РЕВЕНАНТ. Книга

— Лилиан. Она вздрагивает и оборачивается, смяв в руке телефон. Лили приехала в Каньон час назад и все это время переписывалась с маминым помощником, он помогал ей получить подарок для Рейгана. Рейган стоит у входа в их палатку, на нем черный облегающий спортивный костюм и кожаные перчатки без пальцев. Меловый свет беспроводных лампочек льется ему на волосы, делая их иссиня-черными, как космос. Если бы в Ящике Пандоры был грех чистой красоты, Рейган стал бы его идеальным воплощением. — Как дела? — спрашивает Лилиан. Рейган дергает уголком губ, но какую эмоцию он сдержал — непонятно. — Рем, чертов трудоголик, вчера читал отчеты, пока мы были на вечеринке, и нашел несостыковку… — Рей пробегается взглядом по палатке: бежевый, как пирожное, ковер, низкая кровать с рассыпанными подушками и пледами, кругляши света и ткань палатки, за которой чернеют тени. Все это отдает прилизанным уютом, где парочки пьют какао с корицей, сидят у закопченного камина и пялятся друг другу в глаза; Лилиан подозревает, что у Рейгана это ничего, кроме снисходительной насмешки, не вызывает. Хорошо хоть по бокам стоит техника — холодильник, обогреватель, даже увлажнитель воздуха. Время уже полночь, луна вся в тучах и пятнах. — Несостыковка была серьезная, но Рем и твой отец разобрались, — говорит он. — Хорошо. На мои сообщения папа так и не ответил, думает она. Кусает щеку изнутри. — Ты так и не научилась одеваться теплее ночью? Лилиан хмурится. По ее меркам она одевается уместно, а даже если нет — ее все еще донимают слова Корнелии, и она не может спокойно реагировать на Рейгана. — Опять папочкины замашки, — говорит Лилиан. Рейган вздыхает, — так, чтобы она услышала и распознала в каком-то дурацком, выпущенном изо рта воздухе раздражение. Лилиан действительно мгновенно понимает, что он недоволен. Рейган проходит мимо и, вряд ли это зная, своим запахом (всего лишь тело и налет мыла) проваливает ее в знакомый, полыхающий вал обостренных рецепторов и чувств, когда ей хочется прикрыть глаза и вобрать в легкие весь воздух вокруг него. Лилиан велит себе успокоиться; смотрит, как Рейган печатает в телефоне, откинувшись на кровать. — Заказал нам кофе, — он смотрит на нее снизу-вверх и для вежливости добавляет: — Хочешь? — Можно. Она садится рядом, закутав ноги в плед. Обогреватель Лилиан не включала, поэтому воздух в палатке стылый, промозглый, как после дождя. — Я думал, ты будешь с ребятами в большой палатке. Они играют в карты. Я была занята твоим подарком. Но вслух: — Что-то не хочется. Рейган разминает шею пальцами. На мизинце, прямо поверх перчатки, блестит черный бриллиант, Лилиан трогает свою цепочку под короткой толстовкой. В этот момент в палатку входит парень в потасканном кашемировом костюме. Он застывает у входа, будто думает, что помешал им. — Рейган, можно? — потом кивает: — Лилиан. Блейз зовет вас, они вроде как во что-то играют. — Мы придем позже, — говорит Рейган, бросив на него быстрый нечитаемый взгляд. Парень уходит, им приносят кофе с печеньками на тарелках с мятным дном. Американо без сахара и молока для Рейгана, капучино на миндальном для Лилиан. В чопорных движениях персонала читается особое отношение именно к Рейгану (или к Рейлишам), и такое же выверенное равнодушие к этому отношению Лилиан видит в Рейгане. Кто-то другой мог бы сказать, что он привык к такому с детства, но Лили думает, что ему по-настоящему все равно. — Блейз отправил к тебе этого парня, — она сдувает с кофе пенку. — Почему? Мог ведь написать сообщение. — Думаю, он сам вызвался. — Но почему? — Якобы благородное воспитание, — Рейган облокачивается об изголовье и, игнорируя печенье, отпивает. Его