Единственный

Вова возвращается домой в приподнятом настроении и постоянно вспоминает, какие у Хеса мягкие и тёплые губы. Ну, целоваться с ним куда приятнее, чем казалось, и совсем не страшно. Он уже готов повторить и продолжить. Надо было сразу это сделать, но он пребывал в какой-то эйфории и обо всём позабыл. А что у них за новый этап? Тип, они будут обниматься при встрече или даже целоваться? А готов ли Вова к такому? Он, конечно, преисполнился, но вряд ли настолько. Тем не менее, он в ожидании новой встречи, и потихоньку превращается в сопливую девчонку, волнуясь из-за какой-то ерунды и ожидая с нетерпением сообщения от мальчика. Пиздец!

***

Братишкину думается, что он попал в какую-то параллельную вселенную, иначе не скажешь. Они ведь целовались? Целовались. Так какого чёрта они снова здесь? Сидят хоть и рядом на диванчике в ресторане, но словно чужие. Снова. Вова разглядывает профиль Хесуса, который почему-то увлечён вовсе не им, а своей тарелкой. Вова не обижается, Вова просто не понимает, почему он превозмогает себя, старается и всё такое, а Хесу похуй, у него какой-то свой темп, который растянется так надолго, что старый откинется быстрее, чем они начнут полноценные отношения. Конечно, Хесусу хоть бы что, дрочит там небось на их поцелуй и горя не знает, а Братишкин так не может, ему вообще страшно начинать об этом думать, что-то останавливает каждый раз, потому он и не дрочит, потому видимо и бесится так. — Сука. — выдыхает через сжатые зубы Вова, загнался мыслями и аж трясёт от злости. — Что? — переспрашивает Хес, не услышал. — Ебаться хочу. — Вова иронично выгибает брови и едва не начинает смеяться от того, как у него лицо вытягивается от удивления. — Со мной? — Ты ж мой парень. — Нет, ты серьёзно? — настойчивее спрашивает Хесус. И Братишкин поджимает губы, смутившись, что ему ответить? Да? И тогда тот его затащит в какой-нибудь тёмный угол и выебет? В теории охуенно, конечно, как в порнухе, а в реальности страшно, но Хес же так не поступит? Хес вообще обычно никак не поступает, хотя в конце концов поцеловал, не спрашивая. Вова качает головой и отодвигает от себя пустую тарелку. — Ты закончил? Я хочу уйти. — Ты чем-то расстроен? — Только тем, что мир пиздец неидеальный. Блять, не хочу и тебе настроение портить, так что забей. — Ты можешь мне рассказать, если тебя что-то волнует. Я же всегда готов тебя выслушать. — напоминает Хесус, словно о всех годах их дружбы, даже сжимает плечо, заставляя повернуться. — С одной стороны я хочу жёстко, грубо и прямо сейчас, а с другой… — Вова не договаривает и отводит взгляд. — А с другой всё ещё не уверен? — Мог бы я раздвоиться и одним не делать ничего, а другим всё и сразу. — Вов, ты слишком торопишься, и я правда не понимаю зачем. — Ой, зато ты нихуя не торопишься, вечно бы просто сидел рядом и нихуя. — фыркает Вова, отодвигаясь от него ещё дальше. — Неправда. Я просто тебе ничего не рассказываю. — от его тона почему-то мурашки бегут, хотя ничего такого он и не сказал. Братишкин оборачивается через плечо, и они пересекаются взглядами. Что там Хес ему не рассказывает, он без труда догадывается, но упрямо не чувствует, просто не ощущает себя нужным и это убивает. — Это я заставил тебя встречаться со мной. В тот вечер ты был пьян, а остальное слова Жожо, я даже не знаю действительно ли нравлюсь тебе. Я просто не понимаю, зачем мы продолжаем, если я тебе не нужен?.. Хесус приближается чертовски неожиданно, и если у Вовы ещё было что сказать, он буквально слизывает слова языком. И хоть Братишкин мычит ему в губы, прижимает ладонь к его щеке и приоткрывает рот, Хес поцелуй не углубляет, а также быстро отстраняется, они всё ещё окружены людьми. Братишкин старается каждую деталь этого момента запомнить, жмурится сильнее и едва не перестаёт дышать. Словно Хесус специально подбирает такие моменты, чтобы у Вовы каждый раз голова взрывалась фейерверками. — Я люблю тебя. — шепчет Хесус на ухо и мягко целует в щёку рядом. — И ты мне очень сильно нужен. — Тогда не забывай, что я всё ещё не сахарный и твои чувства и желания тоже существуют. — Вова закусывает губу и оглядывается, они всё ещё за столиком в ресторане и даже если спинки у диванчиков высокие, кто угодно может обернуться, пройти мимо или ещё что. — Ты ещё хочешь уйти? — Д-да. Братишкин подвозит Хеса до дома, на подземной парковке темно и никого нет, совершенно никого, а в этих лабиринтах можно потеряться. — Так, до следующей встречи? — осторожно спрашивает Хесус, но не двигается, смотрит прямо перед собой, на какую-то блестящую красную тачку напротив. — Никого нет. — нервно постукивая пальцами по рулю, замечает Братишкин, игнорируя чужой вопрос. — А? Ну… Парковка большая и уже поздно. — Точно. Могу я кое-что сказать? — Конечно… Что такое? Вова отстёгивает свой ремень, чтобы повернуться к нему ничего не мешало, нажимает на кнопку его ремня тоже, и тот легко отъезжает к стене, он машет рукой, намекая, чтобы Хес тоже повернулся. Братишкин улыбается, потому что тот явно до последнего не понимает, что он хочет сделать. Хесус поворачивает голову набок, в удивлении выгибая брови, наклоняется вперёд, будто собирается выслушать какую-то тайну. Но Вова ничего говорить не собирается, он притягивает его к себе ближе, схватив за затылок, и впивается в губы, улыбается в поцелуй, когда Хес цепляется за его плечи. У него губы всегда тёплые и как оказалось довольно податливые, Вова легко проводит по ним языком, раскрывая, и Хесус нервно вздыхает ему в рот, и резко отстраняется, упираясь руками ему в плечи. Братишкин проводит ладонью по его лицу, от восторга у него глаза сияют. Сделал. Он это сделал. Вова в прострации хватается снова за руль и улыбается. — Что ж… Спишемся. — хрипло говорит Хес и дёргает за ручку, но дверь заперта. — Закрыто. — Да, напишу тебе, как доеду. — обещает Вова, щелкая замком. — Пока. — Угу. Когда дверь за ним хлопает, Братишкин утыкается лицом в сложенные на руле руки и еле сдерживает довольное мычание. То, насколько это охуительно, насколько сводит с ума, заставляет сердце колотиться, так даже с первой девочкой не было, настолько сильно и горячо. Нереально. Вова не мог бы объяснить, что с ним происходит, почему он как дурак улыбается каждому светофору, что тормозит его по пути домой? Почему он такой до безумия влюблённый? Почему радуется каким-то мелочам, реально, поцеловал парня в машине, пиздец достижение!

