Держи меня за руку, а?

Несколькими месяцами ранее. Серость. Единственное слово, которое подходило этому Богом забытому месту. Я свернул в один из мрачных дворов, со всех сторон утыканного безликими многоэтажками, для чего-то ещё раз перепроверив одинокую смс-ку, высланную мне вчера вечером со скрытого номера. Конечно я знал от кого она. Как и то, что рано или поздно он отыщет меня, вновь вцепится когтями, разрушая ту минутную передышку, что я себе позволил. Вопрос лишь в том, почему не сделал это ранее, до того момента, как я накопил сил достаточно, чтобы обозлиться и вырастить новые клыки, острее и больше. Чтобы принять мысль о том, что готов умереть ещё сотню раз, лишь бы защитить своё бесценное сокровище. Внутри буйно цвела иррациональная ненависть к окружающему миру и лично к Редфилду, и я ни минуту не хотел его видеть. Ни его, ни его проклятую организацию, благодаря которой моя жизнь покатилась с отвесного склона прямо тартарары. «Ты только поспокойнее, хорошо, Уинтерс?» — Как ты вычислил? — грубо бросил я вместо приветствия, наблюдая перед собой мрачную фигуру Криса в излюбленном чёрном пальто. Я волновался? Возможно. Безуспешно старался утихомирить плескавшуюся бурной волной злость и подлый страх неизвестности, пытаясь не думать о том, куда меня могут завести собственные слова. «Ёбаный в рот, Уинтерс, успокойся, не время». — Ячейка. Думаешь, я не знал о ней? — в полутьме чиркнула зажигалка, освещая нахмуренное и уставшее лицо. — Привет, Итан. Дешёвый зелёный пластик мелькнул меж нервно подрагивающих пальцев и скрылся во внешнем кармане. Я и не помнил уже, когда он последний раз курил. Крис, как и я, совершенно не разбирался в куреве, предпочитая в редких случаях стрельнуть сигаретку у своих подчинённых или глотнуть крепкого алкоголя. Выдержка ни к чёрту, да? Я только хмыкнул ему в ответ, а Крис продолжил: — Забрать деньги могла либо Мия, либо ты. — Счёт открывался втайне. Интересно, куда ещё ваша вшивая свора успела всунуть свои носы? — У нас всё под контролем. — Под контролем? Поэтому вы пропустили Миранду? Я не смог придушить язвительный и колючий вопрос. Потому что у них всё под контролем. Всё под, мать его, контролем. Хотелось заехать Крису в лицо, схватить за воротник и размазать его об эту серую бетонную стену, добавив ей новых красок. Под контролем, блять. — Это наша недоработка, не стоит мне напоминать. — Недоработка? Похищение Розы и смерть моей жены — всего лишь какая-то недоработка? — Я лично вынес её тело на руках, Итан, и мне не меньше твоего хреново от мысли, что я не успел, — он отвёл глаза и глубоко зятянулся, так, словно дым мог заменить ему кислород и вытеснить щемящую тоску, засевшую где-то меж лёгких. — Я даже не видел её тело, — голос мой предательски дрогнул, выдавая с головой припрятанное поглубже волнение. Вся бравая спесь сошла на нет, уступая место ледяной тоске. Мне тяжело было видеть Криса, а ему было тяжело скрывать этот свой взгляд, насквозь пропитанный горечью и сожалением. — Вы обещали дать защиту, — упрёк вырвался сам собой и так жалобно, что мне на мгновение стало стыдно. Всё это казалось ёбаным бредом. Моё присутствие в этой сырой облупленной подворотне, наш диалог, да даже на треть истлевшая сигарета в зубах Редфилда. К чему это всё? — Извини. — Иди к чёрту, Редфилд. Нет у меня времени на извинения. Нет. У меня есть только момент здесь и сейчас, где я застрял, а теперь просто обязан выкарабкаться — не ради себя, а ради тех, кто дорог мне. — Что теперь тебе нужно? — Забрать вас с Розой в одно из убежищ Альянса. — Нет. — Так будет лучше, — тон такой, словно он бездушная