тебе кажется.

            Кровь стучала в ушах, заглушая все звуки вокруг. Понимание происходящего всё быстрее ускользало от Разумовского. Он больше не намерен был мириться с тем, что его окружало. Сейчас он хотел выяснить правду. Пока он быстрым шагом возвращался к дому, в голове его начал звучать шёпот. Слов Сергей не различал, но голос этот был ему смутно знаком, будто он слышал его ещё в далёком детстве.       Он уже подходил к дому, когда заметил возле колодца человека. Старый мужчина сидел, устремив невидящий взгляд куда-то перед собой. Сергей медленно подошёл к нему. От старика не последовало никакой реакции. Он продолжал смотреть в одну точку. Разумовский вспомнил, что видел этого старика на фотографиях в доме, из чего можно сделать вывод, что это хозяйкин муж. Разумовский поздоровался и представился. Затем, выдержав паузу добавил: — У вас тут что-то странное происходит. Что это всё значит, а? –на заискивающую интонацию Сергея ответа не последовало, реакции снова ноль. — Ты чего вопишь? Если тебе не отвечают, это вовсе не значит, что тебя не слышат. — хрипло, будто поучая, проговорил старик. — Тут же правда какая-то ерунда твориться. Мне уехать нужно… — Сергей присел рядом с мужчиной, он хотел добавить что-то ещё, но тот ему не позволил. — Уехать? А ты думаешь, у тебя получится? Побегай ещё по кругу, может, тогда поймёшь что-нибудь. — Да что я понять то должен? О чём вы все говорите? Я в жизни не видел, чтобы люди в одну и ту же точку возвращались… — его голос начинал дрожать от непонимания и волнения. — А кто тебе сказал, что ты живёшь? — старик криво улыбнулся, вперив слепые глаза в Разумовского.       «Да что ж это за деревня то такая…» — промелькнуло в голове Сергея. Ему порядком надоело то, что каждый в Топях считал своим долгом говорить загадками. Что каждый задавал ему невнятные вопросы и давал такие же невнятные ответы. Ни одного адекватного человека, и что самое страшное — ему кажется, что скоро он сам станет таким же как они. Уже сейчас становилось понятно: в этом месте нет чуда, только сплошное безумие, и покинуть его нужно как можно скорее. — Посмертие. — голос старика выдернул Сергея из его мрачных размышлений. — Ты в посмертии. Уже не среди живых, но и место твоё ещё не определено. Вот и бегаешь тут, всё вырваться пытаешься. Грустно это, хотя и похвально. Знакомый твой — Денис Титов тоже пытался, можно даже сказать, получилось.       

***

      Он ходил по деревне до самой ночи, пытаясь привести мысли в порядок. Какое посмертие? Что значит «твоё место ещё не определено»? Эти и тысяча других вопросов перемешивались в голове Разумовского. Он бы мог свалить всё на то, что кругом одни ненормальные, но как тогда объяснить то, что вместо дороги он то и дело возвращался к табличке «Топи». Как объяснить то, что смерть Титова везде освещалась как ДТП, но в Топях он явно был. Словам Макса о журналистской лжи Разумовский верил ещё меньше, чем бредням о посмертии. Таких как Кольцов, он чувствовал за версту — всё продадут ради сенсации. И чем больше Сергей рассуждал, тем запутанней всё становилось. Совершенно измотанный этим долгим и странным днём, он за неимением другого выхода, решил всё же вернуться в дом.              Его разбудили утренние лучи. На кухне негромко звенела посуда. Соня повернулась как раз в тот момент, когда вошёл Разумовский. Фарфоровая чашка выпала из её рук и вдребезги раскололась об пол. В глазах девушки читался неподдельный страх. Парень лишь прошёл вперёд, заняв небольшой диванчик у окна. — Сонь, а ты веришь в миры после смерти? — протянул парень, на неё даже не смотрел, направил расфокусированный взгляд куда-то в пол, в голове туман. — Не в байки про Рай и Ад, а другое… — Если я тебе сейчас скажу, ты больше ни на кого не набросишься? — она не спешила подойти к Разумовскому, держала дистанцию. Видно, что почему-то боялась. — В каком смысле больше не набросишься? — вопрос Сони заставил Сергея всё-таки поднять взгляд. — Когда Лиза пыталась тебе объяснить там в церкви, ты чуть не придушил её! — голос девушки слегка дрогнул, нервные пальцы никак не могли собрать осколки.       Разумовский поднялся, присел рядом с Соней и забрал куски чашки из её рук, попутно собрав остальные. — Я этого не помню… — перешёл на шёпот, боясь, что иначе сорвётся на крик. Как бы он не прокручивал в памяти разговор в церкви, всё сводилось к одному: вернуть Олега не вышло снова, и вот он уже бежит, ещё наивно полагая, что отсюда есть выход.       Всё ещё настороженная Соня медленно протянула руку, осторожно убрав с лица Сергея растрепавшиеся волосы. Тревога в её глазах снова сменилась на уже привычные мягкость и сочувствие. Выдержав небольшую паузу, подыскав слова, она рассказала всё. Рассказала про Лизу, про то, как наткнулась на пост Дениса, про аварию, про воскрешение сестры, про посмертие и Хозяина, про то, как Титов отправил машину прямиком в озеро. От и до. Всю их историю. — Так значит всё таки… — он не смог договорить свою мысль до конца, осознание накрывало высокой волной. Казалось, в нём можно утонуть. Осознать факт собственной смерти было чем-то невероятным. Страшнее всего было то, что Разумовский не имел ни единого предположения о том, что такого должно было случиться, чтобы он оказался здесь. — Отведи меня к этому вашему новому Хозяину. Я должен с ним поговорить.— настойчивость в его голосе не оставляла другого выхода, хотя Соня и знала, что они оба об этом очень скоро пожалеют.       

