Свет в темноте

POV Чарльз.

      Сегодня вечером, когда я пришёл домой с работы, я обнаружил в нём Криса, Шона и Даниэля. Шон помогал мальчикам делать уроки, на столе стоял горячий ужин для меня, который он сам приготовил, дома был полный порядок, не было даже грязной посуды в раковине. Все встречали меня с улыбкой, спрашивали, как прошёл день. Вскоре, после того, как я поел, а мальчики доделали уроки, Шон сказал Даниэлю собираться домой, настаивая, что мне нужно отдохнуть.       Пожалуй, я бы хотел немного поспать, но просто лежал на кровати с прикрытыми глазами и думал то об одном, то о другом, пока в моей голове снова не стал происходить монолог. В нём я убеждал себя, что не делал ничего аморального с Шоном, ведь мы оба достигли разрешённого законом возраста, и Шон сам хотел того же, что и я. При всём этом я напоминал себе, что ему всего 17, а мне 32, и поэтому наши отношения ненормальны.       Я считал, когда оба человека уже перешли границу 30ти лет, такая разница может быть оправдана. К этому времени люди уже более или менее начинают понимать себя и остальных, многие набивают достаточно шишек и делают выводы из этих болезненных ситуаций. Плюс/минус к 30 люди ощущают на себе всю несправедливость и сложность мира вокруг них, у них появляются семьи, дорогое имущество, хорошая работа - и за всё это человек начинает нести ответственность, которая сильно меняет его. Не всегда всё так, но за время от окончания школы и до 30 лет с людьми происходит множество ключевых событий, которые действительно сильно влияют на них, ломают иногда, переворачивают всё с ног на голову. Пока ты ещё в школе, ты можешь сколько угодно придаваться мечтам о счастливом и безмятежном будущем, а после вдруг оказываешься никому особо ненужным и уже перестаёшь верить, что ты уникальный, что чего-то сможешь добиться. Конечно, у некоторых иногда получается, но для этого нужно много работать, общаться с правильными людьми, которые смогут направить или помочь, не влезать в неприятности, быть элементарно удачливым... столько всего. Шон ещё не понимает, почему для меня его возраст так проблематичен, он думает, я переживаю за мнение окружающих, но дело не только в нём. Хотя и в этом тоже - порой социум очень сильно влияет на твоё благополучие, и угождать ему просто приходится.       Снова слишком зациклившись на этой теме, я вздрогнул, когда Крис постучал в мою дверь. Несмело заглянув, он спросил, можно ли ему войти. Он делал так каждый раз и уже довольно давно, но я стал обращать на это внимание только пару месяцев назад, когда решил прекратить пить. Раньше меня устраивало такое поведение Криса, но сейчас кажется диким то, что он так осторожничает со мной.       - Ты что-то хотел? - спросил я, стараясь придать голосу особую мягкость.       - Можно... можно мне доесть мороженое?       - Мне кажется, или ты хотел чего-то ещё?       - Нет, ничего.       - Смелее, скажи мне.       Крис помолчал, покусывая губы, а потом всё же решил спросить, пусть и очень тихим голосом:       - Можно... послушать мамины пластинки?       Я кивнул, улыбнувшись, и тогда Крис занялся проигрывателем. Ему чаще нравилось слушать спокойные мелодии, и сейчас он тоже включил такую. Присев на пол, он упёрся спиной в мою кровать и, кажется, прикрыл глаза то ли от удовольствия, то ли он просто решил предаться этой безмятежности и подумать о чём-то своём. Наблюдая за ним, я колебался и не решался сказать, но всё-таки пересилил себя:       - Крис... ты можешь лечь рядом со мной, если хочешь.       