машина с загруженной в память единственной программой. Я лишь отрицательно покачал головой, подмечая как пролегла глубокая борозда меж его тёмных бровей. Ты вообще человек? Может это тебе вырвали сердце в той схватке? Чёртов Крис, ты сам-то веришь в свои заранее заготовленные фразы без капли искренности и нелепые убеждения, что так будет лучше? — Там вы будете в безопасности. — Нет, — я вновь мотнул головой, чувствуя, что начинаю закипать. Вот-вот и терпение треснуло бы, мерзко заскрипело, словно битое стекло под подошвой ботинка. — Нет, Крис, ты не посмеешь, ради Мии, ради Розы, ты даже не посмеешь это сделать. Иначе я порву тебя на куски, — мой палец угрожающе уткнулся ему в грудь, — ты и твоя сраная организация и так натворили делов. Меня ты, блять, хоть на запчасти разбери, но не трогай Розу. — Ты уверен, что сможешь? — Крис раздражённо оттолкнул мою руку. Ладонь у него была до жути ледяная. — А ты? — я задержал взгляд на кончике сигареты, что медленно и тягуче тлела, всё ещё зажатая меж зубов. Вместе с ней и тянулись и секунды, прежде чем он глухо вымолвил: — Не знаю. Мы резко умолкли, не смея произнести ни звука и вперив глаза в побитый временем асфальт. Мимо, пошатываясь, прошёл случайный прохожий, даже не удостоив вниманием застывших друг напротив друга незнакомцев. Мои пальцы подрагивали и я ногтями царапал собственное бедро сквозь плотную ткань штанины. Опять всё ни к чёрту. — Итан… — Крис разорвал затянувшуюся молчанку и произнёс моё имя неуверенно, словно страшась дальнейшим продолжением фразы задеть меня. — Как ты выжил? Я выпустил нервный смешок. Где-то в висок назойливо стучала мысль рассказать, поделиться, но я упрямо и с нажимом придушил её и лишь выдал заранее заготовленную фразу, впрочем, особо не надеясь, что он поверит: — Отобрал у суки Розу и унёс ноги прямо перед самым взрывом, один местный подсобил. «Я почти подох в той схватке, а Розу забрал едва живой Карл ещё до её окончания. И зачем-то вернулся за мной», — вот был верный и на сто процентов честный ответ. — Местный? — Местный, — уточнять я не стал: Редфилд и так понял о ком именно речь. Как и в секунду распознал мою маленькую ложь — чёртов проницательный ублюдок — и вцепился своим колючим взглядом в надежде на то, что я продолжу и поведаю ещё что-либо. Не поведаю. По крайней мере, не сейчас. Я поднял на Криса глаза, давая понять, что между нами глубочайшая пропасть, а в ней бурлящая смесь из потери, разбитых жизней и надежд. И я не готов делать отчаянный прыжок над бездной ради него и попытки быть хоть на минуту дружелюбным. Да он и не поймёт. А степень моей искренности нынче понижена, и не слегка. «Гейзенберг, его судьбу решишь ты», — воспоминание так некстати припечатало расплавленным сургучом и напомнило об узорах шрамов на коже. Решил. Отлично решил. События хлынули и завертелись спутанным тугим клубком, а хозяйка-судьба без зазрения совести и совсем невежливо повернулась к нам одним местом. Стянула тугую верёвку на шее и подвесила тебя, Итан, да этого бывшего Владыку заодно, чтобы не скучно одному болталось в петле. Выдернула и резко окунула в беспроглядный омут, не то что головой, а по самые пятки. Но явно не рассчитывала, что два ненормальных сплетутся вместе, найдут друг в друге то, что искали долго и безнадёжно. Я, не особо раздумывая, принял предложение прикончить эту суку Миранду на пару с Карлом, а взамен он вытащил меня с того огненного ада на своей спине. План был донельзя прост и прямолинеен: загрузиться боезапасом, прийти и завалить тварь. Первоочерёдная задача спасти Розу — что уж, о таком аспекте, как выживание мы