кадык плавно дергается, Лили почему-то вспыхивает. Рейган это если и заметил, то виду не подал. — И такая же благородная бедность. — Что ты имеешь в виду под «бедностью»? — немного дразняще спрашивает Лилиан. Рейган усмехается, уловив ее намек. — Миллионов десять. — И правда, какой бедный. — Не язви, — Рейган выгибает бровь, будто удивляясь, что она с ним не согласна. — А то что? — Тебе показать? — Блаблабла, — она ковыряет носком в ворсинках ковра и надкусывает печенье. Оно оказывается слишком пряным, к языку подкатывает тошнота. — Выплюнь, — говорит Рейган, протягивает ей платок, который выудил из кармана. — Это ужасно некрасиво будет. — Лучше, чем если тебя стошнит. Лилиан краснеет и аккуратно выплевывает печенье в платок, языком задев шелковистую ткань. Рейган выкидывает платок в мусорное ведро. — Меня ты тоже считаешь бедной? — спрашивает Лилиан, чтобы отвлечься от конфуза с печенькой. — У нас вроде как чуть больше 10 миллионов. Взгляд Рейгана смягчается, даже атмосфера мягко тает, как мороженое, когда Лилиан вытаскивает его из морозильника и забывает вернуть на место. — Иногда я забываю, что ты еще малышка. У Марка намного больше. — Возраст это всего лишь цифра в документе. Он закатывает глаза, показывая, что думает о ее словах. — Я понимаю, что ты злишься, может даже на меня, но не знаю, в чем причина, — говорит Рейган, убрав пустую кружку на пол. — Да неужели. — Лилиан, — он строго глядит на нее. Лили вздыхает и тоже отставляет бокал с недопитым кофе. Ложка болтается внутри. Она впервые задумывается: Рейган знает ее предпочтения в кофе, еде, привычках, да во всем; так же, как и она знает его. Зато Лилиан понятия имела, что он там любит в сексе, а Корнелия очевидно в курсе всех подробностей. Как и та тайская принцесса. — Ты знаешь, какой кофе предпочитает Корнелия? — спрашивает Лилиан, не успев себя остановить. От этого ей даже плохо становится. Тупая идиотка, — говорит себе мысленно. — Причем тут она? Рейган не удивлен. Его лицо такое же пусто-равнодушное, как обычно, это почему-то уязвляет Лилиан, словно он привык говорить о Корнелии и не видит в ее словах странности. — Просто так, блин, вспомнила ее, — сердито говорит Лилиан. — Я не собираюсь гадать, что тебе не понравилось. Говори уже. — Не скажу. Лилиан знает, что ведет себя как злющий подросток в пубертате, такое ей не свойственно, но еще она знает, что это выбесит Рейгана. Ей любопытно, как он отреагирует. — Как хочешь, — невозмутимо говорит Рейган, стирает с губы кофейный отпечаток. Лилиан разочарованно выдыхает. И Рейган, резко обхватив ее талию, прижимает к кровати, подминает под себя. Ее голова не слишком приятно врезается в подушку с кисточками. — А говоришь, не склонен к физическому доминированию, — фыркает Лилиан. Она не дышит, чтобы не выдать, как сильно волнует его близость. Рейган упирается коленями и ладонями в мягкий, как облако, плед, в который вдавил Лили. Его лицо нависает над ней, как солнце над землёй. — Иногда во мне просыпается неандерталец. Лилиан заливисто смеется, в рот по-дурацки лезет волос. Она убирает его, от ее руки пахнет духами и кофе. Рейган взглядом вжирается в ее лицо, будто что-то ищет. — Я злилась, потому что Корнелия сегодня сказала мне кое-что. Типа случайно, но я ведь не тупая, это не была случайность. — Что именно? — Они с принцессой, не помню ее имя, обсуждали се… м-м… Лилиан запинается, сводит брови треугольником. Она не относит себя к стеснительным кисейным девушкам, но сейчас, — когда Рейган упирается руками по обе стороны ее плеч, не сводя с нее внимательных, будто она центр всего, глаз, — ей сложно вытолкать из горла это слово, «секс». — Что? — усмехается