Я не смог прочитать на его лице, о чём он тогда подумал, потому как на нём за мгновение появилось сразу несколько разных выражений. Он несмело прилёг рядом со мной, вытянувшись как брёвнышко, а потом, немного поразмыслив, сложил руки на груди и как будто бы даже боялся вздохнуть при мне - почти как покойник. Больно было осознавать, что мой сын так реагирует на меня, и что виной этому лишь я сам.       Решив не оставлять всё так, я заставил его лечь на моё плечо и приобнял его, спросил, чтобы разрядить обстановку:       - Ты ведь часто слушаешь пластинки, пока меня нет дома?       Крис от этого только напрягся ещё больше и соврал, что такое было всего пару раз.       - Можешь честно сказать, я не буду ругаться.       Он взглянул на меня осторожно и просто кивнул, не решившись сказать словами.       - Наверное, нужно переставить проигрыватель в гостиную, - ответил я, намекая, что вовсе не против, чтобы Крис слушал все эти пластинки.       - Переставить? Тебе не нравится мамина музыка? - подумал Крис.       Это немного сбило меня с толку, и Крис добавил, что я никогда не слушаю её.       - Теперь она навевает болезненные воспоминания, - объяснил я. - Ты ведь понимаешь?       Крис кивнул мне, и я продолжил:       - Когда ты был маленьким, она включала тебе эти пластинки и всё время подпевала... Она не признавалась, но, мне кажется, ей хотелось бы петь на сцене.       - Я помню, как она пела, когда готовила, - улыбнулся мне сын.       - Она даже придумывала для тебя песенки про еду, - усмехнулся я, вспоминая одну такую. - На самом деле я уже начинаю забывать её голос, - признался я, осознавая это с большим сожалением.       - Я тоже почти не помню его, - вздохнул Крис и обнял меня.       Лежать вот так со своим сыном и осознавать, что вы снова потихоньку находите общий язык, было очень приятно - от этого становилось спокойнее на душе.       После смерти жены я всегда избегал разговоров о ней, особенно с Крисом, но пришла пора говорить - я чувствовал, что нам обоим это было нужно, и оказался прав. Крис говорил о маме своим детским голосом довольно легко, не то, что я. Он держал мою руку, поглаживая пальцы, а я гладил его по волосам и отвечал что-то в ответ, пока мысли не стали тягучими и ленивыми...       Проснулся я, возможно, через два, может, три часа. Крис поднялся, чтобы убрать пластинку в коробку, чем и разбудил меня.       Я поинтересовался, всё ли нормально, может быть, он хочет есть, или ему нужна моя помощь с домашним заданием, однако Крис сказал, что всё уже сделал с Диасами, а мне посоветовал отдохнуть.       - Ты плохо спал, всё время во сне повторял имя Шона, - сказал мне сын.       Я вздохнул и подумал, что раньше вот так звал лишь свою жену, когда много нервничал за день - она говорила мне, когда такое случалось. После её смерти это, скорее всего, участилось, ведь мне постоянно снились плохие сны, где я снова и снова теряю её, так или иначе. Подобные сны бывали и о Шоне, я часто плохо помнил их, но могу полагать, снятся они мне в последнее время довольно часто, ведь он теперь снова всё время со мной, и я боюсь, что что-то нас снова разлучит.       - Вы с ним помирились? Вы же опять дружите, да? - спросил Крис о Шоне, чем застал меня врасплох.       Я плохо представлял, как отвечать сыну на такой вопрос, поэтому пытался придумывать, импровизировать:       - С Шоном... с ним всё не просто... сложно дружить, - пытался объяснить я, не говоря о причине этих сложностей. - Я сильно старше. Мне нужно работать и заботиться о тебе, а Шон учится и заботится о Даниэле. У него хватает проблем дома, в школе, да и вообще... Ему стоит дружить с людьми своего возраста, я не совсем правильная компания для него.       Я не думал, что Крис поймёт меня, к тому же я не искал понимания, просто попытался хоть как-то ответить. Но Крис всегда был умным малым, он хорошо чувствовал эмоции людей, прямо как его мама, поэтому он сказал:       - Это ты так считаешь, или это он сказал тебе?       