не особо и думали. Глупо и несколько по-детски надеялись на положительный результат. И как назло всё изначально пошло по пизде. С этой фабрикой, Мирандой, что решила раньше времени покончить со мной отнять самое ценное — добытое сквозь пот и кровь. Она продырявила мне грудину, и я мог поклясться, что почувствовал прикосновение её холодных тонких пальцев к своему сердцу. Не дотянулась сука, получив ответ от Карла, и бросила дело на полпути, сбежав с колбами. Мне дрожи в коленках чесалось плюнуть паскуде в лицо и посоветовать заканчивать начатое, потому что мы припёрлись следом. И я выжил, да. А ещё чудом победил, хоть эта победа и не принесла мне никакого облегчения, кроме удушающей звенящей пустоты и понимания, что это только начало. Карл забрал Розу, как я и просил, а с ней и обессиленного меня, прилепив на лицо дурацкую ухмылку: «Я ничего не смыслю в человеческих детёнышах, папаша. Поднимай зад». Я искренне ему благодарен за спасение, хотя на деле почти ничего не помню из того, что следовало за тем чертовски здоровым и ослепительным взрывом, что должен был положить конец всей этой затянувшейся истории. Только то, что смертельно бледный Гейзенберг, знатно прихрамывая, потащил моё почти безвольное изрешечённое тело, со странной бережностью придерживая под руку. — Погоди… — мучительно простонал я, выхаркивая кровь и куски лёгких на землю. И эта заминка едва не стоила нам всем жизни. Раскалённый осколок распорол мне бедро, оставив глубокую рваную борозду, и с мерзким хрустом впился под рёбра. Запахло палёным. В подсознании укоренился лишь скрежет металла и треск сломанных костей. Глухой женский вскрик — такой отстранённый, раздражающий и едва слышный на периферии уха. Кому он принадлежал? Чужая улыбка, в момент лучезарная и такая тёплая, а после медленно сползающая с лица. Я даже не мог понять, была она на самом деле или же это бредовые сюрпризы утомлённого мозга. Падение тяжёлых капель на промёрзшую землю. Нырок в непроницаемо чёрную бездну и водоворот. Тягучий водоворот с проблесками ярких образов и вспышек. А далее тишина. Я плавал в этой безграничной и вязкой тишине, где времени не существовало, где оно не толкало свой бушующий поток, пронизывая нитями всё живое. Возможно как-то так и должна выглядеть смерть. Не знаю. Как и не знал, сколько пробыл там, прежде чем меня рывком выдернуло и выбросило на белый свет, как беспомощного младенца. — …ише ты! Успокойся, блять! — нечто тяжёлое придавливало мою грудь, настойчиво укладывая обратно в койку. Шершавые пальцы бегали по волосам, легко поглаживая их смахивая в сторону со вспотевшего лба. Комната троилась и плыла, и среди этого мельтешения я лишь на короткое мгновение выхватывал обеспокоенный взгляд светлых глаз. В горло мне вливали нечто гадкое, дурно отдающее спиртом и травой, от чего я надсадно кашлял, судорожно вздрагивая всем телом. Я тогда думал, что сдохну. Что мерзкая рана на боку сожрёт меня, выест до дна остатки жизни, но сквозь боль и мрак, сквозь непроглядный туман в сознании меня вытаскивали руки Карла. Руки вытирали испарину с кожи, руки заставляли глотать меня жуткое горчащее варево. Руки заботливо и почти ласково обрабатывали мне швы и сменяли повязки, переворачивали на бок и разминали затёкшие от неподвижной позы мышцы. Тело постоянно жгло. Где именно — не мог ответить, да и как поймёшь, если болит везде. Я был словно сплошная открытая рана, и каждое прикосновение ко мне — мучительная пытка. Но… Если есть боль, значит, я жив. Как? Хотел я спросить, но темнота вновь заволакивала сознание, и мне оставалось лишь скользящее ощущение от чужой горячей