Рейган. Как-то сумрачно, что Лили понимает: он знает, что она собирается сказать. Это возвращает ей обычную уверенность. — Обсуждали секс с тобой, — выпаливает она. — И потом Нел сказала, что на вечеринке предложила вам втроем повторить и ты согласился. На лице Рейгана мелькает эмоция, но малопонятная, как расползающаяся на море клякса солнца. По стене палатки ползет тень, когда кто-то проходит мимо. — И что сделала ты? — спрашивает Рейган. — Сказала, что меня ее детский сад не трогает и пусть отвалит уже. Лилиан ждала, что он ухмыльнется, но Рейган на секунду зависает, как труп. Она подозрительно щурится. Он — вдруг — ухмыляется, как Лили и ожидала. — Моя девочка, — говорит Рейган, склонившись к ней. Лилиан выставляет ладонь, удерживая его скорее морально, чем физически. — Мне нужно подтверждение. — Того, что ты моя? — Рейган. — Но мы и так это знаем. Лили заставляет свои глазницы закатиться. Ему сложно сопротивляться, когда он в таком ребячливом, игривом настроении. Оно ему совершенно не свойственно. — Я ничья, — говорит она. Сдвигает руку к его груди, там, где орган с аортой. — Так Корнелия действительно так бездарно пыталась соврать? — Я знаю, что ты делаешь, — он фыркает, подставляя нужное место под ее пальцы. — Но это бесполезно, Лили. Даже если я совру, мое сердце не будет биться быстрее. — Может, мне просто нравится трогать тебя там? Как влюбленные в рекламе на 14 февраля. — 14 — всего лишь бизнес. Не знал, что ты такая черствая. — У меня классный учитель. Он настолько черств, что его пульс не ускоряется от лжи. Рейган хмыкает, черные глаза по-звериному блестят в слабом, густом свете ламп. Лилиан завороженно смотрит на красно-коричневые кольца вокруг его зрачков. — Ты же знаешь, как появился этот праздник? — Рейган сближается, зажимает ее ладонь между их телами. — По самой распространенной теории, естественно. — Конечно, — Лили молча наблюдает. — От Луперкалий. Вот это и правда был праздник неандертальцев. Грубый и животный. — Языческий, я бы сказал. На мой вкус, современному миру не хватает языческих праздников. Дыхание Рейгана оседает на ее губах, как наркотический токсин. Лилиан замирает, мысли беспорядочно бьются друг о друга и кое-как формируются в интеллектуальный ответ. — Они были зачастую слишком жестоки, чтобы сохраниться в наши дни. Это противоречит человеческому прогрессу. — И в чем наш прогресс? — его голос становится жестким и мягким одновременно, путая ее еще больше. — В том, что освоение космоса превратилось в дурацкую гонку миллиардеров? Раньше мы мерились членами, потом яхтами, а теперь космическими кораблями. Чем это лучше Луперкалий? — Соперничество и жестокость у нас в генах, — шепчет Лилиан, когда Рейган прикусывает ей нижнюю губу, так быстро, что она едва что-то чувствует. И только потом, по удовлетворенной вспышке в его взгляде, понимает, что он ее провоцирует. Этого ответа он и ждал. У Лилиан по коже растекается зыбь — она чувствует себя ранимой, как планета без атмосферного слоя, от того, насколько в точности Рейган способен предсказать ее слова. Это нечестно. — Вот почему языческие праздники нам подходят, — Рейган проводит пальцами по ее ладони, все еще зажатой между ними; удивительно нежно, совсем не эквивалентно его словам. Он будто осознанно говорит одно и делает другое. — Большинство людей даже себе не могут признать, что нам нравится власть, отсутствие рамок, несдержанность, — он сухо целует ее скулу. — Я нравлюсь тебе, потому что позволяю себе проявлять все свои качества, как человеческие, — чувствительный укус в шею, — так и животные. А ты нравишься мне, потому что идеально сочетаешь в себе женское и мужское. Лилиан цепляет