
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
И, по закону фильма, дама должна согласиться, краснея всем лицом и смущаясь. Это обязательно должна быть дама — именно такая картинка всплывает в голове Шастуна первой. Напротив нее стоит мужчина, одетый во все темное — брюки, сюртук. Мужчина наверняка проезжал мимо, но, свернув к усадьбе, что находилась в самой глуши леса, чтобы спросить дорогу, теперь навеки оставит свое сердце здесь, среди незабудок. /au, в котором Попов отчаянно хочет, чтобы его спасли.
Посвящение
посвящается моей заваленной сессии
ii
19 июня 2021, 08:35
чай на столе — жаль, что не ты
Забавно, но по стуку в дверь, как и по звуку приближающихся шагов, можно определить настроение человека и даже постараться предположить его намерения. Разбирающиеся люди сказали бы, что по темпу и громкости шагов можно даже больше понять, чем по простому набору звуков удара костяшками о деревянную поверхность, но, увы, дверь кабинета деканата была такой тяжелой и толстой, что почти полностью заглушала какой-либо шум из коридора. Наталья Алексеевна уж и не помнит, когда вообще в последний раз видела дверь оставленной открытой нараспашку: технологии дошли и до их, казалось бы, Московского университета, так что в кабинет деканата установили новенький кондиционер. На этом, правда, показ технологического прогресса был завершен. Об этом свидетельствовало слишком много вещей вокруг, устаревших функционалом и внешним видом, но Наталья Алексеевна разумно не обращала на них особого внимания: слишком уж редким исключением мог быть вуз, в котором вовремя организовывалась смена учебного оборудования. Обычно же как все происходит? По принципу «еще работает и слава богу», не так ли? Итак, Наталья Алексеевна умела определять настроение посетителей деканата всего лишь по стуку в дверь. Нерешительные, нервные, наигранно ровные и спокойные, беспорядочно-возбужденные — все эти звуки были не просто разрешением войти, но и просьбой о помощи, совете, уточнении. И именно Наталья Алексеевна Бондаренко, как главный куратор студентов бакалавриата, была тем самым спасательным кругом, к которому тянулось большинство несмышленые студенты за помощью. Она вообще была глубоко понимающей и мудрой женщиной, за что ее действительно любили студенты и уже многие годы ценили остальные работники деканата. Весь её образ создавал доверительную атмосферу домашнего уюта: пастельные цвета в одежде, большие очки, делающие акцент на ярко-зеленых, будто сказочных, глазах. Лишь почти полностью поседевшие волосы, заколотые в высокий пучок, да несколько морщинок в области глаз напоминали, что у любой сказки должен быть свой конец. Женщина делает тихий вздох и отодвигает чашку чая подальше, продолжая рассеянно глядеть в сторону окна, словно собираясь с силами перед тем, как вступить в неравный бой с новой кучей документов, лежащей перед ней на столе, хотя она только-только расправилась с предыдущей. Нет, она не успела отвыкнуть от работы за тот маленький период лета, что ей был выделен как отпуск. Просто сентябрь всегда давался ей сложнее, чем остальные месяцы, поэтому женщина просто вымоталась. Именно в сентябре в дверь деканата беспрерывно стучали все, кто только мог и кому было не лень. Многих сотрудников деканата, сидящих в одном кабинете с Натальей Алексеевной, это раздражало, но она всегда сохраняла доброжелательную улыбку на лице. Ей просто больше некому было улыбаться, кроме как этим новым и новым лицам. Наталья Алексеевна рассеянно смотрит на настенные часы. В голове мелькает мысль, что пара вот-вот закончится и что поток студентов через считанные мгновения начнет брать дверь деканата штурмом, так что смысла браться за разбор новых документов до начала следующей пары особо нет. Довольная этой мыслью, женщина вновь придвигает к себе чашку и аккуратно мешает чай, явно упуская, что напиток уже стоило бы подогреть, а толпа студентов с наступлением октября резко перестает кидаться в деканат с любым вопросом — такая вот закономерность.***