руки и короткий детский всхлип. Карл потом рассказал, что ему буквально пришлось запихивать обратно мои кишки, а правое бедро разворотило так, что оно и на бедро смахивало лишь отдалённо. И моё счастье, что по какому-то чудесному совпадению осколок не зацепил бедренную артерию, порвав лишь мясо. — Офигеть, какая ты живучая плесень, Итан, — комментировал Карл, довольно осматривая уже затягивающуюся рану. А ещё не прекращал хвалиться, что его чудо-настойка сделала своё дело на отлично, болван. Я хмурился и дышал сквозь зубы, едва не выблёвывая собственные внутренности от непревзойдённого вкуса этого самодельного пойла. После стандартно проваливался в сон как по щелчку. С каждым пробуждением мне до нетерпения хотелось подержать Розу на руках, но конечности упрямо не желали слушаться своего хозяина, и я с безысходностью во взгляде провожал глазами Карла, что гремел над ней жуткой погремушкой из болтов и кусочков металла. Он ведь говорил о ней, как об оружии. Всего лишь средстве, что подсобит в неравной борьбе, и мне было так гадко от одной его фразы настолько, что возникало желание зашить его рот колючей проволокой наживую, лишь бы только не слышать больше подобного. Желание подзатёрлось, отошло на задний план, как только я увидел своё дитя на его руках. Живое и целехонькое, завёрнутое в старый прохудившийся плед. Как забавно пищала Роза и тянулась крохотными ладошками к его лицу, пытаясь сцапать пальцами за лохматую бороду, а Карл, неловко и заметно стесняясь, пел ей выдуманную песенку про дюжину оборотней и огромную голую вампиршу в мрачных лабиринтах замка. Я даже не предъявил ему за то, что песенка была матерной и недвусмысленного содержания. Карл укачивал Розу, а она недовольно сопела носиком и хныкала, пытаясь выпутаться из тёплого кокона и не желая засыпать у незнакомца на руках. «Папа бы убаюкал тебя, малыш, но у меня перебита нога и дыра в боку, ты уж прости», — думал я, и так хотелось попросить Карла качать её чуть бережнее, придерживая голову, но из горла вырывались лишь сиплые стоны в перемешку с кашлем, а тело окутывала боль, в одно мгновение расходящаяся волной по каждой мышце. Провалялся я так неделю, пока дела не пошли на поправку. Через пару дней Карл снял швы, оставив только повязку на рёбрах. То, что произошло дальше между нами было случайно и неправильно. В каждом движении наших тел. В каждом прикосновении, смазанном и ломком. Сцепились взглядами, сомкнулись, как звенья стальной цепи, губами, утаскивая друг друга на узкую кровать. И похер было на боль, просто плевать с высокой колокольни, когда мы вжимали друг друга в узкую кровать, отдавая тоску и остатки тепла, падая в горячие и несдержанные объятия, что совсем не приносили утешения или забытия. Зачем? С чего вдруг? Я бы и сам хотел знать ответ на этот вопрос. Спишем всё на притягательную харизму Карла — чего уж тут скрывать, — и необъяснимую взаимную симпатию. Потому что именно необъяснимой она и была. И описывалась одним коротким словом — пиздец. Первый наш раз был скомканным и до одури быстрым, мы даже до проникновения не дошли. Да и куда там, я почти разваливался и только зло шипел сквозь зубы, когда Карл задевал повязку на боку. Голод, потеря и тоска — единственный правдивый заголовок нашей связи. Мы словно сгоняли напряжение, искрившееся молниями меж наших тел. Блять, да что нас вообще могло связывать, кроме общего дела? Что толкало нас жаться друг к другу, словно ополоумевших, сплетать пальцы и душить хриплые стоны в поцелуях, боясь разбудить спящую малышку. «Из какого ты теста, Итан Уинтерс?» «Сам узнаешь, сука, — подумал я при первой