горловину его футболки пальцем, в мареве темноты мелькает ее лак. Она не заметила, когда Рейган потушил свет. — Так я тебе нравлюсь? — Я же говорил, прекращай задавать идиотские вопросы. — Что насчет Корнелии и принцессы? — Знаешь, что еще мне в тебе нравится? Многие гости из кожи вон лезли, чтобы пообщаться с ней, а ты даже ее имя не помнишь. Хотя она тебе представлялась, — Рейган убирает с ее щеки прилипшие волосы. — Она тебе, а не ты ей. Лилиан удивленно вылупляет глаза, как мячики. — Ты что, решил сегодня наговорить мне комплиментов за все годы нашей дружбы? — Ага, так что слушай внимательно. Будешь вести себя так и дальше — никаких комплиментов не услышишь. — У тебя горло не болит? Кажется, ты своими словами его поранил. Рейган смеется, Лилиан невольно улыбается. Она обожает его смех — он как будто смеется над словами, над собой, над ней, над всем миром. — Имя принцессы я не помню не потому, что я такая уж крутая независимая девчонка, — говорит Лилиан. Рейган облизывает губы, и ей кажется, что ее глазные яблоки живут своей жизнью, где все зрительные дороги ведут к лицу Рейгана. — Просто у меня память на имена плохая, в детстве я даже свое имя долго не могла запомнить. — Я твое сразу запомнил, — он ведет носом вдоль ее ушной раковины, растворяя в касаниях ее здравый смысл, гладя ее согнутое колено. — Тебе было шесть, когда вы с родителями впервые приехали к нам в гости. У тебя было жутко серьезное лицо, и ты со мной не разговаривала. Лилиан пальцами и ребрами чувствует, как от его тела исходит жар, словно там, между надсадно вздымающимися половинками груди, у него разверзается абаддон. Словно он — сосредоточие всего желания (расширенные, как под кайфом, зрачки, глубокое дыхание, лениво-выверенные движения, будто он держит себя в стальном контроле), а его тело — всего лишь оболочка, до которой ей неумолимо хочется прикоснуться. Она так и делает, проводит по его груди, собирая ткань спортивки. Рейган залезает ладонью ей под тонкую толстовку, трогает нижнее ребро. — Я стеснялась, — выдыхает Лилиан. — Ты с детства был ужасно красивым, еще и старше, еще и ухаживал за мной, как за взрослой. — Мамино воспитание, — слабо усмехается он. Она ласково гладит его щеку, глядя на него прямо, сквозь подрагивающие черные ресницы. Вторая рука замирает на его шее, на чувственном напряженном сгибе мускул. Рейган следит за ней с настороженным любопытством прикормленного ястреба, словно опасается; Лилиан окатывает какое-то теплое, мучительное понимание: в физическом смысле она нужна ему даже больше, чем он ей. Плотно сомкнув губы, она целует его в уголок губ. В ней всплывает конфликт: желание и робость, о существовании которой она даже не знала. Лилиан застывает, каждой клеточкой кожи ощущая Рейгана. Ей кажется, секунда перестает перетекать в следующую, как положено. Рейган прикрывает глаза, перестает дышать, и этот факт уничтожает все мысли в ее голове, разрывает их на куски и ошметки. Лилиан осторожно тянет его к себе, ладонь сползает вниз, к его предплечью, и влажным языком касается его губ. Она представляла это как что-то смелое и дерзкое, но выходит — застенчиво, почти невинно. Лилиан только сейчас понимает, что никогда еще не целовала Рейгана первой. И она не знает, что в этот момент Рейган ощущает себя сцапанным в капкан. Резкий поворот головы — и он впивается в ее рот. /// Рейгану кажется, он физически слышит, как щелкает замок. Он будто полудобровольно сцапан в капкан, где все вокруг — Лилиан; сладковатый запах ее языка у него в легких, так глубоко, что не вырвать. Будто она вся — дофамин, выжигающий кислород, и ему нечем дышать, когда они сближаются без остатка. Он терпит