Арсений не любит курить. Просто сейчас ему слишком плохо, чтобы продолжать внушать себе, чтó нужно любить, а чтó нужно не любить, поэтому парень затягивается раз за разом, закинув голову назад, и медленно выдыхает дым вверх. Арсению плохо уже почти год, и напрасные надежды на начало в его жизни светлой полосы, которая, кажется, даже не собирается появляться на горизонте событий его жизни, утягивают Попова все дальше и дальше, глубже в омут боли. Он до мельчайших подробностей помнит, как в середине ноября прошлого года, сидя здесь же, на подоконнике туалета на пятом этаже, он принимает входящий вызов от неизвестного абонента, слышит хриплый голос в динамике: — Арсений Сергеевич Попов, сын Сергея и Татьяны Поповых? Вынуждены сообщить Вам, что Ваши родители попали в крупное ДТП. Авария произошла на Северном шоссе около часа назад, — голос запинается, словно человеку на том конце линии сложно подбирать слова. На фоне звучат сирены скорой помощи. — Арсений, нет ни одного выжившего… Мне очень жаль, Арсений. Вам или Вашим родственникам нужно подъехать по адресу, который я Вам сейчас назову… — голос в телефоне снова сбивается, но Арсений уже не слышит ничего, кроме гула собственного бешеного сердцебиения, а мир вокруг начинает покрываться темной пеленой. Через два дня после этого звонка Арсений выкурит сначала одну, а затем и вторую пачку, столь любезно предложенные мужиком, который был рядом с Арсением все время его пребывания в морге. «На, легче станет,» — говорил он Попову, передавая парню пачку пожелтевшей от времени рукой, а глаза у самого — грустные-грустные. Мужик носил парню стаканы с водой из кулера, по-доброму шутил, стараясь вызвать хоть какое-то подобие улыбки на лице парня, и ободряюще хлопал Арсения по плечу, приговаривая: «Ничего, родной, ничего. Прорвешься, посмотри на себя-то, а! Молодой, справишься, справишься!» И Арсению до жгучих слез и боли в груди хотелось верить ему, верить в себя и в то, что он справится, прорвется. А перед самым уходом из морга из разговора с медсестрой Арсений узнал, что несколько лет назад этот мужик тоже потерял всю семью в аварии. И с тех самых пор в отделении, куда приходят тени раздавленных горем людей, он постоянный гость, просто желающий быть нужным, полезным хоть кому-нибудь. Видимо, не справился, не прорвался. С того дня Арсений курит, искренне надеясь утопить в дыму все то, что сжигает его изнутри. В самом деле, курят же зачем-то люди, значит, помогает им это. Он курит не всегда, курит даже не каждый день. Тихие дни в Москве, где парень и без того жил один в съемной квартире где-то на окраине города, стали еще более одноцветными и затерянными — настолько, что даже сигареты могли бы перестать быть нужными. Оформив в университете академический отпуск с твердым намерением прийти в себя за год, Арсений совершил ошибку, загнал самого себя в угол. Обрубив самому себе доступ к делам, которые помогли бы ему абстрагироваться и переключить внимание на учебу с остальными студенческими переживаниями или работу, Арсений начал просто существовать, напоминая самому себе о продолжении собственной жизни лишь нечастыми походами в продуктовый. В августе Арсений впервые спустя десять месяцев перерыва вновь вошел в здание вуза, чтобы окончательно согласовать с деканатом свое возвращение в качестве студента четвертого курса, но первым же делом отправился в сторону туалета на пятом этаже, буквально заставляя самого себя открыть дверь и войти внутрь помещения. А затем долго беззвучно плакал, съежившись там же на полу у подоконника: разбитое горем утраты сердце не зажило, а лишь перестало мучить своего хозяина, просто-напросто привыкшему к постоянной боли. Попов знал, что будет слишком непросто, но ему было необходимо начинать жить заново — Арсений понимал это, будто со стороны давал самому себе верный совет, но даже не мог представить, как этому совету следовать. Я не курю, я просто хочу сжечь навязчивое чувство опустить руки и сломаться.***
