и трёт лицо ладонью. — Да? Мы тут всего пару часов. — удивляется Братишкин, а потом понимает, что наедине действительно будет лучше. — Пойдём домой? — Да, если ты не против? — Конечно, сейчас, может тебе водички взять? — Вова встаёт и рыскает в кармане в поисках телефона. — Не нужно, и я сам могу заплатить. — Ладно тебе, в прошлый раз заплатил, сегодня я. Иди на улицу, я быстро. — Хорошо. Похоже Вова только зря волновался о нём. На улице Хес уже не выглядит таким пьяным, с задумчивой улыбкой пялит в ночное небо, пока он его не отвлекает. — Хочешь пройтись пешком? — предлагает Братишкин, пытаясь поймать его взгляд. — Тут ведь не далеко? — Минут десять. Пошли. — соглашается Хесус и поворачивается в сторону Москва-сити, высотки так хорошо видны за невысокими зданиями центра. — Ты в порядке? Можешь подержаться за меня. — Не, всё хорошо. Вова дуется. Хес совсем тупой? Как можно было не уловить такой намёк? Он ведь первый предложил подержаться за руки, какого хуя он отказывается? — Ты уверен? — Братишкин касается его руки, осторожно сжимая локоть. — Да, не волнуйся, я дойду. — отвечает Хесус, хлопая его легонько по ладони, и снимает её со своей руки. Вторая попытка проваливается ещё хуже первой. Братишкин чуть не топает ногой от злости и упрямо молчит почти всю дорогу, отвечая на вопросы односложно. Ладно, всё потому что они на улице, тут хоть никого и нет, но всё же общественное место, у всех на виду. Дома, за закрытыми дверями всё будет по-другому. Вова немного даже волнуется, пока они ждут лифт. А что именно будет? Хес же не прижмёт его к стене, едва они зайдут в квартиру? Будет целовать и трогать во всяких местах? — Вов, ты сам как? Вроде покраснел, нормально себя чувствуешь? — спрашивает Хесус, рассматривая его лицо при ярком свете внимательнее. — Нет, всё в порядке, просто… Ну, ничего такого. — Вова спешит зайти в лифт, чтобы спрятать лицо, но ебучие зеркала повсюду нихуя не помогают. — Не обращай внимания. — Если ты хочешь поехать домой, то мы можем вызвать такси или заказать трезвого водителя. — С чего ты взял? Не придумывай, мы же уже договорились, или ты хочешь, чтобы я ушёл? Прогоняешь? — Нет, конечно нет. У Вовы пальцы подрагивают, когда он пересекает порог квартиры, прямо как девочка-старшеклассница волнуется, впервые у мальчика дома. Хотя не девочка совсем, не у мальчика вовсе, да и не впервые даже. Он кажется готов к тому, что с него будут одежду срывать, только не знает, ему сразу начать вырываться или чуть позже. Или Хес сначала спросит разрешения? Как чертовски неловко. Братишкин не помнит, как в его руках оказывается стакан воды, но он его выдувает сразу залпом. Хесус стоит рядом, что-то листает в телефоне, ленту инстаграма, наверное, а может какие-нибудь посты в вк или диалоги в телеге, Вова не знает. Вова вообще не уверен, что он действительно здесь. — Ну… Комната свободна, ты уже спал там, ванная знаешь где, гостевые полотенца тоже там. — говорит вдруг Хесус. — Что? — опешивает Братишкин, пытается осмыслить да не выходит. — Спать. Или ты хотел заняться чем-то ещё? — А ты не хотел? Не хочешь? Мы же тут вдвоём и просто спать пойдём по разным комнатам? — Так… — Хес отворачивается чуть смущенный, чешет затылок и оглядывает зал. — Можем посмотреть кино или стрим какой-нибудь, если ты ещё не хочешь спать. — Кино! Давай кино посмотрим. Какой-нибудь интересный фильм. Я выберу. — оживляется Вова, тащит Хесуса к дивану и выбирает самый романтический фильм, который только выходит найти, чтобы сосались побольше главное. Он на экран почти не смотрит, зато Хес внимателен, словно это ёбанный шедевр кинематографа, даже на постельных сценах не отвлекается, не показывает, что его они возбуждают. Братишкин лишь ёрзает рядом, ойкает, когда типа «случайно» касается его рукой или прижимается ближе. Но они так и сидят рядом и ничего не происходит. Вова вообще не представляет, как до сих пор не сгорел, устроив скандал. Идёт на последний отчаянный шаг и, притворяясь спящим, кладёт голову ему на плечо, чуть реально не засыпает, когда лишь чуть вздрогнувший Хесус никак на это не реагирует. Да что такое? Может ему просто раздеться и лечь, раздвинув ноги, тогда его уже заметят? Что у Хеса за приколы такие? Братишкин утыкается носом ему в шею, прижимаясь сильнее, успокаивает дыхание и неловко опускает руку на его ладонь. Хесус вдруг переплетает их пальцы, поворачивает голову, быстро чмокает в лоб и трётся щекой об макушку, продолжая смотреть фильм. Вова улыбается, забывая, что притворялся спящим, но вроде это остаётся незамеченным. Вот как, Хесус просто романтический тормоз, дурак. Что с ним поделаешь? Всему учить нужно. Хесус будит его, когда фильм заканчивается, даже не пользуется моментом, когда можно сделать что угодно или просто сидеть в обнимку. Отправляет сонного Вову в стримерскую, тот допирает уже улёгшись в кровать. — Блять, хуйло неёбанное. — ворчит Братишкин в подушку, но не идти же к нему в спальню.

