Летел и таял

Голову вело. Андрей помотал ей из стороны в сторону, как бык, получивший удар между рогов. Воздух приходилось укладывать в легкие чуть ли не силой — он был тяжелым, вязким, не свежим. В Столице просто воняло — индустриализацией, немытыми конями, рынками, иностранцами, а здесь пахло, да, но постоянно, и не спрятаться от душистого аромата никуда. Он швырнул сумку с вещами в доме; верхний этаж полностью оккупировал Петр, зато ему достались все остальные комнаты. Было грязно и пыльно, но все лучше, чем тюрьма. И вот он сидел на лавочке рядом с площадью Мост. Воздух не шел — он подменял его табаком. Местные сигареты оказались не такой дрянью, которую он ожидал, и курилось легко, только выдыхалось трудно… Провинция, мать ее. Симон Каин пообещал им божеские условия, но пока что у Андрея было много вопросов к тому, что Симон называл божеским. Наверное, он был атеистом. — Брат. Это Петр подал голос. Андрей уже и сам понял: к ним шла юная девица со строгим взглядом; она спрятала руки в широких рукавах темного, аконитового платья. — Дядя готов вас принять. Пойдемте.

***

Каины... Андрей не доверял им, хотя уже понял, что Симона здесь, вроде как, любили. Пока брат обустраивался, готовился к тяжелым разговорам или чем он там занимался наедине со своей гениальностью, старший Стаматин бродил по улицам, заходил в лавки, общался с местными. Кого любили? Кого не любили? Степняки смотрели на него с подозрением, городские — со снисходительностью, но он умел развязывать языки даже без оружия, одной харизмой. Еще здесь были дети; наверное, на каждого взрослого приходилось по три отпрыска. Оно и немудрено... чем еще заняться в полупустом городе вдали от цивилизации, где из развлечений только спиртовуха и, собственно, к бабе пристать? О том, что в Городе табу, Андрею дали понять еще при въезде... Ну так вот, дети. Андрей плохо с ними ладил, но стоило показать сорванцам кастет, дать подержать и даже ударить ни в чем неповинный куст, как они раскрылись перед ним тоже. Итак, Каиных считали чем-то вроде интеллигенции, белоручки-мечтатели, богачи, приехавшие это свое богатство разменивать на что-то еще, черт один знал, на что; Ольгимские — барин и его жена-ангел, известная добротой и гостеприимством, отчасти потому Тяжелого Влада и терпели, что супруга у него была замечательная; и, под конец, Сабуровы — все отзывались об Александре уважительно, но как будто неискренне, что-то не договаривая, а о Катерине... О ней говорили разные вещи. Андрей пожал плечами и перестал про нее спрашивать.

***

Симон и Георгий сидели напротив, как два отражения одной и той же сказки. Если кто-то и говорил, что они были близнецами, то, в отличие от него с Петром, наверное, духовно. Симон похож на северянина: точеный подбородок, прямой нос, гладкие щеки: Георгий, в свою очередь, на доброго деда, только взгляд пронизывающий. Андрей чувствовал себя бусиной, которую проткнули леской. Под столом он положил ладонь на колено брату, мол, не бойся, я рядом. Если уж его эти двое заставляли чувствовать себя не в своей тарелке, то Петру, как он думал, должно быть еще хуже. — Мы долго думали, кого пригласить для такой деликатной работы, — начал Георгий, его голос отражался от каменных стен. Андрей взглянул вверх — потолок был слишком близко, давил, душил. — Выбрали вас, дорогие Петр и Андрей. — О, ну «выбрали» — сильно сказано, — произнес Андрей, подавшись вперед. — Вернее будет: «выловили из лап жандармов, а потом поставили ультиматум и притащили сюда». Незнакомый человек, сидящий в тени комнаты, хмыкнул — и только тогда он его заметил. Сухой низкорослый старик с восточной внешностью вышел к ним, и Андрей с вызовом посмотрел на него. — Представься, — скомандовал он прежде, чем кто-либо из Каиных открыл рот. Он никому не позволял смеяться над собой. — Мое имя вам ничего не скажет, Стаматин, — ответил старик с акцентом. — Я буду вас направлять в ваших изысканиях. — Знакомство вышло раньше, чем я того хотел, — медленно вмешался Симон. Он сидел, закинув ногу на ногу, придерживая подбородок рукой. — Архитектор отказался от имени, но поверьте, многое, что вы здесь увидите, было создано под его началом. К примеру, Собор. Уже были внутри? — Нет, — холодно ответил Петр, поскольку Андрей был занят — изучал взглядом противника. — Сходите. Я хочу, чтобы теперь вы творили здесь. Мне не нужны заурядные дома или бессмысленные, но красивые здания; мне нужно чудо. И я верю, что вы сумеете его создать. Андрей снял ладонь с колена брата и заложил обе руки за голову. Он злился, а еще больше его бесила необходимость концентрироваться на разговоре. — Вы в такую глушь уперлись, чтобы чуда искать? Симон улыбнулся, от чего у Андрея внутри вдруг стало холодно-холодно. — Я строил этот город. Мы строили. — Он кивнул в сторону Георгия. — Нет ничего невозможного. Я считаю, что из любой вещи можно создать шедевр. Прежде, чем вы начнете пошло острить, скажу, что уверен в вашем успехе, в том, что все получится. Предсказываю. Заклинаю. Временем мы уже умеем управлять, но что есть время без понимания, что такое жизнь? Можешь остановить момент, можешь заставить часы пуститься в галоп; едва ли это заставит человека вырасти. Понимаете, о чем я говорю? — Да, — сказал Петр. — Нет, — честно признался Андрей. — Тогда я продолжу. — Симон смотрел теперь только на младшего Стаматина. — Нельзя понять, расслаблен ты или нет, если до того не напрячь все нутро. Нельзя понять, что есть зло, когда нет понятия о добре. Мистики Города хорошо это понимают, но совершенно не умеют расти. Расти, развиваться, отрываться — это гораздо важнее, чем пускать корни и закапываться все глубже в прошлое. — Это все просто слова громкие, — перебил Андрей, махнув рукой. — Что конкретно вы от нас хотите? — Невозможного. Доказательство, что физики не существует. Он перевел взгляд на брата. Петр хорошо умел скрывать горящие глаза, неподдельное счастье и что-то еще такое, чего Андрей не знал, однако сейчас он весь был костром, присмотришься — щепки полетят. Тогда он промолчал; стала утекать постепенно злоба на Архитектора, который, вишь ты, такая важная птаха, что даже представиться не могла… Они остались у Каиных на обед. Симон куда-то ушел, зато появились Виктор — человек с уставшим лицом, уже знакомая им Мария, мальчик с лицом, как у отца, но еще не таким понурым, просто серьезным. Андрей на пробу скорчил ему рожицу; сперва Каспар делал вид, что ничего не заметил, а потом недоумевающе поднял бровь. Стаматин расхохотался. Вечером они лежали с братом на полу их нового дома, разглядывая потолок. — Надо сюда что-нибудь повесить, — предложил Андрей. — Дай мне начать работать, — ответил Петр, подгрызая ноготь большого пальца. — Скоро я здесь все увешаю. — Буду ждать. Он улыбнулся и положил голову на плечо младшему, закрыл глаза. В скором времени Город должен был представить им свои чудеса — и выдержать их.