***

      Он сидел возле тихой глади озера. Ведро, удочки, и прочие снасти рядом с ним. Прямая спина, уверенный надменный взгляд — человек, который одним своим видом уже достоин звания молодого Хозяина. По нему сразу можно сказать, что всё здесь вне всяких сомнений ему принадлежит. В отличии от своего отца, Иван Алябьев точно не был безумным любителем «голодных игр» среди своих подопечных. Это был человек жёстких принципов и железной воли. Его боялись, но не потому что не знали, чего от него ждать, а потому что его холодный расчёт был ещё страшнее. Хуже того было лишь то, что перенимать этот пост он не хотел, но и выхода у него не было. Поэтому теперь Топями владел жестокий человек, ненавидящий свои обязанности и всех тех, кто им подчинялся.       Утреннее солнце почти не грело, по земле ползла дымка тумана. Настроение ему портило отсутствие клёва. Любовь к рыбалке — единственное, что он перенял от отца. Он насадил опарыша на крючок, с отвращением глянул на тёмную воду и снова закинул удочку, прислушиваясь к кричащей где-то в кронах деревьев кукушке.       На звук шагов он повернулся сразу. Соня стояла поодаль, опустив глаза, тихо поприветствовала мужчину. Разумовский хотел подойти ближе, но она остановила его, придержав за рукав толстовки. Он ещё не знал что именно хочет сказать Хозяину, но пути назад уже не было. Он лишь вежливо представился, попутно пожелав удачной рыбалки. Мужчина смерил обоих визитёров небрежным взглядом и высокомерным молчанием. — Пошли вон. — отрезал он, отвернувшись обратно к озеру.       Попытки Сергея вывести его на разговор успехом не увенчались. Хозяин лишь раздражённо побарабанил пальцами по подлокотнику своего складного кресла. — Если Вы хотите, чтобы я ушёл, то просто отпустите меня отсюда. — Разумовский подумал о своих словах уже после того, как их произнёс. Теперь он стоял в напряжённом молчании, ожидая реакции.       Хозяин лишь недобро усмехнулся, а затем встал, не спеша направился в сторону ребят, и вынув из-за пояса пистолет приставил его прямо ко лбу Разумовского. Холод металла на коже заставил того зажмуриться. — Рисковый ты парень, Серёжа. Только грубый. Тебя мама не научила с людьми общаться? — вопрос, словно лезвие, вонзился куда-то под сердце. В ушах шум, почти заглушивший вскрик Сони на заднем фоне.       Сквозь звуки собственного пульса в голове Разумовский слышал голос, тот же самый, что и вчера, только теперь он мог различить слова. «Убей его…». Шёпот, странно отдающийся эхом от стен черепа, проникал, казалось, в каждую клеточку, в каждый уголок сознания. От этого голоса мороз шёл по коже, сердце сжималось в комочек и билось с бешенной скоростью. Разумовский отчётливо понимал, что это не просто его мысли (да и откуда у него, с его стремлением к альтруизму, взяться таким мыслям), а вполне себе отдельный голос. Отдельная личность. Он чувствовал, будто большая тёмная тень накрывает с головой, становилось очень страшно, дрожь охватывала тело, а паника разум.«Ну же, не будь ты тряпкой!» — горло будто сжимала когтистая лапа. Концентрироваться на дыхании уже не помогало, тень становилась гуще, пыталась приобрести очертания. Держась за последнюю соломинку, стараясь не поддаться, не проиграть этой тени, он пытался зацепиться за что-то, что удержит его, что не позволит упасть, он перебирал в голове самые светлые события жизни, пока не смог зацепиться хотя бы за одно.              