Великолепный век

- Его Императорское величество у себя в покоях? Лянь из последних сил сдерживал злость, обиду и жгучую ревность. Кинжал скрыл длинный рукав его одежд. - Да. Он здесь. Я доложу о Вашем приходе. Желание просто ворваться в покои любимого было велико, но Се Лянь ещё не до конца потерял остатки самообладания. Ему безумно хотелось посмотреть в его глаз. Мысленно Лянь молился небожителям, чтобы в родном взгляде не угасла любовь к нему. Он ведь только обрёл семью, почувствовал, что значит быть любимым. Се Лянь не выдержит боли от потери всего этого. Тяжёлые, богато украшенные резьбой двери распахнулись перед ним. Наложник медленно вошёл, глаза его чуть покраснели, а лицо потеряло еле заметный очаровательный румянец. Хуа Чэн ощутил беспредельную радость, когда узнал, что его любимый пришёл к нему, но, видя Се Ляня сейчас, беспокойство наполнило его душу. Он отложил сияющее кольцо, над которым работал, в сторону. - Се Лянь... - Ты говорил, что любишь меня. Неужели одна моя ошибка всю её вытеснила? Что это за любовь такая, которая не прощает? От взгляда Ляня внутри сердце Хуа Чэна кровью обливалось. Столько в нём было печали и... любви. Наложник впервые на него так смотрел. Слёзы стояли у Ляня в глазах, выражая тоску по своему господину, что съедала его душу. Если раньше Хуа Чэн сомневался во взаимности своей любви, то теперь не был уверен, что способен в полной мере ответить на столь сильные чувства Се Ляня. Столько любви, столько страсти, что можно обжечься. Хуа Чэн готов был сгореть в этом пламени заживо. Повелитель не понимал, о чём возлюбленный говорит. За что он просит прощения? - Там, за дверью, уже наверняка ждёт наложница и думает, когда я отсюда выйду. Повелитель, моё сердце разрывается от боли. Прошу лишь об одном: если разлюбил меня, то убей. Останови мои страдания. Хуа Чэн опустил взгляд. Ладонь Се Ляня сжимала лезвие кинжала с такой силой, что на цветной ковёр капала кровь. Наложник, будто не чувствуя боли от пореза, продолжал смотреть на своего господина. Император, конечно, ни о какой наложнице не знал. Видно, мать решила на время взять всё в свои руки. Хуа Чэн решил обязательно с ней поговорить. Но позже. Повелитель обхватил запястье раненной руки и забрал кинжал, когда ослабевшие пальцы разогнулись, отпуская лезвие. Се Лянь зажмурился и зашипел от боли. Слава Небожителям, рана была не очень глубокая. - Лянь, ты - моя единственная любовь. Мой господин, отец моего ребёнка. В моём сердце нет места для других. Я ничего не знал. Как ты мог только подумать о том, что я тебя разлюбил? Раненную руку Се Ляня он так и не отпустил. Лянь смотрел на него не моргая и, кажется, не дыша. Запястье в сильной хватке Хуа Чэна горело огнём. Наложник не сразу заметил, как Император коснулся его щеки. - Повелитель, любовь к Вам толкает меня на безрассудные поступки. Лянь прикрыл глаза, ощущая лёгкий поцелуй на переносице. Тепло губ. Такое приятное и родное. Как он по нему скучал. - Наверное, я недостаточно показываю свою любовь, если в голову моего господина закрались такие страшные мысли. На лицо Се Ляня вернулся лёгкий нежный румянец. Хуа Чэн улыбнулся и, не отрывая губ, спустился к порозовевшей щеке. Император безмерно соскучился по своему наложнику и, не сдержавшись, зарылся рукой в небрежно заплетённые волосы и жадно поцеловал. Се Лянь замер от неожиданности, но через пару секунд приятно расслабился в руках любимого. Его целовали так горячо, властно и нетерпеливо, что у юноши подкашивались ноги. Лянь протянул руки к своему любимому, но тут же опустил их. Он хотел обнять своего господина, но боялся испачкать ткань его одежд. Хуа Чэн остановился, решив, что Се Ляню больно. *** - Очень болит? - заматывая ладонь любимого, спросил Император. - Мой господин со мной, и мне не больно. Хуа Чэн поднёс раненную руку Се Ляня к губам и поцеловал центр ладони через повязку. От слов наложника внутри всё приятно потяжелело. Губы горели от долгожданной близости. Хуа Чэн боролся с неистовым желанием зацеловать любимого до дрожи, чтобы он больше не смог уйти из его покоев. - Ты так сильно любишь меня? Губы опустились чуть ниже на запястье. Летящая синяя ткань опустилась до локтя, оголяя молочную кожу. - Больше жизни. Ты только это понял? Се Лянь смотрел на Повелителя с такой нежностью, что Хуа Чэну казалось, будто его сердце не выдержит и просто лопнет от таких сильных чувств. Император легко и немного щекотно провёл губами до локтя любимого, обжигая кожу своим дыханием. Лянь шумно выдохнул и прикрыл глаза, отдаваясь приятным ощущениям. Наложник вздрогнул, услышав, как Хуа Чэн встал с кровати и отпустил его руку. Сразу стало так холодно. - Не открывай глаза, - попросил Повелитель. Холод серебра окутал его палец, а губы обжёг поцелуй господина. Лянь открыл глаза, встречая взгляд, полный желания. Хуа Чэн вновь поднёс руку наложника к своим губам. На пальце сияло кольцо с небольшой бабочкой с бриллиантовыми крыльями, крошечное тело представляло собой четыре маленьких