***

Братишкин разглядывает потолок своей спальни, не спится, он всё ещё взволнован произошедшим вечером. Пора уже расслабиться, перестать столько загоняться и думать бесконечно обо всём. Почему Вова набирает Хесуса? Хочет услышать его голос? А может просто не может говорить, смотря глаза в глаза. Он не задумывается, когда слушает дурацкую мелодию на абоненте. Хес спит небось и даже не ответит, так что не так и важно, потом ему придёт смска с вопросом, и он что-нибудь соврёт. Не говорить же, что, похоже, соскучился. Вова чуть не роняет мобильник, когда их соединяет. — Вов? Не спится? — со сна у Хесуса такой голос сексуальный, Вова старается сразу отбросить мысли об этом подальше. — Прости, не нужно было брать трубку, раз ты спал. — извиняется Братишкин, но безумно рад, что он ответил. — Это же ты. — отвечает Хес, и будто это ответ на все возможные вопросы «Потому что это ты». — Что-то случилось? — Нет, совершено ничего. Я… Хес… — Да? Я слушаю. — Я тебе ещё не надоел? — совсем не то, что нужно спрашивать, но говорить о чём-то важном тяжело. — Вов, что тебя беспокоит? Расскажи мне честно. — Я и сам не знаю. — Ты хочешь прекратить? — Нет! Нет, Хес, я просто… Блять, ну… Ой, забей в общем. Захотел тебя услышать, вот и позвонил. Спокойной ночи. — Стой! — останавливает его Хесус. — Давай разберёмся. — Всё хорошо. — уходит от разговора Братишкин. — Нет. Ты же говорил, что мои желания важны? Так что послушай меня, я хочу поговорить. Вова закусывает губу, но прекращает сопротивляться. — Хорошо. — Постарайся не кривиться и отвечать мне честно. Я понимаю, что возможно это неприлично, но… — Да давай уже, блять! Чего ты мямлишь? — В-Вов, у тебя встаёт от наших поцелуев? Братишкин едва булькать не начинает, захлёбываясь воздухом, и если его лицо решило покосплеить помидоры, то хорошо, что они не видят друг друга. — А?.. Ну, не то чтобы мы целовались так долго, чтобы… Бля-ять! Что за вопросы такие? Сука! Да! Да, было и чо? Я могу держать себя в руках. — Вова зажмуривается даже, как же неловко рассказывать такое по телефону парню, который и так должен всё понимать. — И хули ты молчишь? — Я… Немного счастлив, погоди. — громко вздыхая в динамик, отвечает Хесус. — А ты думал, я, нахуй, ничего не чувствую, что ли? — Ну… Да? — Долбаёб. — Но ведь всё равно есть проблема? С этим?.. — Я не… Типа, не фантазирую, вообще, и порнуху не смотрю. — признаётся Братишкин. — И не потому что не могу или не хочу. Я пиздец хочу, но не получается решиться. Я… Не знаю, как объяснить. — Сделаешь, как я скажу? — А? — Просто кое-что проверить. — Ладно. — Поставь телефон на громкую, ты же один? — Нет, блять, я тут с тремя мужиками тебя ждём. — ворчит Братишкин, но телефон кладёт рядом на подушку. — Дальше что? — Ты называешь мне имена этих мужиков, и я нанимаю Киру. — Какую, нахуй, Киру? — Забудь. М… Теперь серьёзно. — Хес для наглядности понижает голос и говорит тише, чтобы Вове приходилось прислушиваться и слушать внимательно. — Закрой глаза. — Это тест какой-то? Закройте глаза, представьте море. — Да, и представь, как я снова тебя целую. — Хес… — Шо? Твои пухлые губки, так и манят меня, Вов. — Блять, сука. — Ну прости, это было необходимо. Так, что ты чувствуешь, когда вспоминаешь наши поцелуи, представляешь? Прямо сейчас? Вова действительно начинает их вспоминать, подчиняясь тихому голосу, не только их, но и