Раздается негромкий стук в дверь, словно какой-то нерешительный, безынициативный. Наталья Алексеевна немного хмурит лоб, уже догадываясь, кто из студентов через секунду переступит порог кабинета. — Здравствуйте, Наталья Алексеевна, — улыбается Арсений Попов, а глаза у него неживые, что не может укрыться от внимательного взгляда изумрудных глаз. — Здравствуй, Арсений. Проходи, садись, — ободряюще улыбается ему женщина в ответ, отодвигая в сторону папку с бумагами, потенциально мешающую ее зрительному контакту с парнем. Наталья Алексеевна знает и помнит Арсения с первого курса его обучения на факультете экономики и права. Тогда он выделялся из толпы своих сверстников желанием быть во что бы то ни стало. Он был ярким, сверкал голубыми глазами, словно светящимися изнутри, и заставлял окружающих быть живыми вместе с ним, чем сразу же и понравился Наталье Алексеевне, привыкшей жить в мире, в котором только она отдавала окружающим свет, не получая ничего взамен. Не то что бы Наталья Алексеевна не знала таких же ярких людей, способных нести свет. Напротив, она знала и видела их, замечала среди серых людей. Но проблема в том, что только Арсений разглядел в ней родственную душу, поскольку осознавал себя полностью. Другие же, или не разобравшиеся в самих себе, или уже перегоревшие, просто существовали вокруг, выполняя свои предназначения и не обращая внимания на порой бездумную трату энергии. Женщина хорошо знала Арсения из личного общения с ним: уже к концу первого курса парень мог остаться в кабинете деканата и пить вместе с Натальей Алексеевной чай, игнорируя при этом взгляды остальных сотрудников, потревоженных его столь длительным нахождением рядом. К середине второго курса обучения парень стал более собранным и ответственным, уделял больше времени учебе, чем раньше, но при этом не терял свое желание светить, продолжая быть душою компании и не забывая забегать в деканат, не только скрашивая будни Натальи Алексеевны и остальных сотрудников деканата, к тому времени все же привыкшие к нему, но и помогая женщине с проблемами студентов-первокурсников, бумагами и иными не очень сложными делами. К концу третьего года обучения Арсений вел собственный проект дизайнерских одежды, с которого намеревался иметь неплохой заработок, и считался довольно успешным на своем потоке. А в начале четвертого курса все сломалось. — Ну, как твои дела? Рассказывай, — как можно непринужденнее спрашивает Наталья Алексеевна, внимательно всматриваясь в лицо Попова. — Может, чаю? — Давайте я сам сделаю? — неожиданно предлагает Арсений, вставая с места. — Сидите-сидите, я принесу. Парень идет к маленькой импровизированной кухоньке, наливает из пятилитровой бутылки воду в электрический чайник, включает его в розетку и нажимает на кнопочку. Раздается характерный щелчок. Наталья Алексеевна молча разглядывает застывший к ней спиной силуэт парня, непроизвольно для себя подмечая, что Попов выглядит исхудавшим и каким-то ссутулившимся. Парень не двигается, облокотившись руками на столешницу и, кажется, уткнувшись лбом в навесной кухонный шкаф. Женщина, боясь потревожить тишину, замирает вслед за ним, думая, что намечающемуся разговору по душам действительно повезло, что остальные сидящие в кабинете сотрудники деканата сейчас отошли на обед в соседнюю с вузом столовую. Силуэт парня снова приходит в движение, когда он, видимо, почувствовав по изменению бурления близость выключения чайника, решает достать чашки и заварочные пакетики из буфета. Далее парень достает пачку сахара и, особо не задумываясь, кидает два кубика в одну из чашек. Наталья Алексеевна улыбается: наверное, она каждый раз будет так тепло реагировать на факт, что кто-то помнит о ее предпочтениях. Сам Арсений любит крепкий черный чай — это Наталья Алексеевна тоже помнит. Арсений несет обе чашки одновременно, вцепившись указательным и средним пальцем каждой руки в ручки так, чтобы было максимально неудобно, зато не горячо от контакта с нагретой частью посуды. Он наигранно морщится, когда пальцы все же сползают под тяжестью к горячей части кружки. И сейчас, взъерошенный и сосредоточенный, он кажется гораздо более живым, чем несколько секунд назад. Это наблюдение