и очень «радушной» нашей встрече, а спустя время, лёжа в обнимку на кровати, очень хотел уточнить: — Как тебе тесто-то, Гейзенберг?» Наверное, тогда я подсел. Бесповоротно. Как героинового наркомана тянуло к новой дозе, меня тянуло в эту дыру, и я ощущал давящее в районе солнечного сплетения желание сбежать из живого, человеческого города в лесную глушь, где на окраине деревни торчала ржавыми трубами в небо старая фабрика. Где на скамейке во дворе привычно дымил сигарой вечно ворчащий и грубый Карл. И я исправно ездил туда хотя бы раз в месяц, поначалу просто так, забросив в рюкзак только сменную одежду, некоторое количество еды и оставив Розу на попечительство няньки. Я, чёрт побери, не понимал ни мозгом, ни сердцем эту дурную тягу, подумывал, что прохвост мне что-то вшил под рану, какой-то из своих дьявольских механизмов, и он гонит меня обратно к хозяину против моей же воли. Как же быстро я стал забывать прежнюю жизнь. Разве это я мог рассказать тебе, Крис? Такую правду? Что я бросал ребёнка и сваливал в заброшенную деревню трахаться и проводить вечер в компании инженера с повадками откровенного маньяка, а сейчас хотел вытащить того с блядской дыры и свалить восвояси? Она нужна тебе? — Я хочу помочь тебе, Итан, — слова Криса прозвучали донельзя тихо. — Тогда отпустите нас. Отпустите и не вмешивайтесь в нашу жизнь, — я почти начал паниковать, а в голосе сквозила неприкрытая надежда, что он согласится. — Ты просишь невозможного. Роза… — …биологическое оружие? — нервно прервал я его. — Вторая Эвелина? Давай, скажи это и я выбью тебе зубы. — Скажу, Итан. Потому что так оно и есть. Ты можешь быть уверен, что эта боеголовка не рванёт в твоих же руках? Вы всегда будете под присмотром. Я могу лишь поспособствовать тому, что этот присмотр будет как можно менее заметен. Большего не жди. — Она рёбенок! Человек, а не какой-то там неудавшийся эксперимент в одной из ваших лабораторий! — Непростой рёбенок. Самый опасный в мире ребёнок. И ты это понимаешь. Я понимал, отлично понимал, лучше всех, мать его. И совершенно не желал своей хрупкой и беззащитной малышке судьбы подопытной крысы в лапах её многочисленных врагов. Я с шипением выдохнул сквозь сжатые зубы, ощущая в тот момент собственное бессилие и его блядскую правоту. — Мне нужно спокойствие, Крис, — от стены моего отчаяния и злости могли рикошетить пули, настолько глухим и непробиваемым оно казалось. — Вы останетесь под контролем, Итан. И по любому запросу ты подчинишься и послушно сделаешь, как тебя попросят. Взамен получите новые документы, имена и место жительства, — сигарета дотлела почти до фильтра, и мне так по-садистски захотелось чтобы она прожгла ему пальцы. — Ты примешь эту помощь, пусть и насильно. Приму, куда я денусь. Стандартный и проверенный годами расклад от его «прекраснейшей» организации. — А у меня есть выбор? — я для чего-то уточнил, вовсе не дожидаясь ответа на риторический вопрос. — Есть. Быть самым большим глупцом на белом свете и умереть. — Я сам выберу место. Документы готовь на троих. Крис промолчал, задумчиво изучая бурые разводы на стене. — Жди, я свяжусь с тобой, — он бросил окурок под ноги, резко затушил его носком ботинка об асфальт и, отвернувшись, неспешно побрёл в обратную сторону. Ну и где твои клыки, Итан Уинтерс? Смешной и никчёмный ты человек. Кого ты хотел переиграть, Альянс? Скрипи зубами и дальше. — Прости, — почти жалко донеслось мне в спину. Я привалился лбом к зернистой поверхности стены, пытаясь охладить горячую и внезапно потяжелевшую от дурных мыслей голову. Разговор длиною в сигарету напрочь вышиб почву из-под моих ног.