***

Братишкин до последнего не хочет вставать, но хочет в душ, башка раскалывается, а он даже не так много выпил вчера. Наконец встав, он сразу плетётся в ванную. Не смотря на неплохое завершение вечера, итог всё же остаётся плачевным, не сдвинулось нихуя никуда. Когда Вова выходит из ванной, он и не думает, что встретит уже проснувшегося Хеса в зале, но тот уже здесь. — Доброе утро. — здоровается Братишкин, подскакивая к нему. — Да, привет, как спалось? — отвечает Хес, разворачиваясь, и делает шаг назад. — Хес, блять, ты ведь целовался с Жожо? И не ври, я видел засосы у тебя на шее. — Что? Ну… Он меня да… — Тогда какого хуя, нахуй? Ты не хочешь меня? Не возьмёшь меня за руку, не поцелуешь? — допытывается Вова, хватая его за плечо. — Сколько свиданий у нас должно быть, чтобы что-то началось? — Я же тебя спрашивал. — И? Спрашивал он, а я может выёбываюсь и недотрогу строю? — А может ты с нихуя решил замутить с парнем и ещё не готов к поцелуям? Мне что тебя заставлять, когда ты уже сказал нет? Братишкин вдруг жутко ненавидит эту его сторону, которая по идее хорошая, но так бесит. Он скребёт ногтями об столешницу и разглядывает свои ноги в носках. И что теперь? Жожо, наверное, не спрашивал, когда прижимал Хеса к стене в клубе и целовал, но Вова так не сможет, и Хесус так не поступает. Очередной тупик. — Хес, ну… И я ведь не хрупкий, не сахарный, знаешь, я… — Вова замолкает, когда Хесус накрывает его ладонь на столе рукой, и поднимает голову, уставившись на него во все глаза. Хес наклоняется медленно, неуверенно касается его губ своими, так нежно, в нос ударяет запах геля после бритья и сносит немного голову. Братишкин подаётся навстречу, закрывая глаза, сжимает губами его верхнюю губу, они так медленно скользят друг по другу, и это самый невинный поцелуй в его жизни. Они даже не трогают друг друга руками, лишь стоят посреди кухни и посасывают губы друг друга. Хесус отстраняется, сразу скользит глазами по его лицу, ловит расфокусированный взгляд и подмечает чуть блестящие от слюны губы. У Вовы правая рука зависла в воздухе где-то возле его плеча, а левая всё ещё под чужой ладонью, но он не злится и ему совсем не противно, он слизывает с губ вкус зубной пасты и сглатывает, краснея. Поцеловались, пиздец, просто пиздец. — Я… Не слишком рано это сделал? — спрашивает Хесус, отступая назад, возвращая им их зону комфорта на место. — Я же сказал, что я не сахарный. — ворчит Вова, касаясь своего лица пальцами. — Всё-таки сахарный, потому что пиздец сладкий. — Сука, хуйня шутка, старый, как всегда. — смеётся Братишкин, только сейчас и расслабившись, не странно, это вообще не странно. — А ты как всегда над ней смеёшься, пиздабол. Вова прижимается задницей к столешнице и хватается за неё руками, пока мир не перестаёт кружится. — Это значит, у нас новый этап? — Видимо. И как тебе? — Ну… Неожиданно и… А тебе? — Пожалуй оставлю при себе ответ. — Ну пиздец! Это что-то плохое, да? — расстраивается Вова, поворачиваясь к нему полностью. — Тебе не понравилось или… — Погодь, я такого не говорил. — Тогда что? С Жожо лучше было? — Долбаёб. — вздыхает Хесус и улыбается, протягивая к нему руку, но Вова уворачивается. — Не было. И забудь уже о нём. — Тогда ответь. — настаивает Братишкин. — Что ты хочешь услышать? — Что-нибудь, хоть что-то. Норм? Или не норм? — Норм. — Что это за ответ? Ты меня выбесить пытаешься? Ты ведь меня поцеловал! — Ну, бля, поцеловал, потому что хотел, разве и так не ясно, что мне охуеть как понравилось? Сука! — смутившись, Хес отворачивается и трёт пылающие щеки ладонями. — В жопу иди, заставляешь меня какую-то хуйню нести. — Значит, прям охуеть? Вот прям так? Сильно-сильно понравилось? — смеясь, спрашивает Вова, обхватывает его руками, прижимаясь к спине, и кладёт голову ему на плечо. — Да! Отъебись! Вова широко улыбается и резко подпрыгнув мажет по его щеке смазанным поцелуем. — Мне тоже понравилось. — Вот же козёл. — Ладно тебе, Хес, я же молодец? — Молодец. — Хес закатывает глаза и треплет его по макушке, запуская пальцы в чуть влажные после душа волосы. — От тебя пахнет моим шампунем. — А от тебя гелем после бритья, у меня такой же. В итоге они сделали огромный шаг вперёд, ну, огромный лично для Вовы во всяком случае. Всего один поцелуй после двух свиданий и совместного просмотра фильма, во время которого они даже подержались за руки, хоть он и уснул в итоге. Вообще-то пиздец мало, но они тут ни за кем не гонятся так-то.