больно режет по сердцу Натальи Алексеевны. Арсений аккуратно ставит чашки на стол, возвращается к кухонной стойке за чайной ложечкой для Натальи Алексеевны и только потом садится за стол, продолжая хранить молчание. Глаза вновь тускнеют, уперевшись в какую-то точку на деревянном столе, губы парня сжимаются в тонкую полосочку. Специально перебивая тишину, чтобы не дать парню окончательно уйти в себя, Наталья Алексеевна, начинает мешать сахар в чае, задевая стенки кружки. Это помогает: парень немного выпрямляется и все же переводит взгляд на женщину, встречаясь с глазами, в которых читается не сочувствие, а, скорее, сопереживание. — Дела хорошо, — дежурно начинает парень, словно отчитываясь перед какой-нибудь родственницей о событиях прошедшего дня. — Дисциплины помню, материал понимаю, могу применять в дело навыки и наработки… Думаю над своим проектом, ну, который про одежду. Может, попробую заново, — парень задумчиво опускает голову, а затем горько усмехается. — Арсений, — осторожно начинает Наталья Алексеевна, наклоняя голову и как бы заглядывая парню в глаза. — Ты не можешь просто остановиться и бросить все, что важно для тебя. Нужно пробовать, нужно искать новые решения. Нужно оставаться собой — поверь, этого хватит для счастья и спокойствия. Наталья Алексеевна не психолог. Она даже не близкий Арсению человек, способный давать объективную оценку его действиям, имеющий особое право советовать что-то. Она не может претендовать на то положение в жизни парня, чтобы к ее словам безусловно прислушивались, и никогда на это не претендовала. Но женщина искренне желала Арсению добра, переживала за него, стабильно несколько раз в месяц звонила или писала парню, пока тот был в академическом отпуске, не позволяя парню оставаться один на один с самим собой. И все слова, сказанные ею Арсению за эти десять месяцев, шли от встревоженного сердца, не понаслышке знающего о том, как может быть больно. — Арсений, пора возвращаться. Этот год был сложным, очень сложным для тебя, но ты не должен забывать, что помимо этого года есть и другие, способные принести тебе счастье. Начни заниматься делом, которое приносило бы тебе удовольствие. Найди опору, чтобы она помогала тебе оставаться сильным дальше. Ты уже сильный, Арсений, ты так долго был сильным, но теперь нужно быть лишь немного смелее, чтобы делать более уверенные шаги. Пора жить дальше, — как бы Наталья Алексеевна не старалась избегать слова «жить» и иных его форм, оно все равно срывается у нее с языка, и теперь женщина до боли кусает внутреннюю сторону щеки, видя, как плечи Попова резко дергаются и замирают. Арсений не чувствует себя готовым продолжать дальше. Жизнь и так разделилась на период «до» и период «после», и начинать новый, третий период жизни Арсений не готов. На словах все звучит хорошо: нужно просто убедить самого себя, что все в порядке, и начать заниматься тем, чем занимался раньше. Быть собой. Но он уже и так является самим собой. Весь настоящий Арсений — тот, кем он является сейчас. Разве нет? Прошлый Арсений смог бы понять, что значит «быть собой». Настоящий Арсений сделать этого не может. — Я стараюсь, Наталья Алексеевна. Правда, стараюсь, — грустно улыбнувшись, тихо говорит Арсений, поднимая голову, и глядит прямо в обеспокоенные глаза женщины. — Просто, кажется, я потерял себя. Нетронутый чай стоит на столе. Он был лишь частью дежурного ритуала, чтобы набраться сил начать разговор. Однако собеседники зашли в тупик: Наталья Алексеевна не психолог, а Арсений не хочет признавать в том, что ему нужна помощь.***