те вещи, что приходили в его голову, когда они были рядом, когда он думал, что вот сейчас. Всё проносится в голове беспорядочным комом, он слишком взволновался из-за Хесуса в трубке. — У тебя встаёт от этих мыслей? — прямо спрашивает Хес. Братишкин утыкается носом в подушку, переводя дыхание, и сжимает пах ладонью. — Ещё немного, Хес, и… Сука… Поможешь ещё немного? — Хорошо, я… Представь, как я бы целовал тебя, сначала нежно в губы, а потом в шею. — шепчет смущённо Хес, но берёт себя в руки и добавляет ещё и хрипотцы в голос, чтобы динамик дрожал у Вовиного уха. — Провожу по твоему члену через штаны пальцами и опускаю на него всю ладонь. Вова представляет очень хорошо и, кроме фантомных поцелуев в шею, чувствует ещё и вполне реально сжимающую набухающий член ладонь. Он мычит тихо, но Хесу на той стороне всё равно слышно, и как он ёрзает беспокойно. — Хочешь, чтобы я запустил руку в твои штаны? — Да! О, Хес… — Хм… Как же лучше поступить? Сжать его в кольцо пальцев, провести вверх-вниз или начать с головки? Потереть её пальцем, слегка надавить, становится больше смазки, и пальцы легко по ней скользят. Вов, ты возбуждён? Вова делает и то, и другое, словно проверяет, что ему нравится больше, член в его руке мгновенно становится твёрдым. Он кусает губы, но образ Хеса надрачивающий ему не исчезает, и хотелось бы его коснуться, Братишкин сжимает свободной рукой одеяло, упираясь в постель пятками, качает бёдрами и толкается в свою ладонь с тихим стоном. — Хес, я… Пиздец, как у меня стоит. — Ты… Трогаешь себя? — уточняет Хесус. — Д-да, но я… Я не специально. — низ живота скручивает от волнения, и стояк становится болезненным, но ему вдруг так стыдно. — Я… — Нет, всё хорошо продолжай. Я рядом, прижимаюсь к тебе и шепчу на ухо, как же я хочу тебя, Вов. — Хес тяжело дышит в трубку, но голос старается держать, и Вова сдаётся, он не может этому сопротивляться. — Быстрее, и рука скользит по всей длине, оттягивает кожу, а я снова тебя целую, провожу языком между губ и касаюсь им твоего. Твой член в моей руке дёргается, он скоро… — Ах! Хес! Только не останавливайся. Я почти… Хес… Братишкин точно покраснел, он чувствует, как у него пылает лицо, но ничего не может с собой поделать, стонет в телефон и надрачивает себе всё быстрее. Ещё чуть-чуть. — Вов… Хотел бы я на самом деле быть там, чтобы поцеловать тебя, чтобы сжимать твой член своей рукой, чтобы ты достиг оргазма от моих рук, испачкал спермой мою ладонь. Вова шумно выдыхает через нос, до боли закусывая губу, и кончает, прямо так, от телефонного разговора, от горячего шёпота под ухом, почему-то представив, как Хес счастливо ему улыбается. — Хес… Хес, я в-всё. — Братишкин вытирает руку об футболку и снимает её мокрую на спине от пота. — Да… Хорошо. — отвечает Хес с улыбкой в голосе. — Всё хорошо. — А ты? Ну… Пока я тут… — Ты уверен, что хочешь узнать, чем я занимался, пока ты дрочил? Вова краснеет, кажется, ещё больше, голова уже ничего не соображает, рубит жёстко, и ему просто ужасно хорошо. Если бы Хесус был здесь, тогда бы можно было пойти на второй заход, но без него уже не то. — Нет, наверное, нет. — отвечает Братишкин, переворачиваясь набок, даже глаза открыть тяжело. — Ага… Тогда спокойной ночи? Пока. — Это было охуенно, Хес. Вова точно не знает, услышал ли его слова быстро отрубивший звонок Хес, он проваливается в сон моментально.