Он прозвучал совсем как взрослый, ещё и взглянул на меня с таким серьёзным и умным выражением лица, что будь он в очках и с каким-нибудь блокнотом, сошёл бы за психолога.       - Я так считаю. Так правильно.       - Но ему нравится с тобой. А тебе разве нет? - спрашивал Крис, искренне не понимая меня.       - Нравится, но... Вот сегодня, например. Он ведь в каком-то смысле сегодня заменял тебе маму: я на работе, а он забирает тебя из школы, помогает с домашкой, готовит еду. Тебе это вообще нравится?       Крис пожал плечами, не зная, что ответить, поэтому я уточнил:       - Конечно, он не сможет заменить маму, но…       И тут я заглох, не понимая, как завуалировано спросить у сына то, что уже ни раз обдумывал – как он отнёсся бы к тому, что мы с Шоном вдруг стали бы жить вместе, например.       - Мне нравится Шон, - просто ответил Крис. – Он здорово рисует, как мама.       Крис тепло улыбнулся, сказав это, и взглянул на меня. От его улыбки я не смог сдержать свою.       - Он похож на неё чем-то, тебе так не кажется? – решил спросить я.       - Да, наверное, - согласился Крис. - Даниэль говорит, Шон стал гораздо веселее, когда вы снова стали общаться. А ты перестал… пить тогда... из-за него…       - Но я и сейчас не пью. Ещё с лета, помнишь? И Шона не было рядом, когда я прекратил.       О, это была ложь. Я бросил пить именно из-за Шона, из-за его звонка - того самого, который он не помнит до сих пор. То, что он говорил и как делал это, так глубоко задело меня, что я, наконец, понял, к чему может привести моя пагубная привычка опустошать бутылки дешевого алкоголя. Шону было так плохо из-за того похода на могилу отца, он признавался, что и сам хотел бы "покончить со всем", и я прекрасно осознавал, что он имеет в виду. Мысли о том, что Крис может так же остаться без родителей, совершенно отрезали у меня желание пить так часто, а чтобы не возникало лишнего соблазна, я не пил совсем, ни одной капли с тех пор.       Ощутив внутри какое-то неприятное тяжёлое чувство, я встал и ушёл в ванную, где запер дверь и просто замер на месте. Это был побег от вопросов своего одиннадцатилетнего сына. Я впервые говорил с ним настолько откровенно о том, что чувствую, учитывая даже то, что до конца откровенен-то и не был. Это было странное чувство - обсуждать свои проблемы, слабости и провинности. Прятать их было проще, это казалось правильнее. Меня всю жизнь воспитывали так, что слабость никому нельзя показывать, иначе это обернётся против тебя, сыграет не в твою пользу, а теперь я стал думать, будто всё работает наоборот.       И если начать думать об этом…       Мои родители не были очень строгими, но всегда были немного холодными и отстранёнными. Они учили меня быть сильным, а для них это значило, что нужно скрывать все эмоции, страхи и беспокойства. Я не мог обсудить с ними, как влюбился впервые, как влез в драку или чуть не попробовал наркотики, как обзавёлся финансовыми проблемами и алкогольной зависимостью. Просто я знал, что они скажут, и это были не слова поддержки, а эти заезженные "будь мужиком", "будь сильным", "соберись", а то и вовсе «мы разочарованы в тебе». Когда я начал заниматься баскетболом, то же самое стали говорить все мои тренеры. Я так закрылся, что настырные вопросы моего любопытного сына о «друге-соседе», вызвали во мне почти панику. То же бывало и с Шоном, когда он загонял меня в угол своими прямолинейными вопросами – я терялся и с трудом вытаскивал то, что так упорно держал в себе. Это было для меня несвойственно, поэтому довольно тяжело, и я множество раз после сказанного думал, стоило ли говорить, однако со временем понимал, что действительно стоило.