секунду, а потом резко впивается в нее губами, зубами, языком. Лихорадочно, на грани — так, как представлял тогда в душе, как вспоминал ночью, после лайма и соли на ее коже. У него до сих пор предельно обострены все рецепторы от вчерашнего — нежная впадинка у ее косточки, ее бедра, прижатые им к столу, ее остекленевшие, пьяные от возбуждения глаза. Как текила каплями стекала по ее подбородку, как какая-то ёбаная резинка ее трусов приклеила его глаза, заставила его хотеть закрыть ее от остальных, будто он так уж имел на это право. Хотя, Рейган уверен, что имел. Он врывается в рот Лилиан, наконец-то не сдерживаясь. Окунаясь в ее вкус и запах, как в бездну. Ее мягкий стон врезается ему в виски, она прижимается к нему всем телом, и Рейган обхватывает ее пылающее лицо, сильно, жестко вминаясь в ее губы. Ему буквально хочется ее сожрать, поглотить и растворить в себе, чтобы ей рвало кукушечку так же, как ему. Оставить ее себе, как трофей. Его почти бесит то, что она с ним делает, даже не понимая этого. Его выводит из себя факт: он знает, что все дело в феромонах, гормонах и прочей херне, которые действуют как наркотики, и все равно он не может это контролировать. Глубоко в душе ему даже не хочется. У Лилиан кожу продирает сильная дрожь — Рейган чувствует это, когда вжимает ее хрупкую фигуру в кровать. Отпускает ее лицо и сильно ведет ладонями вниз, по ее рукам, талии, и сгребает толстовку у ее шеи. Она послушно поднимает руки, он снимает одежду, и под ней — тонкая розовая футболка, облепившая ее грудь, как латекс. Долбаная футболка. Лилиан обхватывает его запястья, испытующе смотрит в глаза, хотя у самой зрачки такие огромные, будто сейчас вырвутся за края. Она обводит ногтями венки, выступающие у него под кожей, и сильно тянет на себя, заставляя его почти лечь на нее. Рейган держит вес на одной руке, другой обжигая кожу ее оголенного живота. Развязывая резиночку на ее белых спортивных штанах. Он тянется к ней, целует в приоткрытый, раскаленный рот, пальцами задевая края ее белья. Ее приглушенный стон оседает у него в мозгах, как отпечатывается; Лилиан обхватывает его напряженную руку, то ли мешая, то ли прося не останавливаться. Он прихватывает ее губу, легко кусая, посасывая, целует щеку, висок, пульсирующую жилку на шее и снова — ее губы, ее дикие, полузакрытые глаза, ее дрожащий живот. Рейган знает, что еще никогда никого не целовал вот так — безумно и осторожно одновременно, давя и стараясь не спугнуть. Выворачивая самого себя наизнанку, лишь бы не перегнуть. Желание, странная, почти-пугающая его похоть разрывает, ревет и извивается внутри, когда Лили несмело, закусив распухшую губу, прикасается к вздыбленной ткани у него между ног. Ее губы красные, истерзанные, на шее расползается фиолетовое пятно засоса, волосы спутанно разбросаны на подушках, на ее быстро вздымающейся груди. Рейган говорит себе: УСПОКОЙСЯ. Но вместо этого рычит и заводит обе ее руки за голову, сжимает запястья в своей ладони. Лили непонимающе моргает, губы влажно, — так, как ему нравится, — блестят. Рейган краешком сознания думает, что они играют в какую-то жестокую игру, где сталкиваются разум и животное. Он знает, что у него развитый мозг, что у него куча нейронных связей, который всю жизнь помогают ему сохранять высокий самоконтроль — его так учили отец и Ремингтон; все сексуальное желание — в дела, в работу, в учебу. Так какого, — Рейган грубо, свирепо прижимается пахом к ее бедрам, — хуя с Лилиан его хваленый самоконтроль перестает работать, как китайская, мать ее, игрушка? У нее зрачки разъезжаются, как болото, она распахивает глаза, когда Рейган намеренно сильно толкается в ее бедро каменным