Один за всех и все на одного...

Таксист, пожилой мужчина, если и удивился странному малолетнему пассажиру в такое раннее время (было всего шесть часов утра), но, когда я показал, что у меня есть деньги, и сказал, что мне надо срочно к бабушке, потому что она заболела, молча кивнул и открыл заднюю дверцу машины. Площадь Гриммо. Было странно, что люди назвали это место именем мифического гончего пса из преисподней. Об этом я и спросил водителя. — Не знаю. Но я бы ни за что не согласился жить в том районе. Говорят, что там постоянно происходит какая-то чертовщина. Не завидую твоей бабушке. — Там самые дешёвые квартиры, — наугад пробормотал я, — а моя бабушка пенсионерка, откуда у неё деньги на дорогое жильё. — Я понимаю, — сочувственно кивнул водитель, — старики государству не нужны. Отработанный материал.* Водитель остановил машину, не доезжая до самой улицы. — Всё, парень, дальше не поеду. Как-то стрёмно здесь. — Хорошо, — я отдал ему деньги (Златокруст обменял мне галлеоны на английские фунты) и вышел из машины, — спасибо, сэр. — Да не за что. — добродушно кивнув тот. — Я вот что тебе скажу, пацан, забирай свою бабку отсюда. Не гоже старым людям жить в таком гнилом месте. Да и молодым тоже. Не понимаю, чего это место не сравняют с землёй… — ворчливо проговорил мужчина и с силой нажал на педаль. Машина с визгом тронулась с места и, развернувшись, стремглав исчезла из вида. — Удачи вам на дороге, сэр, — крикнул я в ему вдогонку, послав капельку своей магии. Хороший человек, почему и не поделиться удачей. Оставшись один, я огляделся. Мрачная улица с ещё мерцавшими кое-где фонарями на первый взгляд казалась необитаемой. Законченные фасады стоящих вокруг высоких обветшалых домов имели, мягко говоря, неприветливый вид. На первом и втором этажах некоторые из окон были разбиты, краска на дверях облупилась, у ведущих к ним ступенек кучками лежали горы переполненных мешков с мусором, от которых разило гнилью и зловонием. В них рылись бродячие собаки, кошки и крысы. Но с верхних этажей из открытых настежь окон доносились голоса людей и звуки работающих радиоприемников. Я, брезгливо поморщившись, прошёлся вдоль домов. Прямо передо мной — дом номер 11, левее — номер 10, правее — номер 13. — Хм. А где номер двенадцать? — озадаченно проговорил я вслух. И тут между домами 11 и 13, откуда ни возьмись, появилась видевшая виды дверь, а следом — грязные стены и засаленные окна. Добавочный дом словно бы взбух у меня на глазах, раздвинув соседние. Музыка в домах звучала как ни в чем не бывало. Живущие там люди явно ничего не почувствовали. Я стал подниматься на крыльцо по истёртым каменным ступеням, не отрывая взгляда от возникшей из небытия двери. Чёрная краска на ней потрескалась и местами осыпалась. Серебряный дверной молоток был сделан в виде извивающейся змеи. Я только дотронулся до молотка, как услышал много громких металлических щелчков и звякание цепочки. Дверь, натужно скрипя, отворилась. Переступив порог, я попал в почти полную тьму прихожей. Пахло сыростью, пылью и чем-то гнилым. Дверь за мной захлопнулась и мрак в прихожей стал вовсе непроницаемым. Через мгновение раздалось тихое шипение — на стенах ожили старинные газовые рожки. В их слабом мерцающем свете возник длинный мрачный коридор с отстающими от стен обоями и вытертым ковром на полу. Над головой тускло отсвечивала затянутая паутиной люстра, на стенах вкривь и вкось висели потемневшие от времени картины. Из-за плинтуса до меня доносилось какое-то шебуршение. Я прошёл мимо пары длинных, изъеденных молью портьер, за которыми, по моему предположению, должна была находиться дверь. Но это было не так. Траченные молью бархатные портьеры распахнулись, но никакой двери за ними не было. На долю секунды мне почудилось, будто я смотрю в окно, за которым стоит и кричит, кричит и кричит, точно её пытают, старуха в чёрном чепце. Потом я понял, что это просто портрет в натуральную величину, но портрет самый реалистический и самый неприятный на вид из всех, что довелось мне видеть. Изо рта у старухи потекла пена, она закатила глаза, жёлтая кожа её лица туго натянулась. — Мерзавцы! Отребье! Порождение порока и грязи! Полукровки, мутанты, уроды! Вон отсюда! Как вы смеете осквернять дом моих предков… Я стоял и в недоумении смотрел на бессильно беснующуюся женщину. Ждал, когда она выкричится. Та заметив, что ей никто не отвечает, открыла глаза и в замешательстве посмотрела на меня. — А ты кто ещё такой? И как сюда попал? — надорвавшимся от крика голосом спросила она. — Я? Я Гарри