В квартире свежо. Распахнутое настежь окно, так бездумно оставленное Арсением нараспашку с самого утра и до вечера, дало однокомнатной квартире-студии проветриться, вдохнуть, выгнать старый, наполненный тревогой воздух. До этого светло-бежевый интерьер, как кажется сейчас Попову, выглядел мрачнее и угрюмее, каждый раз неприветливо встречая парня на пороге. Закрыв за собой входную дверь на ключ, Арсений оборачивается лицом в квартиру и неотрывно смотрит на вид из окна, что расположено на противоположной стороне квартиры, прямо напротив двери. Студия расположена на шестнадцатом, самом верхнем этаже дома. Арсению нравится высота, поэтому он и выбрал именно эту квартиру, несмотря на ее довольно малую площадь за довольно большую арендную плату. Вокруг не было ни одного такого же высокого дома, что загораживал бы вид из окна, и Арсений просто влюбился в это широкое и словно позволяющее дышать полной грудью пространство. Вот и сейчас, даже на расстоянии увидев, как золотой цвет заходящего солнца отражается на всех поверхностях квартиры, Арсений делает глубокий вдох, словно пытается задержать фокус глаз на всем, до чего он только может дотянуться, и медленно сползает вниз по стенке, вытягивает ноги и просто смотрит, как лучи поглощают все меньше и меньше пространства и теплый желтый свет гаснет, снова погружая квартиру в мрак, которого каждый раз боится Арсений. Арсений не думает. Точнее, он не может назвать свое состояние думающим: когда перед глазами просто пробегают картинки, по какой-то причине оставшиеся у парня в памяти, его язык не поворачивается назвать это мыслительным процессом. Скорее, это просто бессознательная активность мозга, единственная цель которого сейчас — зацепиться за что-то реальное и вытащить самого себя из того состояния, в котором парень пребывал уже несколько месяцев. Итак, вуз — самое популярное место, куда Арсений ходит. Вуз, в первую очередь, это длинные коридоры, шумные люди и цепкие взгляды, хватающие со всех сторон и неотцепляющиеся, если разглядели что-то отличающееся от остальных. Это тетради, пропахшие антисептиками и пылью, светло-синие ручки и аккуратный почерк, вечные лекции и чувство жажды. Споры, в которых с недавних пор Арсений не участвует из-за отсутствия желания с кем-то контактировать, прогулы пар, о которых парень не хочет слышать, молча провожая новых одногруппников взглядом до самого выхода, в глубине души желая выбежать из вуза вместе с ними, начать спорить обо всем и ни о чем, думать о будущем, строить планы, веселиться, идти навстречу будущему так, словно все хорошо по умолчанию. Но по умолчанию в жизни парня оставались лишь трясущиеся руки, вечная усталость и непонимание, как и в какую сторону ему нужно двигаться, чтобы найти потерянный баланс в жизни. В голове ярким кадром всплывают сначала находящийся в руке телефон со звонком неизвестного абонента, что перевернул жизнь Арсений вверх дном, затем пустая пачка сигарет, будто в замедленной съемке летящая в урну, мокрые руки и капли, остающиеся на зеркале, чьи-то красивые зеленые глаза. Арсений встает с пола, наконец снимает обувь, вешает ветровку на вешалку и проходит вглубь комнаты, включает свет двух неярких ламп и почти падает на диван. И почему этот мальчишка вспомнился ему именно сейчас? Арсений поднимает краешек губы, улыбаясь для самого себя, и расслабляет мышцы шеи, откидываясь на спинку дивана. Парень Арсению понравился. Не внешне, хотя внешне, уверен Арсений, он тоже очень даже ничего. Просто у Попова не хватило времени и сил как следует разглядывать смешно шугающегося мальчишку. Единственное, что запомнил Арсений, это имя парня, Антон, и немного мутные зеленые глаза. И взгляд этих глаз был для Арсения настоящей наградой. Внимание новых однокурсников Попова было больше сострадательным, чем действительно искренним, как это было с Антоном. Первое время эти ребята спрашивали, как у Арсения дела, интересовались, как он учился на предыдущих курсах, заранее зная, что о потрясающей успеваемости и активности парня в вузе ходили легенды. А затем, не увидев ответного желания парня выходить из тени и активно общаться с новыми людьми, они оставили его. Антон же смотрел на него неотрывно — сначала прямо, а затем через отражение в зеркале, думая, что Арсений этого не замечает. Но Арсений все замечал: через отражение в стекле окна, у которого сидел, Попов различал развернутое в его сторону лицо второкурсника, подмечал позу парня, когда тот, сосредоточенный на каких-то мыслях, с неестественно медленной скоростью набирал бумажные полотенца в