Как и многие подростки Серёжа в свои шестнадцать тоже ставил эксперименты над своей внешностью. Каким-то чудом ему удалось раздобыть чёрный карандаш для глаз, и теперь он сидел в комнате перед зеркалом и старательно подводил веки. Он уже почти закончил красить второй глаз, когда в комнату как обычно влетел Волков. Он едва успел закрыть дверь, как тут же остановился и несколько секунд просто смотрел на Разумовского.       Серёжа засмущавшись опустил глаза. Ему было так неловко, ему казалось, что вот сейчас его единственный близкий человек над ним посмеётся или осудит. — Олег, ты не подумай, ничего такого, я сотру… — он уже потянулся за влажной салфеткой, всё ещё не смотря на Олега.       Тот промолчал в ответ, постоял немного у двери, будто задумавшись, а потом медленно подошёл к Серёже, попутно оставив на вешалке свою кожанку. — А мне так нарисуешь? — он обвёл пальцем возле своего лица, как бы указывая чего хочет. — А если над тобой издеваться станут? Я то привык, а ты… — Пусть только попробуют. — мягко прервал его Волков. — И вообще, посмотри на мои шмотки. Я как Оззи Осборн! Никто не смеётся над Оззи Осборном. Рисуй! — Олег улыбнулся и плюхнулся на соседнюю кровать.       Разумовский лишь пожал плечами, мол ну «рисуй, так рисуй» и поднявшись, подошёл к Олегу с карандашом в руках. Как только грифель коснулся его века, Волков слегка дёрнулся. Непривычно. — Будешь дёргаться — рискнёшь остаться без глаза. — подметил Серёжа, продолжая осторожные движения рукой. — Подними голову выше и смотри вверх. — он приподнял лицо Олега за подбородок, чуть наклонился, чтобы было лучше видно, и поймал на себе пристальный улыбающийся взгляд Волкова.       Они замерли в таком положении на какое-то время. Казалось, всё вокруг остановилось. Пальцы Разумовского продолжали осторожно придерживать Олега. Их лица были слишком близко друг к другу. Олег чувствовал дыхание Серёжи на своих ресницах. И он невольно подался вперёд. Миг, и пальцы Разумовского уже на его шее и немного за ухом. Касание чужих губ. Ощущение совершенно новое, не совсем для него понятное. Для Олега, в общем, любое проявление нежности к нему было чем-то неизвестным и непонятным. А тут ещё и давний друг. Не отстранился, не оттолкнул. Принял, и судя по всему, взаимно. Серёжа же сейчас был удивлён не меньше. Он ждал этого момента, не хотел признаваться даже сам себе, но ждал. И вот оно случилось, да ещё и по инициативе Олега. И счастью его сейчас не было предела. Сердце стучало громко и быстро. По коже то бегали мурашки, то становилось жарко. Он чувствовал, что дыхание у них сейчас одно на двоих. Разумовский отложил карандаш в сторону, и положил вторую руку Олегу на плечо. Почувствовал, как сильная рука Волкова легла на его талию, притянула чуть ближе.       Им казалось, что поцелуй этот длился целую вечность. Вечность, для которой не хотелось конца. Первый и сразу настоящий, искренний и до умопомрачения чувственный, он остался в их памяти навсегда. Как знак беспечной ещё юности, как одна из ниточек, что крепко их связывала, как символ настоящего и чистого чувства. Мгновение смелости, позволившее свершиться тому, о чём они оба так давно мечтали. Мгновение, после которого «мой лучший дуг» стало значить чуть больше.              Густая тень начала терять свои очертания, бледнея растворялась, позволяя Сергею выровнять дыхание, слегка успокоить нервы, открыть глаза. Он отступил на шаг назад. Пугающий голос в голове стих. Разумовский будто вынырнул на поверхность с большой давящей глубины. — Прошу прощения, что вспылил. — тихо и коротко сказал он Хозяину и зашагал мимо Сони в обратном направлении.       Девушка, чуть помедлив, направилась за ним, попутно извинившись перед Хозяином за беспокойство. Мужчина опустил пистолет, и вернув его на прежнее место, снова принялся за рыбалку.