Поттер, мэм, — вежливо улыбаясь ответил я и галантно поклонился даме. — А вы кто? — Что? — рыкнула дама, — Да как ты смеешь, наглый мальчишка, помесь предателя крови с грязнокровкой! — Мэм, простите моё невежество, но я думаю, что всё же не дело оскорблять незнакомых людей, даже не представившись. — Я леди Блэк! Хозяйка этого дома, который осквернил мой сын, позорище моей плоти, когда позволил находиться здесь рыжим тараканам — предателям крови и этой малолетней грязнокровке, которая так и роется в библиотеке, — выпрямившись, гордо откинув голову и сверкнув голубыми глазами, произнесла дама. — Бывшая хозяйка… — поправил я, глядя на неё исподлобья. — Мне рассказывали, что леди Блэк была почтенной, благородной и уважаемой женщиной. Но то, что я сейчас вижу, даёт мне право сомневаться, что это мнение на счёт вас, мэм, было истинным. Вы, простите меня, сейчас даже не человек, и ведёте себя неподобающим светской даме образом. Чего вы добьётесь своими криками и оскорблениями? Ничего! — Кто вам рассказывал обо мне? — спросила нарисованная дама неожиданно спокойным, умиротворённым голосом. — Мой прадед, Чарльз Поттер. Он, кажется, был другом вашего свёкра Арктуруса Блэка. — Чарльз Поттер, — она глумливо закатила глаза, — очень импозантный был мужчина. Но, молодой человек, Чарльз Поттер давно умер. Намного раньше меня. Где вы могли говорить с ним? Я пожал плечами и загадочно улыбнулся. — Зачем вам это знать, мэм? — Да, ты прав, юноша. Мне незачем это знать, — дама уселась в нарисованное кресло и пытливым взглядом упёрлась в меня. Я, честно сказать, впервые видел, что портреты могут изображать какие-то эмоции. Морэ говорила, что портрет волшебника — всего лишь слепок его души. Он не живой и помнит лишь то, что было до того, как его написал художник. Он может говорить, но не думать. У портретов нет живого разума. Так почему этот портрет так ведёт себя? Как будто изображённая на нём женщина жива? Или же в портрете заключена сама душа? Душа леди Блэк не отправилась после смерти на перерождение? Что-то тут не совсем чисто. Надо попросить Морэ разобраться в этом. — Так зачем ты сюда явился? — раздражённо спросила дама. — Сам не знаю, — вздохнув, ответил я. — Может, проведать своего крёстного?.. Кстати, как он? — А, — досадливо поморщилась дама (ещё одно замечание, нарисованные лица не могут изображать мимику), — пьёт и спит целыми днями. Эта рыжая тварь чем-то травит его. — Травит? Вы имеете в виду миссис Уизли? Чем травит и зачем? — Как зачем? Если Сириус умрёт, не оставив после себя наследника, то один из её выродков может получить всё наследство Блэков. И этот дом, и хранилище в банке, и главенство над родом. — Почему? — непонимающе спросил я. — Потому что мать этой сучки — дочь от первой жены моего свёкра, которая умерла при родах. Мой муж Орион сын от второй жены, — тут дама задумалась, а я молчал и переваривал полученную информацию. — Слушай, молодой человек, а ведь в тебе тоже течёт кровь Блэков. Твоя бабушка Дорея по отцу приходилась родной сестрой Арктурусу Блэку. — Знаю. И что? — Ты можешь принять род Блэков под свою руку. — Я? — я удивлённо ткнул в свою грудь пальцем, — Как вы меня только что назвали? Помесь предателя крови и грязнокровки? И вы мне предлагаете взять на себя ответственность за род, который благодаря вам, вашей ненависти к инакомыслящим и вашей лужёной глотке потерял всё своё величие, которые зарабатывали ваши предки столетиями? Зачем бы мне это делать? У меня есть свой род, который тоже надо вытаскивать из дерьма, куда его засунул мой отец. Так зачем мне ещё вешать на шею чужое наследство? Мне нет никакого дела до вашего семейства, как и вам в своё время не было никакого дела до сироты, выброшенного в младенческом возрасте к маглам. Сейчас вот вы вспомнили, что моя бабушка была сестрой Арктурусу Блэку. Так где же вы были, когда я нуждался в заботе, пусть хоть не в любви, но нормальной заботе, какая необходима каждому ребёнку, в родных людях? Не только Сириус предатель крови и магии… Вы все предатели магии. И ваш род должен уйти. И запомните — Лили Эванс, моя мама, была Одарённой Магией. Надеюсь, вам это о чём-то говорит, чтобы в следующий раз вы не раскрывали свой рот и не магохульствовали. А сейчас, простите, мне надо найти своего крёстного, — я вежливо поклонился растерянной нарисованной даме и вышел в другую комнату, которая, по всей видимости, была когда-то столовой. Увеличив голос чарами, я закричал: — СИРИУС! ВЫХОДИ! К ТЕБЕ ТВОЙ КРЕСТНИК ПРАЗДНОВАТЬ СВОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ПРИШЁЛ!..