руки, видел его глаза, чувствовал его испуг, когда там, в туалете, Арсений зажал Антона у раковины, нагло вторгаясь в его личное пространство. Арсений до сих пор не может понять, почему так отреагировал на неуклюжего зеленоглазого парня и почему его вообще ни с того ни с сего начало ебать присутствие рядом какого-то Антона, который, в общем-то, даже ничего по отношению к нему не сделал. Арсений уверен, что своих проблем и загонов у него хватает выше крыши, поэтому он не просто не общается со своими ровесниками и лишь дежурно отвечает на любой интерес в свою сторону, но и в отношения ни с кем вступать точно не планирует в ближайшее время. Арсений не отвечает на заигрывания девушек и любые конкретные предложения в довольно жёсткой форме отклоняет, полностью отдавая себя на растерзание своему горю. Антон не такой. Будучи год назад первокурсником, он еще не был глубоко знаком с университетской и факультетской жизней и потому еще ничего не слышал об Арсении Попове, его достижениях и трагедии, которую только-только прекратили обсуждать. Антон только-только начал узнавать старшие курсы, а Арсений жаждал чистого внимания, подсознательно хотел начать жизнь с чистого листа, чтобы избавиться от преследования слухов. — Блять, — срывается Арсений, вскакивая с дивана, быстрым шагом подходит к кухонной стойке, достает стакан и наливает в него воду из кувшина, жадно пьет, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Ему тревожно, тревожно от мысли, что сейчас он может оставить в голове мальчишку, начать додумывать за него любое его действие и бездействие, станет зависимым от мысли о нем — о человеке, о котором он даже толком ничего не знает. Известны лишь имя, курс и расплывчатая внешность, которую затмевают зеленые настороженные глаза. Арсений буквально швыряет стакан в раковину, уже просто не отдавая себе отчет в действиях и непривычно переполняющих его эмоциях, почти подбегает к рюкзаку, садится возле него на корточки и вытаскивает ноутбук, грубо бросая пустой рюкзак на пол. Открывает ноутбук здесь же, сидя на холодном кафельном полу у двери в квартиру, заходит в «Вконтакте». Не обладая особыми навыками нахождения людей через социальные сети, Арсений ищет в сообществах группу факультета и в поиске участников набирает «Антон» и нажимает «Найти». Сразу же всплывает список из двадцати страниц, каждую из которых Арсений просматривает, но не узнает Антона, с которым виделся несколько дней назад: какие-то страницы были заброшенными, какие-то не содержали в себе абсолютно никакой информации. Немного подумав, Попов ищет Антонов в сообществах группы первокурсников факультета и университета, группах «Подслушано», «Цитаты преподавателей», «Биржа трудоустройства», «Спортклуб», но каждый раз терпит неудачу. Уже позже в голову парня приходит более здравая мысль, чем слепо высматривать незнакомого человека на мертвых страницах. Приказы о зачислении, опубликованные на сайте факультета, доступ к которым был открыт всегда и каждому, нужно лишь верно ввести в поисковик необходимый запрос, то есть найти приказы на зачисление прошлого года. Арсений аккуратно вводит в поисковик на сайте университета «приказ о зачислении 2019-2020», галочкой выбирает название своего факультета и начинает скачивать все приказы подряд: бюджет, внебюджет и их разновидности. Свет ноутбука ярко бьет по глазам — двух работающих светильников перестает хватать для освещения всех комнаты, погрузившейся в вечерний мрак. Арсений встает с пола, подходит к дивану, ставит на маленький столик ноутбук, отмечая, что загрузка прошла уже наполовину, включает свет, не забывая погасить светильники, и садится на диван, в нетерпении ломая пальцы, следит, как полоска загрузки рывками двигается вправо. Как только файлы загружаются до конца, Попов хватает ноутбук и спешно набирает «Антон» в поисковой строчке первого попавшегося документа — «Бюджет. Общий конкурс. 1 этап». И, к удивлению Арсения, в этом же файле он находит нужного Антона — не с первой попытке, но находит.Антон Шастун
День Рождения: 19 апреля 2001 г.