***

      На следующий день я собирался после работы провести время с Шоном, но его у нас не оказалось, и, прежде чем я успел спросить, Даниэль сказал, что Шон заболел - лежит дома с высокой температурой. Я удивился, ведь спрашивал у Шона в СМС, как его день, и мы немного болтали, когда у меня было время ответить на работе. Спросив сейчас, как он и почему не сказал, что плохо себя чувствует, я получил от него странный ответ: «Не хотел казаться слабым. Тебе ни к чему это было знать». Я нахмурился и сказал мальчикам, что скоро вернусь, а сам пошёл в дом Рэйнольдсов.       Дверь мне открыл Стивен, и я спросил, могу ли проведать Шона. Он без каких-либо колебаний согласился, но Клэр, услышав это, быстро подошла к двери и запретила мне входить.       - Нет-нет-нет, не хватало ещё вам с Крисом заразиться! – залепетала женщина.       - Но, Клэр, ему было бы приятно, если бы я зашёл, - пытался настаивать я.       - И речи быть не может, только после того, как он встанет на ноги.       Сжав руку в кулак, я напряжённо вздохнул, но решил не ругаться со стариками. Учтиво попрощавшись с ними, я решил хотя бы позвонить Шону.       - Да, Чарльз? Что ты хотел? – гнусавым вымотанным голосом спросил Шон.       - Узнать, как ты, малыш. Что тебя сейчас беспокоит? Ты спал?       Шон усмехнулся и после небольшой паузы сказал:       - Ты никогда не называл меня так и не стоит начинать. Я же знаю, как ты относишься ко мне, какие у нас отношения... не нужно всего этого сейчас, мне не полегчает от такого.       - Да я и не пытался как-то... заискивать, - опешил я. - Я сказал, что хотел сказать.       Шон замолчал, я слышал лишь, как он шмыгает носом. Эта пауза сильно затянулась, поэтому я снова спросил:       - Так как ты?       - Не хочу жаловаться, но мне действительно очень плохо. Такая слабость, что я с трудом держу телефон, всё болит.       - Ты давно спал? Клэр даёт тебе лекарства?       - Да, она от меня почти не отходит... Не могу уснуть, сердце так сильно бьётся...       - Попробуй всё-таки, Шон. Если что-то понадобится, обратись к Клэр или Стивену, звони мне, если нужно. Отложи телефон и ни о чём не волнуйся, просто хорошо отдыхай, ладно?       - Когда увидимся, мне нужно будет кое о чём тебя попросить, - после продолжительной паузы произнёс Шон.       - Конечно, - просто ответил я, ощущая потребность в бутылке какого-нибудь алкоголя. - Засыпай, малыш. Чем быстрее поправишься, тем быстрее мы снова увидимся.       Шон в ответ издал какой-то звук, и я был уверен, что он сейчас улыбается при мысли об этом.       Напоследок я сказал ему, чтобы он там сильно по мне не скучал, хотя хотел сказать, что это я уже скучаю, что волнуюсь за него. Но я был то ли слишком горд для такого, то ли просто глуп именно в тот момент.

***

      Мои тревожные сны о Шоне участились, и я по утрам не сразу мог прийти в себя из-за этого, решил пить успокоительные таблетки, а самого Шона вскоре забрали в больницу на скорой. Врачи сказали, что это какой-то вирус: он не так страшен для людей с хорошим иммунитетом, но организм Шона ослаб из-за стресса и плохого сна, поэтому оказался уязвим. Его высокая температура спадала и поднималась вновь, он перестал есть сам и был очень бледным (я видел его, когда за ним приезжали на скорой). Теперь же к нему в больницу никого не пускают, даже Даниэля, который без брата стал очень нервным. Теперь Даниэль постоянно проводил время у нас дома - с одной стороны Крис отвлекал его от мыслей о брате, с другой стороны Даниэль говорил о нём со мной. В эти дни, когда он так много со мной разговаривал, я ощутил, как сильно он отличается от Криса - вроде они одного возраста, оба весёлые, всё фантазируют... но от Даниэля иногда исходит та же «энергия», что и от Шона, а у Криса ничего подобного нет. Эта «энергия» не то чтобы плохая и отталкивающая, просто ощущается странно. Мы с Крисом тоже потеряли любимого человека, но Диасы будто переживают это как-то по-особенному. Может, всё дело в том, что они жили на улице… Я мог лишь строить предположения на этот счёт.