сапфира. - Бабочка - символ правящего рода. Я хочу, чтобы ты никогда не забывал о том, какие чувства я испытываю к тебе. Мой вспыльчивый, мятежный господин. Хуа Чэн оставил лёгкий поцелуй чуть выше кольца. Лянь не мог спокойно выносить эту картину. Наложник пододвинулся ближе, притягивая своего господина для поцелуя. Хуа Чэн на секунду замер, он так обожал, когда любимый сам его целовал. Мгновение, и наложник лежит на постели. Хуа Чэн так соскучился по теплу Се Ляня. Он целовал всё, до чего мог дотянутся. Рука Правителя нетерпеливо нырнула под множество слоёв одежды и погладила колено. Лянь от приятных ощущений запрокинул голову, открывая шею. - Ах... Хуа Чэн, ещё тридцать дней не прошло. Нужно остановиться, - произнёс Се Лянь, спотыкаясь о собственные стоны. Видят Небожители, остановиться - это последнее, чего он сейчас хотел. Его повелитель так давно его не касался. Тело, изголодавшееся по ласке, чувствовало всё так остро. Влажное прикосновение языка к шее обожгло нежную кожу. Кровь будто превратилась в лаву, разнося огонь возбуждения по телу. Тёплая ладонь Повелителя, чуть раздвинув ноги наложника, легла на внутреннюю сторону бедра. Сдавленный стон слетел с покрасневших губ Се Ляня, лаская слух повелителя. Хуа Чэн, чувствуя, как часто дышит Се Лянь, глядя в эти затуманенные любовью и страстью глаза, уже хотел послать правила ко всем гуям, но вовремя вспомнил. Правило тридцати дней было введено, чтобы дать телу восстановиться после родов. Когда дело касалось мужской беременности, лучше этим правилом не пренебрегать. - Повелитель... Как тут остановиться, когда тебя так зовут, заходясь в стоне удовольствия. Хуа Чэн ловко ослабил плотный пояс, удерживающий одежды Се Ляня. Император вновь поцеловал любимого. Тягуче и медленно, словно растворяясь в возлюбленном. Хуа Чэн отстранился, с хитрой улыбкой замечая, как Лянь потянулся за ним, прося ещё. Губы Повелителя чувственным поцелуем опустились на шею Се Ляня. Наложник простонал, Хуа Чэн не мог оставить его в таком состоянии, да и ему самому хотелось доставить любимому удовольствие. Благо для этого есть множество способов. Се Лянь вздрогнул от неожиданности, когда Повелитель поднялся и опустился вниз, оставляя укус на чувствительной и мягкой коже внутренней стороны бедра. - Повелитель... Хуа Чэн. Ах... Как же хорошо и так горячо. Император улыбнулся, не отрывая губ от кожи. Наверняка, его милый возлюбленный сейчас невероятно смущён. Что ж. Он готов сделать так, чтобы Се Лянь от наслаждения забыл о стыде. Язык прошёлся по покрасневшему от укуса месту, зализывая и успокаивая. Ему самому не помешало бы успокоиться. От долгожданной близости кружилась голова. Соблазн так велик. - Я люблю тебя, Се Лянь. Никогда в этом не сомневайся, - произнёс Хуа Чэн, обжигая истерзанное им местечко своим дыханием. Се Лянь еле услышал его, но остро почувствовал своей кожей. Наложник чуть не задохнулся от собственного стона, когда поцелуи поднялись выше по бедру. - Господин, что же Вы со мной делаете? Лянь не мог смотреть на это, поэтому зажмурился и запрокинул голову, закрывая лицо длинными рукавами. - Лянь, любовь моя, посмотри на меня. Я хочу, чтобы ты видел, как сильно я тебя люблю, и вспоминал эту картину каждый раз, когда появится хоть капля сомнений в этом. Слёзы наслаждения потекли из глаз Се Ляня. Как можно спокойно такое слушать? Внизу всё горело. Так невыносимо приятно и сладко... и влажно. Се Лянь зашёлся громким стоном. *** - Мой господин... Лянь не мог пошевелиться, всё ещё находясь под тёплым и тяжёлым одеялом блаженства. Конечно, после всего Хуа Чэн его не отпустил. Крепко обнял сзади, прижимая к себе за талию и поглаживая. Император целовал его волосы, лицо, с которого понемногу стал сходить лихорадочный румянец наслаждения. Под бесконечным ливнем нежных и лёгких поцелуев Се Лянь заснул, чувствуя себя уставшим и... любимым. *** - Инь Юй, нужно уменьшить налоги для местных торговцев и повысить для приезжих из королевства Уюн. Завтра на совете я об этом сообщу. Также принеси завтра на совет доклад, что мы с тобой недавно закончили. На этом всё, можешь идти, - Хуа Чэн, отдав приказ, вновь опустил взгляд на документы. Уже было поздно: свечи и факелы горели по всему дворцу, даря свет и тепло и делая его более уютным. Голова уже не хотела думать, затуманенная ароматами благовоний, что жгли в покоях Императора по вечерам. - Мой Повелитель, сегодня с рождения принца прошло тридцать дней. Если вы позволите, я сообщу господину Се Ляню, - заметив задумчивое настроение своего господина, произнёс смотритель Императорских покоев. - Не надо. Я сам к нему пойду. Хуа Чэн вышел из своих покоев быстрым шагом. Лянь сидел в хаммаме, вдыхая ароматный пар и расслабляясь. Тридцать дней прошли, но в последнее время у Хуа Чэна много дел, и Се Лянь пытался успокоиться, но внутри всё горело в предвкушении. Одна из служанок мягко массировала ему виски. Лянь прикрыл глаза. Запах лавандового мыла впитывался в его тело, даря успокоение.