Родной город: Воронеж
Страница Антона в Вконтакте — совершенно пустой профиль, если не считать даты рождения и города, откуда парень, видимо, и приехал в Москву. На странице всего одна фотография, опубликованная два года назад. На фото парень стоит на фоне бежевой стены в теплых золотых лучах солнца, которые проявляются пятнами, словно Антон стоит под деревом, и камера снимает парня так, что его видно по пояс. На парне белая свободная рубашка, верхние пуговицы которой расстегнуты, возможно, немного больше необходимого. Правая рука была поднята к лицу в момент, когда фотограф нажал на кнопку: кончики пальцев немного смазались, зато массивные браслеты и несколько колец отлично поймали фокус камеры. Глаза парня щурятся под мягкими лучами, но Арсений все равно узнает не только зеленое море оттенков в глазах Антона с фотографии, но и немного дерзкое выражение лица, по-необычному гармонично сочетающееся с мягкими чертами лица Шастуна. Арсений искренне счастливо улыбается.***
Антон не замечает, что наступил уже поздний вечер. Напряженно выписывая определения из ноутбука в конспектную тетрадь, он обращает внимание на то, что сидит в темной комнате, только тогда, когда глаза начинают жутко болеть от яркого света экрана ноутбука, а писать что-то в тетради становится невозможно. Что сказать, за целый год обучения в университете Антон до сих пор не мог избавиться от синдрома отличника, давая однокурсникам возможность не просто с интересом наблюдать за тем, как парень что-то постоянно учит и боится прогулять лекцию, но и подтрунивать над парнем, пытаться выезжать за счет его знаний и наработок. Таких людей Антон не любил и всячески гнал из своего окружения. За время обучения из коллектива группы Шастун сблизился только с Александром Вашем — редким распиздяем на парах, способным быстро понять любую тему и умеющим поддержать любой разговор, и просто душевным, хотя порой и душным, парнем. Дальше из параллельных групп Шастун хорошо знал Диму Позова — с ним парень часто виделся на лекциях, дополнительных занятиях по многим дисциплинам и тусовках. Дима был олимпиадником и выглядел соответствующе: вечные рубашки, идеально выглаженные, и большие квадратные очки. С Димой всегда был Сережа Матвиенко, просто вайбовый парень армянской сущности. Парень откидывается на спинку стула, вспомнив о друзьях-товарищах, устало отбрасывает от себя ручку и тянется, широко и громко зевая. Наверное, сейчас самой время сделать перерыв и забрать на некоторое время из другой комнаты телефон, чтобы, в первую очереди, позвонить маме, а уж потом ответить на все сообщения одногруппников, если таковые имелись. Антон встает со стула, тянется, с наслаждением выпрямляет сначала ноги, а затем и позвоночник, выгибаясь в пояснице назад. Резко выдохнув, парень бодрым шагом отправляется в соседнюю комнату, по пути нажимая на все подряд выключатели света. Квартира сразу оживает. Шастун, мурлыча какую-то незатейливую мелодию, отдалённо напоминающую «Плачу на техно», идет на кухню, ставит чайник на плиту, включает телевизор, оставляя «Муз-ТВ» и дальше исполнять какую-то новую модную композицию. Пританцовывая, парень долго моет заварочный чайник, по сути залипая на клип песни, всеми фибрами души восхищаясь его сюжетом: девушка бросила парня и теперь с личным водителем катается на мерседесе, каждые два метра выбрасывая деньги в лица почему-то проходящим мимо людям. Досмотрев до конца, парень засыпает в чайничек заварку и только потом идет к заряжающемуся на тумбочке около дивана телефону. На заблокированном экране высвечиваются несколько сообщений. Бездарности Максим Ключкин (19:03) если ссышь то так и скажи (Еще 86 уведомлений) Ира Кузнецова (18:57) Антош, не игнорируй меня… (Еще 4 уведомления) Дмитрий Позов (18:49) Шаст, ты обещал, что кинешь конспект Саша Ваш (18:48) бляжчжзсзс шаст это ты [Запись со стены] Арсений Попов (18:41) Ну привет, Тоша Заявка в друзья (18:41) Арсений Попов хочет добавить Вас в друзья Чайник свистит.