стояком. Вот так, маленькая… Чувствуй. Знай. В ее глазах разрываются фейерверки, Лилиан дергается, пытаясь освободить руки. Футболка соблазнительно натягивается на круглых сиськах. Рейган до цветных кругов в глазах жмурится, чтобы не сорвать с нее розовую ткань. — Рейган… — шепот, просящий, мягкий. Не ее. — Пусти. — Нет. Еще один быстрый, влажный поцелуй. Рейган пристально, исступленно следит за ее лицом, за ее плавящимися глазами. Она жадно впитывает его прикосновения — скула, ключица, ребра, впадинка пупка, развязанная резинка штанов. Он пальцами свободной руки обводит ее губы, и она — неожиданно — ловит их ртом, втягивает, обводит языком, втягивая щеки. Внимательно, с мутной пеленой на зрачках наблюдая за его реакцией. Рейган шумно выдыхает, и получается какой-то глухой стон. Ее действия вспыхивающими импульсами разносятся по его спине, животу, рвя какую-то струну в нем, натянутую до ультразвукового дребезга. — Я тебя сейчас трахну, если не остановишься, — глухо говорит он. Она недоверчиво, удивленно, с таким очевидным желанием смотрит в ответ, что у него сводит внутренности. Рейган всегда считал, что это он хочет ее, а она просто неопытная и влюбленная, не знающая, что это значит, но теперь… Лилиан реагирует на него до такой острой крайности, что он не знает, кто из них сейчас сходит с ума больше. — Сам же сказал, что я твоя, — резким шепотом говорит Лилиан. Припухлые, приоткрытые губы, расширенные зрачки, кровь, прикипевшая к щекам, отзывчивое, чувствительное тело — она вся будто сделана под его вкус. Рейган сует ладонь ей под штаны и прижимает к влажным трусикам. Она шире разводит коленки — ровно как он представлял — и легко, почти неощутимо ведет бедрами навстречу. — Блядь. /// — Блядь, — шипит, чуть ли не зло, Рейган. Лилиан озадаченно замирает, а потом к ней словно возвращаются мозги. Она пытается свести колени — он не позволяет. — Рейган, — снова шепчет она, не уверенная, чего хочет. Рейган снова целует ее — тесно, властно, глубоко, без сопротивления. Его пальцы ласкают ее сквозь тонкую ткань, заставляют выгибаться. Другая рука сжимает запястья, как если бы она пыталась убежать. Резкий рывок бедрами — и Рейган толкается в нее твердым членом, прижимает к себе. Он низко, тихо стонет, словно еле себе разрешает. Лилиан кажется, она выиграла джекпот. Она, не сдерживая полустонов, целует его шею, слегка прикусывает кожу, языком обводя кружки. У нее кружится голова — его уверенные пальцы, разносящие по телу миллиарды колющих волн, его губы и запах, забивающий легкие; то, как он застонал — всего раз, но от этого ее прошибает, как током. Лилиан сжимает мочку его уха губами, откидывается назад и призывно изгибается. Она чувствует, как его влажные из-за нее же пальцы проникают ей под трусики, чувствительно лаская. — Не провоцируй меня, — говорит Рейган. Его глаза ледяные и экстатические одновременно. Этот контраст, — и то, что он делает рукой, — заставляют ее громко, закусив губу, застонать. В его глазах она видит шторм. /// Рейган знает, что должен остановиться сейчас. Еще секунда — и его не смутит даже Третья Мировая. Он выдыхает сквозь сжатые зубы, в глазах двоится от ее сладких стонов, от того, какая она готовая для него. Все так, как он хочет. Кроме обстановки. Ебучий Гранд Каньон. Рейган скорее отгрызёт кому-нибудь руку, чем лишит Лилиан девственности в уродливой палатке, со снующими вокруг участниками ралли. Ему плевать на первый секс, вообще на любой, но ей — нет. Он знает это, пусть сама Лили и молчит. Рейган отстраняется, ложится рядом и прижимает ее к себе. Лилиан часто, надорванно дышит, но спустя какое-то время успокаивается; им не нужно что-то объяснять.