***

      Через некоторое время после того, как Шона увезли в больницу, мы смогли навестить его, когда его самочувствие значительно изменилось в лучшую сторону. Даниэль и Крис ездили к Шону с Рэйнольдсами ещё днём, а я поехал один позже - после работы. Шон находился за стеклом, в специальном изолированном боксе, куда не пускали посетителей. С ним можно было увидеться только через стекло, нельзя было даже поговорить, поэтому мы просто стояли и смотрели друг на друга. Мне очень хотелось прикоснуться к его тёплой коже, обнять исхудавшее тело, вдохнуть его запах, но всё, что мы могли сделать - это лишь приложить наши ладони к стеклу и представить, что его нет между ними. И пусть мы не могли поговорить, мы довольно долго стояли там, просто смотря друг на друга. В тот момент всё было так, как обычно бывает у меня с Шоном: буря внутри успокаивалась, я забывал обо всех своих тревогах и проблемах на время, не думал ни о чём, только о нём одном. И пусть мне было мало просто стоять напротив него за стеклом, этого было достаточно тоже.       Перед уходом я написал в заметках на телефоне, что у нас всё хорошо и спокойно, что Даниэль переживает, но держится молодцом. Показав экран Шону, я увидел улыбку на его уставшем лице, после чего стёр предыдущий текст и написал, что очень скучаю по нему. Увидев это, Шон покраснел и мило опустил взгляд, отчего я всей душой возненавидел эту в прямом смысле стену между нами. Мне захотелось, чтобы Шон был со мной, и в тот момент эта мысль отпечаталась в моём сознании так ярко, что я загорелся желанием сказать это Шону, когда он поправится. Тогда я решил с ним вместе признаться Крису и Даниэлю - рассказать всё о нас. Почему-то в тот момент это, наконец, показалось мне правильным. Тогда я чётко осознал, что хочу быть с этим человеком, заботиться о нём и оберегать, хочу уехать с ним куда-нибудь, где нас никто не будет знать, где мы сможем начать всё с чистого листа и построить что-то вместе.       Всю эту идиллию в моей голове омрачил один телефонный звонок, который поступил мне с неизвестного номера тем же вечером. Обычно это была какая-то реклама, ненужные услуги или просто разводняк, но в этот раз звонил реальный человек, которого я совсем не ожидал услышать.       - Это Дин, - разъяснил незнакомый голос. - Ты знаешь, кто я. У нас есть один общий знакомый, который сейчас лежит в больнице. Думаю, нас с ним связывает один и тот же... особый вид общения.       - О чём ты говоришь? – напрягся я.       - Не надо ломать комедию, Чарльз Эриксен... Кстати, если хочешь знать, Шон о тебе не рассказывал, я сам узнал. Как вы вообще... - парень рассмеялся, - как вы это всё начали? Шон тебя соблазнил или ты его? Ты же совсем старик для него, это смешно...       - Заткнись, ушлёпок, - ледяным голосом произнёс я.       - Если не хочешь, чтобы кто-то узнал о вас, тогда сделаешь кое-что для меня, - таким же тоном ответил мне парень. - Думаю, и сам Шон не обрадуется, если обо всём узнают в его школе или эти его старики Рэйнольды. А твой сын, кстати, знает? А на…       - Что тебе нужно? – перебил я этого нахального парня.       - Что нужно? Нужно уговорить Шона прийти ко мне на хэллоуинскую вечеринку. Это ведь не сложно, правда, Чарльз? Если всё сделаешь, как надо, и не станешь рассказывать об этом разговоре Шону, я обещаю никому ничего не рассказывать о вас.       - И в чём тут подвох? Не может быть всё так просто.       - Никакого подвоха. Ты уговоришь его приехать, можешь даже сам привести, а потом оставишь его мне до утра, и мы с ним весело проведём время.       - Почему я должен на такое соглашаться?       - Потому что я держу тебя за яйца, Чарльз Эриксен. У тебя нет выбора. Можешь подумать до завтра. Я позвоню тебе сам.       После этих слов он бросил трубку, а я остался стоять посреди тёмной улицы с пакетом продуктов и вновь ощутил невыносимое желание вернуться в магазин и купить бутылку крепкого алкоголя...